А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Я с глубоким удовлетворением отмечаю, что Август выглядит не лучше меня, иначе говоря, похож на побитый гнилой помидор. Когда Марлена забирается в вагон, он ее окликает и пытается вскарабкаться вслед за ней, но Граф его не пускает. Август взволнован, он в отчаянии бегает от окна к окну, подтягиваясь на кончиках пальцев, плача и каясь.
Подобное никогда больше не повторится. Он любит ее больше жизни – она ведь знает. Он и сам не понимает, что на него нашло. Он сделает все возможное и невозможное тоже, лишь бы она его простила. Она богиня, королева, а он – он всего лишь убогий сгусток совести. Неужели она не видит, как он раскаивается? Зачем она его мучает? Неужели у нее нет сердца?
Наконец Марлена выходит из вагона с чемоданом в руке и шествует мимо него, не удостоив и взглядом. На ней соломенная шляпка с большими полями, прикрывающими фингал.
– Марлена! – кричит он и хватает ее за руку.
– А ну, пусти, – останавливает его Граф.
– Прошу тебя. Умоляю, – Август падает на колени прямо в грязь и, не отпуская Марлениной левой руки, подносит ее к лицу и принимается обливать слезами и осыпать поцелуями, в то время как Марлена с каменным выражением лица смотрит вперед.
– Марлена! Дорогая! Взгляни на меня. Я у твоих ног. Я молю о снисхождении. Что мне еще сделать? Дорогая… любимая… давай зайдем в вагон! Поговорим. Все уладим.
Порывшись в кармане, он вытаскивает кольцо, которое пытается надеть ей на безымянный палец. Она выдергивает руку и уходит.
– Марлена! Марлена! – пронзительно кричит он, и кровь отливает от тех немногих мест на его лице, что не украшены кровоподтеками, а волосы разметались по лбу. – Ты не имеешь права! Это не конец! Слышишь? Ты моя жена, Марлена! Пока смерть не разлучит нас, помнишь? – поднявшись на ноги, он покрепче сжимает кулаки и снова кричит: – Пока смерть не разлучит нас!
Марлена, не останавливаясь, сует чемодан мне. Я разворачиваюсь и шагаю следом, не отводя глаз от ее тонкой талии, парящей над бурой травой. Лишь дойдя до края площади, она снижает скорость настолько, что мне удается ее нагнать.
– Чем могу служить? – спрашивает портье, поднимая на нас глаза, едва колокольчик над входом в гостиницу возвещает о нашем приходе. Выражение участливого радушия на его лице тут же сменяется сперва тревогой, а потом и пренебрежением.
Все это мы уже наблюдали на лицах буквально каждого встречного. Сидящая на скамейке у парадного входа пара средних лет бессовестно глазеет на нас с разинутыми ртами.
Да и мы тоже – хороша парочка. Фингал у Марлены под глазом обрел выразительный голубой цвет, но хотя бы форма лица не изменилась. На моем же лице, распухшем и разбитом всмятку, кровоподтеки перемежаются с кровоточащими ранами.
– Мне нужна комната, – говорит Марлена.
Портье смотрит на нее с нескрываемым отвращением.
– Комнат нет, – поправив пальцем очки, он возвращается к своему гроссбуху.
Я ставлю чемодан и подхожу поближе.
– А снаружи написано, что есть.
Он надменно поджимает губы.
– Это ошибка.
Марлена трогает меня за локоть:
– Пойдем, Якоб.
– Нет уж, не «пойдем», – отвечаю я и вновь поворачиваюсь к портье. – Леди нужна комната, и они у вас есть.
Он подозрительно косится на ее левую руку и поднимает бровь:
– Мы не сдаем комнаты неженатым парам.
– Я там жить не собираюсь, только она.
– Угу, – мычит портье.
– Эй, поосторожней, приятель! – говорю я. – Мне не нравится то, что вы подумали.
– Пойдем, Якоб, – повторяет Марлена. Она бледнеет еще сильнее и уже совсем не поднимает глаз.
– Ничего я не подумал, – отвечает портье.
– Якоб, ну пожалуйста, – не унимается Марлена. – Пойдем куда-нибудь еще.
Я в последний раз бросаю на портье уничтожающий взгляд, дающий понять, что, если б не Марлена, я сделал бы из него котлету, и подхватываю чемодан. Марлена направляется прямо к двери.
– Эй, а я знаю, кто вы! – говорит сидящая на скамейке женщина. – Вы девушка с афиши! Да, точно. – Она поворачивается к своему спутнику. – Норберт, это девушка с афиши! Верно? Мисс, вы ведь звезда цирка, правда?
Марлена распахивает дверь, поправляет шляпку и выходит. Я следую за ней.
– Постойте! – окликает нас портье. – Я полагаю, мы сможем для вас…
Но я уже захлопываю за собой дверь.
В гостинице через три дома обходится без подобных инцидентов, но портье мне снова не нравится. Ему просто не терпится узнать, что случилось. Он буквально раздевает нас блестящими, любопытными, бесстыжими глазами. Я догадываюсь, что пришло бы ему в голову, будь Марленин фингал единственной нашей травмой, но поскольку я избит куда сильнее, все не так очевидно.
– Номер 2Б, – говорит он, покачивая ключом и продолжая поедать нас глазами. – Вверх по лестнице, в самом конце коридора.
Я поднимаюсь на второй этаж вслед за Марленой, не отводя взгляда от ее точеных ножек.
Повозившись некоторое время с ключом, она отходит в сторону, оставив ключ в замке.
– Не получается. Может, ты попробуешь?
Я верчу ключом в замочной скважине, и наконец засов отодвигается. Толкнув дверь, пропускаю Марлену внутрь. Она бросает шляпку на кровать и подходит к открытому окну. Порыв ветра раскачивает занавеску, то втягивая ее в комнату, то выдувая обратно, за оконную раму.
Номер простенький, но неплохой. Обои в цветочек, занавески, ворсистое покрывало на постели. Дверь в ванную комнату открыта. Сама ванная просторная, и даже лохань в ней на ножках в форме львиных лап.
Я ставлю чемодан на пол и неловко замираю в углу. Марлена стоит ко мне спиной. На шее у нее – там, где была застежка колье, – краснеет порез.
– Может, нужно что-нибудь еще? – спрашиваю я, крутя в руках шляпу.
– Нет, спасибо, – отвечает она.
Еще некоторое время я стою, глядя на нее. Больше всего мне хочется подойти к ней и заключить в объятия, но я ухожу, тихо закрывая за собой дверь.
Поскольку я никак не могу придумать, чем бы еще себя занять, то отправляюсь в зверинец и берусь за работу. Нарезаю, замешиваю и отмеряю корм. Осматриваю нарывающий зуб у яка и нянчусь с Бобо, который завершает обход вместе со мной.
Стоит мне заняться уборкой навоза, как появляется Алмазный Джо:
– Тебя хочет видеть Дядюшка Эл.
Поглазев на него минуту-другую, я швыряю лопату на солому.
Дядюшка Эл в вагоне-ресторане расправляется с бифштексом и жареной картошкой, куря при этом сигару и пуская колечки дыма. Прихвостни с протрезвевшими лицами толпятся за его спиной.
Я снимаю шляпу.
– Вы меня звали?
– А, Якоб! – подается вперед он. – Рад видеть. Помог Марлене уладить дела?
– Она в гостинице, если вы об этом.
– Ну, не только.
– Тогда мне не совсем понятно, что вас интересует.
Помолчав, он кладет сигару в пепельницу и складывает руки куполом.
– Чего ж тут непонятного? Мне нужны оба.
– Насколько мне известно, она не собирается от вас уходить.
– Он тоже. Но ты только представь, что тут будет твориться, если оба останутся, но не сойдутся. Август просто вне себя от горя.
– Но ведь вы же не предлагаете, чтобы она к нему вернулась.
Дядюшка Эл улыбается и кивает.
– Он ее ударил, Эл. Ударил.
Он размышляет, потирая подбородок.
– Ну да. Но мне-то какая разница? – Он указывает на соседний стул. – Садись.
Я подхожу и устраиваюсь на краешке.
Дядюшка Эл оглядывает меня, склонив голову на бок.
– И что, это правда?
– Что?
Он барабанит пальцами по столу и поджимает губы.
– Ну, что ты и Марлена… гммм… как бы это сказать…
– Нет.
– Ммммм, – мычит он, не переставая размышлять. – И то ладно. Признаться, не думал. Но и то ладно. В таком случае ты сможешь мне помочь.
– И как же?
– Я разговариваю с ним, ты разговариваешь с ней.
– К черту.
– Ну да, тебе-то больше всех не повезло. Ты же друг обоих.
– Нет уж, ему я не друг.
Дядюшка Эл вздыхает и напускает на себя выражение всетерпения.
– Постарайся понять Августа. Так уж у него выходит. Он не виноват. – Склонившись, он смотрит мне прямо в лицо. – Боже правый! По-моему, тебе следует показаться врачу.
– Врач мне не нужен. И, уж конечно, он виноват.
Пристально взглянув мне в глаза, Дядюшка Эл вновь откидывается на стуле.
– Он болен, Якоб.
Я молчу.
– У него парогнойная шлюзокрения.
– Что-что?
– Парогнойная шлюзокрения, – повторяет Дядюшка Эл.
– Вы хотите сказать, параноидная шизофрения?
– Ну да. Какая разница. Суть в том, что он не в своем уме. Но зато как хорош! В общем, мы стараемся его не трогать. Конечно, Марлене сложней, чем всем нам. Потому-то мы должны ее поддерживать.
Я ошеломленно трясу головой:
– Да вы вообще думаете, что говорите?
– Мне нужны оба. А если она не вернется к Августу, он будет неуправляем.
– Он ее ударил, – повторяю я.
– Да, я в курсе, это очень неприятно. Но ведь он ее муж, верно?
Я надеваю шляпу и поднимаюсь.
– И куда это ты направляешься?
– Работать, – отвечаю я. – Не все же сидеть тут у вас и слушать, что Август ее правильно ударил, потому что она его жена. И что он не виноват, потому что помешанный. Раз уж он помешанный, его тем более следует держать подальше.
– Если хочешь, чтобы тебе и дальше было где работать, лучше сядь.
– Знаете что? Пошла она к чертям, эта работа! – говорю я, направляясь к двери. – До свидания. Не могу сказать, что рад был вас повидать.
– А как же твой дружок?
Я замираю, положив руку на дверную ручку.
– Коротышка с сучкой, – задумчиво поясняет он. – И еще один, как бишь его зовут? – он щелкает пальцами, будто бы пытаясь припомнить.
Я медленно разворачиваюсь. Так вот куда он клонит.
– Ну, ты понял, о ком я. О том никуда не годном калеке, который уже черт знает сколько времени жрет мою еду и занимает место в моем поезде, хотя с тех пор палец о палец не ударил. С ним-то что будем делать?
Я гляжу на него в упор и весь горю от ненависти.
– Ты что же, и правда думал, что сможешь провезти в моем поезде «зайца», а я об этом не проведаю? И что он не проведает? – Лицо у него суровеет, глаза вспыхивают.
И вдруг черты его лица смягчаются. Он тепло улыбается и с мольбой простирает ко мне руки.
– Послушай, ты же меня неправильно понял. Работники этого цирка – моя большая семья. И я искренне забочусь о всех и каждом. Но при этом понимаю, что иногда кому-то одному приходится принести жертву, чтобы всей семье было лучше. А ты, похоже, не понимаешь. Так вот, в интересах семьи – чтобы Август и Марлена помирились. Надеюсь, теперь мы друг друга поняли?
Я гляжу прямо в его маслянистые глаза, думая лишь о том, с каким удовольствием всадил бы прямо между ними томагавк.
– Да, сэр, – наконец отвечаю я. – Несомненно.
Рози стоит, поставив ногу на лохань, а я подпиливаю ей ногти. На каждой ноге их по пять, как у человека. Занимаясь одной из передних ног, я вдруг замечаю, что все как один рабочие в зверинце бросили работу и замерли, таращась широко распахнутыми глазами на вход.
Я поднимаю взгляд. Ко мне приближается Август. Вот он уже прямо передо мной. Прядь волос падает ему на лоб, и он поправляет прическу распухшей рукой. Его верхняя губа, треснувшая, словно сосиска на гриле, синевато-лиловая. Покрытый кровавой коркой нос расплющен и свернув набок. В руке зажженная сигарета.
– Боже праведный, – говорит он, пытаясь улыбнуться, но из-за треснувшей губы у него ничего не получается. – Трудно сказать, кому досталось больше, а, малыш?
– Что вам нужно? – спрашиваю я, нагибаясь и спиливая край огромного ногтя.
– Скажи, ты ведь больше не сердишься?
Я не отвечаю.
Он некоторое время наблюдает за моей работой.
– Послушай, я понимаю, что вел себя не лучшим образом. Порой воображение берет надо мной верх.
– А, так вот что это было?
– Постой, – говорит он, выдувая дым. – Давай так. Кто старое помянет, тому глаз вон. Что скажешь, малыш? Мир? – и протягивает мне руку.
Я выпрямляюсь, вытянув руки по швам.
– Вы ее ударили, Август.
Остальные молча за нами наблюдают. Август столбенеет. Шевелит губами. Отдергивает руку и перекладывает в нее сигарету Руки у него в кровоподтеках, ногти поломаны.
– Да. Я знаю.
Я отворачиваюсь и всецело посвящаю себя ногтям Рози.
– Poldz nogе. Poloz nogе, Рози.
Она поднимает огромную ногу и переставляет на землю. Я подталкиваю перевернутую лохань под другую переднюю ногу. «Nogе! Nogе!» Рози переносит вес и ставит ногу на лохань. «Teraz do przodu» – подталкиваю я ее пятку пальцами, пока ногти не нависают над краем лохани. «Хорошая девочка!» – похлопываю я ее по боку.
Она поднимает хобот и приоткрывает рот в улыбке. Я поднимаюсь и глажу ее по языку.
– Ты не знаешь, где она? – спрашивает Август.
Я наклоняюсь и изучаю ногти Рози, проводя руками по ее подошве.
– Мне нужно ее увидеть, – продолжает он.
Я начинаю подпиливать. В воздух выстреливает тонкая струйка порошка.
– Что ж. Как хочешь, – дрожащим голосом произносит он. – Но она моя жена, и я ее отыщу. Пусть мне придется обойти все гостиницы в городе. Я все равно ее отыщу.
Я поднимаю глаза как раз в тот миг, когда он отбрасывает недокуренную сигарету. Пролетев по воздуху, окурок попадает прямо в открытый рот Рози и с шипением гаснет на языке. Она в панике трубит, тряся головой и запуская в рот хобот.
Август удаляется. Я вновь поворачиваюсь к Рози. Она глядит на меня с несказанной грустью, а в ее янтарных глазах стоят слезы.
Мне бы следовало подумать, что он будет искать ее по всему городу. Но я вовремя не озаботился, и в итоге она во второй попавшейся нам гостинице. Отыскать – легче некуда.
Поскольку за мной наверняка наблюдают, я жду благоприятного момента – и как только появляется возможность, сломя голову несусь в гостиницу. Выждав некоторое время за углом и убедившись, что хвоста за мной нет, я перевожу дыхание, снимаю шляпу, вытираю лоб и захожу.
Портье поднимает глаза. Ага, это уже другой. Он тупо пялится на меня.
– А вам что нужно? – спрашивает он так, как если бы уже видел меня – ну, или как если бы к нему постоянно заглядывали помятые гнилые помидоры.
– Мне нужна мисс Ларш, – отвечаю я, вспоминая, что Марлена зарегистрировалась под девичьей фамилией. – Марлена Ларш.
– Постояльцев с такой фамилией у нас нет.
– Нет, есть, – говорю я. – Утром я ее сам сюда провожал.
– Извините, но вы ошибаетесь.
Поглядев на него долгим взглядом, я взбегаю вверх по лестнице.
– Эй, парень! А ну вернись!
Но я несусь наверх, перепрыгивая через ступеньки.
– Если вы туда подниметесь, я вызову полицию! – кричит он.
– Давайте!
– Вызываю! Видите, уже звоню!
– Давайте!
Я стучу в дверь самыми целыми из костяшек пальцев.
– Марлена?
Миг спустя портье оттаскивает меня от двери и швыряет об стену. Схватив меня за лацканы, он повторяет мне прямо в лицо:
– Я же тебе сказал, ее здесь нет.
– Оставь его, Альберт. Это друг, – говорит, появляясь в вестибюле, Марлена.
Он замирает, горячо дыша мне в лицо. Глаза у него расширяются от недоумения.
– Что-о-о?
– Альберт? – переспрашиваю я в не меньшем недоумении. – Альберт?
– А как же раньше? – бормочет Альберт.
– Это не тот человек. Другой.
– Сюда приходил Август? – спрашиваю я, сообразив наконец, что к чему. – Все в порядке?
Альберт смотрит то на меня, то на нее.
– Это друг. Он с ним подрался.
Альберт отпускает меня и делает неловкую попытку поправить мой пиджак, после чего протягивает руку:
– Прости, парень. Ты ужасно похож на того, другого.
– Ничего, все путем, – я, в свою очередь, тоже протягиваю ему руку. Он пожимает ее так, что я морщусь от боли.
– Он будет вас преследовать, – говорю я Марлене. – Вам надо отсюда переехать.
– Не глупи, – отвечает Марлена.
– Он уже здесь был, – вставляет Альберт. – Я сказал ему, что у нас таких нет – и, похоже, он это проглотил. Потому-то я так удивился, когда ты… ну, то есть он… снова здесь появился.
Внизу звонит колокольчик. Мы с Альбертом встречаемся взглядами. Я заталкиваю Марлену в номер, а он спешит вниз.
– Чем могу служить? – спрашивает он в тот миг, когда я закрываю дверь. Судя по его голосу, это не Август.
Прислонившись к двери, я с облегчением выдыхаю.
– Я чувствовал бы себя куда лучше, если бы вы позволили мне подыскать для вас гостиницу подальше от цирка.
– Нет. Я предпочту остаться здесь.
– Но почему?
– Он здесь уже был – и думает, что я где-нибудь еще. Кроме того, мне все равно не удастся избегать его вечно. Завтра мне придется вернуться в поезд.
И об этом я тоже не подумал.
Она уходит в дальний конец комнаты, попутно проведя рукой по столику, и опускается в кресло, откинув голову на спинку.
– Он приходил мириться, – говорю я.
– И ты согласился?
– Нет, конечно! – возмущенно отвечав я.
Она пожимает плечами.
– Надо было согласиться. А то еще уволят.
– Он же ударил вас, Марлена.
Она закрывает глаза.
– Боже мой! И что, он всегда был таким?
– Да. Ну, прежде он меня не бил. Но эти перепады настроения? Да, всегда. Я никогда не знала, что увижу, когда проснусь.
– Дядюшка Эл говорит, что у него параноидная шизофрения.
Она опускает голову.
– И как вы выдерживаете?
– А у меня разве есть выбор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34