Дневник
Сразу же после обеда Морс вернулся в свой кабинет в управлении и прослушал запись допроса Майклса.
– Что вы думаете, сэр?
– Полагаю, кое-что здесь правда, – признал Морс.
– Вы хотите сказать, правда то, что он не убивал Далея?
– Я не вижу, как бы он мог это сделать – ведь у него не было на это времени?
– Кто же убил его, как вы думаете?
– Ну, в доме отсутствуют три вещи, не так ли? Сам Далей, ружье и парень.
– Сын? Филип? Вы думаете, он убил его? Убил своего отца? Как Эдип?
– Кое-чему я научил тебя, Льюис, с тех пор, как ты стал моим сержантом!
– Свою мать он любит?
– Думаю, очень сильно. В любом случае тебе будет интересно послушать, что она говорит.
– Но... нельзя же просто войти в Бленхэймский парк с ружьем за плечами...
– Его мать говорит, что он обычно ходил туда рыбачить. Говорит, что отец купил ему весь инвентарь для этого.
– А-а. Понимаю, что вы хотите сказать. Эти длинные брезентовые чехлы для удочек и всего прочего.
– Что-то в этом роде. Десять минут на велосипеде...
– Он достал велосипед?
– Не знаю.
– Но почему? Почему вы думаете...
– Должно было сыграть свою роль письмо, я полагаю, из коронного суда...
– И папочка отказался помочь?
– Вероятно. Приказал сыну уйти, весьма вероятно, сказал, чтобы тот убирался на все четыре стороны и оставил родителей в покое. В любом случае у меня такое ощущение, что парень в большом городе долго не продержится. Лондонская полиция скоро его доставит сюда, вот увидишь.
– Вы сказали, что это Майклс. Вы сказали, что почти уверены – это должен быть Майклс.
– Разве?
– Да, сказали! Но вы, кажется, были не слишком удивлены, когда прослушали запись?
– Разве не был?
Льюис не стал продолжать дальше.
– Ну и куда мы отсюда отправляемся в таком случае?
– Некоторое время никуда. У меня встреча со Стрейнджем. В три часа.
– А как поступить с Майклсом? Отпустить?
– Почему это мы должны его отпускать?
– Ну как же! Как вы сказали – он не мог сделать этого по времени. Невозможно! Даже на вертолете.
– И что?
Внезапно Льюис почувствовал раздражение, и довольно сильное.
– Так что же ему сказать?
– Ты скажешь ему, – медленно произнес Морс, – что мы задерживаем его на одну ночь – для проведения дополнительного допроса.
– По какому обвинению? Мы же не можем просто так...
– Не думаю, чтобы он стал слишком сильно протестовать, – сказал Морс.
* * *
Как раз в тот момент, когда Морс собирался постучать в дверь кабинета начальника полиции Стрейнджа во вторник после обеда, два человека собрались покинуть харчевню «Траут-Инн» в Волверкоте. Большинство посетителей, которые обедали на открытом воздухе, на мощенной камнем террасе, протянувшейся вдоль реки, уже ушли, время близилось к закрытию.
– Ты обещаешь записать это?
– Обещаю, – ответил Алистер Мак-Брайд.
– Куда ты теперь направляешься?
– Вернусь в Лондон.
– Тебя подбросить до станции?
– Буду рад.
Двое спустились по пустынной лестнице, пересекли узкую дорогу и вошли на стоянку:
ТОЛЬКО ДЛЯ ПОСЕТИТЕЛЕЙ. РЫБАКАМ ПАРКОВКА НЕ РАЗРЕШАЕТСЯ.
– Что с тобой, Алан? – спросил Мак-Брайд, когда Хардиндж повернул машину в сторону Волверкота.
– Не знаю. И мне все равно.
– Не говори так! – Мак-Брайд положил руку на плечо водителю. Но Хардиндж снял его руку своей, как будто смахнул муху с костюма. Дальнейшее путешествие до Оксфордского вокзала прошло в неловкой тишине.
Вернувшись на Радклифф-сквер, Хардиндж припарковал машину прямо на двойных желтых линиях на Катти-стрит и прошел в свои комнаты в Лонсдейле. Он помнил ее номер наизусть. Разумеется, помнил.
– Клэр? Это я, Алан.
– Я поняла, что это ты. Я еще не оглохла.
– Просто я хотел бы узнать... просто надеялся...
– Нет! И мы ничего снова обсуждать не будем.
– Ты хочешь сказать, что даже не повидаешься со мной больше?
– Именно так.
– Никогда? – Внезапно у него в горле пересохло.
– Знаешь, для университетского преподавателя ты не слишком быстро соображаешь, согласись.
Некоторое время Хардиндж ничего не говорил. Ему была слышна музыка в комнате, эту вещь он хорошо знал.
– Если бы ты сказала мне, что любишь Моцарта...
– Послушай – последний раз говорю! – все кончено. Пожалуйста, примирись с этим! Кончено!
– У тебя появился кто-нибудь другой?
– Что? – Она горько рассмеялась. – Моя жизнь была полна "другими". Ты всегда знал об этом.
– Но если я разведусь...
– Ради Бога! Поймешь ли ты когда-нибудь? Кончено!
Трубка смолкла, но Хардиндж продолжал стоять, глядя на нее, как на кусок замороженной рыбы, которую некуда положить в данный момент.
Клэр Осборн, бросив трубку, так и осталась сидеть у телефона, слабо реагируя на замечательную партию тромбона из Tuba Mirum Spargens Sonum. He была ли она слишком жестока с Аланом? Но иногда надо быть жестокой, чтобы быть доброй, – не так ли все говорят? Или это всего лишь бессмысленное клише, подобное другим таким же? «Другой?» – спросил Алан. У-ух!
На кофейном столике лежало плохо запечатанное письмо (ни обращения, ни подписи), которое она получила сегодня вместе с кассетой. Письмо, прочитанное ею уже двадцать с чем-то раз:
Я получил так много удовольствия от нашего безвременно прерванного свидания: вы и музыка. Один день из великого множества потерянных, одно лицо из многих (Эрнст Доусон – не я!). Прилагаю напоминание. «Recordare» – моя любимая вещь, если меня заставить выбирать. «Recordare», кстати, – второе лицо единственного числа настоящего времени глагола «recorder»: означает «Помни!..»
Глава шестьдесят первая
Приемлемая вероятность – вот что такое единственно возможная уверенность.
Эдгар Ватсон Хоув.
Пословицы провинциального города
– Вы уверены в этом, Морс? – Стрейндж говорил резко и настроен был явно скептически.
– Совершенно уверен.
– Вы уже говорили то же самое о Майклсе.
– Нет! В том случае я сказал, что уверен на девяносто процентов.
– Хорошо. – Стрейндж пожал плечами, откинул голову и поднял руки ладонями вперед. – Сдаюсь. Но есть одна или две маленькие детали...
На столе зазвонил телефон.
– Ага. Ага. Да! Хотите поговорить с ним?
Он передал трубку Морсу: доктор Хобсон. Совершенно точно, сказала она, что из ружья Майклса не стреляли несколько недель. Вот и все.
Стрейдж тоже слышал информацию патологоанатома.
– Кажется, в этом ты прав. Надо сообщить лондонской полиции. Уверен, что парень ринулся в столицу, как ты думаешь?
– Уверен на девяносто процентов, сэр. Мы уже передали в Лондон его описание.
– О!
Морс поднялся, собираясь покинуть кабинет, но Стрейндж еще не совсем закончил.
– Что натолкнуло тебя на такую гипотезу?
Несколько мгновений Морс молчал, колеблясь.
– Полагаю, несколько вещей. Например, я однажды слыхал, как кто-то сказал, что в Витхэмском лесу можно найти все три вида британских дятлов. Я думаю, что слышал это в пабе. Хотя, может быть, я прочитал это на подставке для стакана пива.
– Полезная вещь – пабы!
– Затем, – Морс проигнорировал сарказм, – я подумал, что если Джонсон решил начать с Бленхэйма, то наверняка это окажется Витхэм.
– Ты очень несправедлив.
– Согласен. – Морс встал и пошел к двери. – Вы знаете, удивительно, но никто ни разу не заметил ее акцента. Она должна иметь хоть небольшой акцент. Могу поспорить, что я его замечу!
– Ты удачливый негодяй, если можешь не только догадываться, но и слышать. Жена говорит мне, что я слышу все хуже и хуже.
– Купите слуховой аппарат, сэр. Возможно, придется уйти из полиции, но вам предоставят пенсионную скидку.
– Ты так думаешь? Действительно.
– Уверен на девяносто процентов, – сказал Морс, закрывая дверь за собой, и по длинным коридорам прошел в свой кабинет.
Он не стал раскрывать перед Стрейнджем самую главную улику, поскольку потребовалось бы много времени, чтобы объяснить ее значение. Улика была несколько неопределенной – особенно для упрямого человека, оценивающего только прямые факты, каким был Стрейндж. Но для него, Морса, она стала фокусной точкой, собравшей вокруг себя все дело. Нормальный убийца (если можно доверять его нормальности) попытался бы скрыть все следы своей жертвы. Если бы жертвой была такая женщина, как Карин Эрикссон, он бы сжег ее одежду, бросил бы украшения и безделушки в канал, спрятал бы тело – утопил бы его, желательно в бездонном океане. Или разрезал на мелкие кусочки и отвез бы на ближайшую свалку, может быть, даже упаковал в черный пластиковый мешок, чтобы его забрали в мусоровозку, поскольку по опыту Морса мусорщики не забирали только садовые обрезки и пищевые отходы! Итак! Итак, наш убийца хочет стереть с лица земли всякий след своей жертвы. Почему же, почему он так озабочен, чтобы рюкзак со всем его содержимым был найден? Хорошо, все сработало замечательно при помощи случая, который всегда вмешивается в естественное течение событий. Но рюкзак был найден, и очень скоро; полиция была уведомлена, и очень скоро; охота за убийцей Карин Эрикссон была начата, и очень скоро. Ну а если бы шведская студентка пропала со всеми своими вещами? Тогда вряд ли можно было с уверенностью предположить, что она мертва: тысячи молодых людей из всех стран Европы, из всех стран мира регулярно исчезают, попадают в список «пропавших без вести». Но если исчезает молодая девушка, а ее вещи находят в кустах неподалеку, то вывод болезненно очевиден, мнение формируется мгновенно: мнение, которое разделяли и Джонсон, и все без исключения полицейские в управлении «Темз-Вэлли» год назад.
Но не Морс.
Возможно, он все-таки смог бы и без особых трудностей объяснить логическую цепь своих умозаключений Стрейнджу? В конечном итоге ключевой вопрос можно поставить очень просто: почему убийца так стремится заставить полицию начать расследование убийства? На этот основополагающий вопрос Морс теперь знал ответ и был в нем совершенно уверен. Ну, на девяносто девять процентов уверен: потому что полиция будет искать мертвое тело, а не человека, который еще жив.
* * *
Через десять минут Льюис был готов, и два детектива снова отправились вместе в Витхэмский лес.
Глава шестьдесят вторая
Одно из очарований брака заключается в том, что обман становится абсолютно необходимым условием жизни для обеих сторон.
Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея
В гостиной коттеджа с низкими потолками их было четверо: Морс и Льюис сидели бок о бок на кожаном диванчике, напротив – миссис Майклс, у двери – маленькая привлекательная фигурка констебля Райт.
– Почему вы не привезли Дэвида? – спросила миссис Майклс.
– Он, кажется, все еще пишет свое заявление, сержант? – вопросительно поднял брови Морс, как будто речь шла о каком-то пустяке.
– В таком случае зачем вы пришли сюда? – Она подняла глаза и слегка наклонила голову, видимо полагая, что они обязаны перед ней объясниться.
– Мы пришли поговорить с вами по поводу вашего брака. С ним связаны... э-э... кое-какие формальные нарушения.
– Действительно? В таком случае вы должны выяснять это в регистрирующем бюро, а не у меня.
– Регистрационном бюро, миссис Майклс. В таких вещах важна точность. Поэтому позвольте мне быть точным. Дэвид Майклс выяснил, что соответствующее окружное бюро для тех, кто живет в Витхэме, расположено в Абингдоне, отправился туда и ответил на все обычные вопросы: когда и где вы хотите зарегистрироваться, сколько вам лет обоим, когда и где вы оба родились, состоял ли кто-нибудь из вас ранее в браке, имеется ли между вами родственная связь.
– И что?
– Понимаете, в таких вещах все основано на доверии. Если вам захочется, мы можете наговорить Бог знает что. В Оксфорде есть один регистратор, который умудрился женить одного парня три раза за год, а в Ридинге женщина сумела выйти замуж одновременно за двух моряков.
Морс посмотрел на нее, возможно, предполагая увидеть улыбку, но миссис Майклс сидела совершенно неподвижно с плотно сжатыми губами, черные волосы обрамляли ее четко очерченное лицо абсолютно правильным полукругом – светлые корни волос недавно были дополнительно подкрашены.
– Возьмем любого достаточно красноречивого лжеца – можно и косноязычного, – если вы понимаете, о чем я говорю, миссис Майклс. Например, требуются доказательства вашего возраста – в том случае, если вам меньше двадцати трех лет, вам известно об этом? Но если ваш жених заявляет, что вам двадцать четыре, то его на лжи уже практически не поймаешь. Предположим, вы были замужем. Если вы сказали, что не были, то доказать обратное – там и тогда – практически невозможно. О да! Брачное свидетельство получить очень легко, если ввести в заблуждение систему.
– Вы хотите сказать, что я... что мы – Дэвид и я – ввели в заблуждение систему?
– Знаете, большинство англичан сказали бы по привычке "я и Дэвид", миссис Майклс (констебль Райт поняла, почему ударение было сделано на слове "англичан").
– Я просила бы...
Но Морс резко прервал ее:
– В вашем случае нельзя обмануть только в одном – в дате рождения. Понимаете, закон обязывает предъявить документ, если заинтересованное лицо имеет иностранное подданство.
В комнате воцарилась тишина, почти физически ощутимая напряженная тишина. Миссис Майклс, лицо которой окаменело, закинула ногу за ногу и переплела пальцы на левом колене.
– Какое это имеет отношение ко мне? – прервала она паузу.
– Вы иностранная подданная, – прямо ответил Морс и пристально, не мигая, посмотрел на красивую женщину, сидящую напротив.
– Вы понимаете абсурдность ваших слов, инспектор?
– Так обязаны вы были показать свой паспорт регистратору в Абингдоне или нет?
– В этом не было необходимости, я не иностранная подданная!
– Нет?
– Нет! Мое имя есть – было Катарина Адамс. Я родилась в Упингхэме, Рутланд – так это место раньше называлось, мне двадцать четыре года...
– Можно взглянуть на ваш паспорт? – спокойно спросил Морс.
– Так случилось, к сожалению, что не можете. Он отправлен по почте в Суонси – требуется продлить срок действия. Мы собираемся – я и Дэвид! – в Италию в сентябре. (Льюис в первый раз уловил следы акцента в этом слове – "И-и-талию").
– Не переживайте! У нас есть копия. Выслана нам шведским посольством.
Несколько мгновений она смотрела на ковер, единственную дорогую вещь в довольно скромной гостиной, на котором она провела так много часов своего пребывания здесь: маленький прямоугольный восточный ковер, сотканный, наверно, в шатрах где-то в Туркестане. Затем поднялась, сделала несколько шагов к письменному столу, вынула из ящика свой паспорт и подала его Морсу.
Но Морсу содержимое этого документа уже было известно: графы, напечатанные на шведском и английском языках, детали, написанные от руки по-шведски. Он снова прочитал под фотографией:
Фамилия_________________
Имя_______________________
Рост в см (без обуви)_________
Пол________________________
Дата рождения_______________
Место рождения______________
Гражданский рег. №___________
Дата выдачи_________________
Срок действия_______________
Подпись____________________
Примечания_________________
Катарина Адамс (было указано в паспорте), рост 168 см в чулках, женского пола, родилась 29 сентября 1968 года в Упсале, Швеция.
– Умно – Упингхэм вместо Упсала, – прокомментировал Морс.
– Упсала, если быть точным, инспектор.
– "Адамс" – это ваша фамилия по мужу, фамилия по первому мужу. И когда ваш муж погиб в автомобильной катастрофе, вы сохранили ее. Почему бы и нет? Таким образом...
– Таким образом, что вы еще хотите от меня? – спокойно спросила она.
– Правды! Расскажите, пожалуйста, правду. Вы знаете, мы все равно доберемся до нее в конце концов.
Она сделала глубокий вздох и проговорила быстро и сжато:
– Когда убили мою сестру Карин, я была в Испании – в Барселоне. Когда это случилось, я приехала сюда так быстро, как смогла, – мать позвонила из Швеции. Но ничего не могла здесь сделать. Я очень скоро поняла это. Я встретила Дэвида, мы полюбили друг друга. Мы поженились. Я боялась всех этих разрешений на работу, и виз, и всего прочего, с этим связанного. Дэвид сказал, что будет лучше, если я солгу – если он солжет – о моем первом браке. Легче и быстрее. Так? Вначале я почти не выходила из дома. Я носила очки и обрезала свои волосы. Вот почему они попросили меня принять участие в опере. Я выглядела почти как японка, когда они начали прослушивание участников.
Льюис искоса взглянул на шефа, и ему показалось, что Морс выглядит слегка озадаченным.
– Разве регистратор не сказал вам – не сказал вашему мужу, что ничего от вас не требуется?
– Нет, уверена, что нет. Понимаете, мы об этом говорили между собой... вы знаете. Неужели вы не можете понять? Все это было так странно – очень тревожило, заставляло нервничать почему-то. Дэвид понимал...
– Вам понравились каникулы в Испании?
– Очень. Почему...
– Из какого аэропорта вы вылетели в Англию?
– Барселона.
– Масса ворья, как мне говорили, в барселонском аэропорту.
– Какое это имеет отношение к...
– Вы когда-нибудь теряли свою сумочку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Сразу же после обеда Морс вернулся в свой кабинет в управлении и прослушал запись допроса Майклса.
– Что вы думаете, сэр?
– Полагаю, кое-что здесь правда, – признал Морс.
– Вы хотите сказать, правда то, что он не убивал Далея?
– Я не вижу, как бы он мог это сделать – ведь у него не было на это времени?
– Кто же убил его, как вы думаете?
– Ну, в доме отсутствуют три вещи, не так ли? Сам Далей, ружье и парень.
– Сын? Филип? Вы думаете, он убил его? Убил своего отца? Как Эдип?
– Кое-чему я научил тебя, Льюис, с тех пор, как ты стал моим сержантом!
– Свою мать он любит?
– Думаю, очень сильно. В любом случае тебе будет интересно послушать, что она говорит.
– Но... нельзя же просто войти в Бленхэймский парк с ружьем за плечами...
– Его мать говорит, что он обычно ходил туда рыбачить. Говорит, что отец купил ему весь инвентарь для этого.
– А-а. Понимаю, что вы хотите сказать. Эти длинные брезентовые чехлы для удочек и всего прочего.
– Что-то в этом роде. Десять минут на велосипеде...
– Он достал велосипед?
– Не знаю.
– Но почему? Почему вы думаете...
– Должно было сыграть свою роль письмо, я полагаю, из коронного суда...
– И папочка отказался помочь?
– Вероятно. Приказал сыну уйти, весьма вероятно, сказал, чтобы тот убирался на все четыре стороны и оставил родителей в покое. В любом случае у меня такое ощущение, что парень в большом городе долго не продержится. Лондонская полиция скоро его доставит сюда, вот увидишь.
– Вы сказали, что это Майклс. Вы сказали, что почти уверены – это должен быть Майклс.
– Разве?
– Да, сказали! Но вы, кажется, были не слишком удивлены, когда прослушали запись?
– Разве не был?
Льюис не стал продолжать дальше.
– Ну и куда мы отсюда отправляемся в таком случае?
– Некоторое время никуда. У меня встреча со Стрейнджем. В три часа.
– А как поступить с Майклсом? Отпустить?
– Почему это мы должны его отпускать?
– Ну как же! Как вы сказали – он не мог сделать этого по времени. Невозможно! Даже на вертолете.
– И что?
Внезапно Льюис почувствовал раздражение, и довольно сильное.
– Так что же ему сказать?
– Ты скажешь ему, – медленно произнес Морс, – что мы задерживаем его на одну ночь – для проведения дополнительного допроса.
– По какому обвинению? Мы же не можем просто так...
– Не думаю, чтобы он стал слишком сильно протестовать, – сказал Морс.
* * *
Как раз в тот момент, когда Морс собирался постучать в дверь кабинета начальника полиции Стрейнджа во вторник после обеда, два человека собрались покинуть харчевню «Траут-Инн» в Волверкоте. Большинство посетителей, которые обедали на открытом воздухе, на мощенной камнем террасе, протянувшейся вдоль реки, уже ушли, время близилось к закрытию.
– Ты обещаешь записать это?
– Обещаю, – ответил Алистер Мак-Брайд.
– Куда ты теперь направляешься?
– Вернусь в Лондон.
– Тебя подбросить до станции?
– Буду рад.
Двое спустились по пустынной лестнице, пересекли узкую дорогу и вошли на стоянку:
ТОЛЬКО ДЛЯ ПОСЕТИТЕЛЕЙ. РЫБАКАМ ПАРКОВКА НЕ РАЗРЕШАЕТСЯ.
– Что с тобой, Алан? – спросил Мак-Брайд, когда Хардиндж повернул машину в сторону Волверкота.
– Не знаю. И мне все равно.
– Не говори так! – Мак-Брайд положил руку на плечо водителю. Но Хардиндж снял его руку своей, как будто смахнул муху с костюма. Дальнейшее путешествие до Оксфордского вокзала прошло в неловкой тишине.
Вернувшись на Радклифф-сквер, Хардиндж припарковал машину прямо на двойных желтых линиях на Катти-стрит и прошел в свои комнаты в Лонсдейле. Он помнил ее номер наизусть. Разумеется, помнил.
– Клэр? Это я, Алан.
– Я поняла, что это ты. Я еще не оглохла.
– Просто я хотел бы узнать... просто надеялся...
– Нет! И мы ничего снова обсуждать не будем.
– Ты хочешь сказать, что даже не повидаешься со мной больше?
– Именно так.
– Никогда? – Внезапно у него в горле пересохло.
– Знаешь, для университетского преподавателя ты не слишком быстро соображаешь, согласись.
Некоторое время Хардиндж ничего не говорил. Ему была слышна музыка в комнате, эту вещь он хорошо знал.
– Если бы ты сказала мне, что любишь Моцарта...
– Послушай – последний раз говорю! – все кончено. Пожалуйста, примирись с этим! Кончено!
– У тебя появился кто-нибудь другой?
– Что? – Она горько рассмеялась. – Моя жизнь была полна "другими". Ты всегда знал об этом.
– Но если я разведусь...
– Ради Бога! Поймешь ли ты когда-нибудь? Кончено!
Трубка смолкла, но Хардиндж продолжал стоять, глядя на нее, как на кусок замороженной рыбы, которую некуда положить в данный момент.
Клэр Осборн, бросив трубку, так и осталась сидеть у телефона, слабо реагируя на замечательную партию тромбона из Tuba Mirum Spargens Sonum. He была ли она слишком жестока с Аланом? Но иногда надо быть жестокой, чтобы быть доброй, – не так ли все говорят? Или это всего лишь бессмысленное клише, подобное другим таким же? «Другой?» – спросил Алан. У-ух!
На кофейном столике лежало плохо запечатанное письмо (ни обращения, ни подписи), которое она получила сегодня вместе с кассетой. Письмо, прочитанное ею уже двадцать с чем-то раз:
Я получил так много удовольствия от нашего безвременно прерванного свидания: вы и музыка. Один день из великого множества потерянных, одно лицо из многих (Эрнст Доусон – не я!). Прилагаю напоминание. «Recordare» – моя любимая вещь, если меня заставить выбирать. «Recordare», кстати, – второе лицо единственного числа настоящего времени глагола «recorder»: означает «Помни!..»
Глава шестьдесят первая
Приемлемая вероятность – вот что такое единственно возможная уверенность.
Эдгар Ватсон Хоув.
Пословицы провинциального города
– Вы уверены в этом, Морс? – Стрейндж говорил резко и настроен был явно скептически.
– Совершенно уверен.
– Вы уже говорили то же самое о Майклсе.
– Нет! В том случае я сказал, что уверен на девяносто процентов.
– Хорошо. – Стрейндж пожал плечами, откинул голову и поднял руки ладонями вперед. – Сдаюсь. Но есть одна или две маленькие детали...
На столе зазвонил телефон.
– Ага. Ага. Да! Хотите поговорить с ним?
Он передал трубку Морсу: доктор Хобсон. Совершенно точно, сказала она, что из ружья Майклса не стреляли несколько недель. Вот и все.
Стрейдж тоже слышал информацию патологоанатома.
– Кажется, в этом ты прав. Надо сообщить лондонской полиции. Уверен, что парень ринулся в столицу, как ты думаешь?
– Уверен на девяносто процентов, сэр. Мы уже передали в Лондон его описание.
– О!
Морс поднялся, собираясь покинуть кабинет, но Стрейндж еще не совсем закончил.
– Что натолкнуло тебя на такую гипотезу?
Несколько мгновений Морс молчал, колеблясь.
– Полагаю, несколько вещей. Например, я однажды слыхал, как кто-то сказал, что в Витхэмском лесу можно найти все три вида британских дятлов. Я думаю, что слышал это в пабе. Хотя, может быть, я прочитал это на подставке для стакана пива.
– Полезная вещь – пабы!
– Затем, – Морс проигнорировал сарказм, – я подумал, что если Джонсон решил начать с Бленхэйма, то наверняка это окажется Витхэм.
– Ты очень несправедлив.
– Согласен. – Морс встал и пошел к двери. – Вы знаете, удивительно, но никто ни разу не заметил ее акцента. Она должна иметь хоть небольшой акцент. Могу поспорить, что я его замечу!
– Ты удачливый негодяй, если можешь не только догадываться, но и слышать. Жена говорит мне, что я слышу все хуже и хуже.
– Купите слуховой аппарат, сэр. Возможно, придется уйти из полиции, но вам предоставят пенсионную скидку.
– Ты так думаешь? Действительно.
– Уверен на девяносто процентов, – сказал Морс, закрывая дверь за собой, и по длинным коридорам прошел в свой кабинет.
Он не стал раскрывать перед Стрейнджем самую главную улику, поскольку потребовалось бы много времени, чтобы объяснить ее значение. Улика была несколько неопределенной – особенно для упрямого человека, оценивающего только прямые факты, каким был Стрейндж. Но для него, Морса, она стала фокусной точкой, собравшей вокруг себя все дело. Нормальный убийца (если можно доверять его нормальности) попытался бы скрыть все следы своей жертвы. Если бы жертвой была такая женщина, как Карин Эрикссон, он бы сжег ее одежду, бросил бы украшения и безделушки в канал, спрятал бы тело – утопил бы его, желательно в бездонном океане. Или разрезал на мелкие кусочки и отвез бы на ближайшую свалку, может быть, даже упаковал в черный пластиковый мешок, чтобы его забрали в мусоровозку, поскольку по опыту Морса мусорщики не забирали только садовые обрезки и пищевые отходы! Итак! Итак, наш убийца хочет стереть с лица земли всякий след своей жертвы. Почему же, почему он так озабочен, чтобы рюкзак со всем его содержимым был найден? Хорошо, все сработало замечательно при помощи случая, который всегда вмешивается в естественное течение событий. Но рюкзак был найден, и очень скоро; полиция была уведомлена, и очень скоро; охота за убийцей Карин Эрикссон была начата, и очень скоро. Ну а если бы шведская студентка пропала со всеми своими вещами? Тогда вряд ли можно было с уверенностью предположить, что она мертва: тысячи молодых людей из всех стран Европы, из всех стран мира регулярно исчезают, попадают в список «пропавших без вести». Но если исчезает молодая девушка, а ее вещи находят в кустах неподалеку, то вывод болезненно очевиден, мнение формируется мгновенно: мнение, которое разделяли и Джонсон, и все без исключения полицейские в управлении «Темз-Вэлли» год назад.
Но не Морс.
Возможно, он все-таки смог бы и без особых трудностей объяснить логическую цепь своих умозаключений Стрейнджу? В конечном итоге ключевой вопрос можно поставить очень просто: почему убийца так стремится заставить полицию начать расследование убийства? На этот основополагающий вопрос Морс теперь знал ответ и был в нем совершенно уверен. Ну, на девяносто девять процентов уверен: потому что полиция будет искать мертвое тело, а не человека, который еще жив.
* * *
Через десять минут Льюис был готов, и два детектива снова отправились вместе в Витхэмский лес.
Глава шестьдесят вторая
Одно из очарований брака заключается в том, что обман становится абсолютно необходимым условием жизни для обеих сторон.
Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея
В гостиной коттеджа с низкими потолками их было четверо: Морс и Льюис сидели бок о бок на кожаном диванчике, напротив – миссис Майклс, у двери – маленькая привлекательная фигурка констебля Райт.
– Почему вы не привезли Дэвида? – спросила миссис Майклс.
– Он, кажется, все еще пишет свое заявление, сержант? – вопросительно поднял брови Морс, как будто речь шла о каком-то пустяке.
– В таком случае зачем вы пришли сюда? – Она подняла глаза и слегка наклонила голову, видимо полагая, что они обязаны перед ней объясниться.
– Мы пришли поговорить с вами по поводу вашего брака. С ним связаны... э-э... кое-какие формальные нарушения.
– Действительно? В таком случае вы должны выяснять это в регистрирующем бюро, а не у меня.
– Регистрационном бюро, миссис Майклс. В таких вещах важна точность. Поэтому позвольте мне быть точным. Дэвид Майклс выяснил, что соответствующее окружное бюро для тех, кто живет в Витхэме, расположено в Абингдоне, отправился туда и ответил на все обычные вопросы: когда и где вы хотите зарегистрироваться, сколько вам лет обоим, когда и где вы оба родились, состоял ли кто-нибудь из вас ранее в браке, имеется ли между вами родственная связь.
– И что?
– Понимаете, в таких вещах все основано на доверии. Если вам захочется, мы можете наговорить Бог знает что. В Оксфорде есть один регистратор, который умудрился женить одного парня три раза за год, а в Ридинге женщина сумела выйти замуж одновременно за двух моряков.
Морс посмотрел на нее, возможно, предполагая увидеть улыбку, но миссис Майклс сидела совершенно неподвижно с плотно сжатыми губами, черные волосы обрамляли ее четко очерченное лицо абсолютно правильным полукругом – светлые корни волос недавно были дополнительно подкрашены.
– Возьмем любого достаточно красноречивого лжеца – можно и косноязычного, – если вы понимаете, о чем я говорю, миссис Майклс. Например, требуются доказательства вашего возраста – в том случае, если вам меньше двадцати трех лет, вам известно об этом? Но если ваш жених заявляет, что вам двадцать четыре, то его на лжи уже практически не поймаешь. Предположим, вы были замужем. Если вы сказали, что не были, то доказать обратное – там и тогда – практически невозможно. О да! Брачное свидетельство получить очень легко, если ввести в заблуждение систему.
– Вы хотите сказать, что я... что мы – Дэвид и я – ввели в заблуждение систему?
– Знаете, большинство англичан сказали бы по привычке "я и Дэвид", миссис Майклс (констебль Райт поняла, почему ударение было сделано на слове "англичан").
– Я просила бы...
Но Морс резко прервал ее:
– В вашем случае нельзя обмануть только в одном – в дате рождения. Понимаете, закон обязывает предъявить документ, если заинтересованное лицо имеет иностранное подданство.
В комнате воцарилась тишина, почти физически ощутимая напряженная тишина. Миссис Майклс, лицо которой окаменело, закинула ногу за ногу и переплела пальцы на левом колене.
– Какое это имеет отношение ко мне? – прервала она паузу.
– Вы иностранная подданная, – прямо ответил Морс и пристально, не мигая, посмотрел на красивую женщину, сидящую напротив.
– Вы понимаете абсурдность ваших слов, инспектор?
– Так обязаны вы были показать свой паспорт регистратору в Абингдоне или нет?
– В этом не было необходимости, я не иностранная подданная!
– Нет?
– Нет! Мое имя есть – было Катарина Адамс. Я родилась в Упингхэме, Рутланд – так это место раньше называлось, мне двадцать четыре года...
– Можно взглянуть на ваш паспорт? – спокойно спросил Морс.
– Так случилось, к сожалению, что не можете. Он отправлен по почте в Суонси – требуется продлить срок действия. Мы собираемся – я и Дэвид! – в Италию в сентябре. (Льюис в первый раз уловил следы акцента в этом слове – "И-и-талию").
– Не переживайте! У нас есть копия. Выслана нам шведским посольством.
Несколько мгновений она смотрела на ковер, единственную дорогую вещь в довольно скромной гостиной, на котором она провела так много часов своего пребывания здесь: маленький прямоугольный восточный ковер, сотканный, наверно, в шатрах где-то в Туркестане. Затем поднялась, сделала несколько шагов к письменному столу, вынула из ящика свой паспорт и подала его Морсу.
Но Морсу содержимое этого документа уже было известно: графы, напечатанные на шведском и английском языках, детали, написанные от руки по-шведски. Он снова прочитал под фотографией:
Фамилия_________________
Имя_______________________
Рост в см (без обуви)_________
Пол________________________
Дата рождения_______________
Место рождения______________
Гражданский рег. №___________
Дата выдачи_________________
Срок действия_______________
Подпись____________________
Примечания_________________
Катарина Адамс (было указано в паспорте), рост 168 см в чулках, женского пола, родилась 29 сентября 1968 года в Упсале, Швеция.
– Умно – Упингхэм вместо Упсала, – прокомментировал Морс.
– Упсала, если быть точным, инспектор.
– "Адамс" – это ваша фамилия по мужу, фамилия по первому мужу. И когда ваш муж погиб в автомобильной катастрофе, вы сохранили ее. Почему бы и нет? Таким образом...
– Таким образом, что вы еще хотите от меня? – спокойно спросила она.
– Правды! Расскажите, пожалуйста, правду. Вы знаете, мы все равно доберемся до нее в конце концов.
Она сделала глубокий вздох и проговорила быстро и сжато:
– Когда убили мою сестру Карин, я была в Испании – в Барселоне. Когда это случилось, я приехала сюда так быстро, как смогла, – мать позвонила из Швеции. Но ничего не могла здесь сделать. Я очень скоро поняла это. Я встретила Дэвида, мы полюбили друг друга. Мы поженились. Я боялась всех этих разрешений на работу, и виз, и всего прочего, с этим связанного. Дэвид сказал, что будет лучше, если я солгу – если он солжет – о моем первом браке. Легче и быстрее. Так? Вначале я почти не выходила из дома. Я носила очки и обрезала свои волосы. Вот почему они попросили меня принять участие в опере. Я выглядела почти как японка, когда они начали прослушивание участников.
Льюис искоса взглянул на шефа, и ему показалось, что Морс выглядит слегка озадаченным.
– Разве регистратор не сказал вам – не сказал вашему мужу, что ничего от вас не требуется?
– Нет, уверена, что нет. Понимаете, мы об этом говорили между собой... вы знаете. Неужели вы не можете понять? Все это было так странно – очень тревожило, заставляло нервничать почему-то. Дэвид понимал...
– Вам понравились каникулы в Испании?
– Очень. Почему...
– Из какого аэропорта вы вылетели в Англию?
– Барселона.
– Масса ворья, как мне говорили, в барселонском аэропорту.
– Какое это имеет отношение к...
– Вы когда-нибудь теряли свою сумочку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31