Она вернулась в женскую костюмерную и через левое плечо оглядела себя в трюмо. Простая, черная одежда с белым воротничком, красным поясом и туго натянутыми черными чулками – каждая из трех не столь уж и маленьких девочек, если говорить по правде, наслаждалась приятным, слегка возбуждающим эксгибиционизмом. Кэти не стала спрашивать Дэвида, одобряет ли он это, иначе он на крохотуленькую долечку заревновал бы. Она надеялась, что заревновал бы, но нет, для этого нет причины. Нет и никогда не будет.
* * *
Подобно большинству любительских и, разумеется, профессиональных постановок, «Микадо» собирали по кусочкам, при полной невозможности придерживаться хронологического порядка вплоть до репетиции в костюмах. Таким образом и случилось, что Дэвид Майклс, хотя и посетил множество репетиций, имел весьма смутное представление о том, что несколько напыщенно называют «сюжетом» оперы. Его представление об опере не намного обогатилось после первого исполнения, поскольку мысли Дэвида были сосредоточены на гораздо более важных вещах. И теперь, на завершающем спектакле, мысли были еще дальше. Он смотрел на сцену как будто через полупрозрачное стекло, слушал сбивающийся оркестр так, будто его уши были заложены ватными тампонами...
Он вспоминал о телефонном разговоре, состоявшемся прошлым вечером, после которого он поехал в Оксфорд, удачно нашел место для парковки, затем прошел через площадь Радклифф и через мощенную булыжниками дорогу в Лонсдейлский колледж, где, следуя данным ему инструкциям, миновал с независимым видом дежурного, как будто следуя по вызову, и затем оказался в комнате Хардинджа, где уже находился Мак-Брайд и с минуту на минуту должен был появиться Далей.
Больше года прошло с тех пор, когда они встречались последний раз, – год, за который ничего не случилось; год, во время которого полицейское дело оставалось открытым (как он предполагал); год, за который он и другие, вся четверка, убеждались со все большим облегчением, что никто не раскрыл и никогда не сможет раскрыть правду о том далеком солнечном дне.
Все из-за чертова письма в газету, которое снова подняло дело на поверхность, и из-за этого детектива – Морса. Какой шок они испытали, когда было найдено тело, поскольку он, Майклс, не имел никакого представления, что оно было именно там. Простое невезение, это ясно. Везение, пожалуй, в том, что он нашел нож с черной рукояткой, который теперь никто уже не найдет, потому что он лежит в глубоких водах озера в Бленхэймском парке. Да, последняя улика была наконец уничтожена, и ситуация начинает улучшаться или, вернее, начинала... пока сегодня ранним утром не состоялся второй телефонный разговор с куском дерьма из Бегброка. Но Далей должен подождать, хотя, конечно, этот чертов Далей попытается еще некоторое время с ними поиграться. Только одного Майклс был не в состоянии понять: почему Морс ждет...
Внезапно он понял, что все зааплодировали, занавес дернулся и пошел, обозначая конец первого акта оперы "Микадо".
Глава пятьдесят третья
Когда мы прошли через входную арку, Рендольф сказал с простительной гордостью: «Это самый лучший вид в Англии».
Леди Рендольф Черчилль
во время первого визита в Бленхэйм
В понедельник 8 августа главный инспектор Гарольд Джонсон провел большую часть утра с коллегами в Сан-Олдейте и только к одиннадцати часам попал в свой кабинет в Кидлингтонском управлении, где немедленно прочитал запись показаний Хардинджа. Затем перечитал. Все было для него совершенно ново, кроме, конечно, истории с рюкзаком.
Приходилось признать, что с тех пор как Морс получил в свои руки дело, изменения в нем произошли радикальные, изменилось все: появились улики, автомобили, трупы – почему он ничего этого не нашел? Странно, однако: Морс помешался на Витхэме, а он, Джонсон, на Бленхэйме. И, как сказано в заявлении Хардинджа, оба они были правы. Он позвонил по внутреннему телефону Морсу, но узнал, что Морс недавно уехал вместе с Льюисом – куда, неизвестно.
Бленхэйм! Он нашел глянцевую брошюру, которая валялась у него на полке, и развернул план замка и усадьбы. Так вот оно – озеро! Река Глайм втекала в усадьбу с востока: сначала в пруд Королевы, затем под Большим мостом в озеро – озеро размером в двести с чем-то акров, как было сказано ему, когда он в первый раз предложил протралить его воды. Слишком уж большой труд, как тогда, так и сейчас. Пруд Королевы был довольно мелким, и по его берегам поиск провели довольно тщательно. Но ничего не нашли, и Джонсон всегда подозревал (правильно подозревал, как оказалось), что если тело Карин Эрикссон и упрятано где-нибудь в Бленхэйме, то, конечно, в гораздо более глубоких и обширных водах озера; и груз, привязанный к нему, должен быть тяжелым. Местные утверждали, что в противном случае тело неминуемо всплывет и окажется у большого каскада, расположенного на южной оконечности озера, где его воды снова становятся неширокой рекой Глайм.
Джонсон просмотрел роскошные пейзажи усадьбы и мысленно поклялся свозить туда свою молодую жену, поглядеть на роскошный дворец, построенный королевой Анной и благородным парламентом для могущественного герцога. Как они заучивали в школе по первым буквам? БРОМ – да, именно так: Бленхэйм, Рамилле, Оуденард, Малплакет – музыкальный квартет побед. Ему, совершенно неожиданно, захотелось снова посмотреть на тот замечательный вид, что открывается перед посетителем, как только он минует триумфальную арку.
И вот он, проскочив мимо деревни Биер и церкви, оставшихся слева, уже в Вудстоке. Он свернул к воротам, у которых сидел в будке билетер, узнавший Джонсона (к его удовольствию):
– В усадьбу, сэр?
Джонсон кивнул.
– Я полагал, у каждых ворот стоит по нашему человеку?
– Правильно. Стояли, сэр. Но их сняли с дежурства.
– Когда сняли?
– В субботу. Полицейский, который здесь дежурил, сказал только, что больше не придет, – это все, что я знаю. Думаю, он считал, что дело закончено.
– Разве?
Джонсон проехал в усадьбу, и вот он снова здесь, в месте, которое о стольком напоминает: посередине башни и башенки самого дворца, справа Большой мост и буковый ландшафт талантливого Брауна за ним. Дух захватывает!
Джонсон смирился с тем фактом, что у него не слишком развита интуиция, но всегда считал себя компетентным полицейским офицером. Заявление, которое он только что прочитал, его очень расстроило. Если верить Хардинджу, показания Далея годичной давности – сплошное вранье. Это не давало сейчас покоя Джонсону, все время грызло его. Тогда он изрядно повозился с Далеем, обговорив, кажется, все, что только могло быть связано с этим злосчастным рюкзаком. Сейчас же он очень хотел – просто жаждал – переговорить с Далеем. Немедленно!
Он проехал мимо дворца к Садовому центру, но в это утро никто там Далея не видел. Скорее всего, тот на лесопилке. Джонсон послушно выехал из усадьбы через проходную на дорогу А4095, с которой тут же съехал направо, миновал Бландон и Лонг-Ханборо, затем снова повернул направо к западной границе усадьбы и остановился у штабелей только что распиленного леса во дворе лесопилки усадьбы Бленхэйм. Прежде он был здесь только один раз, тогда еще в качестве Большого Белого Господина. Он внезапно понял, что сюда можно попасть гораздо быстрее, если проехать через парк, а не кружить вокруг по деревням. Хотя какое это имело значение.
Здесь его никто не узнал. Он выяснил, что фургончика Далея и здесь нет, не было с пятницы, когда тот работал на новой плантации у озера и приезжал сюда за подпорками для саженцев. Один из рабочих предположил, что Далей, вероятно, забирал этот фургончик домой на уик-энд, если собирался в выходные подработать сверхурочно. Был шанс, что и сейчас он на новой плантации, сажает там деревья.
Джонсон поблагодарил рабочего и проехал к границе усадьбы, затем свернул на аллею с надписью: "Проезда нет" и выскочил к другой проходной, где, как было ему сказано, ворота будут, скорее всего, заперты. Пускай, ответил Джонсон, он же полицейский.
На высоких деревянных, выкрашенных в зеленый цвет воротах красовалась надпись:
ПРОЕЗД ТОЛЬКО ДЛЯ ИМЕЮЩИХ КЛЮЧ. ДОСТУП ДРУГИХ ТРАНСПОРТНЫХ СРЕДСТВ ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ ВЪЕЗД В ВУДСТОКЕ. СТОРОЖЕЙ ПРОСИМ НЕ БЕСПОКОИТЬ.
Но необходимости беспокоить сторожа (единственного) не возникло, поскольку в ворота въезжал трактор с прицепом и полицейская машина проехала вслед за ним без каких-либо возражений. Халатность, подумал Джонсон. Сразу же за воротами дорога разделилась: трактор, переваливаясь, как толстая баба, бегущая трусцой в парке, повернул направо, а Джонсон – налево, мимо дубовой рощи к северной оконечности озера. Очень скоро, через две или три сотни ярдов, он увидел впереди слева несколько деревьев и понял, что ему наконец повезло, – фургон с надписью: «Усадьба Бленхэйм» стоял рядом с ними, приткнувшись к старому сарайчику, деревянная крыша которого заросла мхом. Он остановился рядом, вылез из автомобиля и заглянул в маленькое боковое оконце.
Ничего. Почти ничего: только деревянная полка, на которой, судя по надписи, два мешка корма для фазанов. Свернув за угол, он попытался открыть сначала верхнюю, потом нижнюю половину двери, устроенной как в конюшне, – обе половинки оказались заперты. Он шагнул вперед, краем глаза отметив что-то странное, мелькнувшее справа. Он шагнул еще и замер – рот его в ужасе раскрылся, тело окаменело от страха.
Глава пятьдесят четвертая
Михаил Штих (Западная Германия) победил Бориса Беккера (Западная Германия) 6 – 4, 7 – 6, 6 – 4.
Итог чемпионата мира в одиночном разряде,
Уимблдон, 1991 год
В то время как главный инспектор Джонсон собрался в Вудсток, Льюис вел машину по дороге А40 на Челтем, слегка превышая разрешенный общенациональный предел скорости. Эта поездка явилась результатом запоздалого импульсивного решения Морса.
– Ты понимаешь, Льюис, что единственная персона, о которой мы не побеспокоились в связи с этим делом до настоящего времени, – это тетя как-там-ее-имя из Лландовери.
– Если точно, то не "тетя", сэр. Вы знаете, как иногда маленькие девочки всех женщин называют тетями...
– Нет. Не знаю, Льюис.
– Ну, видимо, Карин просто называла ее тетя Дот или Досс – эту миссис Эванс. Ее зовут Дороти, насколько я помню.
– Выходные пошли тебе на пользу, Льюис!
– А вы не думаете, что лучше бы нам прежде всего заполучить Далея и Майклса, сэр? Я хочу сказать, если они готовы подтвердить то, что заявил доктор Хардиндж...
– Нет! Если я прав в отношении этого дела – а я прав! – мы окажемся в гораздо лучшем положении при разговоре с этими джентльменами, если повидаемся с леди из Лландовери. Помнишь этот знак на вудстокском кольце? Налево – Витхэм, направо – Вудсток, прямо по дороге А40 – Западный Уэльс, правильно? Итак, мы должны быть там в... Сколько нам ехать?
– Сто тридцать – сто сорок миль. Но, как вы думаете, может быть, лучше позвонить, на случай, если...
– Выводи машину, Льюис. С тобой за рулем мы доедем за три часа.
– Попробую за два с половиной, – ответил просиявший Льюис.
Только после Челтема, после Росс-он-Уай, после Монмута и красивейшего участка дороги между Бреконом и Лландовери Морс очнулся. Никогда, по наблюдениям Льюиса, он не был особенно разговорчив в машине, но сегодняшний день побил все рекорды. И когда наконец он заговорил, Льюис снова осознал, сколь непредсказуемы мыслительные процессы, протекающие в голове Морса. Этот великий человек, никогда не обращающий внимания на маршруты, направления и расстояния, вдруг подскочил на пассажирском сиденье.
– Через пару миль правый поворот, Льюис, – на дорогу А483 к Билт-Уэльс.
– Не хотите ли остановиться, чтобы перехватить пинту, сэр?
– Я даже очень хочу. Но, если ты не возражаешь, мы проедем мимо, хорошо?
– Я по-прежнему думаю, что разумнее было бы сначала позвонить ей, сэр. Вы знаете, она могла отправиться на пару недель на Тенерифе или что-то в этом роде.
Морс глубоко вздохнул:
– Разве ты не наслаждаешься путешествием? – Затем после паузы добавил: – Я звонил ей вчера после обеда. Она будет на месте.
Льюис замолчал, и разговор возобновил Морс:
– Это заявление... которое сделал Хардиндж. Ясно, что они собрались все вчетвером – Хардиндж, Далей, Майклс и Мак-Брайд, – собрались вместе и состряпали этот занятный рассказик. Твой портье в Лонсдейле, ты говоришь, не может назвать нам имена, но зато он уверен, что по меньшей мере трое, вероятно, четверо собрались в комнатах Хардинджа в пятницу вечером. Если они будут придерживаться своей версии все четверо, то нам ничего не останется, как поверить им.
– Вряд ли вы поверите, сэр.
– Конечно, нет. Кое-что там может быть и правдой, что-то ложью. И лучший путь найти, что есть что – это разговор с тетей Глэдис.
– Дороти.
– Ты понимаешь, в этом деле есть только одна подлинно важная улика – тот факт, что рюкзак Карин был найден так скоро, должен был быть найден – брошен на обочине, чтобы его нашли наверняка.
– Думаю, что начинаю понимать, – сказал Льюис, поворачивая налево к Лландовери.
Вскоре они достигли цели. После пары миль слева появилось гранитное здание недорогой гостиницы: "Любители птиц – добро пожаловать". Возможно, такому времяпрепровождению уготована судьба стать истоком вполне приличного бизнеса. Точно была бы уготована, если бы рядом отыскался хоть один наблюдатель.
Миссис Эванс – маленькая, подвижная женщина около пятидесяти лет – проводила их в гостиную и вскоре уже рассказывала им что-то о себе. Она и ее муж прожили в Восточной Англии первые пятнадцать лет их (бездетного) брака. Именно там она встретила Карин в первый раз, когда той было восемь или девять лет. Она, миссис Эванс, не родственница, но подружилась с семьей Эрикссонов, когда они остановились в гостинице в Алдебурге. Семья приехала туда же и на следующий год, хотя папочки с ними уже не было. После этого женщины обменивались посланиями довольно регулярно – поздравления ко дню рождения, открытки: рождественские, из разных мест отдыха и так далее. А для трех девочек Эрикссон она стала "тетей Досс". Когда Карин решила поехать в Англию в 1991 году, миссис Эванс знала об этом. Она не видела девушку уже шесть лет или около того и предложила ее матери, чтобы Карин, если она окажется в Уэльсе, остановилась у нее. Здесь замечательные места для наблюдений за птицами, а настоящие красные коршуны встречаются, пожалуй, только в здешних местах. Какова была Карин? Конечно, ей было всего тринадцать или четырнадцать, когда она видела ее последний раз, но – красивая. Очень красивая. Привлекательная, понимаете, и очень правильная.
Пока шел этот разговор, Льюис рассеянно оглядывал комнату: кресла, диванчик, мебель из мореного дуба, кофейный столик с кипой местных журналов. Комната казалась ему блеклой и темной, и он подумал, что Карин Эрикссон не была бы здесь особо счастлива...
Морс уже разговорил женщину, и ее повествование стало быстрым и непринужденным, голос поднимался и понижался с характерными уэльскими интонациями и акцентом. Она рассказала, как они вернулись в Уэльс, как депрессия подорвала их дело, как они завлекают гостей – в каких журналах и газетах помещают рекламу. И так далее, и так далее. Внезапно она спохватилась:
– Ох! Не хотите ли по чашечке чаю?
– Большое спасибо – но нет, – сказал Морс, хотя Льюис уже готов был произнести благодарное "да".
– Расскажите мне еще о Карин, – продолжал Морс. – "Правильная", вы сказали. Вы подразумевали "строгая и правильная", – такую характеристику? Знаете, немного чопорна, немного... прямолинейна?
– Нет, я такого не говорила. Как я сказала, это было пять или шесть лет назад, так ведь? Но она была... ну, мать писала, что у нее много приятелей... Но она знала... ну, знала, где провести черту, – давайте так скажем.
– Не держала пачку презервативов под подушкой?
– Не думаю. – Миссис Эванс явно не была шокирована такой постановкой вопроса.
– Она была девственницей, как вы считаете?
– Времена меняются, разве не так? Не очень многие девушки теперь могут встать под венец в белом, если вы спросите меня.
Морс кивал головой, как бы полностью соглашаясь с мудростью женщины, но затем сменил направление беседы. Какова Карин была в школе – знает ли миссис Эванс об этом? Она была в этой – "Фликскаутен" – шведской скаутской организации? Интересовалась спортом? Лыжи, коньки, теннис, баскетбол?
Миссис Эванс снова заметно расслабилась.
– Она всегда была хороша в спорте, да. Ирма – миссис Эрикссон – всегда писала и сообщала мне, когда ее дочери побеждали, вы знаете, о кубках, призах, медалях, грамотах...
– Вы можете сказать, в чем Карин особенно отличалась?
– Не знаю. Как я говорила, уже несколько лет прошло с тех пор...
– Я понимаю это, миссис Эванс. Просто вы так помогаете нам своим рассказом – если бы напряглись и попытались... Попытайтесь вспомнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31