А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Таким образом,
совершенно понятен процесс захвата еврейством ведущих
позиций во всех сферах русской жизни, произошедший в
результате большевистской революции, ибо само по себе
славянство не обладает организационными способностями и
вместе с ними - государство-формирующей и государство-
охраняющей силами. Если изъять из славянского мира все
неславянские элементы, немедленно произойдет распад
государства...
Россия наших дней имеет хозяином еврейство, которое,
уничтожив бывший высший слой, должно теперь доказать, что
обладает собственными государство-формирующими силами. В
истории еврейство всегда было разрушительной силой, поэтому
можно предположить, что и в России оно явится "ферментом
разложения".
Неизбежно придет день, когда панславянская идея восстанет против
большевистско-еврейской государственной идеи. Это восстание
закончится гибелью еврейства. Но то, что останется от
России, будет иметь жалкое, малоспособное правительство...
Настанет эпоха непрекращающихся волнений и беспорядков, ибо
чисто славянское государство лишено высшего, государство-
цементирующего слоя. Бескрайние земные просторы окажутся в
жутком смятении. Вместо стабилизации в отношениях между
государствами наступит период самых тревожных перемен.
АДОЛЬФ ГИТЛЕР
АЛЕКСЕЙ ТРЕПЕТОВ
За оконцем служебного автомобиля в ранних ноябрьских
сумерках зажигала дробящиеся в мороси огни Москва времени
упадка - очередного, пост-советского. И время это, он,
Алексей Трепетов, ощущал, как неотступную зубную боль -
ежеминутно и - обреченно, ибо никакой дантист с болью такого
рода не справился бы.
Время упадка, время крушения всех былых ценностей. Впрочем,
как и сотни других сотрудников КГБ, он уже напрочь
освободился от ностальгии по коммунистической эпохе, и
удручали его не столько перемены, сколько тот стабильный
бардак, что безраздельно воцарился в стране.
Конечно, прежняя система давала элитарные дивиденды
тем, кто охранял незыблемость ее устоев. Однако дивиденды
более походили на незначительные подачки, хотя в начале
своей карьеры молоденький лейтенант Трепетов расценивал их,
как специальные коммунистические блага за особые заслуги -
опять-таки специально, но очень справедливо распределяемые.
И адекватно со звучанием своей фамилии - то есть, трепетно,
- относился ко всем ценностям развитого социализма: как к
духовным, или же на некую духовность претендующим, так и к
материальным, означавшим комфортабельное жилье,
государственную дачу, продуктовые пайки, загранпоездки и уж,
конечно, - высокий статус индивидуума с удостоверением
карательной организации.
Ныне - все в прошлом. Всемогущий КГБ раскололся, как
березовое поленце под колуном на морозе, и первый его главк
- разведка, превратился в отдельную бюджетную организацию
едва ли не полугражданского типа. Ему же, Трепетову, от
прошлых государственных благ осталась лишь служебная
"Волга", да и то благодаря его относительно серьезному
должностному положению, а все остальное ушло в область
приятных воспоминаний.
И все-таки сейчас, рассеянно глядя на размытые огни
новостроек вдоль Рублевского шоссе, он радовался - странно и
усмешливо, - своей брезгливости к сладенькому, никчемному
былому.
Развал системы, которой он прислуживал, обернулся для него
внезапным благом: самооправданием той второй, тайной жизни,
которую он вел, возможностью крутого решения и началом,
вероятно, абсолютно нового этапа своего бытия.
И начинался этот этап с завтрашнего дня. С субботы. С
выходного, что станет для него тяжелейшим рабочим буднем.
Датой "икс".
"Волга" притормозила у подъезда многоэтажки.
- В понедельник, в девять, как обычно?.. - Шофер скорее
не спрашивал, а утверждал.
- Естественно. Спасибо, Саша.
Квартира встретила его темнотой и тишиной. Жена еще не
приходила. Слава Богу. Некоторое время он может побыть один,
не выслушивая истерик по поводу нехватки денег, его
неучастия в серьезнейших бытовых проблемах, как-то: некому
отвезти белье в прачечную, купить мешок каждодневно
дорожающей картошки, доставить теще в далекий район Митино
целебный мед из экологически чистой уссурийской тайги, а
внуку - витамины... У нее же, начальника налоговой
инспекции, зарабатывающей куда больше мужа-полковника,
просто не хватает ни на что времени, а он - классический
персонаж мизансцены, где присутствует телевизор, сигарета,
газета, домашние тапочки и - паралитическая недвижимость
влипшего в кресло тела. А что, - правда! Он не соблюдает
условий игры под названием "семья", он - вне ее. А почему?
Да потому что игра надоела. Никчемная. Отлюбил, отслужил...
Да, с завтрашнего дня он - никто. Хотя, как сказать!
Через недельку он наверняка получит статус изменника и будет
представлять немалый интерес для многих и многих...
Достав из бара бутылку с коньяком, он налил рюмку, привычно
опрокинул ее, ощутив приятное теплое жжение на языке и
деснах...
И - отчего-то вспомнил Канаду, где когда-то работал под
вполне официальной журналистской "крышей". Вот же были
безмятежные денечки! Необремененная трудозатратами жизнь,
казенный "Крайслер", шикарная квартира, "представительский
фонд", заискивание в глазах сослуживцев...
Жена закупала барахло на распродажах, умело и осторожно
реализуя его в отечестве с помощью надежных знакомых; он
тоже усердно ковал свое маленькое благополучие, составляя
отчеты о разных разностях, как правило, яйца выеденного не
стоящих, однако преподносимых им в качестве материалов,
имеющих весомое значение для построения высших политических
умозаключений; и, казалось, беспечной сказке того
существования не будет конца, но конец с естественной
неотвратимостью все же настал.
Все началось с задания вербовки одного независимого
французского журналиста.
Журналист пошел на вербовку легко, хотя за услуги свои
потребовал гонорары изрядные. Начальство в ту пору не
мелочилось, платило исправно и щедро, и,ставший агентом
Трепетова француз работал активно и, можно сказать,
плодотворно, имея связи многосторонние и влиятельные во
многих странах проклятого капиталистического мира.
Отношения их становились все более доверительными, и вот как-то,
уже без экивоков, по-приятельски, француз сказал:
- Слушай, Алекс, сколько ты получаешь? По-моему, какую-
то ерунду. Давай-ка так. Увеличивай мои вознаграждения, и
будем мы их делить. Пятьдесят на пятьдесят. Тем более,
предвидится тут очень даже забавная информация для твоих
шефов... А мне с тобой делиться - большой резон. Я теперь в
серьезной игре, а докладываешь и об игре, и об игроках ты...
В общем, не мальчики, верно?- все ясно, надеюсь.
Умен был француз, обаятелен, и кто только не входил в круг
его общения: люди из ЦРУ, из крупного бизнеса, из Голливуда,
из мафии...
Колебался Трепетов, мучился, но, когда подоспела очередная
выплата, француз за общую сумму расписался, а после,
отсчитав половину, оставил ее на столе. Без комментариев.
Лишь руку пожал, сука, и улыбнулся - одобрительно и
сердечно.
После же были конспиративные совместные хождения в японский
публичный дом, дававший официальную рекламу "массаж
простаты"; обеды в хороших ресторанах, и вот однажды,
пребывая в состоянии сильнейшого похмельного страдания,
услышал шпион Трепетов сквозь звон в ушах следующее
предложение французского друга: дескать, имеется у того в
приятелях некий бельгийский журналист, политический
обозреватель авторитетной газеты, и интересуется он в
настоящий момемнт тематикой, связанной с разведслужбами, в
том числе - и с КГБ, и готов хорошо заплатить за информацию
даже пустякового свойства...
Охлажденное американское пиво "Миллер" ледяным комом встало в тот
момент в горле офицера разведки Союза Советских
Социалистических республик, - Трепетова Алексея
Константиновича.
И мигом припомнились нежные японки, ресторанные счета, а
также - проработанная еще в Москве версия о возможной
двойной игре француза, и о его вероятном внедрении в
коммунистическую агентуру, инспирированным или разведкой
"лягушатников", или же вездесущим ЦРУ.
Все эти пакостные мыслишки, пронесшиеся в голове
Трепетова, француз с покровительственной ухмылкой тотчас ему
и изложил, как бред шпиономании, не имеющий никакого
отношения к реальному положению вещей. Дескать, предложение
бельгийца носит характер принципиально коммерческий, и
провокация исключена. К тому же, если после этого какие-либо
спецслужбы и выйдут на француза, то Трепетов о том узнает
незамедлительно и преподнесет данный факт своим шефам, как
замечательный подарок: мол, нашего агента пытаются
перевербовать, начинается живая работа, а тут уж можно
замутить интересную поганку, и принесет таковая ему,
Трепетову, почести, повышение в должности и звании. Да и
требуются-то журналисту пустяки, просто-таки бытовые
подробности, типа того, пронумерованы ли в КГБ двери
кабинетов или же нет...
- Пронумерованы, - отвечал Трепетов хмуро. - Все.
Исключение - сортиры.
- Вот, чудненько, - кивал француз. - Далее. Какого
цвета стены, сколько оперативных сотрудников находится в
одном помещении, существуют ли между ними внеслужебные
отношения, размер зарплаты председателя и охранника в
следственном изоляторе "Лефортово"...
Тут Трепетов покрылся обильным потом.
- Существуют ли какие-либо трения с прокуратурой... -
продолжал француз. - Да чушь, в общем, гуманитарная! Уж что-
что, а эти детали компетентные ребята знают доподлинно. А
бельгиец - вот идиот!- платит за этот воздух двадцать тысяч
долларов США, понимаешь?.. Богатый он, может, оттого и
любопытный...
- А почему с таким предложением он вышел именно на
тебя? - проглотив пиво, задал Трепетов топорный вопрос.
- Ну, мы же с тобой общаемся, - пожал плечами француз.
- В том числе, и на приемах в посольствах. И никакого
секрета из своих дружеских отношений двух журналистов, по-
моему, не делаем. Коллега же мой справедливо полагает, что
все русские представители на Западе - шпионы. Или прямые,
или косвенные. Разве не так? А потому и попросил меня...
И сверкнуло тогда в затуманенном похмельем мозгу
Трепетова, сверкнуло ясной и пронзительной молнией: сегодня
же сообщить начальству о гаденьком предложении верткого
агентишки!.. Без промедлений!
Молния, однако, угасла во мраке сомнений: каким образом
расценят подобный эпизод в высоких кабинетах? Ведь разговор
подобного рода вероятен с личностью морально разложенной, не
сумевшей выдержать определенной дистанции, в чем-то
проколовшейся, подставившей себя...
На крайний случай имелся защитник - тесть-генерал КГБ, но
ныне тесть пребывал на пенсии, а пенсионер доблестных
органов - не просто политический труп, но даже возможный
враг, ибо его праздный статус служит порою большой головной
болью для секретных ведомств. Болтливы становятся
пенсионеры, не связанные прежними жесткими обязательствами;
позволяют себе и порассуждать, и предаться вредным
воспоминаниям о боевом прошлом...
И тут же полыхнула вторая молния: двадцать тысяч
зеленых! Состояние!
- И... что ему надо конкретно? - как можно небрежнее
вопросил Трепетов.
- Я же сказал...
- Повтори.
И француз повторил.
- Готовь деньги, - крякнув, вынес Трепетов резюме.
- А мне?.. - поинтересовался француз неопределенно.
- Три процента, - улыбнулся Трепетов с натугой. - Как
посреднику.
- Имей совесть, Алекс.
- Шучу. Двадцать.
- У нас ведь пятьдесят на пятьдесят...
- У меня большие материальные затруднения.
- Ну, хотя бы двадцать пять...
- Черт с тобой!
От общей информации неведомый бельгиец перешел к
подробностям, освещение которых представляло вопиющий
криминал, но Трепетов заставлял себя лишь болезненно
догадываться о подлинных заказчиках передаваемых им
сведений, которые касались уже не только цвета или орнамента
линолеума в секретных ведомствах СССР...
Как безнадежный больной, он заставлял себя
самообманываться, надеяться на некое чудо, хотя сознание
опытного, в общем, разведчика, подсказывало, что трясина над
его головой сомкнулась глухо, и обратного хода нет.
В свою очередь, француз выдавал информацию встречную,
ценности чрезвычайной, и при очередном своем визите в
Москву, Трепетов, каждый раз отправлявшийся на родину с
чувством камикадзе, получил орден, внеочередную звезду на
погоны и - новую огромную квартиру с двумя туалетными
комнатами и холлом, где можно было устроить небольшой
спортзал.
В какой-то момент чувство неотвязного страха и
депрессивной подавленности преодолела логика и смелость
профессионала.
Трепетов сам вызвал француза на жесткий разговор, где не было
место актерству и лицемерию, после чего они превратились в
парнеров, играющих на пасах в одни ворота. Сумму гонораров,
не обремененных никакими процентными отчислениями, Трепетов
назначал уже сам, деньги КГБ, отпущенные на француза без
церемоний забирал себе, с полного, впрочем, одобрения псевдо-
агента; а на встрече с ответственным сотрудником ЦРУ,
курировавшим его, теперь уже "крота", потребовал в качестве
гарантии будущее американское гражданство, в предоставлении
которого его твердо заверили.
Остатки же всякого страха улетучились с развалом той страны,
которой он когда-то искренне служил; где было пионерское
безмятежное детство, комсомольская юность, воинская присяга,
партийные и чекистские клятвы, ну и прочие "взвейтесь-
развейтесь".
После же свершенной криминальной революции, к тем, кто сидел
в зданиях на Лубянке, понесли коррумпированные преступные
кланы мешки денег, и он, предавший систему, а, значит, и и
идею ее, еще давно, уже с холодной брезгливостью наблюдал за
теми, кто совершал по сути то же отступничество, не
сопряженное, однако, практически ни с каким риском.
Держава превращалась в некое географическое понятие, где всем
командовали откровенные бандиты и их облеченные властью
наместники. Преступность уверенно занимала позиции не только
в административной вертикали, но даже в промышленности и
средствах информации.
Иерархия лагерного устройства с ее якобы исполняющими
официальный закон "ментами", всесильными "ворами в законе",
приближенными к ним "блатными" и "мужиками"-трудягами, -
стала конкретной моделью целого общества, воспринявшего
подобную метаморфозу, как данность, причем, естественную.
И вот тогда-то оборвались последние нити, связывающие
его с этой землей, и теперь он был безраздельно свободен в
своих обязательствах, в том числе, и в моральных, перед
заповедником бандитов, гордо именующим себя Россией, а на
самом же деле никакой Россией не являвшимся.
Конгломерат, представлявший собою очередное торжество
демонизма, ухищренно самоистязался и деградировал, с
легкостью отринув ненужную теперь культуру и традиции,
подмененные заокеанскими эрзацами, и всецело, как полагал
Трепетов, управлялся точными руководящими указаниями,
поступавшими из известного всему миру пригорода Вашингтона.
С другой стороны, если и справились американцы с
исторической задачей уничтожения коммунизма, то вряд ли были
продуманы ими все последствия такого уничтожения, - пусть и
гениального, практически бескровного. В мире создалась
опасная зона, наполненная агрессивными, лишенными морали
сущностями; социалистический благостный закон всеобщего
братства, замененный законом голой наживы и обретения какой-
либо власти любыми путями, грозил полыхнуть пожаром войны,
не поддающимся локализации, и уже неугасимо горевшим по
окраинам бывшей империи.
Долларизация соцэкономики тоже являлась палкой о двух концах;
миллионы стодолларовых купюр, прилетавшие из-за океана,
ручейками разбегались по просторам бывших советских
республик, однако все ручьи текут обратно в море, и в
нынешней американской инфляции сразу же появился
дополнительный, серьезно ее стимулирующий фактор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31