А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он пришел с пажом и застал своих хозяек в сильном беспокойстве. Патер ван Эмс истощал все свое красноречие, чтобы успокоить их.
– Как хотите, мой отец, – говорила Марта, – а Вальтер бы должен быть здесь. Наш работник часто ходит в Дурстед и обратно в Амерсфорт, и уверяет, что в это время можно быть давно здесь.
– Да разве он знает, в который день и в котором часу Вальтер вышел из замка? – отвечал патер.
– Во всяком случае, – прибавила Мария, – батюшка верно бы поторопился увидеться с нами.
– Полно, дочь моя, – говорил старик, – будем надеяться на Бога. Да и как мы можем знать, что делается в Дурстеде? Может быть, граф Шафлер удержал Вальтера у себя.
Мария покраснела при имени своего жениха, а Перолио поспешил прибавить:
– Мало ли какие препятствия могут встретиться на дороге.
– Препятствия! – вскричали мать и дочь с испугом.
– Ну да, – подхватил ван Эмс. – Мессир Перолио прав. Вальтер мог опоздать к перевозу и принужден ждать целую ночь. Это случается каждый день; стало быть нечего беспокоиться, а лучше помолимся сегодня усерднее.
– Помолимся, – повторил бандит, – и может быть сегодня же вечером Вальтер будет с нами.
Женщины немного успокоились; скоро подали ужинать. Хотя у мещан не было обыкновением пить вино в отсутствии хозяина дома, но для патера ван Эмса и для постояльца подан был кувшин рейнского вина.
Перолио был очень весел и любезен, занимал все общество рассказами о путешествиях и о разных приключениях. Все были очарованы ловким итальянцем и даже старая Маргарита повторяла по временам Марии:
– Какой милый наш постоялец, просто прелесть мужчина.
Однако он не мог исполнить своего намерения, то есть бросить в стакан девушки волшебного зелья, потому что она пила только воду. За десертом Маргарита хотела, по обыкновению, уйти, но Перолио остановил ее словами:
– Останьтесь еще на минуту, добрая Маргарита, вы должны выпить вместе с нами за здоровье и возвращение мастера Вальтера.
– Аминь, – проговорил патер, – от этого тоста никто не откажется.
– Ваша правда, – сказала Марта. – Только такое драгоценное здоровье не пьют ни пивом, ни водой. Мария, подай вина.
– Нет, добрая хозяйка, – перебил Перолио, едва скрывая свою радость, – ваше вино очень крепко для женщины, и особенно для молодой девушки. Позвольте мне угостить вас сегодня редким вином.
И не дожидаясь ответа, он быстро вышел из комнаты, позвав с собой Ризо.
Скоро они вернулись; паж нес ящик черного дерева с инкрустациями, который поставил на стол, а Перолио держал в руке небольшую фляжку, тщательно закупоренную.
– Ого! – вскричал патер. – Это верно испанское вино.
– Нет, неаполитанское.
Перолио вынул из ящика пять золотых стаканчиков отличной отделки.
Потом он отошел к шкафу, служившему вместо буфета, приказал пажу держать стаканы и сам откупорив бутылку, начал осторожно наливать. Первый бокал был подан патеру ван Эмсу, и когда Ризо понес другой Марте, Перолио успел влить в бокал Марии напиток колдуньи. Потом, налив себе и Маргарите, он занял свое прежнее место и, глядя на молодую девушку, вскричал:
– За здоровье мастера Вальтера и за счастливое его возвращение!
И он выпил разом, тогда как ван Эмс наслаждался маленькими глотками, приговаривая:
– Чудо, какое вино! Оно десятью годами старше того, которое я пил у монсиньора Давида.
– Кажется дамы не разделяют вашего мнения, – проговорил бандит с досадой, заметив, что Мария едва дотронулась до вина.
– Я выпила все, – ответила Марта, – и нахожу вино превосходным.
– И я не оставила ни капельки, – сказала Маргарита, опрокидывая свой бокал.
– Но отчего же Мария не хочет выпить? – заметил бандит.
– Это нехорошо, дитя мое, – сказала служанка, – дно бокала – дно сердца. Когда пьешь за чье-нибудь здоровье, надо осушать до дна, чтобы не было несчастья с тем, за кого пьют.
– Несчастья! – повторила молодая девушка.
– Да, – сказал Перолио, – таково поверье, и притом такой отказ оскорбителен для меня; он означает ваше презрение ко мне.
– О, не думайте этого, мессир! – вскричала Мария, с ангельской улыбкой. – Я не презираю никого.
И взяв бокал, она выпила его, но не могла удержаться от гримасы.
– Не горько ли вино, дочь моя? – спросил патер, смеясь.
– Да, горько, – отвечала Мария.
Все вскричали, что это невозможно, а Перолио поспешил предложить новый опыт. Ризо налил новые бокалы и Мария, попробовав из вновь налитого стакана, созналась, что вино сладко и не понятно, отчего первый бокал казался ей горьким.
После ужина Перолио простился ласково со всеми и предложил патеру в проводники своего пажа, потому что было уже поздно и улицы не совсем безопасны. Добрый ван Эмс очень был рад этому и все начали прощаться, но в это время план бандита готов был провалиться.
Читатели знают, что во время отсутствия оружейника Мария спала в комнате матери, и ключ, сделанный Фрокаром, не мог быть полезен для Перолио; но в последние два дня, когда ждали возвращения Вальтера, Мария перешла опять в свою комнату, о чем Перолио успел узнать; как вдруг Маргарита, убирая со стола, сказала Марии:
– Послушай, дитя мое, хозяин уже не вернется ночью, так не лучше ли тебе остаться с маменькой, вам будет вместе не так скучно.
– Я очень рада, – отвечала молодая девушка, обнимая мать, – только все мои вещи уже перенесены в мою комнату.
– А разве трудно перейти через коридор и устроить тебе постельку? – возразила старая служанка.
Если бы взгляды могли убивать, адский взгляд Перолио убил бы старуху, которая уже пошла к дверям.
– А если батюшка вернется? – вдруг вскричала Мария. – Ведь еще не поздно; он, может быть, в дороге.
– Нет, сегодня его нечего ждать, – сказал патер.
– Отчего же нет? – перебил Перолио. – Напротив, очень вероятно, что мастер, и без того запоздавший, будет торопиться, чтобы успокоить свою семью.
– Положим, что так, – отвечал ван Эмс, – но все же городские ворота заперты и не отпираются ночью без особенного приказания бурграфа.
– Я достал это приказание, любезный ван Эмс, на случай позднего возвращения Вальтера, и ворота будут ему отворены во всякое время.
Хитрый итальянец не лгал: чтобы отклонить от себя подозрение, он хлопотал о позволении бурграфа отворить ворота оружейнику, и стражи действительно ждали его возвращения.
– Вы думаете, мессир, что батюшка может вернуться сегодня? – спросил Мария.
– Я почти уверен в этом.
– Так не трогай ничего, Маргарита, – продолжала молодая девушка. – Я пойду в мою комнату.
Через два часа все в доме спали, и крепче всех Марта и Маргарита, не привыкшие пить вино. Не спали только Перолио и Мария.
Бандит с беспокойством считал минуты, прислушивался и, рассчитывая, что благодаря вину и волшебному напитку, Мария должна уже спать, тихо вышел из своей комнаты.
В старых голландских домах жили не тесно, и комната Марии, в первом этаже и окнами в сад, была отделена от комнаты Марты длинным коридором. Спальня молодой девушки была очень просторна, убрана просто, и в ней, кроме кровати, вделанной в стену, был дубовый шкаф, столик, и несколько стульев. В одном углу было изображение Святой Девы, распятие и аналой, в другом овальное зеркало. В этом состояло все убранство комнаты у богатых мещан пятнадцатого столетия.
Однако Мария не спала, хотя обольститель рассчитывал на это. Молодая девушка чувствовала странное волнение, как будто приняла возбудительное лекарство против сна; она сознавала в себе новые силы, и гораздо более смелости, чем в обыкновенное время. Она потеряла робость, сделалась решительной и храброй. Это было следствием волшебного напитка колдуньи.
Сев к своему столику, Мария распустила длинные волосы, расстегнула корсаж и начала думать о начальнике Черной Шайки, о его вежливости и предупредительности. Может быть, в первый раз девушке пришло на ум, что этот человек обманывает всех и носит маску, которую скоро снимет. Он ненавидит ван Шафлера; он говорят, сжег его замок, стало быть, он замышляет что-нибудь и против его невесты… «Невесты!» – прошептала девушка краснея, и вместо жениха, мысль ее перенеслась на Франка, который тоже чуть было не погиб от руки того же Перолио.
В эту минуту бандит стоял у двери спальни и тихонько вкладывал ключ в замок. Молодая девушка не слыхала легкого шума, но ее маленькая собачка, Том, выскочила из-под кровати и начала громко лаять. Мария нисколько не испугалась и не удивилась, думая, что собака услышала шаги Вальтера и, обрадованная этой мыслью, хотела броситься ему навстречу, но дверь быстро отворилась: перед ней стоял Перолио.
Мария вскрикнула и побледнела, а Том перестал лаять, потому что узнал постояльца, который часто угощал его лакомствами.
– Мария, – сказал он, – чего вы испугались? Разве вы не узнали самого преданного друга вашего семейства, вашего друга… Мария!
И он подошел к ней, но она отскочила и схватив черную мантилью, закуталась в нее.
– Послушайте меня, – продолжал итальянец.
– Не подходите ко мне, мессир! – закричала Мария. – Или я стану звать на помощь.
«Проклятая колдунья! – подумал Перолио. – Я думал, что найду полусонную, нежную красавицу, а вместо того передо мной героиня».
И он продолжал еще вкрадчивее.
– Зачем вам звать, прекрасная Мария? Разве вы полагаете, что я способен оскорбить вас, я, ваш друг, ваш гость?..
– Зачем же вы здесь, мессир? – спросила молодая девушка, немного оправясь от страха. – Как вы вошли в такое время?
– Увы, я пришел сказать вам, что с вашим батюшкой случилось несчастье.
– Несчастье!.. С батюшкой! – вскричала Мария.
– Да, мой оружейник Видаль был сейчас у городских ворот и там пришло известие, что мастер Вальтер взят на дороге солдатами капитана Салазара и отведен в нарденскую тюрьму.
– Это невероятно, мессир. Капитан Салазар служит у епископа и должен знать, что монсиньор Давид освободил моего отца.
– Разумеется, только, может быть, епископ раскаялся в своем поступке и приказал тайно опять схватить пленника.
– Неправда, мессир; епископ не сделает этого; или вы меня обманываете, или вас обманули.
– Клянусь Мадонной…
– Не клянитесь. Бог наказывает клятвопреступников.
Перолио не мог придти в себя от удивления. Та ли это робкая, стыдливая девушка, которая боялась поднять на него глаза? Неужели волшебный напиток придал ей столько твердости и смелости?
– Во всяком случае, мессир, – продолжала она, – если Богу угодно продолжить наше испытание, мы не будем роптать, а покоримся его воле. Теперь же, мессир, прошу вас уйти.
И она повелительно указала ему на дверь. Итальянец не двигался с места и с восторгом смотрел на красавицу.
– Вы приказываете мне уйти… я повинуюсь… позвольте только сказать вам… что я люблю вас как безумный, что вы прекрасны, как ангел.
– Молчите, мессир! – вскричала Мария, краснея. – Ваша любовь оскорбляет меня. Вы знаете, что я невеста графа ван Шафлера.
– Знаю… но любите ли вы его, Мария?
– Что за вопрос, мессир?.. Уйдите, – проговорила девушка, смущаясь.
– Любите ли вы его? Нет, вы не можете любить этого холодного человека, который ничего не чувствует, всегда спокоен и хладнокровен. Разве он может оценить вашу красоту, разве может любить вас этот человек, который предпочитает службу Давиду Бургундскому своей невесте? В его жилах не течет такая пламенная кровь, как у меня. Нет, Мария, только Перолио умеет любить страстно, нежно, Перолио отдаст свое отечество, жизнь, душу за один поцелуй.
И бросившись к своей жертве, злодей обвил рукой ее талию и прижал ее к груди.
– Оставьте меня, мессир! – кричала девушка, стараясь вырваться из железных рук. – Умоляю вас всем, что для вас дорого.
– Ты одна на свете дорога мне, – сказал Перолио и, выпустив ее, хотел попробовать действовать убеждениями, прежде чем прибегнуть к силе.
– Вы видите, что я вам повинуюсь, – начал он почтительно, садясь. – Послушайте же и вы меня, Мария. Зачем пугаться моей любви, зачем сердиться? Я не виноват, что ваша красота поразила меня, и не одна красота, а ваше сердце, скромность, невинность. Увидев вас, я начал верить в Бога; полюбите меня, и я, может быть, исправлюсь, сделаюсь добрым, как вы. Ангелы должны заботиться о том, чтобы спасти заблудшие души. Спасите же меня, Мария, спасите вашей любовью, дайте мне ваше сердце взамен моего, и клянусь, вы будете самая любимая, самая счастливая женщина на свете.
Мария слушала с удивлением и страхом эти новые для нее речи. Перолио был хороший актер и мог обмануть не такую невинную девушку. Голос его дрожал, волнение было так заметно, что бедная девушка почувствовала невольную жалость; гнев ее прошел и она отвечала тихо:
– Я жалею, мессир, что невольно возбудила вашу любовь… но что же мне делать? Вы не знаете наших обычаев и думаете, что можно забыть священное обещание. Меня не принуждали, я свободно отдала свою руку благородному ван Шафлеру, только смерть может разорвать нашу связь. Если же я забуду обещания, люди будут презирать меня, а Бог накажет.
– Я не хочу, чтобы вас презирали, прекрасная Мария! Выходите замуж за ван Шафлера, если этого нельзя переменить… но полюбите Перолио.
– Я вас не понимаю, – проговорила молодая девушка, для которой не могло быть смысла в этих словах.
– Вы отдадите мужу вашу руку, а мне сердце, – продолжал злодей, смотря страстно в глаза Марии. – Вы будете носить его имя, но ваши ласки, ваша любовь будут принадлежать мне.
– Молчите! – вскричала она, поняв, наконец, итальянца.
И оттолкнув его, она бросилась к двери, но Перолио был не такой человек, чтобы выпустить из рук добычу; он был у двери вместе с Марией и загородил ей выход.
– Вон отсюда, – закричала Мария, – или я разбужу весь дом!
– Напрасно, будете беспокоиться, моя красавица, все спят так крепко, что никто вас не услышит.
Бандит переменил тон; он понял, что колдунья обманула его и вместо любовного зелья, дала напиток, который подкрепляет силы. Это неожиданное сопротивление бесило его и еще более раздражало. Надеясь остаться победителем слабого создания, он продолжал:
– Если вы даже разбудите вашу мать и служанку, это не поможет вам нисколько. Здесь одна дверь и только я могу отворить ее.
И он повернул два раза ключ и положил его в карман.
– Матушка! Сюда, спасите меня! – кричала девушка, но голос ее уже ослабевал.
– Полноте, успокойтесь, – говорил Перолио, глядя на нее пламенными глазами.
– Сжальтесь, мессир, умоляю вас! – проговорила Мария, падая перед ним на колени.
– Не бойся, меня, angelo mio, – сказал он, поднимая ее, – я тебя люблю… перестань плакать… хоть ты прекрасна и в слезах. Твои родные, жених, не будут ничего подозревать… Клянусь тебе, что никто не узнает о моем счастье.
– И вы не боитесь Бога, который все знает и видит?
Итальянец захохотал.
– Боже, спаси меня! – вскричала Мария и вырвавшись из рук бандита, подбежала к аналою и крепко обхватила его.
Мантилья ее осталась в руках Перолио, который, несмотря на мольбы и рыдания девушки, бросился к ней, чтобы оттащить ее от последнего убежища. Эта ужасная борьба была слишком неравна, чтобы продолжаться. Мария теряла силы и чувства, голос ее замирал… Только чудо могло спасти бедного ребенка.
– Наконец-то, – проговорил злодей, чувствуя, что Мария лишилась сил. Но в эту самую минуту раздался сильный удар в дверь и громкий голос закричал:
– Отпирай, или я выломаю дверь.
Перолио выпрямился над бесчувственной девушкой и окаменел от удивления; но в ту же минуту раздался другой удар и, после третьего дверь сорвалась с петель и с грохотом упала.
В комнату вбежал Вальтер, бледный, с подвязанной рукой. Перолио вскричал с ужасом:
– Вальтер жив!
– Да, палач, я жив! – кричал оружейник. – И это тебя удивляет, потому что ты поставил убийц на моем пути, но Бог спас меня, чтобы я мог спасти дочь или отомстить за нее… Где она? Говори, разбойник!
Вальтер не мог видеть дочери, потому что при первом ударе в дверь, Перолио схватил Марию на руки и, бросив на кровать, задернул занавес. Видя, что отец бросается на него с топором, бандит вынул кинжал и отдернув занавес, приставил его к груди Марии.
– Вот твоя дочь… она без чувств, но если ты сделаешь еще шаг – я убью ее. Брось свой топор и дай мне уйти.
– Подлец! – проговорил оружейник.
В эту минуту вошли Марта и служанка, и, видя жест Перолио, упали на колени.
– Брось топор! – повторил бандит, совершенно оправившийся от удивления. – Теперь борьба между нами не равна, но мы еще увидимся с тобой.
– Вальтер! Умоляю тебя! – шептала Марта.
Оружейник бросил топор, Перолио спрятал кинжал и пошел к двери. В эту минуту Мария открыла глаза, увидела мать и, забыв Перолио, с жаром обняла ее… Отец боялся взглянуть на дочь.
– Обними свою дочь, – сказала Марта, – и благодари Бога, что она осталась чиста и невинна.
С криком радости отец бросился к Марии.
Перолио, бывший у двери, обернулся посмотреть на эту счастливую группу и проговорил злобно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39