– Мы хотим попробовать новый итальянский ресторанчик. Хотите присоединиться к нам, мисс Сен-Клер?
Первым импульсом было вежливо отказаться. Второй оказался более честным. Ей, черт возьми, хотелось принять это предложение. Надоело есть в одиночестве, постоянно быть в одиночестве. Если Рис не соизволит отпустить ее, она заявит, что заслужила обед так же, как и все остальные.
– С удовольствием. Спасибо за приглашение. И, пожалуйста, называйте меня Анджи.
Обе женщины выглядели слегка ошарашенными согласием, но поспешили заверить, что очень рады. Сказав, что будут ждать внизу, они вернулись к работе, оставив Анджи с довольно растерянной улыбкой на лице. Немалая понадобилась им храбрость, чтобы зайти, думала она, вспоминая злые сплетни, которые не раз приходилось слышать после ареста отца. Никто из так называемых друзей, попавшись на этом, не извинился и не попытался загладить вину приглашением пообедать вместе. Опозоренное имя отца сделало ее более чем нежелательным членом привилегированного круга.
У нее возникло подозрение, что заходившие к ней сотрудницы обладают большей глубиной чувств и более сильными характерами, чем богатые повесы, с которыми она общалась прежде. Только ей очень хотелось знать, настолько ли охотно они приняли ее в свою компанию, если бы знали об ее отце.
* * *
Почти месяц спустя после случая с Далой и Гей, в пятницу утром, Анджи оторвал от работы голос из дверей:
– Извините, мисс Сен-Клер.
Анджи подняла взгляд от заваленного письменного стола.
– Да, Джун?
Секретарша Риса с ворохом бумаг в руках виновато поморщилась.
– Извините, что отвлекаю вас, но вы случайно не знаете, где мистер Вейкфилд? Уже начало двенадцатого, а он еще не давал о себе знать. Может быть, он говорил, что не придет с утра, но я не помню.
Анджи нахмурилась. Она уже и сама удивлялась, что Рис не звонил ей, как обычно, раз десять в это утро, но решила, что он слишком занят.
– Он не приходил с утра?
– Нет. И я не знаю, что делать с этими бумагами. Нужна его подпись.
– Но он вчера говорил, что прежде всего надо взяться за лондонское дело. Я все утро ждала, что он меня вызовет.
Джун пожала плечами.
– Не знаю, что и сказать. Такого с ним раньше не случалось. По крайней мере, за те шесть лет, что я здесь работаю.
Анджи работала у Риса только пять месяцев, но не хуже, чем Джун, знала, что не в его обыкновении просто не явиться на работу, не предупредив хотя бы по телефону. Десяток возможных причин пронеслись в мозгу. Ощущая пустоту под ложечкой, она сняла трубку и набрала его домашний телефон.
Слушая гудки вызова, она уверяла себя, что слишком серьезно относится к ситуации. Хороша же она будет, если ответит запыхавшийся женский голос и выяснится, что работодатель просто устроил себе выходной для плотских утех. И тут же поспешила уверить себя, что эта мысль взволновала ее только потому, что Рис слишком серьезный бизнесмен для подобной безответственности.
Когда прозвучал пятый гудок, она снова начала волноваться. Что, если он не может ответить? Что, если ему плохо или…
– Что такое?
Хриплый рык принес облегчение.
– Слава Богу, – вырвалось у нее. Наступила пауза.
– Мисс Сен-Клер? Который час?.. О, черт! – Голос был явно нездоровый.
– Вы больны, мистер Вейкфилд? – встревоженно спросила Анджи.
Он надсадно закашлялся.
– Похоже, да, – прохрипел он, и в голосе звучало удивление, что Рис Вейкфилд оказался подвержен болезням, подобно обычному человеку. – Проклятье!
– Вы спали?
– Да. Я не мог заснуть прошлой ночью и, наверно… – он не договорил, снова закашлявшись, за чем последовало новое ругательство.
Уже борясь с улыбкой и чувствуя совершенно неуместную нежность к мысленному образу наводящего страх работодателя в постели, всклокоченного, с опухшими глазами и лихорадочным румянцем на щеках, Анджи покрепче сжала трубку.
– Чем я могу помочь вам? – просто спросила она.
С другого конца провода донесся звук движения.
– Ничем, – пробормотал Рис. – Я буду через… – Голос оборвался, и донесся звук падения. – Черт!
– Мистер Вейкфилд? Что случилось?
– Голова кружится, – отрывисто ответил он.
– Тогда ложитесь в постель. И даже не думайте приезжать сегодня на работу. Кто ваш врач?
– Мне не нужен врач. И я должен приехать. Эти бумаги по лондонской сделке требуют подписи сегодня. И я…
– Бумаги я вам привезу, – решительно перебила Анджи. – И все, что требует вашего внимания сегодня. Остальное может подождать, пока вы не выздоровеете.
Рис вздохнул.
– Ладно, – неохотно согласился он. – Привозите. Возьмите у Джун запасной ключ и войдите сами. Захватите еще папку Перкинса. И…
Записывая перечень документов, которые он счел требующими неотложного внимания, Анджи приняла отчаянное решение сократить список на несколько пунктов. Человек болен. Компания не развалится, если он даст себе день-другой отдыха.
– Буду у вас через полчаса, – пообещала она.
– Через пятнадцать минут, потребовал он прежде, чем Анджи успела повесить трубку.
Анджи взглянула на застывшую рядом Джун.
– Мистер Вейкфилд болен. Я должна отвезти ему кое-что, нужное на сегодня.
– Мистер Вейкфилд болен? – повторила Джун. – Что с ним?
– Похоже, сильная простуда. Может быть, грипп.
Вышколенная секретарша, не удержавшись, хмыкнула.
– Спорю, он зол как черт, – откомментировала она, кладя кипу бумаг Анджи на стол. – Поддаться обычной простуде! Кто бы мог поверить, что у какого-то микроба хватит смелости заразить самого Вейкфилда?
Анджи рассмеялась, приятно удивив Джун, и тут же покраснела, опустила глаза и начала собирать кое-что для Риса.
– Спасибо, Джун. Я немедленно еду.
– Да, мисс Сен-Клер, – отозвалась Джун, и в ее голосе звучала новая, дружеская нотка, не ускользнувшая от внимания Анджи.
Оставшись одна, она вздохнула. Кому нужен ее холодный, отчужденный вид? Несмотря на то, что весь первый обед сохранялось некое ощущение неловкости – Анджи не слишком успешно пыталась поддерживать беседу и в то же время не особо распространяться о себе, – Гей и Дала приглашали ее еще дважды. Ей пришлось отклонить оба предложения, потому что Рис оставил ей время только на сэндвич в буфете; но они, похоже, готовы были пригласить ее еще раз и всегда находили повод перекинуться словцом при встречах.
Микки иногда заглядывал после обеда якобы навестить быстро растущего котенка, но главным образом потому, что она теперь держала в доме печенье для него. И ей приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы установить безопасную дистанцию между собой и боссом, хотя остальные мужчины в «Вейк-тек» давно оставили ее в покое. Почему, когда нужны были друзья, никого не оказалось, а теперь, когда она хочет одиночества, возникает близость с людьми?
Покачав головой относительно необъяснимых сложностей своей жизни, Анджи направилась в кабинет Риса за нужными бумагами.
* * *
С бумагами… с большинством бумаг, которые потребовал Рис, в левой руке, Анджи помедлила, прежде чем вставить полученный у Джун ключ в замок входной двери. Она впервые видела его дом – большой, хотя довольно простой, современной архитектуры – в богатом районе неподалеку от более скромного, где жила она. В том, чтобы просто отпереть замок и войти, было что-то слишком интимное, но и беспокоить его, звоня в дверь, не хотелось. Глубоко вздохнув, она повернула ручку.
Первое, что она заметила, войдя в дом, было явное пристрастие к минимализму. Хотя все было высшего качества, обстановка была простой, функциональной, лишенной всяческих излишеств. На стенах висело несколько картин, но в их расположении не чувствовалось внимания к равновесию и стилю. Не было никаких безделушек, фотографий и тому подобных личных предметов.
Она вспомнила обставленный лучшими дизайнерами бостонский особняк, в котором цвета и обстановка менялись каждый сезон. Подлинные картины старых мастеров, пресс-папье из чистого серебра, хрустальные подсвечники. Ее детская с ярдами старинных кружев и полками кукол от мадам Александер.
Она вспомнила и бабушкин дом с рядами фарфоровых куколок, конфетницами и бесчисленными салфеточками. Обколотая керамическая собака в фойе, разрозненные тарелки в старинном серванте, дешевая репродукция «Тайной вечери» в столовой. Лоскутные одеяла и вышитые тамбуром афганские борзые бабушкиной работы. Карандашные рисунки, которые годами присылала ей Анджи, аккуратно собранные в альбоме на пианино вместе с фотографиями Анджи в разных стадиях взросления. Она не променяла бы свой нынешний дом на более элегантный и дорогой в Бирмингеме или любом другом месте.
Неуверенно осмотревшись, она направилась к лестнице, решив, что спальня Риса должна быть наверху. Нервно сглотнула.
Первая дверь слева от лестницы была открыта. Заглянув, она поняла, что нашла спальню хозяина. Вся обстановка состояла из кровати, большого шкафа, ночного столика с лампой, будильником и телефоном и стула, через прямую спинку которого был переброшен вчерашний пиджак Риса. Над кроватью висела картина – пустынное штормовое море. Рис крепко спал, растянувшись на кровати.
Пройдя на цыпочках по пушистому ковру, она остановилась, глядя на своего работодателя. Он вполне соответствовал ее давешнему представлению: всклокоченный, с лихорадочным румянцем на небритых щеках. Но, несмотря на то, что именно это Анджи и ожидала увидеть, реальность ошеломляла. Больной и одинокий, он так отличался от надменного, неприступного человека, с которым она работала последние пять месяцев. Анджи знала, с каким негодованием он отмел бы ее сочувствие, но – сочувствовала.
Обратив внимание на цвет его запавших щек, она нахмурилась. Какая же у него температура, и принимал ли он жаропонижающее? Она протянула руку, отдернула и медленно протянула снова. Он спит так крепко. Может быть, потрогав лоб, она его не…
Не успела рука коснуться кожи, как была схвачена железными пальцами.
– Ой!
Держа ее руку у виска, Рис смотрел чуть затуманенными, но не менее, чем обычно, проницательными глазами.
– Что вы делаете?
– У вас, кажется, лихорадка, – ответила она настолько спокойно, насколько это возможно было в данных обстоятельствах. – И лицо горячее. Вы мерили температуру?
– Нет.
– Лекарство принимали? Аспирин? – Нет.
– Не могли бы вы отпустить мою руку? – осторожно спросила она. – Боюсь, на ней будут синяки.
Он немедленно повиновался.
– Извините. Я не привык, чтобы ко мне прикасались во сне.
– Это вы простите, что напугала. Как вы себя чувствуете?
– Погано, – нетерпеливо проворчал он. Ей терпение тоже стоило немалых сил.
– Горло болит? Голова? Еще что-нибудь?
– Горло болит, голова болит, все остальное тоже болит. Вы это хотели услышать? – огрызнулся он, приподнимаясь на локте. Прикрывавшая его простыня сползла до пояса, и Анджи чуть не уронила все принесенные бумаги.
Под строгими деловыми костюмами Риса Вейкфилда, оказывается, скрывалось великолепное тело.
Грудь была широкой, загорелой и крепкой, с выпуклыми мускулами атлета. По контрасту с густой седой гривой, волосы на груди были темные и редкие, спускающиеся треугольником от сосков и узкой полоской исчезающие под простыней. Мысленно проследив дальнейший путь этой полоски, Анджи почувствовала, как слабеют колени.
– Вы… гм… – Она запнулась, откашлялась и подняла глаза к его лицу, успев заметить мимолетное выражение, которое он тут же подавил. – Вы бы лучше легли. У вас есть термометр?
– В ванной. Но…
Она не дала ему времени на возражения. Положила бумаги в ногах кровати, повернулась и поспешила в смежную со спальней ванную, остро нуждаясь в нескольких секундах одиночества, чтобы прийти в себя.
Рис кашлял, когда она вернулась, крепко сжимая термометр, бутылочку с аспирином и собственное самообладание. Кашель был глубоким и звучал очень нехорошо, хотя сам больной был всецело занят чтением докладов.
– Где папка Перкинса? – требовательно осведомился он, справившись с кашлем.
– На вашем столе в офисе, – спокойно ответила Анджи, стряхивая термометр. – В ней ничего, что может потребовать вашего внимания, до понедельника по меньшей мере.
– Черт возьми! Я… – Он инстинктивно закрыл рот, когда Анджи сунула туда термометр. Вытащив его, он продолжал:
– Доклад по сделке с Сан-Хуаном вы тоже не принесли?
– Нет. С этим разберутся. – Она взяла термометр из его руки и опять сунула в рот.
Он снова вытащил.
– Кто разберется?
– Я. И если вы не будете держать термометр во рту, мне придется измерить температуру менее почтительным способом, – пригрозила она, забыв о культивируемой последние пять месяцев сдержанности. Похоже на прежнюю Анджи, мысленно усмехнулась она, фаталистически ожидая, что сейчас ее разорвут на части.
Невероятно, но он только посмотрел на нее долгим взглядом и молча положил термометр в рот. У нее хватило здравого смысла ничем не выразить удовлетворения победой.
– Я принесу вам чего-нибудь холодного попить, – пробормотала Анджи, избегая его глаз, повернулась и поспешила к двери. – При гриппе нужно пить много жидкости.
Кухня Риса была оборудована исключительно функционально, в ней не было ничего лишнего. В холодильнике оказался богатый выбор консервированных прохладительных налитков – неожиданное пристрастие к газированным фруктовым водам, – кувшин апельсинового сока, галлон молока, полдюжины яиц, масло и ежевичный джем. И все. Она налила большой стакан апельсинового сока, решив, что спросит, хочет ли он есть, прежде чем сооружать завтрак из этих скудных запасов.
Вернувшись в спальню, она обнаружила, что забытый термометр все еще торчит во рту, а Рис поглощен привезенными ею бумагами. Она поставила сок на ночной столик и потянулась за термометром.
– Мне нужна ручка, – сказал он, едва освободился рот.
– Минутку, – рассеянно ответила Анджи, вглядываясь в крошечные цифры на шкале и жалея, что у него не оказалось более современной, цифровой модели. Определив наконец показание ртутного столбика, она нахмурилась. – У вас сто три градуса.
Он даже не взглянул.
– Я выпью аспирин. Где же ручка?
Она вздохнула, подала две таблетки аспирина и сок, после чего занялась поисками ручки в сумочке.
– Вы уверены, что не хотите показаться врачу? – спросила она, подавая найденную ручку.
В ответном рычании она сумела определить отрицательный ответ.
– Тогда, может быть, поедите? Я могу приготовить яичницу и тосты.
– Я не голоден. – Он снова закашлялся.
– У вас есть что-нибудь от кашля? – Нет.
– Я съезжу в ближайшую аптеку и куплю. От такого кашля у вас разболится грудь. Что-нибудь нужно на время моего отсутствия?
– Папка Перкинса, – напомнил он.
Она подхватила сумочку и повернулась, не отвечая на последнюю реплику.
– Я скоро вернусь.
Рис поймал ее запястье, перепугав до полной неподвижности. Пальцы прожигали кожу насквозь, и Анджи пришлось напомнить себе, что это только высокая температура. Оглянувшись, она обнаружила у него на лице слабую улыбку, отчего еще одна волна трепета прошла по ее телу.
– Спасибо, – тихо сказал он.
Каким-то образом умудрившись не сглотнуть, она ответила:
– На здоровье, мистер Вейкфилд. – Официальное обращение было добавлено намеренно, чтобы напомнить себе – может быть, и ему, – что у них чисто служебные отношения.
Он освободил руку, и Анджи направилась к двери, но была снова остановлена его обращением:
– Мисс Сен-Клер.
– Да, сэр.
Улыбка исчезла, но в глазах оставался странный блеск.
– Маленький совет. Никогда не угрожайте без абсолютной уверенности, что сумеете осуществить угрозу.
Это относительно термометра? Она хотела молча кивнуть и выйти, но что-то язычок в этот день разгулялся.
– Я никогда не отступаю от этого правила, мистер Вейкфилд, – сказала она и поспешила удалиться, дивясь собственному безрассудству.
Глава 3
Вернувшись из недолгой поездки по магазинам, Анджи выгрузила продукты на кухне, нашла ложку и поднялась по лестнице с рекомендованной фармацевтом микстурой от кашля. При виде пустой кровати она замерла. Где Рис?
Кашель привлек ее внимание к дверям ванной. Рис, в одних только белых трусах, стоял, держась рукой за дверной косяк, и смотрел на кровать так, будто путь до нее был непреодолим. Анджи уже видела грудь и руки, а теперь получила возможность разглядеть остальное. Мощные ноги, чуть покрытые темными волосами, узкие бедра, плоский живот. Белые трусы контрастно выделялись на смуглой коже и явственно облегали то, что должны были скрывать. Анджи поймала себя на мысли: «Сколько ему может быть лет, и насколько верно первоначально пришедшее на ум число 40?» При седых волосах и тонких, но глубоких морщинах у глаз и рта он имел тело человека на десять лет младше этого возраста.
А потом он поднял глаза и заметил ее изучающий взгляд.
Щеки Анджи порозовели. Она попятилась к выходу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18