На самом деле ей понадобилось бы еще немало времени, чтобы собраться с духом и открыто взглянуть в лицо леди Элизе, не выдав при этом своих чувств.
Многоопытная леди Элиза это отлично понимала. Она с явной издевкой смотрела на Джорджину, лениво похлопывая по ладони веером.
– Моя дорогая, – невозмутимо начала она, – позвольте мне говорить с вами откровенно. Я старше вас и знаю жизнь, поэтому сочту себя самым бездушным существом на свете, если не попытаюсь предостеречь вас. Будьте добры, присядьте.
Она показала рукой на диван, обтянутый желто-белым шелком, с тигриными головами на подлокотниках. Однако Джорджина осталась стоять. Собравшись с мыслями, она сказала как можно учтивее:
– Я должна идти, леди Элиза. Я приглашена на следующий танец…
– Мое дорогое дитя, если вы боитесь услышать то, что я хочу вам сказать, дело, видимо, многим хуже, чем я себе представляла, – заворковала леди Элиза. Она села на диван и снова указала на место рядом с собой. – Обещаю вам, что не займу больше двух минут. На самом деле я уверена, что вы не виновны в этой некрасивой истории. Молодые люди, когда они влюблены, становятся неуправляемыми – уж можете мне поверить! Все-таки присядьте, прошу вас, и послушайте, что я вам скажу!
Глядя на улыбающееся лицо леди Элизы, Джорджина ощутила тревогу. Она чувствовала, что не должна слушать эту женщину. Но она не могла уйти, чтобы не быть обвиненной в крайней неучтивости, поэтому неохотно подошла к дивану и села рядом с леди Элизой.
– Вот так-то лучше, – одобрила ее леди Элиза. – Разумеется, я вызвала у вас негодование, придав всему такую серьезность. Но невозможно видеть, как такая юная девушка из-за неосмотрительности подвергает опасности свое будущее! В случае с Нолой я оказалась беспомощной, потому что не знала о Шенноне того, что знаю теперь. К тому же мне и в голову не приходило, что она окажется столь глупой, чтобы позволить соблазнить себя и тайно сбежать с мужчиной…
Джорджина, взволнованная упоминанием Шеннона, все-таки сумела совладать с собой и спокойно сказала:
– Не понимаю, с чего вы взяли, будто это имеет ко мне хоть какое-то отношение, мадам. Я уверена, что Шеннон сделал то, что на его месте сделал бы любой другой солидный джентльмен, обнаруживший девушку в затруднительном положении.
Леди Элиза недоверчиво покачала головой:
– Моя дорогая, я не так глупа! – Она улыбнулась. – Любой, у кого есть глаза, сразу же догадался бы, что дело не такое уж невинное, как вы говорите. Жаль, что вы не видели себя. Вы можете флиртовать с молодым Питером Хессионом сколько вам угодно, это ничем особенным вам не грозит. И если я не ошибаюсь, за самым глубочайшим раскаянием и мольбой о прощении в следующий раз последует формальное предложение руки и сердца. Но, ради бога, поверьте моим словам, что подобное поведение с мужчиной вроде Шеннона не только опасно, но и рискованно. Вы не знаете его…
– Я не знаю его хорошо, это верно, но уверена, что понимаю намного лучше вас, – возразила Джорджина. Гнев ее рвался наружу.
Она хотела продолжить, но леди Элиза, сверкнув глазами, опередила ее:
– Мое дорогое дитя, полагаю, что именно так думала в свое время и ваша кузина Нола. Бедная девочка и понятия не имела, когда давала согласие выйти за него замуж, что он собой представляет на самом деле. Она сама мне об этом говорила в Брюсселе незадолго до смерти. Она страшно переменилась, в ней просто нельзя было узнать ту веселую и беззаботную девушку, какой прежде знали ее друзья.
– Такое вполне могло случиться, мадам, – по-прежнему пытаясь сдерживать негодование, ответила Джорджина. – Вам не хуже моего известно, что частенько после свадьбы супруги узнают, что они не подходят друг другу, хотя никто из них в этом не виноват.
Леди Элиза снова покачала головой:
– О, если вы решили сделаться его защитницей, то мне не остается ничего другого, как говорить открыто. – Леди Элиза положила свою руку на руку Джорджины. Потом, понизив голос, продолжила: – Поверьте, мне мучительно больно говорить об этом, но, учитывая обстоятельства, я считаю своим долгом рассказать вам все до конца. Тогда в Брюсселе почти открыто говорили, будто Шеннон повинен в смерти жены.
В первое мгновение Джорджине показалось, что она ослышалась. Сдавленным голосом она воскликнула:
– Но что вы пытаетесь этим сказать, мадам? Что он…
– Убил ее? – проговорила леди Элиза слова, которые Джорджина не смогла произнести. – Нет, этого я не имела в виду. Я только сказала, что на этот счет были подозрения. Она умерла при весьма странных обстоятельствах – как было сказано, от расстройства внутренних органов, сопровождаемого лихорадкой, хотя ни один доктор не обнаружил причины, вызвавшей эту лихорадку. После того как Шеннон поспешно похоронил ее, а сам в тот же вечер исчез из города – говорили, уехал в Грецию или бог знает куда еще, – по Брюсселю поползли слухи об отравлении. Если бы в городе не творилась полная неразбериха – это было перед самым сражением при Ватерлоо, – я уверена, что могло бы начаться расследование. – Она посмотрела на бледное лицо Джорджины и сочувственно погладила ее по руке. – Разумеется, вы в шоке, бедняжка. Но что поделаешь. Поведение Шеннона далеко от безупречного. Но чтобы совершить такое ужасное преступление!.. Однако, если принять во внимание, какую цель он преследовал…
Джорджина выдернула руку и вскочила.
– Я вам не верю! – запротестовала она. – Этого не может быть! Ради бога, мадам, неужели вы пытаетесь убедить меня, повторяя сплетни, в том, что Шеннон имеет намерение убить меня?
– Вовсе нет, – возразила леди Элиза. Она подняла на Джорджину полные сочувствия глаза. – Вполне возможно, что он питает к вам самую искреннюю привязанность, какую никогда не испытывал к Ноле. Но что это меняет? Какие бы чувства он к вам ни испытывал, не думаете же вы связать себя с человеком, способным убить самым жестоким образом женщину, которую он клялся беречь и защищать как свою жену…
Джорджина стояла молча, упершись взглядом в лакированного мандарина в ярко-красном платье. Она чувствовала себя разбитой. Несмотря на всю свою решимость не верить словам леди Элизы, она не могла вспомнить, чтобы Шеннон когда-либо с нежностью упоминал при ней имя своей жены. Более того, он всячески избегал говорить о ней. Джорджина не хотела сдаваться и запальчиво заявила:
– Пусть так, мадам, но неужели, вы думаете, я поверю, хотя вы и пытаетесь убедить меня в правдивости этих ужасных слухов, будто вы могли пригласить такого человека в свой дом…
Леди Элиза пожала плечами, и в ее глазах вспыхнуло привычное игривое выражение.
– О, тут я должна покаяться. Я подумала, что будет забавно приручить такое грубое животное! Я вас слишком шокировала? Вы не знаете высший свет, моя дорогая. Люди готовы на что угодно ради того, чтобы избежать скуки. Разумеется, я немного рисковала, но я постараюсь, чтобы моя репутация осталась незапятнанной… Мое дорогое дитя, это ваше будущее под угрозой! Я никогда не простила бы себя, если бы не предостерегла вас. И, поверьте мне, я непременно поговорю с миссис Квинливен, если понадобится.
Джорджина не могла больше слушать. Собравшись с духом, она твердо произнесла:
– Вам нет необходимости это делать, леди Элиза. Я не испытываю к мистеру Шеннону ни малейшего интереса и умоляю вас ни при каких обстоятельствах не передавать эти ужасные слухи моей тете.
Затем она повернулась и, выйдя из комнаты, поспешила в бальный зал, опасаясь, как бы леди Элиза не настояла на продолжении их беседы.
Сейчас ей меньше всего на свете хотелось быть вовлеченной в пустую болтовню. Как только она появилась в зале, к ней тут же подскочил молодой джентльмен – один из лондонских кавалеров, расхваленных леди Элизой, которому она обещала этот танец: Ей пришлось улыбаться и отвечать на комплименты партнера, в то время как мысли были заняты только что услышанными новостями.
В женитьбе Шеннона и впрямь крылось нечто странное – она чувствовала это всегда. Но поверить в то, что он мог избавиться от собственной жены, было выше ее понимания.
Когда танец закончился, ее перехватила миссис Квинливен. Тетя потребовала сказать всю правду о том, о чем уже начали шептаться по углам.
– Эта глупышка Бетси успела растрезвонить всем, будто Питер Хессион сделал тебе предложение! – в ужасе воскликнула она. – О, моя милая, не томи, неужели это правда!
Джорджина поспешила успокоить тетю, клятвенно заверив ее, что никакого предложения ей не делали, и посоветовала не поднимать лишнего шума.
Она поискала глазами Шеннона, но его нигде не было. Питер Хессион стоял в другом конце зала и в нерешительности смотрел на нее. Находясь под впечатлением сказанного леди Элизой, Джорджина чувствовала, что ей не выдержать еще одной сцены с Питером, а потому она попросила миссис Квинливен:
– Милая тетя, должна признаться, что я с трудом убедила мистера Хессиона, что здесь не место и не время говорить о подобных вещах, и теперь, когда у меня просто раскалывается голова, надеюсь, вы не станете возражать, если мы поедем домой?
Лицо миссис Квинливен просветлело от этих слов. Она, несомненно, заметила взгляд юного Хессиона, обращенного в сторону Джорджины, и была только рада возможности увести племянницу от молодого человека, который явно был от нее без ума.
– Разумеется, мы не останемся, если ты нездорова, – с готовностью откликнулась она. – Думаю, леди Элиза нас поймет.
Джорджине было безразлично, что подумает леди Элиза. Она была уверена, что, если в самое ближайшее время не останется одна, то, несмотря на все старания, разразится слезами.
Дома ей стало немного легче. Она убедила себя, что не верит словам леди Элизы. Со счастливой улыбкой вспоминая лицо Шеннона в тот момент, как леди Элиза ворвалась в комнату, она начала погружаться в сон.
Она не могла бы объяснить, почему его взгляд заставлял ее чувствовать себя такой счастливой. Но прекрасно осознавала, что, даже если Шеннон влюблен в нее, это не сулит ей в будущем ничего хорошего.
Глава 15
Однако утро вернуло ее к этим безрадостным мыслям. Когда она довольно поздно поднялась в столовую, то увидела рядом с тарелкой письмо, написанное рукой бабушки. Все надежды были мгновенно развеяны первой же строкой короткого, но чрезвычайно резкого послания.
Бабушка писала, что была поставлена в известность – особой, принимающей близко к сердцу интересы ее внучки, – что Джорджина во время своего пребывания в Керри оказалась втянутой в скандальные отношения с неким джентльменом (это слово было жирно подчеркнуто), который был женат на ее несчастной кузине Ноле. Леди Мерсер полагала, что нет необходимости объяснять внучке, сколь неприличным она находит ее поведение, и сообщала, что вопрос о ее немедленном возвращении в Бат не может подвергаться сомнению.
«Я узнала, – писала она, – что сэр Лендерс и леди Хессион, родная дочь моей близкой, но, увы, ныне покойной подруги, собираются в Лондон. И я уверена, что леди Хессион, которой я пишу одновременно с этим письмом, окажет любезность и согласится взять тебя с собой, а я сделаю все необходимые приготовления, дабы ты была доставлена в Бат после того, как под опекой леди Хессион прибудешь в Лондон. Так что будь добра подготовиться к этой поездке.
Естественно, я извещу миссис Квинливен о твоем отъезде. Я могла бы добавить, что глубоко разочарована (и снова жирная черта) тем, что она позволила подвергнуть тебя крайней опасности».
Джорджине было довольно одного взгляда, чтобы понять, что тетя погружена в чтение письма, также вышедшего из-под пера леди Мерсер. Пухлое, обрамленное фиолетовыми лентами чепца лицо миссис Квинливен сделалось бледным как мел.
– О нет! – Ее губы задрожали, когда она заметила, что Джорджина смотрит на нее. – Как можно писать такие ужасные вещи! Как если бы я… О, моя милая, я получила ужасное письмо от твоей бабушки! – едва не плача, воскликнула тетя. – Она пишет, что ты немедленно должна вернуться в Бат и что я… О, где моя нюхательная соль! Я уверена, у меня сейчас начнется приступ!
Джорджине понадобилось некоторое время, чтобы успокоить миссис Квинливен и успокоиться самой. Теперь они могли относительно здраво обсудить создавшееся положение.
– Какой недоброжелатель мог написать леди Мерсер об этих ужасных сплетнях? – спросила тетя Белла. – Я уверена, что это не Люсинда Мотт, хотя именно она рассказала мне о твоей поездке к Шеннону в «Дубы», но она дала слово никому больше не говорить об этом. А я всегда считала ее женщиной высоких принципов, достойной самого глубокого доверия. Бетси тоже не осмелилась бы написать твоей бабушке, с которой она совершенно незнакома…
– Нет, я уверена, что это не Бетси, – согласилась Джорджина. После первого шока, вызванного чтением письма леди Мерсер, мысли прояснились, и она со спокойствием, удивившим ее саму, объявила: – Разумеется, это была леди Элиза. Никто другой из наших знакомых не способен на такую низость!
– Леди Элиза! – Миссис Квинливен повернула к ней удивленное лицо. – Но с какой стати?.. О, моя дорогая, мне неловко говорить тебе об этом, но она лишена всякой женской деликатности и потому осудила твой неосмотрительный поступок в отношении мистера Шеннона!
– Да, с этим я могу согласиться, – сказала Джорджина. – Без всякого сомнения, ее намерения, когда она писала об этом бабушке, были далеки от нежной заботы о моей репутации. – Она видела, как тетя бросила на нее недоумевающий взгляд, в котором сквозил вопрос, и, не желая пускаться в дальнейшие объяснения, поспешно добавила: – Но боюсь, что теперь не важно, кто написал бабушке. Вопрос в том, что мне теперь делать?
Отыскав носовой платок, миссис Квинливен приложила его к глазам.
– О, моя дорогая, разумеется, ты должна вернуться в Бат! – заключила она. – Ты не можешь противиться желаниям бабушки – хотя мне следует написать ей, что она глубоко заблуждается… – Внезапный лучик надежды, озаривший ее пухлое лицо, снова потух. – Но на это не хватит времени, – вздохнула она. – Поскольку леди Хессион вчера вечером обмолвилась, что она и сэр Лендерс намерены отбыть в Лондон не позднее четверга, то есть уже через два дня.
Пока тетя рассуждала вслух, Джорджина лихорадочно пыталась придумать, что еще можно сделать. Даже если бы тетя пожелала оставить ее у себя в Крайторне, она ничего не добилась бы своим неповиновением. К тому же у нее не было ни малейшего желания вступать в брак с Брендоном, а что до Шеннона…
Она резко оборвала эту мысль. Она никак не могла забыть слов леди Элизы о том, что Шеннон повинен в смерти жены. Исходя явно из злого умысла, она и послала леди Мерсер столь красочное описание ее с Шенноном отношений. Но как бы там ни было, Джорджина желала услышать опровержение этих чудовищных обвинений из его собственных уст.
Но что, если она их получит? На этот вопрос у нее не было ответа. В том, что он любит ее, она почти не сомневалась после того взгляда на балу. Но даже если бы она осталась в Керри, едва ли он сделал бы ей предложение. Из всего сказанного им следовало, что он не намерен устраивать еще один публичный скандал, женившись на девушке благородного происхождения против воли ее семьи. Однажды он уже на этом обжегся, к тому же он уже получил наследство. Так что было весьма сомнительным, чтобы он вторично отважился на подобный брак.
Мучимая этими мыслями, Джорджина была вынуждена мириться с попытками взволнованной миссис Квинливен выведать у нее, есть ли хоть какая-тонадежда на их с Брендоном объяснение до ее возвращения в Англию. А вечерний визит леди Хессион в Крайторн лишь усугубил ее отчаяние. Величественная матрона вплыла в салон, где сидели миссис Квинливен с Джорджиной, в дорожном зеленом платье и высоком зеленом капоре с оборками и лентами, и сразу же объявила, что она также имела честь получить письмо от леди Мерсер.
– Мне нет нужды говорить вам, дорогое дитя, – обратилась она к Джорджине с явным удовольствием, – что сэр Лендерс и я будем счастливы путешествовать в вашей компании. Как только я получила письмо от вашей бабушки, мы сразу же обсудили все с сэром Лендерсом. Возможно, мы сами отвезем вас в Бат. Ничего страшного, если мы прибудем в Лондон немного позже, чем планировалось, поскольку сэр Лендерс и я с нетерпением ждем возможности познакомиться с леди Мерсер и вашей дорогой матушкой. Полагаю, вы догадываетесь почему!
Джорджина и в самом деле догадалась, о чем идет речь, но заставила себя спокойно взглянуть на гостью и сказать, что ей неловко доставлять леди Хессион столько беспокойства.
Леди Хессион снисходительно улыбнулась.
– О, моя дорогая, не будем говорить о беспокойстве! – возразила она. – Я так к вам привязалась! Вы, видимо, все еще смущены вчерашним происшествием, но я уже выговорила за это Питеру. Что поделать с этими пылкими молодыми людьми?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Многоопытная леди Элиза это отлично понимала. Она с явной издевкой смотрела на Джорджину, лениво похлопывая по ладони веером.
– Моя дорогая, – невозмутимо начала она, – позвольте мне говорить с вами откровенно. Я старше вас и знаю жизнь, поэтому сочту себя самым бездушным существом на свете, если не попытаюсь предостеречь вас. Будьте добры, присядьте.
Она показала рукой на диван, обтянутый желто-белым шелком, с тигриными головами на подлокотниках. Однако Джорджина осталась стоять. Собравшись с мыслями, она сказала как можно учтивее:
– Я должна идти, леди Элиза. Я приглашена на следующий танец…
– Мое дорогое дитя, если вы боитесь услышать то, что я хочу вам сказать, дело, видимо, многим хуже, чем я себе представляла, – заворковала леди Элиза. Она села на диван и снова указала на место рядом с собой. – Обещаю вам, что не займу больше двух минут. На самом деле я уверена, что вы не виновны в этой некрасивой истории. Молодые люди, когда они влюблены, становятся неуправляемыми – уж можете мне поверить! Все-таки присядьте, прошу вас, и послушайте, что я вам скажу!
Глядя на улыбающееся лицо леди Элизы, Джорджина ощутила тревогу. Она чувствовала, что не должна слушать эту женщину. Но она не могла уйти, чтобы не быть обвиненной в крайней неучтивости, поэтому неохотно подошла к дивану и села рядом с леди Элизой.
– Вот так-то лучше, – одобрила ее леди Элиза. – Разумеется, я вызвала у вас негодование, придав всему такую серьезность. Но невозможно видеть, как такая юная девушка из-за неосмотрительности подвергает опасности свое будущее! В случае с Нолой я оказалась беспомощной, потому что не знала о Шенноне того, что знаю теперь. К тому же мне и в голову не приходило, что она окажется столь глупой, чтобы позволить соблазнить себя и тайно сбежать с мужчиной…
Джорджина, взволнованная упоминанием Шеннона, все-таки сумела совладать с собой и спокойно сказала:
– Не понимаю, с чего вы взяли, будто это имеет ко мне хоть какое-то отношение, мадам. Я уверена, что Шеннон сделал то, что на его месте сделал бы любой другой солидный джентльмен, обнаруживший девушку в затруднительном положении.
Леди Элиза недоверчиво покачала головой:
– Моя дорогая, я не так глупа! – Она улыбнулась. – Любой, у кого есть глаза, сразу же догадался бы, что дело не такое уж невинное, как вы говорите. Жаль, что вы не видели себя. Вы можете флиртовать с молодым Питером Хессионом сколько вам угодно, это ничем особенным вам не грозит. И если я не ошибаюсь, за самым глубочайшим раскаянием и мольбой о прощении в следующий раз последует формальное предложение руки и сердца. Но, ради бога, поверьте моим словам, что подобное поведение с мужчиной вроде Шеннона не только опасно, но и рискованно. Вы не знаете его…
– Я не знаю его хорошо, это верно, но уверена, что понимаю намного лучше вас, – возразила Джорджина. Гнев ее рвался наружу.
Она хотела продолжить, но леди Элиза, сверкнув глазами, опередила ее:
– Мое дорогое дитя, полагаю, что именно так думала в свое время и ваша кузина Нола. Бедная девочка и понятия не имела, когда давала согласие выйти за него замуж, что он собой представляет на самом деле. Она сама мне об этом говорила в Брюсселе незадолго до смерти. Она страшно переменилась, в ней просто нельзя было узнать ту веселую и беззаботную девушку, какой прежде знали ее друзья.
– Такое вполне могло случиться, мадам, – по-прежнему пытаясь сдерживать негодование, ответила Джорджина. – Вам не хуже моего известно, что частенько после свадьбы супруги узнают, что они не подходят друг другу, хотя никто из них в этом не виноват.
Леди Элиза снова покачала головой:
– О, если вы решили сделаться его защитницей, то мне не остается ничего другого, как говорить открыто. – Леди Элиза положила свою руку на руку Джорджины. Потом, понизив голос, продолжила: – Поверьте, мне мучительно больно говорить об этом, но, учитывая обстоятельства, я считаю своим долгом рассказать вам все до конца. Тогда в Брюсселе почти открыто говорили, будто Шеннон повинен в смерти жены.
В первое мгновение Джорджине показалось, что она ослышалась. Сдавленным голосом она воскликнула:
– Но что вы пытаетесь этим сказать, мадам? Что он…
– Убил ее? – проговорила леди Элиза слова, которые Джорджина не смогла произнести. – Нет, этого я не имела в виду. Я только сказала, что на этот счет были подозрения. Она умерла при весьма странных обстоятельствах – как было сказано, от расстройства внутренних органов, сопровождаемого лихорадкой, хотя ни один доктор не обнаружил причины, вызвавшей эту лихорадку. После того как Шеннон поспешно похоронил ее, а сам в тот же вечер исчез из города – говорили, уехал в Грецию или бог знает куда еще, – по Брюсселю поползли слухи об отравлении. Если бы в городе не творилась полная неразбериха – это было перед самым сражением при Ватерлоо, – я уверена, что могло бы начаться расследование. – Она посмотрела на бледное лицо Джорджины и сочувственно погладила ее по руке. – Разумеется, вы в шоке, бедняжка. Но что поделаешь. Поведение Шеннона далеко от безупречного. Но чтобы совершить такое ужасное преступление!.. Однако, если принять во внимание, какую цель он преследовал…
Джорджина выдернула руку и вскочила.
– Я вам не верю! – запротестовала она. – Этого не может быть! Ради бога, мадам, неужели вы пытаетесь убедить меня, повторяя сплетни, в том, что Шеннон имеет намерение убить меня?
– Вовсе нет, – возразила леди Элиза. Она подняла на Джорджину полные сочувствия глаза. – Вполне возможно, что он питает к вам самую искреннюю привязанность, какую никогда не испытывал к Ноле. Но что это меняет? Какие бы чувства он к вам ни испытывал, не думаете же вы связать себя с человеком, способным убить самым жестоким образом женщину, которую он клялся беречь и защищать как свою жену…
Джорджина стояла молча, упершись взглядом в лакированного мандарина в ярко-красном платье. Она чувствовала себя разбитой. Несмотря на всю свою решимость не верить словам леди Элизы, она не могла вспомнить, чтобы Шеннон когда-либо с нежностью упоминал при ней имя своей жены. Более того, он всячески избегал говорить о ней. Джорджина не хотела сдаваться и запальчиво заявила:
– Пусть так, мадам, но неужели, вы думаете, я поверю, хотя вы и пытаетесь убедить меня в правдивости этих ужасных слухов, будто вы могли пригласить такого человека в свой дом…
Леди Элиза пожала плечами, и в ее глазах вспыхнуло привычное игривое выражение.
– О, тут я должна покаяться. Я подумала, что будет забавно приручить такое грубое животное! Я вас слишком шокировала? Вы не знаете высший свет, моя дорогая. Люди готовы на что угодно ради того, чтобы избежать скуки. Разумеется, я немного рисковала, но я постараюсь, чтобы моя репутация осталась незапятнанной… Мое дорогое дитя, это ваше будущее под угрозой! Я никогда не простила бы себя, если бы не предостерегла вас. И, поверьте мне, я непременно поговорю с миссис Квинливен, если понадобится.
Джорджина не могла больше слушать. Собравшись с духом, она твердо произнесла:
– Вам нет необходимости это делать, леди Элиза. Я не испытываю к мистеру Шеннону ни малейшего интереса и умоляю вас ни при каких обстоятельствах не передавать эти ужасные слухи моей тете.
Затем она повернулась и, выйдя из комнаты, поспешила в бальный зал, опасаясь, как бы леди Элиза не настояла на продолжении их беседы.
Сейчас ей меньше всего на свете хотелось быть вовлеченной в пустую болтовню. Как только она появилась в зале, к ней тут же подскочил молодой джентльмен – один из лондонских кавалеров, расхваленных леди Элизой, которому она обещала этот танец: Ей пришлось улыбаться и отвечать на комплименты партнера, в то время как мысли были заняты только что услышанными новостями.
В женитьбе Шеннона и впрямь крылось нечто странное – она чувствовала это всегда. Но поверить в то, что он мог избавиться от собственной жены, было выше ее понимания.
Когда танец закончился, ее перехватила миссис Квинливен. Тетя потребовала сказать всю правду о том, о чем уже начали шептаться по углам.
– Эта глупышка Бетси успела растрезвонить всем, будто Питер Хессион сделал тебе предложение! – в ужасе воскликнула она. – О, моя милая, не томи, неужели это правда!
Джорджина поспешила успокоить тетю, клятвенно заверив ее, что никакого предложения ей не делали, и посоветовала не поднимать лишнего шума.
Она поискала глазами Шеннона, но его нигде не было. Питер Хессион стоял в другом конце зала и в нерешительности смотрел на нее. Находясь под впечатлением сказанного леди Элизой, Джорджина чувствовала, что ей не выдержать еще одной сцены с Питером, а потому она попросила миссис Квинливен:
– Милая тетя, должна признаться, что я с трудом убедила мистера Хессиона, что здесь не место и не время говорить о подобных вещах, и теперь, когда у меня просто раскалывается голова, надеюсь, вы не станете возражать, если мы поедем домой?
Лицо миссис Квинливен просветлело от этих слов. Она, несомненно, заметила взгляд юного Хессиона, обращенного в сторону Джорджины, и была только рада возможности увести племянницу от молодого человека, который явно был от нее без ума.
– Разумеется, мы не останемся, если ты нездорова, – с готовностью откликнулась она. – Думаю, леди Элиза нас поймет.
Джорджине было безразлично, что подумает леди Элиза. Она была уверена, что, если в самое ближайшее время не останется одна, то, несмотря на все старания, разразится слезами.
Дома ей стало немного легче. Она убедила себя, что не верит словам леди Элизы. Со счастливой улыбкой вспоминая лицо Шеннона в тот момент, как леди Элиза ворвалась в комнату, она начала погружаться в сон.
Она не могла бы объяснить, почему его взгляд заставлял ее чувствовать себя такой счастливой. Но прекрасно осознавала, что, даже если Шеннон влюблен в нее, это не сулит ей в будущем ничего хорошего.
Глава 15
Однако утро вернуло ее к этим безрадостным мыслям. Когда она довольно поздно поднялась в столовую, то увидела рядом с тарелкой письмо, написанное рукой бабушки. Все надежды были мгновенно развеяны первой же строкой короткого, но чрезвычайно резкого послания.
Бабушка писала, что была поставлена в известность – особой, принимающей близко к сердцу интересы ее внучки, – что Джорджина во время своего пребывания в Керри оказалась втянутой в скандальные отношения с неким джентльменом (это слово было жирно подчеркнуто), который был женат на ее несчастной кузине Ноле. Леди Мерсер полагала, что нет необходимости объяснять внучке, сколь неприличным она находит ее поведение, и сообщала, что вопрос о ее немедленном возвращении в Бат не может подвергаться сомнению.
«Я узнала, – писала она, – что сэр Лендерс и леди Хессион, родная дочь моей близкой, но, увы, ныне покойной подруги, собираются в Лондон. И я уверена, что леди Хессион, которой я пишу одновременно с этим письмом, окажет любезность и согласится взять тебя с собой, а я сделаю все необходимые приготовления, дабы ты была доставлена в Бат после того, как под опекой леди Хессион прибудешь в Лондон. Так что будь добра подготовиться к этой поездке.
Естественно, я извещу миссис Квинливен о твоем отъезде. Я могла бы добавить, что глубоко разочарована (и снова жирная черта) тем, что она позволила подвергнуть тебя крайней опасности».
Джорджине было довольно одного взгляда, чтобы понять, что тетя погружена в чтение письма, также вышедшего из-под пера леди Мерсер. Пухлое, обрамленное фиолетовыми лентами чепца лицо миссис Квинливен сделалось бледным как мел.
– О нет! – Ее губы задрожали, когда она заметила, что Джорджина смотрит на нее. – Как можно писать такие ужасные вещи! Как если бы я… О, моя милая, я получила ужасное письмо от твоей бабушки! – едва не плача, воскликнула тетя. – Она пишет, что ты немедленно должна вернуться в Бат и что я… О, где моя нюхательная соль! Я уверена, у меня сейчас начнется приступ!
Джорджине понадобилось некоторое время, чтобы успокоить миссис Квинливен и успокоиться самой. Теперь они могли относительно здраво обсудить создавшееся положение.
– Какой недоброжелатель мог написать леди Мерсер об этих ужасных сплетнях? – спросила тетя Белла. – Я уверена, что это не Люсинда Мотт, хотя именно она рассказала мне о твоей поездке к Шеннону в «Дубы», но она дала слово никому больше не говорить об этом. А я всегда считала ее женщиной высоких принципов, достойной самого глубокого доверия. Бетси тоже не осмелилась бы написать твоей бабушке, с которой она совершенно незнакома…
– Нет, я уверена, что это не Бетси, – согласилась Джорджина. После первого шока, вызванного чтением письма леди Мерсер, мысли прояснились, и она со спокойствием, удивившим ее саму, объявила: – Разумеется, это была леди Элиза. Никто другой из наших знакомых не способен на такую низость!
– Леди Элиза! – Миссис Квинливен повернула к ней удивленное лицо. – Но с какой стати?.. О, моя дорогая, мне неловко говорить тебе об этом, но она лишена всякой женской деликатности и потому осудила твой неосмотрительный поступок в отношении мистера Шеннона!
– Да, с этим я могу согласиться, – сказала Джорджина. – Без всякого сомнения, ее намерения, когда она писала об этом бабушке, были далеки от нежной заботы о моей репутации. – Она видела, как тетя бросила на нее недоумевающий взгляд, в котором сквозил вопрос, и, не желая пускаться в дальнейшие объяснения, поспешно добавила: – Но боюсь, что теперь не важно, кто написал бабушке. Вопрос в том, что мне теперь делать?
Отыскав носовой платок, миссис Квинливен приложила его к глазам.
– О, моя дорогая, разумеется, ты должна вернуться в Бат! – заключила она. – Ты не можешь противиться желаниям бабушки – хотя мне следует написать ей, что она глубоко заблуждается… – Внезапный лучик надежды, озаривший ее пухлое лицо, снова потух. – Но на это не хватит времени, – вздохнула она. – Поскольку леди Хессион вчера вечером обмолвилась, что она и сэр Лендерс намерены отбыть в Лондон не позднее четверга, то есть уже через два дня.
Пока тетя рассуждала вслух, Джорджина лихорадочно пыталась придумать, что еще можно сделать. Даже если бы тетя пожелала оставить ее у себя в Крайторне, она ничего не добилась бы своим неповиновением. К тому же у нее не было ни малейшего желания вступать в брак с Брендоном, а что до Шеннона…
Она резко оборвала эту мысль. Она никак не могла забыть слов леди Элизы о том, что Шеннон повинен в смерти жены. Исходя явно из злого умысла, она и послала леди Мерсер столь красочное описание ее с Шенноном отношений. Но как бы там ни было, Джорджина желала услышать опровержение этих чудовищных обвинений из его собственных уст.
Но что, если она их получит? На этот вопрос у нее не было ответа. В том, что он любит ее, она почти не сомневалась после того взгляда на балу. Но даже если бы она осталась в Керри, едва ли он сделал бы ей предложение. Из всего сказанного им следовало, что он не намерен устраивать еще один публичный скандал, женившись на девушке благородного происхождения против воли ее семьи. Однажды он уже на этом обжегся, к тому же он уже получил наследство. Так что было весьма сомнительным, чтобы он вторично отважился на подобный брак.
Мучимая этими мыслями, Джорджина была вынуждена мириться с попытками взволнованной миссис Квинливен выведать у нее, есть ли хоть какая-тонадежда на их с Брендоном объяснение до ее возвращения в Англию. А вечерний визит леди Хессион в Крайторн лишь усугубил ее отчаяние. Величественная матрона вплыла в салон, где сидели миссис Квинливен с Джорджиной, в дорожном зеленом платье и высоком зеленом капоре с оборками и лентами, и сразу же объявила, что она также имела честь получить письмо от леди Мерсер.
– Мне нет нужды говорить вам, дорогое дитя, – обратилась она к Джорджине с явным удовольствием, – что сэр Лендерс и я будем счастливы путешествовать в вашей компании. Как только я получила письмо от вашей бабушки, мы сразу же обсудили все с сэром Лендерсом. Возможно, мы сами отвезем вас в Бат. Ничего страшного, если мы прибудем в Лондон немного позже, чем планировалось, поскольку сэр Лендерс и я с нетерпением ждем возможности познакомиться с леди Мерсер и вашей дорогой матушкой. Полагаю, вы догадываетесь почему!
Джорджина и в самом деле догадалась, о чем идет речь, но заставила себя спокойно взглянуть на гостью и сказать, что ей неловко доставлять леди Хессион столько беспокойства.
Леди Хессион снисходительно улыбнулась.
– О, моя дорогая, не будем говорить о беспокойстве! – возразила она. – Я так к вам привязалась! Вы, видимо, все еще смущены вчерашним происшествием, но я уже выговорила за это Питеру. Что поделать с этими пылкими молодыми людьми?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22