А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Красная кровь, римляне, завоевав Галлию, назвали город в честь окрестных болот. Вампиры построили под ним грандиозную сеть туннелей. Краснокровные полагали, что от Лютеции остались лишь развалины амфитеатра в Латинском квартале. Они не знали, что большая часть города сохранилась в целости в катакомбах.
В отличие от подземелья под отелем «Ламбер» в катакомбах Лютеции был на удивление свежий воздух. И вообще здесь царила чистота. Шайлер решила, что их защищает какое-то заклинание. Не было ни крыс, шмыгающих вдоль стен, ни запахов плесени или гниения.
- Как ты думаешь, он все еще идет за нами? - Спросила Шайлер, не отставая от Джека.
Ей казалось, будто все ее существо превратилось в камертон, вибрирующий от страха.
Они спускались все глубже и глубже, и Шайлер обнаружила, что ничего не видит в непроглядной тьме, невзирая на вампирское зрение.
- Надеюсь, что идет, - отозвался Джек.
«Надеюсь, что идет?»
Шайлер на бегу осознала, что туннели образуют лабиринт, где переплетается сотня коридоров, уходящих в тысяче направлений.
- Здесь можно заблудиться навсегда, - сказала она.
- В том и суть, - ответил Джек. - Только Голубая кровь знает путь наружу. Эти туннели зачарованы против «анимадверто». Постарайся запомнить дорогу, и ты увидишь, что у тебя ничего не получится.
Джек был прав. Шайлер не помнила дорогу, и это было странно, и вообще делалось как-то тревожно, потому что вампирское зрение напоминало цифровой видеорегистратор. Оно позволяло перемотать запись на нужное место и вспомнить все: детали обстановки в комнате, выражение лиц всех присутствующих, каждое произнесенное слово. Так вот почему Джек надеялся, что Левиафан продолжает идти за ними! Хотя Шайлер все-таки сомневалась, что обычный лабиринт способен остановить демона.
- А те, кто остался позади?
- Там Чарльз. Он не допустит, чтобы они пострадали, - ответил Джек. - Он присматривал за Левиафаном, пока я пошел за тобой. Он сильнее демона.
Они бежали и бежали под землей, и казалось, что они оставили позади уже многие мили. Шайлер совершенно не представляла, где они находятся, и надеялась лишь, что Джек знает, что делает. Девушка думала, что у нее сердце разорвется от напряжения, а мышцы начали слабеть. Сколько им еще бежать?
«Недолго, - послал ей мысль Джек. - Мы уже почти добрались до перекрестка. Идем!»
Он провел девушку по тесному туннелю - чуть шире расщелины в камне, такому узкому, что они вынуждены были протискиваться боком, - и наконец они вышли на своеобразный перекресток, открытое пространство, где сходились семь коридоров.
- Где мы?
- Под Эйфелевой башней. Здесь центр старого города и начало нового. Все туннели в конце концов приводят сюда.
- «Все дороги ведут в Рим», - процитировала Шайлер. - Та же самая идея?
- Типа того, - позволил себе улыбнуться Джек.
Шайлер огляделась вокруг. На стенах всех семи коридоров были высечены символы, казавшиеся ей знакомыми. Шайлер задумалась, где она могла их видеть, потом поняла: они сверкали на знаменах, вившихся над джонками. Это были символы Великих Домов на священном языке. Над средним туннелем красовался символ, который Шайлер носила на запястье. Меч, пронзающий тучи. Знак архангела.
У входа в каждый из туннелей стояло по факелу, прислоненному к стене. Джек взял один, взмахнул над ним рукой, и вспыхнул небольшой белый огонек.
- Это называется «дыхание Бога». Любой из Голубой крови может принести свет в эти туннели. Пойдем. Выход в той стороне, - произнес он, направившись в крайний левый коридор.
Он осветил путь, и в тот же миг с другой стороны возникла темная фигура. Шайлер едва не закричала, но крик умер, не родившись, когда она узнала мужчину в черном. Он, как и Джек, был в форме венатора.
- Отец! - Воскликнул Джек.
Чарльз Форс холодно кивнул. Он одарил Шайлер отчужденным, высокомерным взглядом, припасенным, похоже, специально для нее. Шайлер не поняла, отчего он вообще соблаговолил помогать ей, хотя в каждом его жесте сквозило нежелание видеть ее.
- Неплохо проделано, Джек. Они идут за нами. Пока что их задержало «обсидо» на южном перекрестке, но это не навечно. Скорее наверх. На перекресток, куда они войти не смогут. Быстро.
За маленькой дверью обнаружилась лестница. Шайлер помчалась вверх, перепрыгивая через две-три ступеньки, и тут что-то мертвой хваткой вцепилось в ее ногу. Девушка упала на каменные ступени, сильно ударилась головой и на мгновение потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, оказалось, что ее со всех сторон окружает плотная завеса серого дыма, и ее затопило ощущение острой, жадной радости. Шайлер поняла, что это радость врагов. Они питались ее страхом, поглощали, пожирали его. Мгла была непроглядной, твердой на ощупь; она выглядела бесформенной, но у нее была физическая плотность и невероятный вес. Она была твердой, как прутья клетки или стены камеры.
Потом девушка услышала их: это был пронзительный звук, подобный свисту ветра в ветвях деревьев или скрипу мела по доске. Он сопровождался каким-то странным клацаньем, напоминающим стук когтей по твердой поверхности. Цок, цок, цок... копыта дьявола стучат по крыше.
Серебряная кровь шла, чтобы забрать ее. Враги окружили ее, и их было намного больше. Нет. Она не станет поддаваться отчаянию. Она будет сражаться... но как? Надо сохранять ясность рассудка, не уступать одолевающей тяжкой сонливости. Потом она увидела глаза, светящиеся во тьме, их потусторонние, зловещие, красные зрачки. Глаза, горящие адским пламенем. Левиафан пришел довершить начатое.
Пылающий свет рассек тьму. Сперва Шайлер приняла его за факел, но потом поняла, что это меч. Подобного меча она не видала в жизни. Меч ее матери светился ярко-белым пламенем, чистым, как слоновая кость, и прекрасным, как солнечный свет. Этот же клинок был иным. Он почти сливался с дымом - темно-серый с серебряной каймой, с ужасающими черными отметинами на нем. Он больше походил на секиру, чем на меч, - примитивный, грубо выкованный, с потрепанной кожаной кобурой вместо ножен.
- Шайлер, беги! - Крикнул Джек. - Быстро!
Он полоснул своим уродливым мечом по адской твари - или она тут была не одна? Кто это был, всего лишь Левиафан или нечто большее? Чудовище взвыло от боли, и теперь уже Шайлер ощутила его страх. Увидела отражение того, что оно увидело перед собой.
Потому что Джек преобразился. Его здесь больше не было. Остался только Аббадон.
Шайлер не хотелось оборачиваться. Не хотелось видеть, в кого превратился Джек, но она краем глаза заметила окружающее его черное пламя, что осветило его и сделало великолепным и устрашающим, подобным разгневанному карающему божеству. Он внушал страх и благоговение. Это была сила, не принадлежащая этому миру.
Шайлер не хотелось это признавать, но Аббадон на вид мало отличался от Левиафана, демона, вырвавшегося из-под земли.
Но она не могла размышлять об этом сейчас.
Она пустилась бежать.
ГЛАВА 25
БЛИСС
Конечно же, из того, что Блисс позволили разок обрести контроль над собственным телом, еще не следовало, что она вернулась к нормальной жизни. Она начинала было воспринимать свою свободу как нечто само собой разумеющееся, но потом Посетитель возвращался, и все обрывалось, обрывалось, обрывалось до следующего раза. Ей приходилось следить за этими скачками: вот был понедельник, а вот уже среда, потом на большую часть четверга она отключается, потом выходные проносятся мимо размытым пятном, потом она включается снова и не осознает, какой сегодня день - думала, что четверг, а оказывается, что суббота. С течением времени ей становилось все труднее приспособиться к возвращениям Посетителя, к тому, что ее внезапно отсекали от света и от мира и вышвыривали в холодную, пустую бездну, где не было ничего, кроме воспоминаний и тревоги.
Блисс решила, что в следующий раз она не позволит ему отрезать себя от мира. Должен быть какой-то способ остаться в себе. Нужно разузнать, что замышляет Посетитель и к чему это все катится. Ну да, Посетитель позволил ей получить обратно часть ее жизни, но кто знает, надолго ли? И вообще, Блисс не желала делиться. Она хотела владеть собой безраздельно. Ей не нравилась эта жизнь шизофренички. Кроме того, стоило побеспокоиться и о других - Посетитель был зол и опасен. Она не могла допустить повторения событий, произошедших в Рио.
От одной мысли об этом у Блисс все внутри леденело. Если бы только показов мод или вечеринок было побольше, чтобы она могла отвлечься! Но постепенно светская жизнь в Хэмптонсе сходила на нет, и у нее оставалось все меньше поводов выходить в свет.
Вторую половину дня девушка провела на заднем дворе, загорая. Она теперь была такая бледная! Она уже разок сгорела, и ей пришлось намазаться каким-то французским солнцезащитным кремом, с фильтром на сто единиц - с тем же успехом можно было загорать, завернувшись в одеяло. Блисс купалась в солнечных лучах, наслаждаясь теплом, что медленно согревало ее тело. После года пребывания в «нигде» это было небесным блаженством - снова очутиться в реальности, сидеть в шезлонге. Надувной шезлонг покачивался в центре бассейна, а рука девушки едва касалась теплой воды.
И тут она ощутила... затемнение, как будто туча закрыла солнце, а потом - толчок. Посетитель возвращался. Но вместо того чтобы послушно уступить место, Блисс заставила себя остаться. Она сделалась очень-очень тихой и свернулась в клубок, слилась со стеной, словно тень, чтобы Посетитель не заметил, что она тут болтается. Она инстинктивно понимала: нельзя допустить, чтобы он заметил ее присутствие. Она попыталась превратиться в зеркальную, без малейшей ряби, гладь океана.
Она заставила себя удержаться. Каким-то образом ей это удалось. Управление перехватил Посетитель, но она по-прежнему оставалась здесь. На этот раз она видела все, что видел он. Она даже слышала, как он разговаривает - ее голосом.
Они - теперь Блисс пришлось думать о себе как о двух существах - встали, накинули халат и размашистой походкой направились в дом. Они поднялись по лестнице, перескакивая через две ступени, и буквально-таки вломились в кабинет Форсайта.
Сенатор был дома - конгресс разошелся на каникулы. Он сидел за столом с сигарой в зубах и от такого внезапного вторжения подпрыгнул в кресле.
- Тебя что, не учили стучаться?! - Рявкнул он.
- Форсайт, это я, - произнес Посетитель голосом Блисс.
- О! Простите, мой господин! Простите! Я не знал, что вы вернетесь так быстро, - воскликнул Форсайт и бросился в ноги Блисс.
Это приводило в замешательство - смотреть на Форсайта с точки зрения Посетителя и видеть его как презренного червя, пресмыкающегося у ее ног.
- Чем могу служить, мой господин? - Спросил сенатор, не поднимаясь с колен.
- Новостями, Форсайт. Расскажи мне о Совете.
Форсайт почти ликовал. Блисс никогда не видела, чтобы ее так называемый отец выглядел настолько самодовольным - это, кстати, прекрасно характеризовало его как политика.
- Нам нечего их бояться, мой господин. Половина из них пользуются слуховыми аппаратами, как Красная кровь, чтобы выслушать донесения. Это очень забавно смотрится. Говорил ли я, что Амброуз Барлоу теперь входит в Совет и обладает правом голоса? Вы его знали под именем Британника.
- Британник... - протянул Посетитель. - Что-то знакомое.
- Некогда он был вашим служителем. Водил детей в купальню.
Посетителю это показалось невероятно смешным.
- Отлично! Итак, все пришло в движение? Венаторы тебе не досаждают?
- Ничуть. Все идет по плану. Чарльз Форс в Париже, как мы и договаривались. Манипулировать им проще, чем куклой, - произнес Форсайт и рассмеялся неприятным лающим смехом.
Блисс ощутила чувство удовлетворения. Эти новости доставили Посетителю огромную радость. Он напоминал сейчас жирного кота, сожравшего полную клетку канареек.
- Отлично. Просто великолепно. А мой брат?
Форсайт извлек из-под стола бутылку шотландского виски и наполнил две хрустальные рюмки.
- Одно ваше слово - и Левиафан нанесет удар. Он рядом с девчонкой. Ему будет несложно проникнуть на вечеринку. Кстати, возможно, вас это позабавит: мои источники сообщают, что Чарльзу не удалось получить приглашение на бал.
- Как прекрасно, что раскол продолжается и поныне, - кивнул Посетитель. Судя по голосу, он был весьма доволен. - Я всегда мог рассчитывать на дорогую сестру; так я и знал, что она затаит обиду надолго. Это нам на руку. - Посетитель одним глотком осушил рюмку. - А другая моя сестра, София?
- Увы, она отказывается разглашать какие-либо сведения об Ордене. Клянется, что ничего не знает. Хотя если учесть, что она это говорит, проведя год в обществе Харбоны, - возможно, она и не лжет.
- Ясно.
- И еще хорошие новости: Кингсли со своей командой по-прежнему бегают по лесам. Они уже много месяцев идут по ложному следу и даже не догадываются, что им поручили совершенно бесполезное задание.
- Кингсли! - Прорычал Посетитель. - Этот предатель! Мы вскорости с ним разберемся!
- А что нам делать с Софией? Продолжать ли удерживать хранителя? - Спросил Форсайт.
- Нет. - Посетитель провел пальцем по краю пустой стопки. Раздался тихий взвизг. - Если моя сестра действительно не знает имена семерых, она для меня ничто. Мне уже надоело ее упрямство. Устраните ее. Убейте.
Похоже было, что слова эти брошены во внезапном порыве, но внезапно одна деталь испугала Блисс.
Когда Посетитель назвал Софию сестрой, в ее сознании возник образ Джордан.
Неужели Посетитель говорил о ней? А если это и вправду так, означает ли это, что Джордан все еще жива? Но как такое возможно? И где она тогда? Блисс почувствовала, что ее охватывает волнение. Нет, нужно успокоиться. Она хотела услышать больше... Она должна... должна выяснить...
Но было поздно. Ее снова вышвырнуло прочь от света, обратно в ледяную пустоту. Она была одна и ничего не могла поделать с тем, что только что услышала. Что должно произойти в Париже? Почему они хотели, чтобы Чарльз Форс отправился туда? И действительно ли София - это настоящее имя Джордан? Что Посетитель задумал с ней сделать? И кто эта девушка, которую преследует Левиафан?
Есть ли у нее возможность помешать хоть чему-то из этого? Или она обречена знать, что приближается конец света, и не иметь ни малейшей возможности вмешаться, и будет лишь наблюдать за происходящим из первого ряда?
ГЛАВА 26
МИМИ
Она пнула дверь с такой силой, что та сорвалась с петель и с грохотом рухнула на пол. Но за этим ничего не последовало. Ее вызов остался без ответа. Мими осторожно подобралась к дверному проему и пошарила по стене у двери, нащупывая выключатель. Когда свет все-таки удалось включить, Мими обнаружила картину разгрома: все содержимое домика было перевернуто вверх дном.
- Ну и? - Произнесла она, состроив гримасу.
Кингсли принялся суровым взглядом озирать эту мерзость запустения. Мими зажала нос и постаралась не дышать.
- Что это? - Спросила она, едва не задыхаясь.
Запах был сладковато-тухлый, как будто что-то оставили гнить.
Кингсли покачал головой. Мими решила, что вообще-то не очень ей и хотелось это знать. Тут братья Леннокс вломились в заднюю дверь и остановились перед этим воплощением хаоса. В размахе здешнего погрома было нечто патологическое - от перевернутого дивана, у которого кто-то вспорол подушки, добавив к беспорядку кучи перьев, и до ящиков столов и комодов, содержимое которых было вывернуто на пол. Повсюду валялись пустые бутылки и газеты вперемешку с остатками пищи - полиэтиленовыми обертками, грязными бумажными тарелками, полупустым пакетиком «M&M's» и нераспечатанными банками «Ред булл».
Что-то в этом погроме выглядело знакомым. Мими осознала, что уже видела нечто подобное: несколько лет назад в городской дом Форсов проникли воры и комната родителей была разгромлена именно таким образом - все вытряхнуто, перевернуто и перемешано. Мими вспомнила, как это было странно - увидеть шкатулку, в которой Тринити хранила драгоценности, посреди постели, сломанную и опустошенную, в беспорядочной груде одежды и старых семейных фотографий, вытряхнутых ворами из шкафа.
Здесь было то же самое: кто-то перебрал, а потом побросал все до единой вещи в комнате. Явно что-то искал.
Кингсли знаком велел Мими двигаться дальше, и они стали медленно пробираться по коридору. Они обнаружили две спальни. В обеих царил такой же разгром, как и во всем доме. Из кухни появились Сэм и Тэд.
- Есть что-нибудь? - Спросил Кингсли, по-прежнему держа оружие на изготовку.
- Пусто, кэп.
- А вот это недавнее, - произнес Кингсли, поднимая бумажный пакет с эмблемой «Макдоналдса». - Он еще теплый. Будьте начеку, - скомандовал он.
Мими продолжала осматриваться.
Тогда в Нью-Йорке воры унесли бриллианты Тринити стоимостью в четыре миллиона долларов. Но ограбление было еще не самым худшим. Мими помнила, как ее оскорбляло то, что в их доме хозяйничали чужаки. Один из них оставил на столе в столовой чашку с кофе, и на деревянной поверхности образовалось уродливое пятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27