Мне очень хочется рассказать ему о том, что произошло у меня с Роберто в первый день по приезде в Лиму, но не сделаю этого, потому что не хочу его расстраивать. Как он это воспримет? Я боюсь его реакции и понимаю, что не все готовы принять мое философское отношение к жизни.
– Ничуть. Я не ревнивая, – это единственное, что я могу ему сказать.
Примерно через час мы садимся в Трухильо. Рафа и стюардесса в конце концов обменялись телефонами, потому что, по ее словам, она ищет профессионального фотографа для церемонии причащения своего племянника.
Плакаты, висящие в аэропорту, предупреждают нас о холере. Этот вирус преследует меня, куда бы я ни приехала, но, по словам одного специалиста по тропическим заболеваниям, европейцы не могут заболеть холерой, поскольку у них нет голодающих, а желудочный сок убивает бактерии холеры. Но лучше все-таки не пить воду из-под крана.
Идем прямо в офис, на деловую встречу. Она не приносит хороших результатов, как я надеялась. Чтобы я немного успокоилась, мы бродим по городу. Узнаю, что в черте города находятся спаржевые поля. Большая часть спаржи экспортируется в Испанию. Среди этих плодородных пустынных земель я чувствую ярость и печаль. После общения с директором по маркетингу Принсой я понимаю, что время моего пребывания в Перу подходит к концу. Я добилась встречи, которой хотела, и теперь оставаться здесь нет смысла. Но Рафа еще не знает об этом. Я боюсь сказать ему это. Я знаю свой недостаток: откладываю важные дела на потом. Очевидно, что я не влюблена, но я так привязалась к нему!
Вечер 21 апреля 1997 года
– Там кто-нибудь есть? Я здесь! Пожалуйста, вытащите меня отсюда! Я задыхаюсь.
В полной темноте я безнадежно ищу лучик света, чтобы сориентироваться. Болит все тело, прежде всего ноги. Не могу произнести ни звука. Челюсти разжаты и словно парализованы.
– Помогите хоть кто-нибудь!
Не могу пошевелиться. Не чувствую ни рук, ни ног. Кажется, меня похоронили и я лежу в гробу. Но я не мертва.
Возможно, это похищение и меня держат в подвале, как тех, из ЕТА. Почему? Это не может быть реальностью. Я не имею никакого отношения к проблеме басков. Но что за черт! Я в Перу, а не в Испании. У меня только что была встреча с директором по маркетингу Принсой. Тогда что происходит? Это «Сендеро Люминосо»?
– Я гражданка Франции, живу в Испании.
Напрягаю память: Гусман в тюрьме, лидеры организации погибли, и какое-то время не было покушений. Так что этого не может быть. Ничего не чувствую. Наверное, это дети с холмов удерживают меня как заложницу. Но это невозможно. Если мне не изменяет память, мы уехали оттуда невредимыми. Тогда остается предположить, что это Божья кара за грехи, которые я совершила в своей жизни. Но я никому не навредила! Всего лишь искала немного удовольствия.
– Выпустите меня отсюда! Вы это сделаете, если я успокоюсь? Ответьте кто-нибудь, я больше не могу.
Не хватает воздуха, у меня начинается приступ клаустрофобии, и я чувствую себя очень плохо. Наверняка меня накачали наркотиками, поскольку кружится голова. Хочу почесать нос, но не могу и пальцем пошевелить. Пытаюсь двигать глазами, но кажусь себе старой слепой лошадью.
Послышался шум. Шаги, голоса. Чувствую себя настолько плохо, что уже не знаю: то ли мне кажется, то ли действительно кто-то приближается.
– Я здесь!
На мгновение прислушиваюсь. Кажется, на меня обращают внимание. Но что происходит? Чувствую сильный шум и резкие удары, которые не могу объяснить. Землетрясение? Вот и объяснение. Меня заваливают руины разрушенного землетрясением здания.
– На помощь!
Уверена: они знают, что есть уцелевшие. И они соберут спасательную команду с собаками, потому что в Перу землетрясение – обычное явление.
Пытаюсь успокоиться. Чувствую неожиданный страх: а если меня парализовало? Едва ощущаю свое тело. Начинаю читать молитву:
– Отче Наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наши…
Свет! Я вижу его. Он услышал мою молитву! От света больно глазам, но я ощущаю чье-то присутствие. Кто это?
Роберто, мой толстячок!
– Роберто! Я здесь! Помоги мне, пожалуйста! Как же я рада тебя видеть! Что с тобой происходит? У тебя лицо негодяя!
Роберто приближается ко мне с угрожающим видом, и я пытаюсь понять, чего он от меня хочет. Он резко хватает мою голову и наклоняет ее к своей расстегнутой ширинке. Не успеваю перевести дух.
– Бери, бери, бери, паршивая спесивая кукла! – говорит мой толстячок и сует свой сифилитический пенис мне в резиновый рот.
22 апреля 1997 года
Просыпаюсь в постели отеля «Пардо» в лихорадке и испуге, спрашивая себя: «Может, у меня проявляется стокгольмский синдром по отношению к своему похитителю?»
Этот кошмар преследует меня все утро, я также ощущаю признаки лихорадки. Но я должна сконцентрироваться, у меня сегодня еще много дел. В том числе необходимо узнать о рейсе в Испанию и купить для Мами открытку с Мачу-Пикчу, я ей обещала.
В испанской авиакомпании мне удается добиться невозможного: места на завтрашний вечерний рейс, так что у меня есть в запасе двадцать четыре часа. В центре города встречаю пожилого уличного торговца книжками и открытками. Он очень милый, и интересно наблюдать, как он курит сигарету из кукурузы, которая быстро сгорает. Она вот-вот обожжет ему губы, но, кажется, его это не беспокоит. Когда я спрашиваю его об открытках с Мачу-Пикчу, он показывает мне множество открыток с изображением знаменитой горы, цветных и черно-белых, на которых гора снята в различных ракурсах, с надписями на всех языках мира. Уверена, что здесь мне повезет. Кажется, он с рождения их собирает, потому что большинство из них пожелтели и имеют запах, характерный для книг, много лет хранившихся в старинных библиотеках. Решаю купить цветную открытку, плачу за нее двойную цену – мне жалко этого бедного мужчину, к тому же эта сумма в солях для меня ничтожно мала – и, довольная приобретением, после благодарностей и поклонов доброго мужчины, что больше характерно для дипломатичных японцев, возвращаюсь в отель.
Дорогая Мами!
Как и обещала, посылаю тебе маленькую открытку, но признаюсь тебе, что Мачу-Пикчу я не видела. Не было времени. Встреча с представителем фирмы у меня уже состоялась, и поэтому завтра вечером я возвращаюсь в Испанию. Позвоню, когда приеду домой. Крепко целую. Твоя девочка.
Оставляю открытку дежурному администратору – Еве – и прошу, чтобы ее отправили как можно раньше.
Ева говорит, чтобы я не волновалась: ее обязательно доставят адресату, но не так быстро, как хотелось бы.
Звоню Рафе, который сейчас смотрит по телевизору программу аэробики на пляже – она транслируется каждый день, – и договариваюсь встретиться в баре «Мохито» в полдень. Сегодня утром он ушел очень рано, на прощанье легонько поцеловав в губы, и даже не спросил, как я себя чувствую. У меня мало времени, чтобы подумать, как ему сказать, что завтра я уезжаю.
Опять поднялась температура: 37,7. Она уже немного упала, но я по-прежнему чувствую себя плохо, поэтому с трудом соображаю.
Что я скажу Рафе? Как он это воспримет? Упрекнет ли он меня за то, что я не сказала ему об этом раньше и что на прощанье лишь поцеловала его в щечку, не оставляя надежды на новую встречу? Я все утро думаю об этом, и когда близится время встречи, поднимаюсь и поправляю макияж, чтобы скрыть синие круги под глазами. Разумеется, выгляжу я ужасно.
В баре «Мохито» собираются видные люди – элита Лимы. Приятное модное место, где можно перекусить и отдохнуть. Ресторан занимает два этажа. Внизу стоят столы и стулья зеленого цвета. На второй этаж ведут деревянные лестницы, как в барах из американских вестернов, где всегда появляется прекрасная страстная куртизанка в юбке для канкана, с перьями на голове. Она осторожно поглядывает на ковбоев, что сидят возле стойки бара. Второй этаж открывается только вечером. Он состоит из одной комнаты и множества террас. На каждой террасе находится лишь один стол, за которым можно выпить чего-нибудь и послушать музыку. Ищу Рафу и вижу, что он, как мексиканец, пьет пиво «Корона», посасывает маленький кусочек лимона и изредка разглядывает следы, оставленные его зубами на мякоти плода.
– Неважно выглядишь, начальница, – говорит он и поднимается, чтобы пододвинуть мне стул.
– Думаю, что поездка в Трухильо плохо на меня повлияла, – отвечаю я, стараясь не смотреть ему в глаза.
Взмахом руки подзываю официанта.
– Ты уверена, что только это?
Он явно что-то подозревает. Рафа очень нервничает, это заметно по тому, что он не перестает обрывать кусочки влажной этикетки с бутылки, пока не срывает ее полностью.
– Меню и еще одну «Корону», пожалуйста, – прошу я официанта.
Закуриваю сигарету и начинаю дрожать. Рафа это замечает, но ничего не говорит.
Заказываем сыр, буррито, но для меня не очень острый, и бутылочку понравившегося красного вина. По-настоящему перуанская пища!
– Не думаю, что тебе следует много пить.
Сейчас Рафа действительно серьезен.
– Я немножко выпью. Просто чувствую себя не очень хорошо из-за вчерашнего. День был утомительным. Я расстроилась и разнервничалась из-за тех плакатов, которые предупреждали о холере в Трухильо. Меня немного тошнит, но аппетита я не утратила, и это хороший признак, разве нет?
Я его не убедила. Мы молча обедаем, и лишь иногда Рафа, украдкой поглядывая на меня, говорит о работе, о фотографиях, которые он сделал и отдал мне. Меня раздражает официант, который часто подходит к нашему столу.
Пообедав, мы поднимаемся, и я говорю Рафе, что возвращаюсь в отель. Хочу побыть одна, и если жар не пройдет, вызову врача. Голова раскалывается, поэтому так и не осмеливаюсь сказать Рафе об отъезде. Когда собираюсь садиться в такси, Рафа кладет мне в сумку маленький запечатанный конверт желтого цвета.
– Пообещай, что выполнишь указания, написанные на конверте.
Я очень удивлена, но из-за своего состояния не могу как-то отреагировать и спросить, что все это означает. Киваю в знак согласия и закрываю дверцу такси. На светофоре поворачиваюсь и вижу: Рафа стоит на том же месте, очень печальный. Лихорадочно вскидывает руку, как бы прощаясь. Не знаю почему, но я интуитивно чувствую, что больше никогда его не увижу. И он тоже это знает.
23 апреля 1997 года
Вчера приходил врач и поставил мне диагноз: гастрит. Он также посоветовал мне в Испании сходить в больницу и сдать анализы, дабы исключить возможность заболевания сальмонеллезом. Потом я весь день проспала, а перед этим пыталась дозвониться до Рафы, но его мобильный телефон постоянно был вне зоны покрытия. Много раз просыпалась ночью, чтобы вырвать или потому что потела и бредила. Я вспомнила о встрече с Роберто и кошмаре, приснившемся мне прошлой ночью. Воздух стал казаться тяжелым и угнетающим, и у меня было ощущение, что меня хоронят. Из-за постоянной отрыжки в комнате стоял запах испорченного яйца, если не чего-то еще хуже, который, как бумеранг, отскакивал от стен.
Однако сегодня утром мне стало лучше. Лихорадка исчезла также внезапно, как и началась, и теперь я намерена позавтракать и собрать чемодан. Пытаюсь еще раз набрать номер Рафы, но безрезультатно. Либо он сердится на меня, либо знает, что я уезжаю, и хочет избежать тяжелого прощания. Но я не держу на него зла. Чтобы не думать о нем, весь день работаю над отчетом о результатах встреч с клиентами.
Возле отеля меня ждет такси. Прощаюсь с Евой, которая с первого дня мне очень понравилась. Я буду по ней скучать. Не могу скрыть свою печаль, хочется плакать. В такси больше не могу сдерживаться и, не обращая внимания на таксиста, взволнованно поглядывающего на меня в зеркало заднего вида, начинаю плакать и вытирать слезы кусочком туалетной бумаги, которую нашла в сумке. Когда у меня нет бумажных салфеток, всегда ношу с собой немного туалетной бумаги, чтобы вот как сейчас вытереть неуместные слезы, или промокнуть лоб, или просто высморкаться.
Возле указателя регистрации на Испанию ищу билет и паспорт и нахожу маленький конверт, который дал мне Рафа. Очень необычный конверт, запечатанный с помощью красного воска, с инициалами «Р. М.». Узнаю почерк Рафы. На конверте есть еще надпись: «Открыть только во время полета». Прощупываю его, пытаюсь определить содержимое. Он довольно тяжелый. Открою его в самолете, не раньше, хотя и умираю от любопытства. Я пообещала ему.
Сегодня вечером в воздушном пространстве большая турбулентность, сильнее, чем при полете в Перу. Самолет продолжает бросать и тогда, когда стюардессы подают ужин. Я наблюдаю за стаканом с соком, который качается из стороны в сторону, как при сеансе спиритизма.
Внезапно зажигается сигнал «Пристегнуть ремни безопасности», и мое сердце бьется чаще. Стараюсь как можно меньше путешествовать на самолетах. Закуриваю сигарету, чтобы успокоиться, но сразу же натыкаюсь на недовольные взгляды стюардесс и пассажиров, и очень сожалею, что смогла сделать только две затяжки. Что толку от двух затяжек! Тут я вспоминаю о конверте Рафы и бережно достаю его, как будто в нем находится бриллиант стоимостью в миллион долларов. Открыв конверт, обнаруживаю дивную коробочку, а внутри короткое, но необычное послание:
Дорогая начальница,
сокровища любви хранятся в маленьких шкатулках.
Рафа.
Рафа, почему ты написал так мало? В душе все переворачивается от чтения твоих слов. Разве тебе больше нечего мне сказать? Я вновь и вновь перечитываю его слова и понимаю, какой глубокий смысл таит эта коробочка. И слезы, которые текут по щекам, не имеют ничего общего с теми слезами, что капали из глаз в такси. Это жгучие слезы утраты, которые наконец-то вырвались наружу, как неистовая река. Это слезы из самого сердца, полного печали. Не помню, чтобы я в своей жизни так плакала из-за мужчины. Но я действительно плачу из-за него или из-за моментов счастья, которые уникальны и больше никогда не повторятся.
Поворот на 180 градусов
24 апреля 1997года
В аэропорту меня никто не встречает. Еще очень рано. Мой нос стал красным из-за того, что я плакала семь из двенадцати часов полета, а глаза опухли, как будто пчелы ужалили меня в оба века. Пытаюсь утешиться мыслью, что Рафа остается в хороших руках. Несомненно, он свяжется со стюардессой, с которой мы летели в Трухильо. И я улыбнулась при этой мысли.
Первое, что я должна сделать, – это выкурить сигарету. Пока жду такси возле выхода из аэропорта, вставляю в свой мобильный телефон SIM-карту, которую я вынула перед поездкой в Перу. Должно быть, моя голосовая почта полна сообщений, но я решила прослушать их дома.
После обеда я встречусь с Андресом, чтобы отчитаться о проделанной работе. Сейчас пойду домой, немного отдохну, а затем побегу в офис.
По пути домой я ощущаю, что снова вернулась в цивилизованный мир, который я оставила несколько дней назад, и начинаю наблюдать за каждым движением города. Остановившись у светофора, я вижу мужчину, который стоит перед витриной магазина «Гуччи» и внимательно изучает цену туфель на высоком каблуке. Он разговаривает сам с собой, у него явно нервный тик, поскольку его нижняя губа все время уходит в сторону. В чайном салоне администратор указывает продавщице пальцем на огромный торт с английскими сливками, стекающими со всех сторон, и кончиком языка облизывает левый уголок губ. Чувствую себя прекрасно. Вокруг все бурлит, моя жизнь вновь входит в привычное русло.
Я никогда так быстро не доезжала домой из аэропорта. Город еще не проснулся, но в воздухе уже висит сероватая плотная дымка, которая появляется еще до того, как мегаполис наполняется шумом. Смог – это большая угроза для жителей городов, и она с каждым годом возрастает. Сирена «скорой помощи» напоминает мне, что я снова в Испании, а все, что я испытала за последние дни, осталось в прошлом. В каждой стране эти сирены звучат по-разному и по-разному действуют на того, кто их слышит. Сегодня я чувствую себя хорошо, но как-то странно.
Мой почтовый ящик переполнен письмами. Из них мое внимание привлекают два письма: на одном мой адрес написан вручную, а другое – это уведомление о получении посылки, оно с синей наклейкой, и в нем сообщается, что, поскольку меня не было дома, посылку оставили в квартире А.
Открываю другое письмо и инстинктивно смотрю на имя отправителя. Это Кристиан. С чего вдруг Кристиан написал мне письмо? Я не хочу читать его сейчас. К тому же даже после того, что со мной произошло, я все еще немного злюсь на него.
Как я рада вернуться домой! Здороваюсь со всей своей мебелью. Я считаю, что у нее тоже есть собственная жизнь. Пусть вещей в моем доме не много, но они вызывают у меня определенные чувства. Особенно картина, написанная художником Модиглиани. На ней изображено лицо женщины, и кто бы ни заходил ко мне домой, все спрашивают, не я ли нарисована на картине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Ничуть. Я не ревнивая, – это единственное, что я могу ему сказать.
Примерно через час мы садимся в Трухильо. Рафа и стюардесса в конце концов обменялись телефонами, потому что, по ее словам, она ищет профессионального фотографа для церемонии причащения своего племянника.
Плакаты, висящие в аэропорту, предупреждают нас о холере. Этот вирус преследует меня, куда бы я ни приехала, но, по словам одного специалиста по тропическим заболеваниям, европейцы не могут заболеть холерой, поскольку у них нет голодающих, а желудочный сок убивает бактерии холеры. Но лучше все-таки не пить воду из-под крана.
Идем прямо в офис, на деловую встречу. Она не приносит хороших результатов, как я надеялась. Чтобы я немного успокоилась, мы бродим по городу. Узнаю, что в черте города находятся спаржевые поля. Большая часть спаржи экспортируется в Испанию. Среди этих плодородных пустынных земель я чувствую ярость и печаль. После общения с директором по маркетингу Принсой я понимаю, что время моего пребывания в Перу подходит к концу. Я добилась встречи, которой хотела, и теперь оставаться здесь нет смысла. Но Рафа еще не знает об этом. Я боюсь сказать ему это. Я знаю свой недостаток: откладываю важные дела на потом. Очевидно, что я не влюблена, но я так привязалась к нему!
Вечер 21 апреля 1997 года
– Там кто-нибудь есть? Я здесь! Пожалуйста, вытащите меня отсюда! Я задыхаюсь.
В полной темноте я безнадежно ищу лучик света, чтобы сориентироваться. Болит все тело, прежде всего ноги. Не могу произнести ни звука. Челюсти разжаты и словно парализованы.
– Помогите хоть кто-нибудь!
Не могу пошевелиться. Не чувствую ни рук, ни ног. Кажется, меня похоронили и я лежу в гробу. Но я не мертва.
Возможно, это похищение и меня держат в подвале, как тех, из ЕТА. Почему? Это не может быть реальностью. Я не имею никакого отношения к проблеме басков. Но что за черт! Я в Перу, а не в Испании. У меня только что была встреча с директором по маркетингу Принсой. Тогда что происходит? Это «Сендеро Люминосо»?
– Я гражданка Франции, живу в Испании.
Напрягаю память: Гусман в тюрьме, лидеры организации погибли, и какое-то время не было покушений. Так что этого не может быть. Ничего не чувствую. Наверное, это дети с холмов удерживают меня как заложницу. Но это невозможно. Если мне не изменяет память, мы уехали оттуда невредимыми. Тогда остается предположить, что это Божья кара за грехи, которые я совершила в своей жизни. Но я никому не навредила! Всего лишь искала немного удовольствия.
– Выпустите меня отсюда! Вы это сделаете, если я успокоюсь? Ответьте кто-нибудь, я больше не могу.
Не хватает воздуха, у меня начинается приступ клаустрофобии, и я чувствую себя очень плохо. Наверняка меня накачали наркотиками, поскольку кружится голова. Хочу почесать нос, но не могу и пальцем пошевелить. Пытаюсь двигать глазами, но кажусь себе старой слепой лошадью.
Послышался шум. Шаги, голоса. Чувствую себя настолько плохо, что уже не знаю: то ли мне кажется, то ли действительно кто-то приближается.
– Я здесь!
На мгновение прислушиваюсь. Кажется, на меня обращают внимание. Но что происходит? Чувствую сильный шум и резкие удары, которые не могу объяснить. Землетрясение? Вот и объяснение. Меня заваливают руины разрушенного землетрясением здания.
– На помощь!
Уверена: они знают, что есть уцелевшие. И они соберут спасательную команду с собаками, потому что в Перу землетрясение – обычное явление.
Пытаюсь успокоиться. Чувствую неожиданный страх: а если меня парализовало? Едва ощущаю свое тело. Начинаю читать молитву:
– Отче Наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наши…
Свет! Я вижу его. Он услышал мою молитву! От света больно глазам, но я ощущаю чье-то присутствие. Кто это?
Роберто, мой толстячок!
– Роберто! Я здесь! Помоги мне, пожалуйста! Как же я рада тебя видеть! Что с тобой происходит? У тебя лицо негодяя!
Роберто приближается ко мне с угрожающим видом, и я пытаюсь понять, чего он от меня хочет. Он резко хватает мою голову и наклоняет ее к своей расстегнутой ширинке. Не успеваю перевести дух.
– Бери, бери, бери, паршивая спесивая кукла! – говорит мой толстячок и сует свой сифилитический пенис мне в резиновый рот.
22 апреля 1997 года
Просыпаюсь в постели отеля «Пардо» в лихорадке и испуге, спрашивая себя: «Может, у меня проявляется стокгольмский синдром по отношению к своему похитителю?»
Этот кошмар преследует меня все утро, я также ощущаю признаки лихорадки. Но я должна сконцентрироваться, у меня сегодня еще много дел. В том числе необходимо узнать о рейсе в Испанию и купить для Мами открытку с Мачу-Пикчу, я ей обещала.
В испанской авиакомпании мне удается добиться невозможного: места на завтрашний вечерний рейс, так что у меня есть в запасе двадцать четыре часа. В центре города встречаю пожилого уличного торговца книжками и открытками. Он очень милый, и интересно наблюдать, как он курит сигарету из кукурузы, которая быстро сгорает. Она вот-вот обожжет ему губы, но, кажется, его это не беспокоит. Когда я спрашиваю его об открытках с Мачу-Пикчу, он показывает мне множество открыток с изображением знаменитой горы, цветных и черно-белых, на которых гора снята в различных ракурсах, с надписями на всех языках мира. Уверена, что здесь мне повезет. Кажется, он с рождения их собирает, потому что большинство из них пожелтели и имеют запах, характерный для книг, много лет хранившихся в старинных библиотеках. Решаю купить цветную открытку, плачу за нее двойную цену – мне жалко этого бедного мужчину, к тому же эта сумма в солях для меня ничтожно мала – и, довольная приобретением, после благодарностей и поклонов доброго мужчины, что больше характерно для дипломатичных японцев, возвращаюсь в отель.
Дорогая Мами!
Как и обещала, посылаю тебе маленькую открытку, но признаюсь тебе, что Мачу-Пикчу я не видела. Не было времени. Встреча с представителем фирмы у меня уже состоялась, и поэтому завтра вечером я возвращаюсь в Испанию. Позвоню, когда приеду домой. Крепко целую. Твоя девочка.
Оставляю открытку дежурному администратору – Еве – и прошу, чтобы ее отправили как можно раньше.
Ева говорит, чтобы я не волновалась: ее обязательно доставят адресату, но не так быстро, как хотелось бы.
Звоню Рафе, который сейчас смотрит по телевизору программу аэробики на пляже – она транслируется каждый день, – и договариваюсь встретиться в баре «Мохито» в полдень. Сегодня утром он ушел очень рано, на прощанье легонько поцеловав в губы, и даже не спросил, как я себя чувствую. У меня мало времени, чтобы подумать, как ему сказать, что завтра я уезжаю.
Опять поднялась температура: 37,7. Она уже немного упала, но я по-прежнему чувствую себя плохо, поэтому с трудом соображаю.
Что я скажу Рафе? Как он это воспримет? Упрекнет ли он меня за то, что я не сказала ему об этом раньше и что на прощанье лишь поцеловала его в щечку, не оставляя надежды на новую встречу? Я все утро думаю об этом, и когда близится время встречи, поднимаюсь и поправляю макияж, чтобы скрыть синие круги под глазами. Разумеется, выгляжу я ужасно.
В баре «Мохито» собираются видные люди – элита Лимы. Приятное модное место, где можно перекусить и отдохнуть. Ресторан занимает два этажа. Внизу стоят столы и стулья зеленого цвета. На второй этаж ведут деревянные лестницы, как в барах из американских вестернов, где всегда появляется прекрасная страстная куртизанка в юбке для канкана, с перьями на голове. Она осторожно поглядывает на ковбоев, что сидят возле стойки бара. Второй этаж открывается только вечером. Он состоит из одной комнаты и множества террас. На каждой террасе находится лишь один стол, за которым можно выпить чего-нибудь и послушать музыку. Ищу Рафу и вижу, что он, как мексиканец, пьет пиво «Корона», посасывает маленький кусочек лимона и изредка разглядывает следы, оставленные его зубами на мякоти плода.
– Неважно выглядишь, начальница, – говорит он и поднимается, чтобы пододвинуть мне стул.
– Думаю, что поездка в Трухильо плохо на меня повлияла, – отвечаю я, стараясь не смотреть ему в глаза.
Взмахом руки подзываю официанта.
– Ты уверена, что только это?
Он явно что-то подозревает. Рафа очень нервничает, это заметно по тому, что он не перестает обрывать кусочки влажной этикетки с бутылки, пока не срывает ее полностью.
– Меню и еще одну «Корону», пожалуйста, – прошу я официанта.
Закуриваю сигарету и начинаю дрожать. Рафа это замечает, но ничего не говорит.
Заказываем сыр, буррито, но для меня не очень острый, и бутылочку понравившегося красного вина. По-настоящему перуанская пища!
– Не думаю, что тебе следует много пить.
Сейчас Рафа действительно серьезен.
– Я немножко выпью. Просто чувствую себя не очень хорошо из-за вчерашнего. День был утомительным. Я расстроилась и разнервничалась из-за тех плакатов, которые предупреждали о холере в Трухильо. Меня немного тошнит, но аппетита я не утратила, и это хороший признак, разве нет?
Я его не убедила. Мы молча обедаем, и лишь иногда Рафа, украдкой поглядывая на меня, говорит о работе, о фотографиях, которые он сделал и отдал мне. Меня раздражает официант, который часто подходит к нашему столу.
Пообедав, мы поднимаемся, и я говорю Рафе, что возвращаюсь в отель. Хочу побыть одна, и если жар не пройдет, вызову врача. Голова раскалывается, поэтому так и не осмеливаюсь сказать Рафе об отъезде. Когда собираюсь садиться в такси, Рафа кладет мне в сумку маленький запечатанный конверт желтого цвета.
– Пообещай, что выполнишь указания, написанные на конверте.
Я очень удивлена, но из-за своего состояния не могу как-то отреагировать и спросить, что все это означает. Киваю в знак согласия и закрываю дверцу такси. На светофоре поворачиваюсь и вижу: Рафа стоит на том же месте, очень печальный. Лихорадочно вскидывает руку, как бы прощаясь. Не знаю почему, но я интуитивно чувствую, что больше никогда его не увижу. И он тоже это знает.
23 апреля 1997 года
Вчера приходил врач и поставил мне диагноз: гастрит. Он также посоветовал мне в Испании сходить в больницу и сдать анализы, дабы исключить возможность заболевания сальмонеллезом. Потом я весь день проспала, а перед этим пыталась дозвониться до Рафы, но его мобильный телефон постоянно был вне зоны покрытия. Много раз просыпалась ночью, чтобы вырвать или потому что потела и бредила. Я вспомнила о встрече с Роберто и кошмаре, приснившемся мне прошлой ночью. Воздух стал казаться тяжелым и угнетающим, и у меня было ощущение, что меня хоронят. Из-за постоянной отрыжки в комнате стоял запах испорченного яйца, если не чего-то еще хуже, который, как бумеранг, отскакивал от стен.
Однако сегодня утром мне стало лучше. Лихорадка исчезла также внезапно, как и началась, и теперь я намерена позавтракать и собрать чемодан. Пытаюсь еще раз набрать номер Рафы, но безрезультатно. Либо он сердится на меня, либо знает, что я уезжаю, и хочет избежать тяжелого прощания. Но я не держу на него зла. Чтобы не думать о нем, весь день работаю над отчетом о результатах встреч с клиентами.
Возле отеля меня ждет такси. Прощаюсь с Евой, которая с первого дня мне очень понравилась. Я буду по ней скучать. Не могу скрыть свою печаль, хочется плакать. В такси больше не могу сдерживаться и, не обращая внимания на таксиста, взволнованно поглядывающего на меня в зеркало заднего вида, начинаю плакать и вытирать слезы кусочком туалетной бумаги, которую нашла в сумке. Когда у меня нет бумажных салфеток, всегда ношу с собой немного туалетной бумаги, чтобы вот как сейчас вытереть неуместные слезы, или промокнуть лоб, или просто высморкаться.
Возле указателя регистрации на Испанию ищу билет и паспорт и нахожу маленький конверт, который дал мне Рафа. Очень необычный конверт, запечатанный с помощью красного воска, с инициалами «Р. М.». Узнаю почерк Рафы. На конверте есть еще надпись: «Открыть только во время полета». Прощупываю его, пытаюсь определить содержимое. Он довольно тяжелый. Открою его в самолете, не раньше, хотя и умираю от любопытства. Я пообещала ему.
Сегодня вечером в воздушном пространстве большая турбулентность, сильнее, чем при полете в Перу. Самолет продолжает бросать и тогда, когда стюардессы подают ужин. Я наблюдаю за стаканом с соком, который качается из стороны в сторону, как при сеансе спиритизма.
Внезапно зажигается сигнал «Пристегнуть ремни безопасности», и мое сердце бьется чаще. Стараюсь как можно меньше путешествовать на самолетах. Закуриваю сигарету, чтобы успокоиться, но сразу же натыкаюсь на недовольные взгляды стюардесс и пассажиров, и очень сожалею, что смогла сделать только две затяжки. Что толку от двух затяжек! Тут я вспоминаю о конверте Рафы и бережно достаю его, как будто в нем находится бриллиант стоимостью в миллион долларов. Открыв конверт, обнаруживаю дивную коробочку, а внутри короткое, но необычное послание:
Дорогая начальница,
сокровища любви хранятся в маленьких шкатулках.
Рафа.
Рафа, почему ты написал так мало? В душе все переворачивается от чтения твоих слов. Разве тебе больше нечего мне сказать? Я вновь и вновь перечитываю его слова и понимаю, какой глубокий смысл таит эта коробочка. И слезы, которые текут по щекам, не имеют ничего общего с теми слезами, что капали из глаз в такси. Это жгучие слезы утраты, которые наконец-то вырвались наружу, как неистовая река. Это слезы из самого сердца, полного печали. Не помню, чтобы я в своей жизни так плакала из-за мужчины. Но я действительно плачу из-за него или из-за моментов счастья, которые уникальны и больше никогда не повторятся.
Поворот на 180 градусов
24 апреля 1997года
В аэропорту меня никто не встречает. Еще очень рано. Мой нос стал красным из-за того, что я плакала семь из двенадцати часов полета, а глаза опухли, как будто пчелы ужалили меня в оба века. Пытаюсь утешиться мыслью, что Рафа остается в хороших руках. Несомненно, он свяжется со стюардессой, с которой мы летели в Трухильо. И я улыбнулась при этой мысли.
Первое, что я должна сделать, – это выкурить сигарету. Пока жду такси возле выхода из аэропорта, вставляю в свой мобильный телефон SIM-карту, которую я вынула перед поездкой в Перу. Должно быть, моя голосовая почта полна сообщений, но я решила прослушать их дома.
После обеда я встречусь с Андресом, чтобы отчитаться о проделанной работе. Сейчас пойду домой, немного отдохну, а затем побегу в офис.
По пути домой я ощущаю, что снова вернулась в цивилизованный мир, который я оставила несколько дней назад, и начинаю наблюдать за каждым движением города. Остановившись у светофора, я вижу мужчину, который стоит перед витриной магазина «Гуччи» и внимательно изучает цену туфель на высоком каблуке. Он разговаривает сам с собой, у него явно нервный тик, поскольку его нижняя губа все время уходит в сторону. В чайном салоне администратор указывает продавщице пальцем на огромный торт с английскими сливками, стекающими со всех сторон, и кончиком языка облизывает левый уголок губ. Чувствую себя прекрасно. Вокруг все бурлит, моя жизнь вновь входит в привычное русло.
Я никогда так быстро не доезжала домой из аэропорта. Город еще не проснулся, но в воздухе уже висит сероватая плотная дымка, которая появляется еще до того, как мегаполис наполняется шумом. Смог – это большая угроза для жителей городов, и она с каждым годом возрастает. Сирена «скорой помощи» напоминает мне, что я снова в Испании, а все, что я испытала за последние дни, осталось в прошлом. В каждой стране эти сирены звучат по-разному и по-разному действуют на того, кто их слышит. Сегодня я чувствую себя хорошо, но как-то странно.
Мой почтовый ящик переполнен письмами. Из них мое внимание привлекают два письма: на одном мой адрес написан вручную, а другое – это уведомление о получении посылки, оно с синей наклейкой, и в нем сообщается, что, поскольку меня не было дома, посылку оставили в квартире А.
Открываю другое письмо и инстинктивно смотрю на имя отправителя. Это Кристиан. С чего вдруг Кристиан написал мне письмо? Я не хочу читать его сейчас. К тому же даже после того, что со мной произошло, я все еще немного злюсь на него.
Как я рада вернуться домой! Здороваюсь со всей своей мебелью. Я считаю, что у нее тоже есть собственная жизнь. Пусть вещей в моем доме не много, но они вызывают у меня определенные чувства. Особенно картина, написанная художником Модиглиани. На ней изображено лицо женщины, и кто бы ни заходил ко мне домой, все спрашивают, не я ли нарисована на картине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25