Там уже ждет Борис, наш переводчик. Он наполняет стакан водкой. Борис очень напряжен, словно собирается сдавать экзамен. Джованни хочет сделать ему подарок – он привел принцессу.
Принцесса садится за стол к Борису и без его разрешения начинает пить водку из его стакана. Я потрясена ее юным видом, так что спрашиваю о возрасте девушки, чтобы развеять свои сомнения по поводу ее совершеннолетия. Борис нам переводит:
– Ей шестнадцать лет, – говорит он, по-детски улыбаясь.
Я чуть не упала со стула. Джованни оторопело смотрит на Бориса. Внезапно я чувствую себя соучастницей преступления, чего-то ужасного, что вот-вот случится. Мне все это не нравится. Прошу Джованни отправить ее домой: я не могу позволить, чтобы что-то произошло с этой девочкой. Я упрашиваю его, умоляю, стоя на коленях. Джованни соглашается, но тут же объясняет, что, скорее всего, ей здесь хорошо. Лучше для нее остаться с нами, чем оказаться наедине с садистом-неудачником. Мы будем к ней хорошо относиться. С нами или с другими – она все равно этим занимается. Очевидно, ей это нравится. Мы спрашиваем ее, хочет ли она уйти, говорим, что ей все равно заплатят. Принцесса решает остаться. Какое-то время я наблюдаю за ней и замечаю, что в этой девочке отражаюсь я сама. Я смотрю, как она двигается, как смеется. На правой щиколотке девочка носит браслет с колокольчиками, которые качаются при ходьбе и наполняют гостиную причудливыми звуками.
Громко кричит магнитола, но принцесса продолжает плавно двигаться возле стола. Борис, устроившись в двух метрах от девушки со стаканом в руке, пристально смотрит на нее. Мы с Джованни наблюдаем за этим зрелищем, сидя на старом диване, усеянном подозрительными пятнами и маленькими дырочками, прожженными сигаретами, – свидетельствами ночных оргий. Яна начинает расстегивать платье, и я чувствую, что заливаюсь краской. От её невинной искренней улыбки в этой обстановке мне становится не по себе. Она кажется счастливой, ей доставляет удовольствие исполнять столь откровенный танец, хотя зрителей всего трое. Принцесса приближается к Борису и что-то шепчет ему на ухо.
– Что она говорит? – быстро спрашиваю я.
– Она говорит, что ты очень красивая и ей нравятся твой сережки, – объясняет Борис, отпивая глоток.
Чувствую себя еще хуже и наклоняю голову, будто могу при этом исчезнуть. Когда я осмеливаюсь снова взглянуть на эту сцену, Яна уже сидит на Борисе и возбуждает его своей обнаженной круглой грудью. На ней остались только миниатюрные зеленые блестящие трусики. Джованни поднимается и гасит свет. Но я продолжаю наблюдать за неистовыми движениями этой маленькой посверкивающей полоски ткани, и голова идет кругом. Беру своего любовника за руку, и мы направляемся к лестнице, которая ведет в нашу комнату. Занимаемся любовью под крики Яны. На следующее утро я осторожно спускаюсь вниз и вижу, что принцесса обнаженной спит на диване в гостиной. Снова поднимаюсь по лестнице, почти бегу, но стараюсь не шуметь, и в комнате, затаив дыхание, начинаю их искать. Куда же они подевались? Под кроватью, возле туфель. Убедившись, что Джованни крепко спит, беру их, опять спускаюсь по лестнице и ищу сумку Яны. Стараюсь не прикасаться к ней. Открываю застежку и кладу во внутренний карман свои сережки.
15 декабря 1999 года
В ванной потрескавшаяся белая эмалевая краска, ручной душ полностью заржавел. Горячей воды нет, или она появляется очень редко, но не в то время, когда я и Джованни принимаем душ. Приходится довольствоваться тем, что есть. Я передернулась, когда сегодня утром струя ледяной воды коснулась моей кожи. Джованни с веселым видом смотрит на меня. Он стоит с зубной щеткой в руке и пеной от пасты во рту. Я быстро намыливаюсь – мы купили мыло в Европе (у украинского мыла подозрительный цвет, пахнет оно отвратительно и похоже на камень, так что, увидев его, я воскликнула: «Послушай, но это же пемза!»), выпрыгиваю из душа с остатками мыла на теле и ищу на полу более или менее чистое место. Если бы Джованни не поддержал меня, я бы задницей села прямо на пол. И мы начинаем хохотать. Какая шикарная жизнь! Борис одевается внизу, в маленькой ванной комнате, где есть только умывальник, но это, как он утверждает, его устраивает. Меня немного тошнит, но кому бы понравилось принимать антарктический душ? В комнатах еще виднеются следы павшего коммунистического режима: в стены встроены древние микрофоны, а на окнах – датчики. Надо же! Меня повсюду преследуют микрофоны. Цементные колонны террасы не позволяют видеть море. Здесь я оставляю свои кроссовки, которые к концу дня пахнут, как дикая собака. Даже Джованни, который принимает меня такой, какая я есть, сказал мне:
– Либо кроссовки, либо я!
Так что я повинуюсь. По правде говоря, я и сама не выношу свой запах.
Мы с Джованни занимаемся любовью три или четыре раза в день. Мне очень хорошо с ним. Я учусь изображать сумасшедшего лягушонка (сидя на краю кровати, широко расставив ноги, мастурбирую перед ним с помощью бутылки с минеральной водой без газа, и она иногда проливается мне на живот); французскую подводную лодку (сжимаю губы в форме сердечка, ныряю под простыни, и мой рот постепенно полностью поглощает его пенис) и «левретку» (то есть стою на четвереньках). Мы проделываем кучу вещей на этой шатающейся кровати. Но Джованни никогда не делит меня ни с кем, хотя завтра он собирается сделать исключение – пригласил Катерину.
16 декабря 1999 года
Борис снова хочет увидеться с принцессой, но, чувствуя себя обязанным, намерен поделиться с нами. Возможность заниматься любовью втроем с Яной исключена (так решила я, и Джованни согласился со мной). Тогда Борису пришла в голову идея пригласить ее подругу, совершеннолетнею специалистку по трио, как заверило нас агентство. Вот так мы познакомились с Катериной. Они обе приехали в том самом лимузине, который привез Яну в первую ночь. К нашему удивлению, принцесса приехала одетая как подросток, в миниатюрных черных шортах, в белой футболке и в ботинках на платформе, Как в шоу Drag Queens. Единственное, что защищает ее от холода, – это кожаный длинный плащ, который она набросила себе на плечи. Он совсем не подходит к ее одеянию. Думаю, она нам доверяет, и теперь у нее нет необходимости наряжаться, как «роковая женщина». Сегодня она кажется еще более развязной, чем в прошлый раз, и целует каждого в щеку, словно мы знакомы всю жизнь. Мы все находимся на улице, а я сижу на пляжной балюстраде. Яна смотрит на меня с улыбкой, и я понимаю, что она хочет поблагодарить меня за сережки, которые сейчас на ней. Вдруг она поворачивается и на своем языке зовет другую девушку. Катерина – блондинка с длинными вьющимися волосами, низкого роста. Девушка одета в голубое платье, усыпанное красными цветами. На ней широкий кожаный пояс, который подчеркивает, я думаю, крупноватые бедра. У нее огромные бирюзовые глаза и маленький, как у японки, нос. Мы приветствуем друг друга холодно, пожатием рук, и я опять чувствую себя виноватой. Яна пытается подбодрить ее, а я отчаянно ловлю взгляд Бориса, чтобы понять, что происходит. Яна начинает болтать, а Катерина отвечает ей короткими фразами. У меня такое впечатление, что они говорят на китайском языке, но я понимаю, что ситуация Катерине не очень нравится. Когда Яна берет Катерину за руку и входит с ней в дом через террасу, мы идем за ними гуськом, повинуясь этой маленькой принцессе, которая вдруг превратилась в вождя нашего племени. Яна начинает оглядываться по сторонам. Наверное, она что-то ищет. Борис словно загипнотизирован Яной и ни на что не реагирует. Что касается Катерины, она чувствует себя неуютно и не знает, как себя вести, пока я не принесла бутылку водки (по видимому, Яна искала ее). Мы с Катериной общаемся с помощью взглядов. Она буквально набрасывается на бутылку и пьет прямо из горлышка. Выпитый алкоголь моментально действует на нее, она начинает танцевать, а Яна продолжает что-то говорить ей, явно одобряя ее поступки.
– Что она ей говорит? – спрашиваю я у Бориса. Борис пугается. Кажется, он очнулся от глубокого сна и, немного подумав, отвечает мне:
– Она ей говорит: «Я люблю тебя, ты любишь меня, и это единственное, что имеет значение. Думай о том, что я люблю тебя, что мы любим друг друга. И все пройдет хорошо».
Сегодня ночью мы уставили гостиную свечами, и Джованни начинает зажигать их одну за другой, чтобы создать интимную обстановку. Отлично. В свете свечей платье Катерины просвечивается и позволяет разглядеть изгибы ее роскошного тела. Яна начинает расстегивать пуговицы платья Катерины, не переставая плавно покачиваться. Джованни по привычке садится па старый диван, внимательно смотрит на эту сцену и иногда бросает взгляды в мою сторону, наблюдая за моей реакцией. Я подхожу и сажусь рядом с ним. Он обнимает меня и целует в лоб. Пока Яна и Катерина демонстрируют глубокий поцелуй, позволяя изредка разглядеть их языки, которые как сумасшедшие исследуют все чувствительные уголки, я и Джованни делаем то же самое. Он нежно снимает с меня шерстяной свитер, и я лежу в объятиях Джованни, охваченная трепетом из-за этого лесбийского поцелуя, до тех пор, пока не чувствую, как холодные руки Катерины гладят мою спину и играют с застежкой бюстгальтера.
17 декабря 1999 года
Я не смогла устоять перед Катериной. Когда мы летели в Европу, я объяснила Джованни, что из-за случившегося в Одессе мне не по себе. Когда мы расстались в аэропорту Франкфурта, я не взяла деньги, которые мне предложил Джованни за эту поездку. Ничего не хочу.
Я оставила ошеломленного Джованни и села в самолет, летящий в Барселону.
В аэропорту Барселоны я взяла такси и, пока ехала, вспоминала о мгновениях нашей поездки: чайку, наши улыбки в ванной, пляж, усеянный камнями, которые терзали наши ступни, маленькую Яну, девочку, которая лучше меня умеет сосать – не пуская слюну. И всю эту смешную, нелепую обстановку с коммунистическим антуражем, абсолютно невероятную. Лесбийский спектакль, который показали прошлой ночью Яна и ее подруга Катерина, а затем тот миг, когда Катерина приблизилась ко мне, чтобы погладить мою спину и снять с меня бюстгальтер. Эти картинки все еще стоят у меня перед глазами. И ясно одно: я влюбилась в Джованни.
Меняется столетие, меняюсь я
19 декабря 1999 года
Я со страхом вхожу в публичный дом. Сегодня собрались все девушки. Увидев меня, Иса, которая готовится к поездке в Эквадор, чтобы провести там рождественские праздники, внезапно берет меня за руку и говорит Сусане, что мы отлучимся ненадолго выпить по чашечке кофе.
– Ты ведь знаешь, что все люди свихнулись? Мужчины, которые платят женщинам, чтобы переспать с ними, – сумасшедшие, но женщины, которые соглашаются спать за деньги, – еще хуже.
– Да, знаю. Но что ты хочешь этим сказать, Иса?
– Есть некоторые вещи, которые эти сумасшедшие говорили здесь про тебя, потому что они ревнуют.
– Что именно?
– Ну, что ты крадешь у них всех клиентов, что ты видишься с ними за пределами агентства. Этот Педро, который приходил каждую неделю, снова появился, когда ты болела, а еще итальянец и многие другие.
– И что с Педро?
– Когда он пришел, то был с Маэ, этой гадюкой. Сказал, что по уши влюбился в тебя, а ты не обращаешь на него внимания. Она все перекрутила и сказала, что ты видишься с ним помимо публичного дома. Маэ пытается подложить тебе свинью.
Эти признания кажутся мне странными, тем более что исходят они от Исы.
– Я уже допускала мысль, что рано или поздно это произойдет.
Ясно, что Маэ основывалась на своих подозрениях, а не на доказательствах, которых, между прочим, у нее нет.
– Понятно, что она может говорить обо мне все, что ей вздумается.
– Да, но Маэ здесь дольше тебя, и Маноло ей поверит, понимаешь? У тебя будут проблемы.
Маноло уже показал, какой он жестокий тип, но больше всего я боюсь, что он причинит мне боль.
– Ходят также слухи, что у тебя СПИД.
– Что за чушь!
Это уже чересчур! Наверняка Педро, когда плакался Маэ о своей неразделенной любви ко мне, рассказал об эпизоде с порванным презервативом. А та повернула все так, как ей захотелось.
– Кто тебе это сказал?
– Ну а как ты думаешь? Все та же сумасшедшая блондинка. Она старается напугать клиентов, чтобы они больше не виделись с тобой.
Хочу выругаться, но должна сдерживаться, чтобы не накликать еще большую беду.
– Меня посчитают доносчицей, если ты станешь говорить о том, что я тебе сообщила. Пожалуйста, никому ни слова! – умоляет Иса.
– Не волнуйся. Спасибо за все!
Возвращаемся в бордель, и Маэ, которая одевается для встречи с одним сеньором, который годится ей в отцы, бросает в нашу сторону циничные взгляды. Я притворяюсь, что ничего не знаю. Потом, вслед за Софией, которая пришла на ночную смену, появляется Маноло.
– Могу я поговорить с тобой? – спрашивает меня Маноло с таким трагическим видом, словно только что совершил убийство.
– Да, конечно, – отвечаю я и решаю, что буду отрицать все, в чем он меня станет обвинять.
Замечаю удовлетворенное выражение лица Маэ, когда она видит, что Маноло в гневе. Она язвительно заявляет:
– Сейчас будет скандал.
Маноло наконец заговорил.
– Это правда, что ты видишься с Педро вне агентства?
– Нет, неправда! – Я не вру. – Кто тебе это сказал?
– Сам клиент.
Я окаменела.
– Тогда он солгал. Он не раз пытался встретиться со мной, но я никогда этого не хотела.
– А с итальянцем?
– Я виделась с итальянцем всего три раза. К тому же он здесь не живет, и я не представляю себе, как бы я с ним встречалась за пределами агентства. – Даже удивляюсь, как умело я лгу.
– Ходят слухи, что это не так.
– Это, наверно, все придумала Маэ, чтобы навредить мне.
– А почему она хочет тебе навредить?
– Почем я знаю? Возможно, она ревнует.
– Ладно, но знай: мы не любим, когда нас обманывают. Твое счастье, что у меня нет доказательств. Но я буду следить за тобой. Малейшая оплошность – и ты окажешься на улице, поняла?
Он мне уже угрожает, машет руками. София смотрит на нас, стоя у двери в кухню, и показывает рукой, чтобы я молчала, иначе будет еще хуже.
Я не считаю, что нарушила правила борделя, потому что с Педро я никогда не встречалась вне дома свиданий, а от денег Джованни я отказалась. Так что у меня нет такого чувства, что я взяла что-то чужое.
Лучше промолчать, потому что я хочу поработать здесь до конца года, хотя после эпизода с маленькой Яной от всего этого меня уже тошнит.
31 декабря 1999 года
Смена столетия у всех пробудила половую активность. Может быть, потому, что в связи с этим возникло много предположений: а что, если наступит конец света? А что, если начнется война? А что, если все компьютеры выйдут из строя? Люди боятся и хотят прожить последние часы своей жизни как можно веселее.
Этой ночью даже женщины пришли со своими половинками, чтобы воплотить мечту, которую никогда не осмеливались осуществить. И мы с Синди много работали.
Почти всю ночь мой мобильный был выключен. Когда я вновь его включила, увидела, что мне пришло множество сообщений, и я стала их просматривать.
Джованни много раз пытался дозвониться и оставил сообщение на автоответчике – поздравление с Новым годом. Потом он прислал текстовое сообщение, что стало для меня большим сюрпризом:
«Говорить о любви – прекрасно, но очень сложно. И я думаю, что люблю тебя». На самом деле он написал это по-английски: «I think, I love you», потому что не умеет писать по-испански. Я не ожидала ничего подобного.
Спасение
4 января 2000 года
Я все рассказала Джованни. О том, что говорит Маэ обо мне, о подозрениях и угрозах Маноло, о своем шатком положении и о своих чувствах – призналась, что я тоже влюбилась в него.
– Немедленно уходи оттуда! – взволнованно вопит он в телефонную трубку.
– Как же это сделать? Кроме того, у меня еще в агентстве остались вещи, их нужно забрать.
– Забудь о вещах и садись в первый же самолет. Возможно, они знают, где ты живешь, придут и побьют тебя. Побудешь какое-то время в Италии. Когда вернешься, найдешь другое жилье. Поняла?
Думаю, Джованни немного преувеличивает. Но он так нервничает, что я соглашаюсь со всем, что он говорит.
23 января 2000 года
Сегодня мне приснилась Мами. Она бежала через густой лес и толкала детскую коляску с ржавыми колесами. Кажется, была осень – землю покрывали разноцветные листья. Мами собрала волосы в пучок, наверно, чтобы было удобнее. Она укуталась в черное длинное пальто – застегнулась на все пуговицы, как солдат. Несмотря на то что гора опавших листьев замедляла шаг, ее движения были легкими и гармоничными. Запыхавшись, она внезапно остановилась и стала гладить лицо ребенка, который лежал в коляске.
Ее ласки согревают мне сердце, а милое лицо придает сил. Я ощущаю, что она всегда была рядом, никогда меня не покидала. Нежно касается пальцами прядей моих волос. Меня охватывает чувство бесконечной любви, и когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на ее лицо, ее глаза закрыты, но на устах играет легкая улыбка, так как она знает, что я смотрю на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Принцесса садится за стол к Борису и без его разрешения начинает пить водку из его стакана. Я потрясена ее юным видом, так что спрашиваю о возрасте девушки, чтобы развеять свои сомнения по поводу ее совершеннолетия. Борис нам переводит:
– Ей шестнадцать лет, – говорит он, по-детски улыбаясь.
Я чуть не упала со стула. Джованни оторопело смотрит на Бориса. Внезапно я чувствую себя соучастницей преступления, чего-то ужасного, что вот-вот случится. Мне все это не нравится. Прошу Джованни отправить ее домой: я не могу позволить, чтобы что-то произошло с этой девочкой. Я упрашиваю его, умоляю, стоя на коленях. Джованни соглашается, но тут же объясняет, что, скорее всего, ей здесь хорошо. Лучше для нее остаться с нами, чем оказаться наедине с садистом-неудачником. Мы будем к ней хорошо относиться. С нами или с другими – она все равно этим занимается. Очевидно, ей это нравится. Мы спрашиваем ее, хочет ли она уйти, говорим, что ей все равно заплатят. Принцесса решает остаться. Какое-то время я наблюдаю за ней и замечаю, что в этой девочке отражаюсь я сама. Я смотрю, как она двигается, как смеется. На правой щиколотке девочка носит браслет с колокольчиками, которые качаются при ходьбе и наполняют гостиную причудливыми звуками.
Громко кричит магнитола, но принцесса продолжает плавно двигаться возле стола. Борис, устроившись в двух метрах от девушки со стаканом в руке, пристально смотрит на нее. Мы с Джованни наблюдаем за этим зрелищем, сидя на старом диване, усеянном подозрительными пятнами и маленькими дырочками, прожженными сигаретами, – свидетельствами ночных оргий. Яна начинает расстегивать платье, и я чувствую, что заливаюсь краской. От её невинной искренней улыбки в этой обстановке мне становится не по себе. Она кажется счастливой, ей доставляет удовольствие исполнять столь откровенный танец, хотя зрителей всего трое. Принцесса приближается к Борису и что-то шепчет ему на ухо.
– Что она говорит? – быстро спрашиваю я.
– Она говорит, что ты очень красивая и ей нравятся твой сережки, – объясняет Борис, отпивая глоток.
Чувствую себя еще хуже и наклоняю голову, будто могу при этом исчезнуть. Когда я осмеливаюсь снова взглянуть на эту сцену, Яна уже сидит на Борисе и возбуждает его своей обнаженной круглой грудью. На ней остались только миниатюрные зеленые блестящие трусики. Джованни поднимается и гасит свет. Но я продолжаю наблюдать за неистовыми движениями этой маленькой посверкивающей полоски ткани, и голова идет кругом. Беру своего любовника за руку, и мы направляемся к лестнице, которая ведет в нашу комнату. Занимаемся любовью под крики Яны. На следующее утро я осторожно спускаюсь вниз и вижу, что принцесса обнаженной спит на диване в гостиной. Снова поднимаюсь по лестнице, почти бегу, но стараюсь не шуметь, и в комнате, затаив дыхание, начинаю их искать. Куда же они подевались? Под кроватью, возле туфель. Убедившись, что Джованни крепко спит, беру их, опять спускаюсь по лестнице и ищу сумку Яны. Стараюсь не прикасаться к ней. Открываю застежку и кладу во внутренний карман свои сережки.
15 декабря 1999 года
В ванной потрескавшаяся белая эмалевая краска, ручной душ полностью заржавел. Горячей воды нет, или она появляется очень редко, но не в то время, когда я и Джованни принимаем душ. Приходится довольствоваться тем, что есть. Я передернулась, когда сегодня утром струя ледяной воды коснулась моей кожи. Джованни с веселым видом смотрит на меня. Он стоит с зубной щеткой в руке и пеной от пасты во рту. Я быстро намыливаюсь – мы купили мыло в Европе (у украинского мыла подозрительный цвет, пахнет оно отвратительно и похоже на камень, так что, увидев его, я воскликнула: «Послушай, но это же пемза!»), выпрыгиваю из душа с остатками мыла на теле и ищу на полу более или менее чистое место. Если бы Джованни не поддержал меня, я бы задницей села прямо на пол. И мы начинаем хохотать. Какая шикарная жизнь! Борис одевается внизу, в маленькой ванной комнате, где есть только умывальник, но это, как он утверждает, его устраивает. Меня немного тошнит, но кому бы понравилось принимать антарктический душ? В комнатах еще виднеются следы павшего коммунистического режима: в стены встроены древние микрофоны, а на окнах – датчики. Надо же! Меня повсюду преследуют микрофоны. Цементные колонны террасы не позволяют видеть море. Здесь я оставляю свои кроссовки, которые к концу дня пахнут, как дикая собака. Даже Джованни, который принимает меня такой, какая я есть, сказал мне:
– Либо кроссовки, либо я!
Так что я повинуюсь. По правде говоря, я и сама не выношу свой запах.
Мы с Джованни занимаемся любовью три или четыре раза в день. Мне очень хорошо с ним. Я учусь изображать сумасшедшего лягушонка (сидя на краю кровати, широко расставив ноги, мастурбирую перед ним с помощью бутылки с минеральной водой без газа, и она иногда проливается мне на живот); французскую подводную лодку (сжимаю губы в форме сердечка, ныряю под простыни, и мой рот постепенно полностью поглощает его пенис) и «левретку» (то есть стою на четвереньках). Мы проделываем кучу вещей на этой шатающейся кровати. Но Джованни никогда не делит меня ни с кем, хотя завтра он собирается сделать исключение – пригласил Катерину.
16 декабря 1999 года
Борис снова хочет увидеться с принцессой, но, чувствуя себя обязанным, намерен поделиться с нами. Возможность заниматься любовью втроем с Яной исключена (так решила я, и Джованни согласился со мной). Тогда Борису пришла в голову идея пригласить ее подругу, совершеннолетнею специалистку по трио, как заверило нас агентство. Вот так мы познакомились с Катериной. Они обе приехали в том самом лимузине, который привез Яну в первую ночь. К нашему удивлению, принцесса приехала одетая как подросток, в миниатюрных черных шортах, в белой футболке и в ботинках на платформе, Как в шоу Drag Queens. Единственное, что защищает ее от холода, – это кожаный длинный плащ, который она набросила себе на плечи. Он совсем не подходит к ее одеянию. Думаю, она нам доверяет, и теперь у нее нет необходимости наряжаться, как «роковая женщина». Сегодня она кажется еще более развязной, чем в прошлый раз, и целует каждого в щеку, словно мы знакомы всю жизнь. Мы все находимся на улице, а я сижу на пляжной балюстраде. Яна смотрит на меня с улыбкой, и я понимаю, что она хочет поблагодарить меня за сережки, которые сейчас на ней. Вдруг она поворачивается и на своем языке зовет другую девушку. Катерина – блондинка с длинными вьющимися волосами, низкого роста. Девушка одета в голубое платье, усыпанное красными цветами. На ней широкий кожаный пояс, который подчеркивает, я думаю, крупноватые бедра. У нее огромные бирюзовые глаза и маленький, как у японки, нос. Мы приветствуем друг друга холодно, пожатием рук, и я опять чувствую себя виноватой. Яна пытается подбодрить ее, а я отчаянно ловлю взгляд Бориса, чтобы понять, что происходит. Яна начинает болтать, а Катерина отвечает ей короткими фразами. У меня такое впечатление, что они говорят на китайском языке, но я понимаю, что ситуация Катерине не очень нравится. Когда Яна берет Катерину за руку и входит с ней в дом через террасу, мы идем за ними гуськом, повинуясь этой маленькой принцессе, которая вдруг превратилась в вождя нашего племени. Яна начинает оглядываться по сторонам. Наверное, она что-то ищет. Борис словно загипнотизирован Яной и ни на что не реагирует. Что касается Катерины, она чувствует себя неуютно и не знает, как себя вести, пока я не принесла бутылку водки (по видимому, Яна искала ее). Мы с Катериной общаемся с помощью взглядов. Она буквально набрасывается на бутылку и пьет прямо из горлышка. Выпитый алкоголь моментально действует на нее, она начинает танцевать, а Яна продолжает что-то говорить ей, явно одобряя ее поступки.
– Что она ей говорит? – спрашиваю я у Бориса. Борис пугается. Кажется, он очнулся от глубокого сна и, немного подумав, отвечает мне:
– Она ей говорит: «Я люблю тебя, ты любишь меня, и это единственное, что имеет значение. Думай о том, что я люблю тебя, что мы любим друг друга. И все пройдет хорошо».
Сегодня ночью мы уставили гостиную свечами, и Джованни начинает зажигать их одну за другой, чтобы создать интимную обстановку. Отлично. В свете свечей платье Катерины просвечивается и позволяет разглядеть изгибы ее роскошного тела. Яна начинает расстегивать пуговицы платья Катерины, не переставая плавно покачиваться. Джованни по привычке садится па старый диван, внимательно смотрит на эту сцену и иногда бросает взгляды в мою сторону, наблюдая за моей реакцией. Я подхожу и сажусь рядом с ним. Он обнимает меня и целует в лоб. Пока Яна и Катерина демонстрируют глубокий поцелуй, позволяя изредка разглядеть их языки, которые как сумасшедшие исследуют все чувствительные уголки, я и Джованни делаем то же самое. Он нежно снимает с меня шерстяной свитер, и я лежу в объятиях Джованни, охваченная трепетом из-за этого лесбийского поцелуя, до тех пор, пока не чувствую, как холодные руки Катерины гладят мою спину и играют с застежкой бюстгальтера.
17 декабря 1999 года
Я не смогла устоять перед Катериной. Когда мы летели в Европу, я объяснила Джованни, что из-за случившегося в Одессе мне не по себе. Когда мы расстались в аэропорту Франкфурта, я не взяла деньги, которые мне предложил Джованни за эту поездку. Ничего не хочу.
Я оставила ошеломленного Джованни и села в самолет, летящий в Барселону.
В аэропорту Барселоны я взяла такси и, пока ехала, вспоминала о мгновениях нашей поездки: чайку, наши улыбки в ванной, пляж, усеянный камнями, которые терзали наши ступни, маленькую Яну, девочку, которая лучше меня умеет сосать – не пуская слюну. И всю эту смешную, нелепую обстановку с коммунистическим антуражем, абсолютно невероятную. Лесбийский спектакль, который показали прошлой ночью Яна и ее подруга Катерина, а затем тот миг, когда Катерина приблизилась ко мне, чтобы погладить мою спину и снять с меня бюстгальтер. Эти картинки все еще стоят у меня перед глазами. И ясно одно: я влюбилась в Джованни.
Меняется столетие, меняюсь я
19 декабря 1999 года
Я со страхом вхожу в публичный дом. Сегодня собрались все девушки. Увидев меня, Иса, которая готовится к поездке в Эквадор, чтобы провести там рождественские праздники, внезапно берет меня за руку и говорит Сусане, что мы отлучимся ненадолго выпить по чашечке кофе.
– Ты ведь знаешь, что все люди свихнулись? Мужчины, которые платят женщинам, чтобы переспать с ними, – сумасшедшие, но женщины, которые соглашаются спать за деньги, – еще хуже.
– Да, знаю. Но что ты хочешь этим сказать, Иса?
– Есть некоторые вещи, которые эти сумасшедшие говорили здесь про тебя, потому что они ревнуют.
– Что именно?
– Ну, что ты крадешь у них всех клиентов, что ты видишься с ними за пределами агентства. Этот Педро, который приходил каждую неделю, снова появился, когда ты болела, а еще итальянец и многие другие.
– И что с Педро?
– Когда он пришел, то был с Маэ, этой гадюкой. Сказал, что по уши влюбился в тебя, а ты не обращаешь на него внимания. Она все перекрутила и сказала, что ты видишься с ним помимо публичного дома. Маэ пытается подложить тебе свинью.
Эти признания кажутся мне странными, тем более что исходят они от Исы.
– Я уже допускала мысль, что рано или поздно это произойдет.
Ясно, что Маэ основывалась на своих подозрениях, а не на доказательствах, которых, между прочим, у нее нет.
– Понятно, что она может говорить обо мне все, что ей вздумается.
– Да, но Маэ здесь дольше тебя, и Маноло ей поверит, понимаешь? У тебя будут проблемы.
Маноло уже показал, какой он жестокий тип, но больше всего я боюсь, что он причинит мне боль.
– Ходят также слухи, что у тебя СПИД.
– Что за чушь!
Это уже чересчур! Наверняка Педро, когда плакался Маэ о своей неразделенной любви ко мне, рассказал об эпизоде с порванным презервативом. А та повернула все так, как ей захотелось.
– Кто тебе это сказал?
– Ну а как ты думаешь? Все та же сумасшедшая блондинка. Она старается напугать клиентов, чтобы они больше не виделись с тобой.
Хочу выругаться, но должна сдерживаться, чтобы не накликать еще большую беду.
– Меня посчитают доносчицей, если ты станешь говорить о том, что я тебе сообщила. Пожалуйста, никому ни слова! – умоляет Иса.
– Не волнуйся. Спасибо за все!
Возвращаемся в бордель, и Маэ, которая одевается для встречи с одним сеньором, который годится ей в отцы, бросает в нашу сторону циничные взгляды. Я притворяюсь, что ничего не знаю. Потом, вслед за Софией, которая пришла на ночную смену, появляется Маноло.
– Могу я поговорить с тобой? – спрашивает меня Маноло с таким трагическим видом, словно только что совершил убийство.
– Да, конечно, – отвечаю я и решаю, что буду отрицать все, в чем он меня станет обвинять.
Замечаю удовлетворенное выражение лица Маэ, когда она видит, что Маноло в гневе. Она язвительно заявляет:
– Сейчас будет скандал.
Маноло наконец заговорил.
– Это правда, что ты видишься с Педро вне агентства?
– Нет, неправда! – Я не вру. – Кто тебе это сказал?
– Сам клиент.
Я окаменела.
– Тогда он солгал. Он не раз пытался встретиться со мной, но я никогда этого не хотела.
– А с итальянцем?
– Я виделась с итальянцем всего три раза. К тому же он здесь не живет, и я не представляю себе, как бы я с ним встречалась за пределами агентства. – Даже удивляюсь, как умело я лгу.
– Ходят слухи, что это не так.
– Это, наверно, все придумала Маэ, чтобы навредить мне.
– А почему она хочет тебе навредить?
– Почем я знаю? Возможно, она ревнует.
– Ладно, но знай: мы не любим, когда нас обманывают. Твое счастье, что у меня нет доказательств. Но я буду следить за тобой. Малейшая оплошность – и ты окажешься на улице, поняла?
Он мне уже угрожает, машет руками. София смотрит на нас, стоя у двери в кухню, и показывает рукой, чтобы я молчала, иначе будет еще хуже.
Я не считаю, что нарушила правила борделя, потому что с Педро я никогда не встречалась вне дома свиданий, а от денег Джованни я отказалась. Так что у меня нет такого чувства, что я взяла что-то чужое.
Лучше промолчать, потому что я хочу поработать здесь до конца года, хотя после эпизода с маленькой Яной от всего этого меня уже тошнит.
31 декабря 1999 года
Смена столетия у всех пробудила половую активность. Может быть, потому, что в связи с этим возникло много предположений: а что, если наступит конец света? А что, если начнется война? А что, если все компьютеры выйдут из строя? Люди боятся и хотят прожить последние часы своей жизни как можно веселее.
Этой ночью даже женщины пришли со своими половинками, чтобы воплотить мечту, которую никогда не осмеливались осуществить. И мы с Синди много работали.
Почти всю ночь мой мобильный был выключен. Когда я вновь его включила, увидела, что мне пришло множество сообщений, и я стала их просматривать.
Джованни много раз пытался дозвониться и оставил сообщение на автоответчике – поздравление с Новым годом. Потом он прислал текстовое сообщение, что стало для меня большим сюрпризом:
«Говорить о любви – прекрасно, но очень сложно. И я думаю, что люблю тебя». На самом деле он написал это по-английски: «I think, I love you», потому что не умеет писать по-испански. Я не ожидала ничего подобного.
Спасение
4 января 2000 года
Я все рассказала Джованни. О том, что говорит Маэ обо мне, о подозрениях и угрозах Маноло, о своем шатком положении и о своих чувствах – призналась, что я тоже влюбилась в него.
– Немедленно уходи оттуда! – взволнованно вопит он в телефонную трубку.
– Как же это сделать? Кроме того, у меня еще в агентстве остались вещи, их нужно забрать.
– Забудь о вещах и садись в первый же самолет. Возможно, они знают, где ты живешь, придут и побьют тебя. Побудешь какое-то время в Италии. Когда вернешься, найдешь другое жилье. Поняла?
Думаю, Джованни немного преувеличивает. Но он так нервничает, что я соглашаюсь со всем, что он говорит.
23 января 2000 года
Сегодня мне приснилась Мами. Она бежала через густой лес и толкала детскую коляску с ржавыми колесами. Кажется, была осень – землю покрывали разноцветные листья. Мами собрала волосы в пучок, наверно, чтобы было удобнее. Она укуталась в черное длинное пальто – застегнулась на все пуговицы, как солдат. Несмотря на то что гора опавших листьев замедляла шаг, ее движения были легкими и гармоничными. Запыхавшись, она внезапно остановилась и стала гладить лицо ребенка, который лежал в коляске.
Ее ласки согревают мне сердце, а милое лицо придает сил. Я ощущаю, что она всегда была рядом, никогда меня не покидала. Нежно касается пальцами прядей моих волос. Меня охватывает чувство бесконечной любви, и когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на ее лицо, ее глаза закрыты, но на устах играет легкая улыбка, так как она знает, что я смотрю на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25