– Она посмотрела на подругу с сожалением. – Мне бы твои проблемы.
Мишель улыбнулась в ответ и пошла вниз по улице. Почему, интересно, в жизни все всегда получается именно так. Тот, кто хочет стать музыкантом – рождается без слуха да еще с такими корявыми пальцами, что только гайки закручивать, но никак не играть на музыкальном инструменте. Но зато другой, кому музыка служит разве что развлечением, овладевает всеми тайнами игры шутя. Тот, кто всю жизнь мечтает летать, в итоге оказывается непригоден для полетов по состоянию здоровья. А другой, от безделья подавшийся в летчики, всю жизнь бороздит небесные просторы и не получает от своего ремесла не то что удовольствия, а даже простого человеческого удовлетворения.
Так было и у них с Мари. Мишель никогда ничего не делала, чтобы привлечь мужское внимание. Она не любила эффектных нарядов и макияжей, терпеть не могла всякого рода укладки и стрижки и вообще не имела привычки что-либо делать со своими волосами. Они были у нее густые, длинные и вились сами собой. Так чего же еще? Да, Мишель была стройна, движения ее были легкими, изящными. Красива? Да. Но ведь не одна она такая. И, тем не менее, несмотря на то, что она хотела казаться незаметной, многие парни ею интересовались. У Мари же была противоположная проблема: чем сильнее она старалась привлечь к себе внимание, тем хуже у нее это выходило. Ничто не помогало: ни косметика, ни многочисленные маски, маникюры, стрижки, украшения, наряды. А между тем внешне она была ничуть, не хуже подруги.
Мари завидовала Мишель и не скрывала этого. Причем, при всех своих претензиях, она никогда не позволяла себе никаких вольностей. Чужие отношения были для нее священны, и ни одна девушка в университете не опасалась, что Мари переманит ее жениха. Заботливая, нежная, влюбчивая до смешного, она искренне радовалась чужому счастью. Притворство, ложь были ей не свойственны. За эти качества Мишель и любила свою подругу. Временами они ссорились, не понимали друг друга, но провести порознь хотя бы пару дней не могли решительно никак.
Звон колокола в Кафедральном соборе вывел Мишель из задумчивости. Она и не заметила, что идет в центр Большого Базеля.
По улице шло много людей, скорее всего туристов. Сейчас они неспешно прогуливались по городу. К полудню почти все собирались здесь, и старый город терял свое очарование. Мишель любила гулять по нему вечером, когда начинали сгущаться сумерки, или рано утром, на рассвете.
Вечеринка. Черт бы ее побрал, эту вечеринку. Лучше бы Мари и не напоминала о ней вовсе, тогда Мишель просто не пришла бы и все. А когда на следующий день Люк подошел бы узнать причину ее отсутствия, призналась бы, что просто забыла. И не пришлось бы врать и выкручиваться. Мишель терпеть этого не могла. Сколько раз бывало, что она, солгав, просто забывала об этом и сама себя выдавала в разговоре. Это почти всегда заканчивалось какой-нибудь неприятной сценой, о которой даже годы спустя не можешь вспомнить равнодушно. Странно, но когда человек попадает в неловкую ситуацию, память о ней сохраняется очень долго, иногда до конца жизни. Митчелл, кажется, говорил на лекции обратное. Да, точно. Он объяснял, что любой организм стремится обезопасить себя от ненужных переживаний, и поэтому память стирает неприятные воспоминания. Многие люди, попав в аварию и долгое время находясь практически в сознании, потом не могут вспомнить ни того, как их везли в больницу, ни даже того, что с ними случилось. Иногда, правда, бывает и так, что неугодные эпизоды пережитого загоняются в подсознание и продолжают мучить человека. Мишель мысленно порадовалась тому, что с ней никогда ничего подобного не происходило. По сравнению с авариями те ситуации, в которые попадала она, казались совершенно безобидными. Нет, завтра она не будет лгать Люку, а просто скажет, что устала за день и провела вечер дома. Она достала из рюкзака сотовый и набрала номер Мари.
– Алло, Мари? Вы уже гуляете?
– Нет. – В голосе Мари слышалась досада. – Представь себе, я еще жду.
– Отлично, тогда не выдумывай ничего. Я сама завтра все объясню. Хорошо?
– Договорились.
Мишель положила телефон обратно в рюкзачок. На душе стало легче. Как-то радостнее засияло в небе солнце, веселее заиграли его лучи. До этого Мишель думала, что день безнадежно испорчен, но нет. Поправить все оказалось легче, чем она думала. Сотовый отключен, и теперь до завтрашнего дня ее никто не побеспокоит.
До открытия магазинов оставалось еще около часа. Мишель повернула назад, не дойдя до собора. Она вернется сюда позже, когда схлынут толпы туристов. Пройдя через сквер, девушка вышла на Райншпрунг и направилась к Среднему мосту. Эта улочка вела прямо к площади Кафедрального собора. Туристов здесь тоже хватало, но они, по крайней мере, не толпились, а шли либо в одном, либо в другом направлении.
Перейдя через мост, Мишель отправилась домой. Они с Мари были приезжими. – Мари приехала учиться из Лозанны, Мишель – из Цюриха. Казалось бы, зачем, ведь и в одном, и в другом городе есть свои университеты, но… Базельский университет привлек Мишель своей древней историей. Подумать только, ведь когда-то здесь читал свои лекции еще сам Эразм Роттердамский. А Мари… Ей, по-видимому, было все равно, где учиться. Базель – так Базель. В Лозанне, конечно, было бы дешевле, но так ведь за образование платили родители, а не она сама. Была и еще одна проблема: Лозанна относится к франкоговорящим кантонам, а в Базельском университете преподают только на немецком. Ха! Подумаешь! Мари освоила этот язык за каких-нибудь шесть месяцев. Хотя, конечно, многое знала и до этого. Жили Мари и Мишель вместе, снимали небольшую квартиру в Малом Базеле. Эта часть города была очень даже современной, не столь живописной, но зато наем жилья здесь был дешевле.
Внезапный скрежет шин и громкий гудок вывел Мишель из задумчивости. Она вздрогнула, повернула голову на звук… Дальше все происходило как во сне. Черный «форд» летел прямо на нее. Мишель видела, как он неумолимо приближается, как играют лучи солнца на лобовом стекле. Ей почему-то пришло в голову, что машина, видимо, только что из мойки, уж очень чистая, и будет жаль испачкать ее своей кровью. Искаженное ужасом лицо водителя показалось Мишель смешным. Раздались звуки колокола. Она окинула улицу беглым взглядом – или ей так только показалось? Дома, люди, машины стали какими-то чужими, словно Мишель видела все впервые. Она знала, что через мгновение жизнь ее кончится, что остались только сотые доли секунды, чтобы в последний раз ощутить, как воздух наполняет грудь, в последний раз насладиться ветром, солнцем, небом, облаками… Все они стали ей во стократ дороже, чем минуту назад, когда она, не замечая их, шагала через мост. Она вспомнила свой телефонный звонок и порадовалась, что перед смертью не взяла грех на душу и устояла перед искушением солгать…
Все кончилось внезапно. Мишель не успела понять, что произошло. Сильный удар сбил ее с ног, она оказалась на асфальте, но «форд», дребезжа и визжа на все лады, пронесся мимо. Сверху Мишель кто-то придавил. Кто именно, она не видела, потому что, падая, зажмурилась. Вдруг до ее сознания донесся голос, крайне знакомый, такой знакомый, что она, кажется, слышала его совсем недавно, чуть ли не сегодня. Этот голос первым нарушил тишину. Мишель после скрежета шин и автомобильного гудка не слышала ничего. Она видела то, что происходило, больше того – понимала, что все это не может происходить в полной тишине, и в то же время не слышала ни звука. Словно кто-то закрыл ладонями ее уши. Знакомый голос словно разорвал этот слуховой барьер.
– Как вы? Вы живы? – спрашивал голос и, не получив ответа, повторял вновь свой вопрос: – Что с вами?
Мишель все понимала, но ответить не могла, словно кто-то мешал это сделать. Она вдруг почувствовала, что ушла тяжесть, давившая сверху. Вслед за голосом из внешнего пространства в сознание ворвались и другие звуки. Резкие, напористые, они сбивали с толка. Вокруг, видимо, столпились люди, они все что-то говорили. Мишель открыла глаза и чуть не вскрикнула: рядом стоял мистер Митчелл. Преподаватель склонился над ней, вглядываясь в лицо, и, вероятно, пытался определить – в сознании ли она.
– Хорошо, – выдавила из себя Мишель. – Все хорошо.
– Да уж, лучше не бывает, – улыбнулся он. – У вас ничего не болит?
Сказать по правде, Мишель сейчас едва ли могла ответить на этот вопрос. Она еще только начала оправляться от шока и пока плохо ориентировалась в собственном состоянии. Руки и ноги у нее словно онемели, но по всем признакам, по крайней мере, остались на прежних местах.
– Вроде ничего, – улыбнулась она в ответ.
Митчелл был бледен, даже улыбка не украшала его лицо. Испуганные глаза, немного дрожащие губы, приподнятые и словно застывшие в таком положении навеки брови – все еще хранило слишком явные следы пережитого потрясения. Зачем же он улыбается через силу? Внезапно Мишель поняла зачем. Митчелл психолог, он слишком хорошо знает, что люди чувствуют в похожих ситуациях, и улыбается для нее, пытаясь таким незамысловатым способом помочь ей выйти из шокового состояния. Вот только он не учел, что ему самому не мешало бы из него выйти.
– Пропустите, пропустите, дайте пройти! Полиция.
И Мишель, и Митчелл повернулись на голос. Сквозь толпу зевак продирались два полицейских и с ними еще какой-то мужчина. Мишель узнало его – это был водитель «форда».
– Вы можете встать? – спросил мистер Митчелл. – Лучше подняться, чисто психологически это подействует на полицейских, и будет легче убедить их, что все в порядке, и избежать разбирательств. – Улыбка исчезла с его лица, он стал серьезен.
Мишель удивило его поведение. Сама она еще соображала очень туго, а этот человек быстро сориентировался в обстановке и сразу дал дельный совет. И не только совет: мистер Митчелл подал ей руку. Когда к ним подошли полицейские и водитель, оба были уже на ногах и в полной боевой готовности. Мишель открыла, было рот, чтобы начать оправдываться, но мистер Митчелл, перебив ее, взял ведение диалога на себя. Она еще пару раз попыталась что-либо вставить, но потом бросила это бесполезное занятие. Превзойти мистера Митчелла в искусстве ведения споров было нереально, он в течение пятнадцати минут закончил все дело, да еще так выгодно, что Мишель даже не пришлось тащиться в полицейский участок.
Водитель ни в чем виноват не был, он, скорее, оказался в этом случае жертвой обстоятельств. Полицейские не замедлили ему сообщить, что он может предъявить Мишель обвинение, так как именно она переходила улицу в неположенном месте и была причиной происшествия. А привести оно могло при другом раскладе к самым плачевным последствиям. В «форд» сзади могли врезаться другие машины, сам водитель, пытаясь спасти девушку, мог не просто затормозить, а свернуть на тротуар, и кто знает, чем бы это кончилось для прохожих. Однако мистер Митчелл так ловко повел беседу, что внимание полицейских и водителя, который, кстати, оказался очень миролюбивым человеком и никаких обвинений, Боже упаси, выдвигать не собирался, как-то само собой сконцентрировалось на опасности, угрожавшей в этой ситуации самой Мишель, а не окружающим. В итоге дело завершилось тем, что полицейские оформили протокол, где отметили, что водитель после возмещения материального и морального ущерба никаких претензий не имеет. Что касается этого самого возмещения, то Мишель должна заплатить за испорченные покрышки и еще компенсацию за пережитый стресс. Необходимой суммы, довольно большой, у Мишель, естественно, с собой не оказалось, и заплатил за нее мистер Митчелл.
– Спасибо вам, – сказала Мишель, когда все было уже кончено. – Вы спасли мне жизнь.
После всего, что произошло, эти слова звучали в высшей степени банально, но Мишель мысленно благодарила себя за то, что сказала хотя бы это. Митчелл мало того, что спас ее, так еще и заплатил весь штраф. В этот момент она хотела просто уйти. Однако покинуть спасителя сейчас было бы вопиющей неблагодарностью.
Мишель отлично это понимала, поэтому оставалась на месте. Мистеру Митчеллу тоже, как ей показалось, после этой фразы стало не по себе.
– Давайте просто забудем об этом, – просто сказал он и улыбнулся.
Но и Мишель, и мистер Митчелл тут же почувствовали, что реплика прозвучала как-то надуманно, неестественно. Так обычно звучат слова в разговоре двух знакомых, которые пытаются соблюсти все приличия светской беседы. Если один говорит: «Заходите ко мне», а другой отвечает: «Да-да, конечно», это значит, что собеседники если когда еще и встретятся, то только на улице и притом случайно. И Мишель и Митчелл поняли это сразу, и у обоих нелепость положения вызвала смех.
– Да тебя на минуту оставить нельзя. – Жюльен вырос как будто из-под земли. – Я все видел! Я все видел! – Вид у него был взволнованный. Заметив, что Мишель и Дэвид смеются, он нахмурился.
– Я определенно что-то пропустил.
Дэвид улыбнулся.
– Позволь представить тебе… э… – Он запнулся и обратился к Мишель. – Кого я должен представить, если не секрет?
Девушка протянула ему руку.
– Мишель, Мишель Бредри.
Она смущенно улыбнулась, но эта застенчивость была уже совершенно иная, нежели испытанная минуту назад, до появления Этьена.
Мужчины по очереди пожали ей руку, однако знакомство приобрело весьма оригинальный характер. Мишель сама называла имена тех, с кем «знакомилась»: Митчелл читал на их факультете психологию в этом году, Жюльен – античное искусство – в прошлом.
– Я провожу вас до дома, – предложил Дэвид. – Мне кажется, вы еще не совсем пришли в себя.
– Что вы, не стоит, – запротестовала Мишель, и без того чувствовавшая себя обязанной. – Со мной уже все в порядке.
Жюльен наигранно нахмурился и наставительно поднял палец вверх.
– Не спорьте со старшими, вам это не к лицу, да и кто отпустит вас одну?
О, Жюльен! Он был готов дурачиться с кем угодно. Дэвид укоризненно посмотрел на него.
– По части театрального искусства, – заметил он, – среди нас, похоже, есть больший мастер.
Они пошли вдоль улицы. Мишель стало легче оттого, что разговор перешел на другую тему.
– Нам очень понравилась ваша игра вчера, – продолжал Дэвид. – Роль крошки Жозель удалась вам вполне. Вы где-то учились?
– Да, я родом из Цюриха, а у нас многие играют. Кто-то для себя, кто-то потом, получив соответствующее образование, устраивается работать по специальности. У нас любят театр. Я в детстве мечтала стать актрисой, но из серьезных постановок только участвовала каждый год в фестивале «Театральные представления». Он проходит у нас в августе или сентябре, но этот театр не такой. Авангардное искусство.
– Почему же вы не пошли в актрисы? – поинтересовался Дэвид. – У вас отлично получается.
– Видите ли, – стала объяснять Мишель, – у нас в городе фестиваль проходит в течение десяти дней. За это время я успевала участвовать во многих постановках и слишком уставала. Сперва мне казалось, что театр – вся моя жизнь, но потом я поняла, что не смогу связать себя с этим увлечением до конца дней. Представив, что все станет одним сплошным фестивалем, я поняла, что не способна на такие жертвы ради искусства.
– И потому решили стать искусствоведом, – закончил за нее Жюльен.
– Совершенно верно, – улыбнулась Мишель. – И думаю, что не ошиблась в выборе. Я не создана для вечных репетиций, суматох гастролей и всего прочего, связанного с актерской жизнью. Ну, вот мы и пришли.
Девушка остановилась у четырехэтажного дома, по всей видимости довольно современного, но стилизованного под дома Большого Базеля. Черепичная двухскатная крыша с арочными окнами, со вкусом украшенный фасад, изящные маленькие балкончики – все в нем напоминало старинный особняк.
– Деньги я верну вам завтра, – пообещала она Митчеллу. – И еще раз спасибо.
– До свидания, – кивнул Дэвид.
– До свидания, мисс. – Жюльен отвел одну руку назад, как бы придерживая фрак, и поклонился, как это делали аристократы прошлого века, – опустив глаза и выражая этим крайнюю степень почтения. – Я приду к вам ночью – петь серенады под окном. Этот порог отныне…
– Жюльен, – одернул друга Дэвид. – Перестань смущать девушку.
Мишель смотрела на своего преподавателя античного искусства, улыбаясь. Все студенты уже давно привыкли к его выходкам. Покинув Францию, Жюльен Этьен остался истинным сыном своего отечества и на чужбине. Он не замечал, что его поведение иногда переходит границы общедозволенного, но если у других французов эта развязность, излишняя порой свобода ощущалась иностранцами именно как нарушение каких-то норм, то у Этьена она выглядела весьма милой чертой замечательного характера. Швейцарские коллеги поначалу сочли его болтуном и даже были шокированы, но в скором времени аннулировали все свои претензии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17