– Варенька, Варя, – прошептал он, беря ее под руку, – что это они поют?
– Плясовую.
– Нет, ты слова мне скажи. Слова.
– Хорошо! – Варенька нараспев заговорила ему на ухо:
Как струна-то загула, загула,
А дуда-то выговаривала:
– Ой жги! Ой жги! Говори! –
А дуда-то выговаривала.
Пора молодцу женитьбу давать,
Холостому время свататься.
Ой жги! Ой жги! Говори!
Холостому время свататься!..
Отправив Екатерину Афанасьевну с Любашей на извозчике, Стрешневы и Циолковские долго еще наблюдали, как молодежь веселилась на зеленой поляне. Домой возвращались уже в сумерки. Циолковский был в беззаботно-радостном настроении, шутил и даже пытался напевать:
Ой жги! Ой жги! Говори!
Холостому время свататься!..
Но когда подошли к дому, он вдруг спохватился:
– Друзья! А ведь я приготовил для вас сюрприз! Хотите взглянуть?
Стрешнев и Лиза воскликнули в один голос:
– Да, да, конечно!..
Циолковский, порывшись в кармане, достал ключ, отомкнул замок и вынес из сарая белое удлиненное сооружение, похожее на бесхвостую рыбу.
– Что это такое?! – удивленно воскликнула Лиза.
– Это макет разрабатываемого мною металлического аэростата.
– Металлического? – недоверчиво спросил Стрешнев и пощупал рукой деревянный каркас, оклеенный толстой бумагой.
– Да, металлического, – с гордостью подтвердил Циолковский. – Этого еще никто не предлагал.
– А почему металлический? – спросила Лиза.
– Чтоб избежать катастроф! Знаменитый французский изобретатель Надар построил аэростат «Гигант», который мог поднять до сорока пассажиров. Но из-за непрочной матерчатой оболочки аэростат потерпел аварию при посадке – десять человек получили увечья. А сколько аэронавтов погибло на таких шарах…
– Разве при металлической обшивке не может быть аварий? – спросил Стрешнев.
– Их можно будет избежать. Ведь мой металлический аэростат будет снабжен двигателем. Следовательно, он будет управляемым и устойчивым к сопротивлению среды. Аэростат будет способен побеждать ветер… Я уверен, друзья, что металлическим аэростатам принадлежит будущее. И может быть, недалеко то время, когда мы с вами полетим из Боровска в Москву.
– Меня, к сожалению, не пустят, – грустно вздохнул Стрешнев.
– А я верю – полетим! – твердо сказал Циолковский и как стяг поднял свой макет.
– Я тоже верю в это! – радостно воскликнула Лиза. – Я верю, что вы добьетесь успеха, Константин Эдуардович. Верю и желаю вам большой удачи!
– Правда? Вы верите, Елизавета Павловна? Спасибо! Это так важно для меня. Мне так нужна хотя бы маленькая поддержка.
Он взял модель под мышку и с благодарностью поцеловал Лизе руку.
В мае 1886 года у Стрешнева кончился срок ссылки. Лиза, ожидавшая этого дня с душевным трепетом, с утра надела свое любимое сиреневое платье из переливающегося китайского шелка, с круглыми матовыми пуговицами на груди и рукавах. Это длинное, закрытое платье с узкими рукавами Лиза не надевала с того времени, как арестовали Кибальчича. Матери говорила, что оно было тесновато. А сегодня померила – оказалось впору. Лиза любила это платье не только потому, что оно делало ее изящной и, как говорили многие, очень шло к ее ясным серым глазам, а главное потому, что в нем она понравилась Кибальчичу…
Сегодня у нее было праздничное настроение, и Лиза хотела встретить мужа торжественно.
Принарядившись и уложив в пучок свои пышные светло-русые волосы, Лиза вошла в спальню, где нянюшка Мокеевна одевала белокурого голубоглазого Колю.
– Мамочка! Какая ты красивая! – звонко закричал он. – Я сегодня пойду играть в бабки. Меня мальчишки возьмут.
– Пойдешь, пойдешь, Коленька, – сказала Лиза, целуя его, – а потом мы вместе выйдем встречать папу…
Стрешнева ждали к обеду. К трем часам стол уже был накрыт и украшен букетом первой сирени. Лиза, переодев прибежавшего со двора Коленьку и накинув мантильку, вместе с ним вышла на улицу.
Стрешнев брел навстречу, понуро опустив голову. Лизу кольнуло нехорошее предчувствие. Коленька же, увидев отца, с криком бросился навстречу и, подхваченный отцом, повис у него на шее.
– Папа, папочка! Я играл сегодня в бабки с большими мальчишками…
– Молодец, Коленька. Молодец! Я тебе куплю бабок целый мешочек. Беги домой.
Коля пустился бегом…
– Что, Сережа? – с тревогой спросила Лиза, беря под руку мужа. – Неужели не кончились наши волнения?
Стрешнев поцеловал Лизу в щеку.
– Спасибо, Лизок, что ты надела это платье. Я так его люблю. В нем ты особенно хороша.
Лизе было приятно, что он заметил ее наряд. Она улыбнулась, но эта улыбка тут же потухла.
– Сережа, я очень волнуюсь… Был ли ты у исправника?
– Был… Но пока ничего не известно… Принял меня на этот раз сухо и официально. Даже не предложил присесть. На мой вопрос ответил угрюмо: «Пока никаких распоряжений не имею. Извольте ждать… Как придет бумага – я вас вызову».
– Значит, что-то произошло в Петербурге. Ты просматривал последние газеты?
– Так, бегло…
– Пойдем посмотрим вместе. В Петербурге определенно что-то происходит…
Поднявшись на второй этаж, оба прошли в кабинет, и Лиза сама стала просматривать «С.-Петербургские ведомости».
– Ты, Лизок, смотри хронику, обычно там важные новости.
– Пока ничего значительного не вижу. Нет, подожди… Ах, боже мой! Сережа, какое несчастье!.. Умер Владимир Станиславович! Как жаль… Надо немедленно послать соболезнование Алисе Сергеевне… Сколько он сделал добра… Как помог нам… Если бы не он, ведь тебе бы не избежать каторги. И здесь не дали бы учительствовать…
– Конечно, конечно, милая. Но что же будет теперь? Неужели исправник знал, что Верховский – наш покровитель, а когда прочел о нем – переменился?
– Возможно… А впрочем, не знаю. Одно ясно, что теперь нам не у кого искать заступничества, Что-то с нами будет…
Месяца через два Стрешнев снова пошел к исправнику. Тот даже не встал из-за стола, не подал руки.
– Я запрашивал о вас, господин Стрешнев, – холодно сказал он, – но пока никаких бумаг не поступило. Если желаете – можете подать прошение на имя губернатора или господина министра внутренних дел.
– Нужно сноситься через вас, господин исправник?
– Можете подать прошение мне – я перешлю по инстанции.
Стрешнев поблагодарил, откланялся…
Шли месяцы, а ответа на прошение не было. Лиза волновалась больше Стрешнева. «В Петербурге что-то происходит, – думала она. – Иначе Сергея не стали бы держать. Но что? И долго ли ждать?..»
Чтоб разобраться в событиях, Лиза каждый день просматривала газеты, но ответа не находила.
Наступил восемьдесят седьмой год, а на прошение Стрешнева все еще не было ответа…
Идея создания цельнометаллического управляемого аэростата, который должен был покорить воздушный океан, так увлекла Циолковского, что он совершенно утратил чувство времени: путал обед с ужином, будни с праздниками и даже иногда забывал имена близких людей. Работа, работа, работа и – ничего больше.
Варенька сердилась, побаивалась за его здоровье. Чтобы отвлечь мужа от дел, она вместе с Лизой по воскресеньям устраивала то поход за грибами, то просто прогулку в лес.
Циолковский охотно проводил время с друзьями, так как с ними можно было по душам поговорить о своем проекте, услышать слова одобрения: они были так важны для изобретателя!..
После встреч с друзьями Циолковский всегда приободрялся и работал весело, воодушевленно. Варенька не раз слышала, проходя мимо сарая, как Циолковский тихонько мурлыкал. Это значило, что он работает с упоением.
Ни одна из работ не увлекала Константина Эдуардовича так, как проект управляемого аэростата. Он посвятил ей не месяцы, а целые годы…
После Любаши у Циолковских родился сын Игнатик, а потом Саша, а проект аэростата все еще не был закончен…
Наступил 1887 год с вьюжной, морозной зимой. Циолковский еще с осени оборудование мастерской перенес из сарая в дом, загромоздив верстаком, токарным станком, моделями самую большую комнату.
Как-то в воскресенье, когда Циолковский собирал новую модель аэростата, в кухне скрипнула дверь, и вошел рослый человек с заиндевелой бородой в форменной шинели земского начальника.
– Здравия желаю! – пробасил он. – Могу ли я видеть господина Циолковского?
Варенька вздрогнула от зычного голоса и грозного вида незнакомца.
– А вы по какому делу?
– Я, собственно, по делам изобретательским… Много наслышан о господине Циолковском… И сам к этому причастен, – миролюбиво заговорил земский начальник, сняв шапку.
– Тогда пожалуйте к нему, – пригласила Варенька и проводила гостя в большую комнату.
– Честь имею представиться: земский начальник Голубицкий Павел Михайлович, – единым вздохом выпалил вошедший, сразу узнав по рассказам худенького, в простых очках, с всклокоченной бородкой Циолковского.
– Очень рад! Чем могу служить? – официально спросил Циолковский.
– Я, собственно, не по службе, – заговорил Голубицкий, – а по весьма деликатному делу – хочу познакомить с вами одну даму, очень интересующуюся вашими изобретениями.
– Даму? Интересующуюся изобретениями? Простите, я вас или не понял, или не расслышал.
– Нет-с. Все именно так.
– Но помилуйте, кто же эта дама? – удивленно приподнял густые кустистые брови Циолковский.
– Может быть, изволили слышать – знаменитый математик из Санкт-Петербурга Софья Васильевна Ковалевская.
– Как же не знать… Но почему она здесь и почему спрашивает обо мне?
– Она проездом… Остановилась у меня и вот просила вас привезти… Я тут недалеко… В Тарусе.
– Меня? К Софье Ковалевской? – переспросил Циолковский, приставив ладонь к уху.
– Так точно!
– Нет, нет, увольте, я к этому не готов. Не могу… – сказал Циолковский, с горечью подумав о своей глухоте. – Не могу.
– Настаивать не смею, господин Циолковский. Я сам предложил ей познакомиться с вами, так как много хорошего слышал о вас.
– Обо мне, кроме сплетен да разных небылиц, ничего не рассказывают. Обыватели считают чудаком.
– Что вы! Что вы! Много хорошего говорят… Сейчас, как я вижу, вы трудитесь над аэростатом?
Циолковский молчал, с недоверием осматривая гостя.
– Вы не опасайтесь меня, господин Циолковский. Я ведь сам изобретатель и умею хранить тайны… Работаю над усовершенствованием телефона. Иногда выступаю со статьями в газетах и имею знакомства в ученом мире. Рад буду быть полезен вам.
– Присаживайтесь, господин Голубицкий, и извините мою неосведомленность.
– Я вижу, вы, Константин Эдуардович, придаете аэростату удлиненную форму.
– Да, я разрабатываю модель управляемого металлического аэростата с изменяемым объемом.
– Вот как? Эт-то весьма любопытно.
– Если желаете, я вкратце познакомлю вас.
– Ради бога! И поверьте – меня искренне интересуют ваши исследования.
Циолковский одобрительно кивнул и стал рассказывать…
– Модели, которые вы видите, господин Голубицкий, – это лишь дополнение к моей главной работе. А главная работа вот! – он достал из стола объемистую рукопись. – Триста пятьдесят две страницы. Труд «Теория и опыт аэростата». Это теоретически разработанный проект, в разных вариантах по величине, металлического аэростата со многими схематическими чертежами. Желаете взглянуть?
– Если разрешите…
Циолковский протянул рукопись.
– Вы, вероятно, знаете, господин Голубицкий, что матерчатые оболочки существующих аэростатов очень непрочны и часто приводят к катастрофам. К тому же их нельзя считать непроницаемыми для газа. Да и геометрические формы аэростатов несовершенны.
Предлагая заменить матерчатую оболочку металлической, я даю расчеты наиболее эффективных геометрических очертаний аэростата.
– Да, да, я вижу. Очень интересно. И смело! – листая рукопись, заговорил Голубицкий. – Я удивлен, господин Циолковский. Удивлен! Признаться, случалось о вас слышать разные небылицы… Теперь вижу – не зря приехал и хотел вас познакомить, с Софьей Васильевной. Ей было бы интересно. Может, поедете?
– Нет, нет, благодарю вас, не могу.
– Тогда позвольте мне еще полистать рукопись.
– Сделайте одолжение…
За разговорами просидели дотемна.
Прощаясь, Голубицкий долго тряс руку Циолковского.
– Поразительно! Я ничего подобного не слыхал. Днями буду в Москве – обязательно разыщу Столетова и обо всем расскажу ему. Рад, необыкновенно рад знакомству с вами, господин Циолковский. Вы делаете великое дело. Да-с… Ну, а что же все-таки сказать Софье Васильевне?
– Не могу… Так и скажите. Не могу. Еще не готов к этому… Как-нибудь в другой раз…

Глава шестая
1
Почему не отпускают Стрешнева? Этот вопрос волновал и Циолковского. Он тоже хотел разобраться в происходящем и внимательно читал «Московский листок», привозимый в Боровск на трое суток раньше петербургских газет.
Как-то зябким мартовским вечером Циолковский вышел погулять и направился на почту за свежей газетой. Там толпился народ, обсуждая какие-то новости. Говорили полушепотом, и Циолковский не мог расслышать. Развернув газету, он прочел маленькое сообщение, перепечатанное из «Правительственного вестника», и сразу все понял.
В сообщении говорилось, что в Петербурге 1 марта схвачена группа заговорщиков-террористов, готовивших покушение на государя императора Александра III. Арестованные: Ульянов, Шевырев, Осипанов, Андреюшкин и Генералов – признали себя членами тайного сообщества, именуемого «террористической фракцией «Народной воли».
Циолковский свернул газету и сунул в карман.
«Вот разгадка вопроса, почему держат Стрешнева. Значит, «Народная воля» еще не полностью разгромлена. Герои! Молодцы! Я преклоняюсь перед вами!.. Однако моему другу это может грозить новыми неприятностями. Надо предупредить».
Циолковский быстро зашагал к Стрешневым.
2
Весть, принесенная Циолковским, подтвердила догадку Лизы. Прочтя вслух сообщение, она не могла сдержать слез и выбежала из комнаты…
Стрешнев угрюмо ходил вдоль окон, спрашивая себя: «Что же теперь делать?.. Что будет?.. Несчастных безусловно повесят, а потом? Потом начнут шерстить всех, кто привлекался по делу «1 марта» пять лет назад… Надо же случиться, чтоб второе покушение намечалось тоже первого марта. В этом усмотрят прямую связь. Ведь опять упоминается «Народная воля»… Это роковое совпадение может для меня кончиться трагически…»
– Сергей Андреевич, не повредит ли это событие вам? Раз кончился срок ссылки, – может быть, уехать?
– Куда? Это невозможно. Я был у исправника. Остается лишь ждать…
– Да, – вздохнул Циолковский. – Как в сущности все мы беспомощны и беззащитны…
Вошла Лиза, и тут же подали чай. Лиза села к самовару и наполнила чашки. Однако все сидели угрюмые, подавленные. Разговор не вязался.
Циолковский чувствовал себя виноватым, что принес это тяжелое известие. Он снимал и протирал очки, стараясь сказать что-то успокоительное, обнадеживающее, но ничего не мог придумать…
Лиза молча мешала витой ложечкой остывающий чай. Ее лицо стало сосредоточенным и одухотворенным. В глазах уже не было страха. Она видела перед собой Кибальчича…
Его бледное лицо с черной густой бородой и карими, спокойными, умными глазами смотрело из мрака былого. Он как бы говорил: «Каждый человек должен честно исполнить свой долг. Я и мои товарищи казнили тирана и за это заплатили жизнью. Наши последователи пытались казнить второго деспота, но их постигла неудача… Ты должна вырастить и воспитать своего сына, чтоб он встал в ряды борцов за свободу и счастье народа».
Лиза взглянула на мужа, давно выпившего свой чай и нервно мнущего в руках салфетку.
«Бедный Сережа. Он боится не за себя, а за нас с Коленькой. Но мы не сдадимся…»
Циолковский, продолжая чувствовать неловкость, допил свой чай и поднялся:
– Друзья, простите меня, что принес вам это горькое известие. Поверьте, сердце мое распахнуто для вас. Что бы ни случилось, мы с Варенькой – ваши верные друзья до гроба. Мы сделаем для вас все, что сможем.
Стрешнев поднялся и обнял друга:
– Спасибо, Константин Эдуардович. Спасибо! В эти дни нам особенно дорога и ваша дружба и ваше участие.
Циолковский поцеловал Лизе руку и, склонив голову, удалился. У него было такое ощущение, что он прощается со Стрешневым навсегда.
3
Циолковский в душе восхищался подвигом Гриневицкого, казнившего Александра II шесть лет назад, и теперь с гордостью думал о смельчаках, отважившихся вступить в смертельную схватку с новым деспотом, охраняемым тысячами явных и тайных жандармов. Поэтому, когда над Стрешневым нависла новая беда, Циолковский стал чаще бывать у друзей, стараясь их ободрить, хотя знал, что это может повредить его репутации.
Власти на этот раз всячески пытались приглушить слухи о покушении на царя. Никаких подробностей газеты не сообщали. В училище посудачили и утихли.
Циолковский постепенно успокоился и опять начал работать над аэростатом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67