А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Как это случилось? И почему, когда становишься матерью, тебя тянет на такие вот кухоньки, хотя надо бы кричать благим матом, размахивать руками и умолять: "Выпустите меня отсюда"? А здесь почти приятно. Почти. Не забывай об этом «почти», детка», – напомнила себе Кора.
Бетти допила чай и направилась к раковине. Но Кора перехватила у нее чашку и заглянула внутрь.
– Вам нечего бояться, – сказала она. – Видите, зонтик? Вы были в опасности. Тревожились о чем-то. Но теперь все позади.
– Удивительно! – воскликнула Бетти. – Как вы угадали? Я только что узнала, что мне ничего не грозит. Сегодня утром. Потому-то, если честно, и пришла. – И, понизив голос, продолжала: – Мне нужно было с кем-нибудь поговорить. – Бетти достала из кармана передника письмо. – Думали, что у меня рак. А оказалось, доброкачественная опухоль. Боже, как я боялась! Не с кем было поделиться. Можно было, конечно, рассказать мужу, Уиллу. Да только он мужчина. Что мужчины в этом смыслят?
Бетти, в восторге сцепив ладони, взглянула на Кору другими глазами.
– Вы гадаете на чае! – благоговейно выдохнула она. Какая удача! Заполучить такую соседку!
Кора кивнула:
– Меня бабушка научила.
– Потрясающе! – воскликнула миссис Лоуренс.
А Кора улыбнулась. Неизвестно, кому повезло больше. Теперь у нее будет нянька для детей!
О Коре пошла молва. Она стала в некотором роде местной знаменитостью. Каждое утро ее звали куда-то на чай, с надеждой протягивали чашку за чашкой. Расскажи, что меня ждет, Кора. Скажи мне то, что я хочу услышать, Кора. Бывало, женщины стучались к ней в дверь в восемь-девять вечера, протягивая чашки с непонятными узорами на дне, бережно пронесенные по темным улицам.
– Что это значит? – спрашивали у нее. – Что будет со мной?
Кора поворачивала чашку к свету, заглядывала в нее и выносила решение.
– По чаю нельзя предсказать будущее, – вновь и вновь объясняла она. – По нему можно узнать лишь о настоящем и понять, что с вами происходит.
Потом она бросалась на видавший виды диван и в голос изливала свое отчаяние. Сэм, а позже и Кол сидели тихонько и слушали. Они привыкли к материнским вспышкам.
– Что им надо? Что я могу сказать? А-а, знаю! Все хорошо! Бог на небесах, а мама вас любит!
Доброй вестнице Коре прощали все ее грехи. Никто не дразнил ее детей безотцовщиной, не попрекал ее за дикие наряды. Впрочем, иных нарядов от гадалки и не ждали. Никого не смущала ее французская кухня – по мнению местных, вонючее и чересчур жирное варево. Наконец, никого не удивляли ее долгие прогулки с детьми и странные окрики: «Не таскаться!»
– Мы идем на поиски приключений. Не таскаться!
На обратном пути Сэм и Кол упрашивали:
– Ну пожалуйста, давай таскаться! Это так здорово!
– Ладно уж. Так и быть, один разочек: три столба тащимся, три – идем, следующие три – снова тащимся.
Коре прощали всякий хлам, который она приносила домой, – радостно везла в коляске сокровища со свалки, а Сэм и Кол нарочно тащились позади, шаркая ногами. А глаза хитрющие, ведь самое приятное на свете – делать то, что запрещено! Кора это прекрасно понимала.
– Смотрите, старинное овальное зеркало! А вот рама для картины. А вот стул на гнутых ножках, его нужно разобрать.
– Господи, Кора! Моя бабушка такое старье выбрасывала! – Бетти диву давалась, что за рухлядь Кора тянет в дом.
Но у Коры в гостиной, на кухне или в ванной рухлядь каким-то чудом преображалась, обретала свое место. Чтобы отблагодарить за ежедневное гадание на чае, Бетти попросила Уилла перекрасить Коре жуткие оранжевые стены. На свалках и в мусорных баках Кора находила выброшенные корни и наполовину погибшие растения – более безобидную добычу, чем краденое добро из магазинов. Кора высаживала находки на общем балконе у входа в квартиру. Поначалу ребятня вырывала их и швыряла с балкона на крыши машин, но Кора сажала новые. У нее была легкая рука. Со временем к ее крохотному цветнику привыкли и больше на него не покушались.
Каждый день по дороге в детский парк или в магазин Кора, Сэм и Кол играли в разные игры. За стеной с голубой «Уродиной» жили медведи, придуманные Сэмом. Они щеголяли в красных кепках и клетчатых штанишках и не спускали глаз с Коры и ее детей.
По дороге в детский парк – ровно тридцать три люка. Можно на них наступать и учиться счету. Можно искать в траве клевер с четырьмя листиками, на счастье. Поймаешь «самолетик» клена – загадывай желание. Смотрите, как на осеннем ветру кружатся желания, – всех не поймать. Наши несбывшиеся мечты.
– Загадывай желание, Сэм.
– Хочу мопед и апельсиновый леденец. Когда едешь на карусели, кажется, что кружится небо над головой. Жизнь прекрасна. Главное – увидеть прекрасное. Только не говори: и это все? И больше ничего? Кора без конца слушала радио, на кухне не умолкали хиты и шлягеры. По чистоте звучания той или иной радиостанции она могла угадать, который час.
Однажды, возвращаясь домой, Кора заметила, что церковь за углом превратилась в офисное здание. Снаружи висел плакат со списком фирм. Одна называлась «Небо без звезд Лимитед».
– Что это значит? – поинтересовалась Кора у неряшливого на вид толстяка, выходившего из здания. – «Небо без звезд Лимитед»? Чем же там занимаются?
Толстяк оглядел Кору, затем детей.
– Комиксы рисуем, – ответил он. – Одни – для продажи издательствам, другие – для рекламы.
– Ничего себе названьице! – возмутилась Кора. – С чего вдруг такая тоска?
Стэнли Макферсон с улыбкой указал на небо:
– Представьте ночной город. Небо темное, без единой звездочки.
– А почему «Лимитед»? – лукаво спросила Кора, отметив про себя, что джинсы у толстяка мятые и растянутые, на свитере пятно от пива, а на одной из его бутс не хватает шнурка. Ну и неряха, подумала Кора. Похлеще меня.
Стэнли пожал плечами.
– Для солидности.
– Ага! Понимаю.
Так Кора познакомилась со Стэнли. Они не подружились: не здоровались, но приветствовали друг друга кивком. Не общались, а лишь кивали.
Когда Сэму уже было два, а Колу – год, Кора устроилась официанткой в бар неподалеку. В музыкальном автомате завывали Пэтси Клайн и Хэнк Уильямс («Неверный мой!..»), а мужчины заигрывали с Корой. Та на их уловки не поддавалась. С парнями покончено. Впрочем, отчего бы не поболтать?
– Кора, красавице вроде тебя в этом гадюшнике не место. – Посетитель хмуро оглядывал серые пластмассовые табуретки и грязный красный ковер.
– Отвяжись. Если между ног у тебя варит чуточку лучше, чем в котелке, то ты еще не совсем пропащий человек.
– Да ты, оказывается, стерва!
– А как же? Капелька стервозности женщине только на пользу.
Три раза в неделю Кора ходила в вечернюю школу. Вместо платы нянькам она гадала на чае. Няньки приносили в пакетах чашки, им не терпелось услышать предсказание. Что мне сулит будущее? Что-нибудь хорошее? Кора всегда внимательно изучала узоры. Вертела чашку так и сяк, думала. И неизменно приносила добрые вести. Кому охота сидеть в чужом доме, смотреть за чужими детьми и думать о мрачном будущем?
Кора изучала английскую литературу и французский язык. Днем, между прогулкой с детьми и работой, она училась. На работе прятала книжку под стойкой бара и читала, сунув в рот жвачку. И пританцовывала под завывания Тэмми Винетт или Джонни Кэша. Посетители угощали Кору пивом и расспрашивали о книгах.
– Что ты там почитываешь, Кора?
– «Гордость и предубеждение».
– Ну и как?
– Нравится.
– Есть хорошие местечки?
– Не то, что вы подумали.
– Ну и зачем тогда читаешь?
– В жизни есть вещи поважнее машин, секса, шмоток и дешевых удовольствий.
– Это ж какие?
Кора, жуя резинку, устремила взгляд вперед.
– Любовь. Честность. Гордость. И тому подобное.
– Ну и оставайся с ними. А я выбираю секс, шмотки, машины и дешевые удовольствия. Тебе бы тоже этого хотелось? Только честно.
– Да. Но я с этим борюсь. Видите, честно-пречестно. – Кора просияла. – Все у меня получится.
И все же порой, отскребая пол на кухне (уборку Кора изредка все-таки делала), она ложилась навзничь, устремив взгляд в небо. И вздыхала: «Что за ерундой я занимаюсь?» Однажды Кора, усевшись на полу, воскликнула:
– Этот пол меня переживет! – И принялась яростно колотить по ненавистным черно-белым плиткам. – Я умру, а он останется, останется! – Кора окаменела, потрясенная горькой правдой. Закрыла лицо руками. – Боже, да мои ли это слова? Я перескочила через поколение. Стала похожей не на маму, а на бабушку.
Хотелось кричать, но вместо этого, чтобы облегчить боль от внезапного открытия, Кора заметалась по комнатам, срывая с себя одежду. Добралась до ванной, налила воды и нырнула в нее. Сэм и Кол немедленно плюхнулись следом, а потом сидели рядышком и изумленно таращились на Кору, пока та яростно терла себя мочалкой, повторяя: «Вот так! Вот так! Только так и не иначе!» Подняв волну, Кора выскочила из ванны, завернулась в полотенце и вновь забегала по квартире.
– Если чувствуешь, что стала похожа на свою бабушку, значит, пора что-то менять. – Кора упала на диван. – Чего я хочу? – И, чуть помедлив, выговорила: – Хочу быть учительницей. Это по мне. А ты как думаешь, Кол?
Кол расплылся в улыбке, протянул ей полотенце:
– Вытри меня.
– А как по-твоему, Сэм?
– Фигня.
– Не говори «фигня».
– Ты сама говоришь.
– Да, но я взрослая.
– Почему взрослым можно ругаться, а детям – нет?
– Не знаю, Сэм. Нам это, наверное, нужнее.
– Так нечестно. И почему другие ребята едят рыбные палочки и фасоль, а мы – оливковое масло и разную французскую гадость? А еще я без тебя в садике нарочно таскаюсь.
– Ну и таскайся на здоровье, – кивнула Кора. – У тебя наверняка отлично получается.
Кору осенило, что дети ее – вовсе никакие не дети. Они люди. И эти двое людей, с которыми ее свела судьба, поумнее будут, чем она, Кора.
Кора позвонила отцу с матерью:
– Хочу стать учительницей! Для меня в самый раз.
Ирэн хотела было сказать: «Хорошо, если это надолго; вспомни, как ты мечтала стать химиком», но прикусила язык.
Билл же пришел в восторг:
– Здорово! У тебя все получится. Вперед! Синяки и шишки, Кора!
Кора сдала экзамены в вечерней школе и поступила в педагогический колледж. Бетти забирала детей из садика и тайком баловала их рыбными палочками и жареной картошкой. По вечерам Кора училась. Занятия помогали ей не думать о сексе, отвлекали от воспоминаний, мучивших ее прежде от безделья.
Дети смотрели телевизор, а Кора занималась в наушниках, жуя резинку. Давай, Кора! Ни о чем не думай, Кора! От мыслей один вред, Кора! Если станешь думать, ты пропала. Но музыка и жвачка помогали не всегда, время от времени побеждали воспоминания.
Мы с Клодом шагаем по Принсес-стрит. Куда сегодня двинем? По телу разливается щекочущее тепло, на душе злая радость. Надо идти, надо. Пойдем в «Маркс и Спенсер», начнем с мелочей. Только не жадничать! Быстрое, плавное движение – и пара колготок в кармане. Беседуем вполголоса, как приличные покупатели, а внутри все кипит. Рубашка в придачу к колготкам. Жар внутри, на лице улыбка. Страшно и интересно: не заметил ли кто-нибудь? Продуктовый отдел: пирог, кусочек сыра, банка абрикосового повидла, подозрительный на вид кекс с изюмом – явно несъедобен. Плевать. Главное – удовольствие. Нервы пощекотать. Прохаживаемся по рядам, глазеем по сторонам, болтаем, смеемся. Шарфик, носки, туфля без пары. Не стучи так, сердце, уймись. Не спеша идем к выходу. Спокойно. Спокойно. Не могу дышать! Прочь отсюда, на свежий воздух. Идем, болтаем. Смеемся. Пробираемся сквозь толпу, быстрей. Смеемся громче. Здорово! Ура, ура, ура! Бегу впереди, обгоняю Клода. Несемся и визжим от восторга. Вдоль по Фредрик-стрит, на Роуз-стрит. Шмыгаем в безлюдный проулок за каким-нибудь кабаком. Кучи бутылок, пивных банок. Целуемся. Дух захватывает, язык не слушается. Безудержные поцелуи не имеют ничего общего с любовью, но лишь они помогут снять напряжение. Обнимаемся, расстегиваем одежду. Я ласкаю Клода. Ура, ура! Он где-то далеко, унесся в свой мир, стонет от наслаждения. Клод всегда умел тайком что-нибудь припрятать. Бутылку оливкового масла или вина. Настоящий вор, куда лучше меня.
Когда Коре расхотелось воровать, Клод продолжал ходить по магазинам один. Приставал к богатым покупателям у входа в «Маркс и Спенсер» и предлагал обчистить для них продуктовый отдел всего за двадцать фунтов.
– Пятьдесят фунтов жратвы всего за двадцать, – улыбался он.
Всегда находились охотники поймать его на слове. Выручку Клод тратил на коньяк, вино и «Голуаз», а дома торжественно выкладывал перед Корой свои трофеи.
– Откуда деньги? – Кора с упреком указывала на добычу.
– Кто-то ведь должен нас кормить. Не ты же, правда?
Господи, что бы с нами стало! Сцапали бы за воровство, непристойное поведение, нарушение общественного порядка – а я была уже беременна, только не знала об этом. Сэм родился бы в тюрьме… Кора представила, как звонит домой: «Привет, мама! Меня арестовали за кражу в магазине и секс в общественном месте». Родители никогда бы ее не простили. Их доброта не безгранична.
– Боже! – перекрикивала Кора рев в своих наушниках. – Боже, что я творила!
Сэм и Кол переглядывались. Бедная мама, без конца кричит, визжит и вздрагивает. Кора, закрыв лицо руками, мотала головой, будто пытаясь вытряхнуть тяжелые мысли, а то и билась головой об стол.
– Не могу! Не могу так больше! – Никто в целом мире не судил Кору строже, чем она сама.
Кора купила спортивный костюм и снова начала бегать: вдруг поможет?
– Ты что, опять бегать собралась? – Бетти пришла в ужас. Женское ли дело – бегать по улицам!
– Помогает, – сказала Кора.
– От чего помогает?
– Знать бы от чего, никакой бег не нужен. На самом деле Кора понимала, что ее мучает. Стыд и неутоленное желание. Ей хотелось секса. Хотелось мужчину. Кора без конца вздыхала и, не в силах побороть желание, вспоминала Клода. Их ночи. Их ласки. Он доводил ее до последней грани наслаждения и останавливался.
– Не смей, – приказывал он. – Не смей кончать без меня. Я хочу быть с тобой. В тебе. Разделять твое наслаждение.
В те времена Кора жила и дышала Клодом. Думала лишь о том, как доставить ему радость. Такое больше не повторится.
«И отлично, – сказала бы она теперь. – Надо передохнуть».
– Включи мозги, Кора, – требовал Клод. – Представь себе весь белый свет. Представь, что весь мир разом кончает.
– Еще чего придумал. Все занимаются чем попало.
– Вот бы рев поднялся!
– Интересно, чем заняты сейчас люди, когда мы трахаемся?
Тяжело дыша, сдерживая стоны, они сочиняли, кто чем занят.
– Бразильский мальчишка снимает часы с руки водителя у светофора.
– В Миннеаполисе женщина развешивает белье.
– На Трафальгарской площади голуби хлопают крыльями, отлетая от бродяжки.
– Австралиец в линялых шортах катается на серфере.
– В Бирме идут дожди из бабочек.
– В Китае крестьяне сажают рис и отпускают похабные шуточки.
– Пакистанская женщина баюкает ребенка. И так далее и тому подобное.
– Боже! – восклицала Кора, когда на нее вновь накатывали воспоминания. – Ну и дураки же мы были!
Из-за грохота в наушниках Кора не слышала собственных безумных воплей. Сэм и Кол снова сочувственно переглядывались. Мама опять мучает себя.
Понятно, у Коры случались любовники. Она приводила их в дом, шикая и прижимая палец к губам, чтобы ступали на цыпочках мимо детской. После любви и чашки кофе им удавалось чуть-чуть вздремнуть. Это были Корины тайные грешки. Но ни один из мужчин не оставался на ночь. Если любовника не удавалось выпроводить, Кора звонила Бетти Лоуренс и просила ее мужа, Уилла, поработать вышибалой.
– Он тебя обижает? – спрашивал Уилл, придерживая пижамные штаны и глядя на Кору сонно, недовольно.
– Нет-нет, я уже ухожу, – шел на попятную «тайный грешок», спешно натягивая одежду.
Кора ни за что не соглашалась оставлять визитеров до утра, когда к ней ворвутся Сэм и Кол, радостные, будто не видели ее сто лет, хлопая в ладоши и распевая одну из песенок Вана Моррисона.
Кора всегда выставляла случайных любовников за дверь. Но не только из страха, что сыновья узнают, что мать их – обычный человек. В этом они и так убеждались изо дня в день. Оказалось, что Кора просто-напросто не может ни с кем спать. Близость – это чудесно. Чем ближе, тем лучше. Но засыпать вдвоем с незнакомцем, вместе бесстыдно храпеть, пукать и видеть сны – это, знаете ли, некрасиво. Ни за что! Со временем «тайным грешкам» пришлось положить конец. Не было больше сил терпеть неприкрытое осуждение Бетти.
– Как у тебя ума хватает приводить в дом этих проходимцев? Вообрази только, где они шлялись! – Словно Кора нашла в канаве грязную конфету и тянет в рот. – Пора образумиться, – настаивала Бетти. – Сколько можно будить людей среди ночи?
Кора всплеснула руками, не дослушав.
– Знаю, знаю.
Когда и без того себя ругаешь, нагоняй от соседки – это уже слишком.
– Можете не продолжать. Больше такого не повторится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25