Но ее оживлял камин, в котором весело плясал огонь, и я решила, что при моих скромных потребностях мне здесь будет вполне удобно.
У умывальника я налила воды в большой фарфоровый таз, расписанный розовыми цветами, умыла лицо и руки и стала причесываться. Когда я вставляла последнюю шпильку в узел волос на шее, в дверь осторожно постучали, и, отворив ее, я увидела грудастую мулатку, которая беззастенчиво принялась разглядывать меня черными глазами.
– Добрый вечер, мэм. Мадам Ле Гранд просит вас спуститься в гостиную.
Я бросила взгляд в зеркало и осталась вполне довольна. Мое серое дорожное платье выглядело опрятно, волосы приведены в порядок, а выражение лица спокойное. Я выглядела так, как и должна выглядеть гувернантка.
Я спустилась за служанкой в большую комнату, что находилась слева от лестницы и где горел камин. Теперь возле него в кресле-каталке сидела пожилая женщина. Я подошла к ней:
– Добрый вечер, мадам.
– Добрый вечер, мадемуазель Сноу. – Она смотрела на меня большими глазами, серыми, как здешний мох. – Сожалею, что не смогла выйти к вам сразу, мадемуазель. Но я – как видите – пленница. – Ее крошечные, похожие на детские, руки, все время бесцельно двигались.
– Конечно, мадам, я понимаю.
Она указала на маленький диван:
– Садитесь, мадемуазель. Марго, – сказала она служанке, которая торчала в дверях, – принеси мадемуазель стакан вина.
Пока мы ждали мулатку с вином, она сидела, уставившись на огонь с непроницаемым и бесстрастным выражением лица. Украдкой я изучала ее массивную тяжелую фигуру, на фоне которой маленькие ручки казались нелепыми. По черному шелковому платью, чепцу из дорогих кружев и бархатной ленточке на шее я поняла, что она изображает из себя знатную даму. Но на меня она такого впечатления не произвела, а в ее одутловатом лице и уклончивом взгляде я заметила какое-то хищное и даже жестокое выражение.
Марго принесла мое вино, и я вежливо отпила немного, пока мадам наблюдала за мной. Она не заговорила, пока я не поставила стакан на небольшой серебряный поднос.
– Мадемуазель Сноу, – произнесла она.
– Да, мадам?
– Мой сын скоро вернется, и вы познакомитесь с ним. Но до этого я хотела бы вам кое-что сказать.
– Да, мадам.
Маленькие ручки сжимались и разжимались.
– Мой сын не совсем обычный человек, мадемуазель. Как и весь этот дом, куда вы прибыли.
Я учтиво кивнула и подождала. Массивная туша выпрямилась.
– Ле Гранды очень древняя, знатная семья, мадемуазель. Они выстроили здесь этот дом почти сто лет назад.
Я с притворным интересом покачала головой, но про себя охнула. „Неужели мне предстоит, – подумала я, – выслушать повествование о том, какая голубая кровь течет в жилах Ле Грандов – южане так кичатся благородным происхождением своих „семей“. Но старуха была не так глупа и угадала мои мысли.
– Я не буду утомлять вас, мадемуазель, – ее голос стал сухим и холодным, – но кое-что мне нужно вам сообщить. Вашим заботам поручается мой внук Руперт, самый младший, последний из Ле Грандов. Вы должны усвоить одну вещь, мадемуазель.
– Да, мадам? – отозвалась я и замолкла в ожидании.
Массивное тело с трудом наклонилось вперед.
– Вы должны держать мальчика как можно дальше от его матери.
– Я не совсем понимаю…
Крошечные ручки запрыгали, затем замерли у нее на животе.
– Я не могу сказать больше, мадемуазель, – только то, что с женой моего сына не все в порядке.
В камине упало прогоревшее бревно, и ворох искр взметнулся в дымоход. Но я почти не заметила их. Я была заинтригована тем выражением на лице старухи, до сих пор бесстрастном, которое вдруг возникло на нем. Я не могла определить его, но было такое чувство, как будто что-то гадкое появилось в комнате и затопило ее.
Прежде чем я успела что-то ответить, она, прислушиваясь, повернулась к высокому длинному окну. Я тоже прислушалась и уловила гул шагов на веранде. Она хлопнула в ладоши:
– Марго! – позвала она пронзительным голосом. – Мистер Сент-Клер дома.
Марго покинула свой пост в дверном проеме, и я услышала ее голос в дальней части дома, повторяющий: „Мистер Сен'с дома!“ Эту фразу подхватили другие голоса, и в результате по дому поднялся топот множества ног. В зале появился Вин, держа в руках маленький поднос, на котором стояли бутылки и один стакан, и помчался с ним вверх по лестнице. Другой неф прибежал с охапкой дров для камина, а Марго, вернувшись, стала зажигать свечи на огромном ветвистом канделябре, что стоял на камине, пока он не заполыхал огненным цветком. Старая мадам наблюдала и давала указания:
– Свечи на рояле, Марго.
– Да, мэм.
– Принесли вино к ужину?
– Да, мэм.
Я была изумлена и восхищена одновременно. Я слышала много рассказов о том, как требовательны южные джентльмены, как жены не покладая рук стараются ублажить своих мужей и господ, как домочадцы, сбиваясь с ног, стараются предупредить их малейшее желание и создать им комфорт. Теперь же я впервые наблюдала за этим собственными глазами. И больше всего меня интересовал Сент-Клер Ле Гранд, хозяин Семи Очагов.
Но мое любопытство не было вознаграждено, по крайней мере в тот момент. Когда дверь отворилась и я устремила туда нетерпеливый взор, то успела лишь увидеть человека выше среднего роста, в длинном темном плаще, который, не глядя ни на кого, неторопливо и даже несколько лениво стал подниматься по лестнице.
Я была поражена. Все эти приготовления и суета, а герой поднялся к себе, даже никому не сказав ни слова! Никто еще так не изумлял меня. И сидя у огня рядом со Старой Мадам, я вспомнила, как миссис Мак-Крэкин сказала о нем:
– Он ходит так, будто он сам Господь Бог. Оказывается, маленькая хозяйка была не так уже глупа.
Теперь я заставляла себя прислушиваться к беседе, которую монотонным голосом завела со мной Старая Мадам. Я приняла заинтересованный и внимательный вид, что всегда является признаком невыносимой скуки. А известно ли мне, спрашивала мадам, не дожидаясь ответа, что эти острова в Джорджии – самое знаменитое место на всем Юге? Известно ли мне, что только на этих островах живут подлинные аристократы. Она развела своими беспокойными ручками. Юг заселен выскочками, несостоятельными должниками и беглыми преступниками. Она мрачно рассмеялась. И нигде, кроме как на этих островах, нет больше настоящих аристократов.
Ах, эти острова! Известно ли мне, что Пьер Ле Гранд построил здесь этот дом в 1786 году, что это огромное зеркало в золотой раме привезено им из Франции, что эти каминные часы принадлежали самой Марии-Антуанетте? И известно ли мне, что маркиз ле Лафайетт во время визита в Саванну в 1825 году сбежал с пышной церемонии, которую город устроил в его честь, и приехал в Семь Очагов повидаться со своим дорогим другом Пьером Ле Грандом.
Пока я слушала, вставляя подходящие, на мой взгляд, реплики, глаза мои блуждали по комнатам. При более ярком освещении я увидела то, чего не заметила сначала. Я увидела, что ковер, бледно-розового и кремово цвета, несомненно очень дорогой, был грязным и местами даже потертым. Мебель требовала починки, и вообще ничего в комнате не было в хорошем состоянии или хотя бы абсолютно чистым. Портреты были затянуты паутиной, и высокие длинные окна были немыты. Такой неряшливости женщина с Севера не потерпела бы в доме ни минуты. Даже сама мадам была тронута ею, ее кружевной чепец был запятнан, а рукава шелкового платья требовали штопки.
Вдруг голос Старой Мадам замер на полуслове, и в это же время наверху, в зале, послышались шаги. В тот же момент Марго появилась в столовой с огромными блюдами с едой, а Вин забегал вокруг стола, разливая по хрупким бокалам рубиновую жидкость.
Старая Мадам взглянула на меня с таким триумфом, словно это был миг победы, заслуга в которой принадлежала ей одной.
– Мадемуазель, – ее голос стал надменным от гордости, – сейчас вы встретитесь с моим сыном. – И сосредоточила, как и я, все свое внимание на лестнице, по которой спускался высокий элегантный мужчина.
Глава II
Моя первая трапеза в доме Ле Грандов была самой изнурительной в моей жизни. За столом не было никого, кроме нас троих – Старой Мадам, хозяина Семи Очагов и меня. О его жене и сыне, которого мне предстояло учить, не было сказано ни слова. А вежливые вопросы Старой Мадам о моем путешествии, которые требовали в ответ только „да“ или „нет“, напоминали небольшие булыжники, падающие на дно пустого колодца.
Несмотря на все свои старания, я почти ничего не съела. На мой вкус, еда была слишком жирная и острая: бесформенная масса, называемая гумбо, дикие индейки, жаренные с острыми приправами, громадный кусок розовой свинины с сахарным тростником; и, кроме этого, овощи, плавающие в свином сале, и десерт – сливы в сахаре, обильно политые жирными сливками. Даже если бы меня и привлекала эта пища, аппетит все равно был бы испорчен из-за Старой Мадам, которая, сидя в конце стола, жадно чавкала, издавая безобразные звуки, и вылавливала своими мелкими пальчиками кусочки прямо из тарелки.
Я запаслась терпением и в долгих молчаливых паузах украдкой разглядывала Сент-Клера Ле Гранда, который лениво сидел во главе стола, словно его угнетала невыносимая скука, и не спеша поднимал белой рукой бокал с вином.
Не знаю, его ли рост или красивой формы голова, или томно полузакрытые глаза, или все вместе придавало Сент-Клеру Ле Гранду такой незаурядный вид. Правда, мне он не показался красавцем, хотя многие, наверное, и не согласились бы со мной. Но, на мой взгляд, он казался слишком безжизненным, глаза не выражали никакого чувства, хотя лицо его было замечательно: его узкий утонченный овал смягчал тяжесть подбородка и невыразительность глаз. Но главное, этого человека окутывал ореол такого гордого превосходства, что, казалось, им владеет безграничное равнодушие ко всему и всем вокруг. Я с первого взгляда поняла, что он привлекает женщин, как эти свечи на столе ночных мотыльков. Вот тогда, за этим столом, я решила, что ни за что Эстер Сноу не стала бы поклоняться такой святыне, как Сент-Клер Ле Гранд.
Если не считать едва заметного поклона в мою сторону, когда Старая Мадам представила меня, он вообще не замечал моего существования. Но я не позволила себе смутиться от этого. Я сидела и спокойно ужинала, словно такое молчаливое застолье было для меня делом обычным. Я отвечала на вопросы Старой Мадам: где я родилась? сколько мне лет? сильно ли отличается Юг от моих краев? чем именно? – и не задавала никаких вопросов сама, кроме одного. Я спросила о мальчике Руперте, которого мне предстояло учить.
Пальцы Старой Мадам с куском индейки застыли на полпути ко рту, когда ей пришлось отвечать:
– Руперта сегодня пораньше отправили спать, мадемуазель, – сказала она и звучно заглотнула индейку сальным ртом.
Сент-Клер Ле Гранд медленно произнес голосом, лишенным какого-либо интереса:
– Наверное, вам лучше будет узнать, мисс Сноу. Руперт наказан из-за вас.
– Из-за меня?
– Руперт не любит янки. Он думает, что у них, как у чертей, растут рога и хвосты.
– Мне придется научить его тому, что это не так, сэр.
Он пожал плечами:
– Вам придется научить его очень многому, – равнодушно проговорил он и снова замолчал.
Поскольку на это мне ответить было нечего, я невозмутимо продолжала свой ужин, хотя на душе у меня вовсе не было так уж спокойно. Верно сказала Старая Мадам, это не совсем обычный дом. Беседа казалась довольно тягостной, а паузы – такими значительными, будто были полны какого-то особого смысла. Даже Марго двигалась вокруг стола так угрюмо, и я без конца ловила на себе ее беззастенчивые взгляды. „Действительно, – подумала я, – если этот ужин – показатель, то жизнь в Семи Очагах предстоит мрачная“.
Но наконец этот долгий обряд завершился. Старая Мадам в последний раз обсосала пальцы и вытерла их о салфетку; Марго, отбрасывая громадные тени на стены столовой, подошла к коляске Старой Мадам сзади и с ловкостью, которая достигается долгой практикой, выкатила хозяйку из комнаты.
Я неторопливо сложила свою салфетку и с вежливым извинением поднялась и последовала за креслом Старой Мадам. В зале между двумя комнатами она подождала, когда я к ней подойду.
– Доброй ночи, мадемуазель Сноу.
– Спокойной ночи. – Ее безжизненный взор обратился к сыну, который остался за столом, допивая свое вино: – Доброй ночи, сын мой.
Не повернув головы, он бросил:
– Доброй ночи.
Ее глаза скользнули опять ко мне:
– Мой сын поговорит с вами о моем внуке, мадемуазель, если вы подождете в гостиной…
– Конечно.
Она замахала крошечными ручками.
– Поехали, Марго, – приказала она.
Мулатка, державшая руку на спинке кресла в ожидании приказания, резко повернула каталку и повезла ее по залу. А я вошла в гостиную и подошла к камину, в который, как я заметила, только что подбросили дров.
Но в комнате уже кое-кто был. На большом стуле в углу за камином сидела женщина, и я сразу поняла, что это миссис Ле Гранд. Когда я нерешительно остановилась в дверях, она наклонилась вперед и поманила меня. В ее глазах я заметила некоторую странность, о которой упоминала супруга хозяина лавки.
Я направилась в ее сторону:
– Вы зовете меня, миссис Ле Гранд?
Не сводя с меня отрешенных карих глаз, она приложила палец к губам, призывая к молчанию.
– Вы – мисс Сноу? – Ее голос упал почти до шепота.
– Да.
– Я не успею вам сказать всего, что хочу, – торопливо проговорила она, – но не допустите, чтобы он возненавидел меня.
– Простите, – начала я.
– Тише, – сказала она и прислушалась к звукам в столовой, затем продолжала: – Они хотят, чтобы он возненавидел меня. Не допустите этого.
Не знаю, что бы я ответила на эту странную просьбу, но в этот момент послышался скрип стула, означавший, что Сент-Клер встал из-за стола. Повинуясь импульсу оградить эту женщину от неприятностей, хотя я прекрасно понимала, что ее просьба была вызвана болезненным душевным состоянием, я отошла от нее, и, когда Сент-Клер Ле Гранд вошел в гостиную, я стояла у рояля, просматривая ноты, что лежали на нем. Но хотя я заметила, что его глаза похолодели и сузились при виде жены, больше ничего не переменилось в его лице, когда он подошел и расположился у камина, облокотившись на великолепную мраморную полку. Когда он заговорил, его голос был так же бесстрастен, как и прежде:
– Присядьте, мисс Сноу.
Немного смущенная, я села на низкий стульчик подальше и от камина, и от Сент-Клера Ле Гранда. Надо сказать, я была несколько рассержена. Я оказалась свидетелем того, что по этой комнате проносились какие-то подводные течения семейных разногласий, и я осудила манеры хозяев этого дома, которых не волновало мнение постороннего человека о них. Но я поняла еще кое-что. Если Сент-Клер Ле Гранд до сих пор игнорировал меня, то теперь этому пришел конец. Сейчас его бесстрастные глаза были нацелены прямо на меня, и мне казалось, что он пытался проникнуть в мои мысли и скрытый за безжизненной маской проницательный ум старается оценить все мои недостатки и слабости и, взвесив, разложить их по полочкам.
Негромкий частый стук нарушил тишину. Я увидела, что это миссис Ле Гранд безостановочно стучит маленькой ножкой.
– Я скажу Вину, чтобы он принес бренди, Сент?
– спросила она. А потом мы поговорим о Руперте… Он продолжал стоять, облокотившись на каминную доску, глаза его были полузакрыты.
– Ты можешь пойти к себе, Лорели…
Она повернула к нему голову каким-то механическим движением, словно та держалась на проволочках.
– Но Руперт, – нерешительно проговорила она. Его голос перекрыл ее слова и мягко оборвал на полуслове:
– Доброй ночи, Лорели.
Она сидела так прямо и неподвижно, что я решила – сейчас она запротестует. Вызов читался в каждой линии ее напряженной фигуры, а отрешенный взгляд смотрел в пространство. Но вдруг то ли потому, что она и не собиралась настаивать, то ли уже не надеялась на победу, но она уступила и, поднявшись, порхнула мимо меня к двери.
– Доброй ночи, мисс Сноу.
– Спокойной ночи, миссис Ле Гранд.
Она поднималась по лестнице, шлейф ее платья волочился по ступеням, а тонкая рука плыла по перилам. На повороте она обернулась и взглянула назад, и если я когда-нибудь видела настоящее отчаяние в глазах женщины, то это было тогда.
– Доброй ночи, Сент, – позвала она, и мне послышалась мольба в ее голосе. В ответ он лишь слегка пожал плечами. Наконец мы увидели, как она поднялась по ступенькам, и кончик шлейфа скользнул вслед за ней по вытертому ковру.
Сент-Клер молча ждал, пока ее шаги не замерли в верхнем зале и резкий стук двери не сообщил о том, что она вошла в свою комнату. Но и после этого он продолжал стоять, томно облокотившись на камин. А поскольку мне нечего было сказать, я молчала, как и он.
Наконец он протянул:
– Что же вы молчите, мисс Сноу?
– Мне нечего сказать, сэр.
Он удивленно поднял брови:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
У умывальника я налила воды в большой фарфоровый таз, расписанный розовыми цветами, умыла лицо и руки и стала причесываться. Когда я вставляла последнюю шпильку в узел волос на шее, в дверь осторожно постучали, и, отворив ее, я увидела грудастую мулатку, которая беззастенчиво принялась разглядывать меня черными глазами.
– Добрый вечер, мэм. Мадам Ле Гранд просит вас спуститься в гостиную.
Я бросила взгляд в зеркало и осталась вполне довольна. Мое серое дорожное платье выглядело опрятно, волосы приведены в порядок, а выражение лица спокойное. Я выглядела так, как и должна выглядеть гувернантка.
Я спустилась за служанкой в большую комнату, что находилась слева от лестницы и где горел камин. Теперь возле него в кресле-каталке сидела пожилая женщина. Я подошла к ней:
– Добрый вечер, мадам.
– Добрый вечер, мадемуазель Сноу. – Она смотрела на меня большими глазами, серыми, как здешний мох. – Сожалею, что не смогла выйти к вам сразу, мадемуазель. Но я – как видите – пленница. – Ее крошечные, похожие на детские, руки, все время бесцельно двигались.
– Конечно, мадам, я понимаю.
Она указала на маленький диван:
– Садитесь, мадемуазель. Марго, – сказала она служанке, которая торчала в дверях, – принеси мадемуазель стакан вина.
Пока мы ждали мулатку с вином, она сидела, уставившись на огонь с непроницаемым и бесстрастным выражением лица. Украдкой я изучала ее массивную тяжелую фигуру, на фоне которой маленькие ручки казались нелепыми. По черному шелковому платью, чепцу из дорогих кружев и бархатной ленточке на шее я поняла, что она изображает из себя знатную даму. Но на меня она такого впечатления не произвела, а в ее одутловатом лице и уклончивом взгляде я заметила какое-то хищное и даже жестокое выражение.
Марго принесла мое вино, и я вежливо отпила немного, пока мадам наблюдала за мной. Она не заговорила, пока я не поставила стакан на небольшой серебряный поднос.
– Мадемуазель Сноу, – произнесла она.
– Да, мадам?
– Мой сын скоро вернется, и вы познакомитесь с ним. Но до этого я хотела бы вам кое-что сказать.
– Да, мадам.
Маленькие ручки сжимались и разжимались.
– Мой сын не совсем обычный человек, мадемуазель. Как и весь этот дом, куда вы прибыли.
Я учтиво кивнула и подождала. Массивная туша выпрямилась.
– Ле Гранды очень древняя, знатная семья, мадемуазель. Они выстроили здесь этот дом почти сто лет назад.
Я с притворным интересом покачала головой, но про себя охнула. „Неужели мне предстоит, – подумала я, – выслушать повествование о том, какая голубая кровь течет в жилах Ле Грандов – южане так кичатся благородным происхождением своих „семей“. Но старуха была не так глупа и угадала мои мысли.
– Я не буду утомлять вас, мадемуазель, – ее голос стал сухим и холодным, – но кое-что мне нужно вам сообщить. Вашим заботам поручается мой внук Руперт, самый младший, последний из Ле Грандов. Вы должны усвоить одну вещь, мадемуазель.
– Да, мадам? – отозвалась я и замолкла в ожидании.
Массивное тело с трудом наклонилось вперед.
– Вы должны держать мальчика как можно дальше от его матери.
– Я не совсем понимаю…
Крошечные ручки запрыгали, затем замерли у нее на животе.
– Я не могу сказать больше, мадемуазель, – только то, что с женой моего сына не все в порядке.
В камине упало прогоревшее бревно, и ворох искр взметнулся в дымоход. Но я почти не заметила их. Я была заинтригована тем выражением на лице старухи, до сих пор бесстрастном, которое вдруг возникло на нем. Я не могла определить его, но было такое чувство, как будто что-то гадкое появилось в комнате и затопило ее.
Прежде чем я успела что-то ответить, она, прислушиваясь, повернулась к высокому длинному окну. Я тоже прислушалась и уловила гул шагов на веранде. Она хлопнула в ладоши:
– Марго! – позвала она пронзительным голосом. – Мистер Сент-Клер дома.
Марго покинула свой пост в дверном проеме, и я услышала ее голос в дальней части дома, повторяющий: „Мистер Сен'с дома!“ Эту фразу подхватили другие голоса, и в результате по дому поднялся топот множества ног. В зале появился Вин, держа в руках маленький поднос, на котором стояли бутылки и один стакан, и помчался с ним вверх по лестнице. Другой неф прибежал с охапкой дров для камина, а Марго, вернувшись, стала зажигать свечи на огромном ветвистом канделябре, что стоял на камине, пока он не заполыхал огненным цветком. Старая мадам наблюдала и давала указания:
– Свечи на рояле, Марго.
– Да, мэм.
– Принесли вино к ужину?
– Да, мэм.
Я была изумлена и восхищена одновременно. Я слышала много рассказов о том, как требовательны южные джентльмены, как жены не покладая рук стараются ублажить своих мужей и господ, как домочадцы, сбиваясь с ног, стараются предупредить их малейшее желание и создать им комфорт. Теперь же я впервые наблюдала за этим собственными глазами. И больше всего меня интересовал Сент-Клер Ле Гранд, хозяин Семи Очагов.
Но мое любопытство не было вознаграждено, по крайней мере в тот момент. Когда дверь отворилась и я устремила туда нетерпеливый взор, то успела лишь увидеть человека выше среднего роста, в длинном темном плаще, который, не глядя ни на кого, неторопливо и даже несколько лениво стал подниматься по лестнице.
Я была поражена. Все эти приготовления и суета, а герой поднялся к себе, даже никому не сказав ни слова! Никто еще так не изумлял меня. И сидя у огня рядом со Старой Мадам, я вспомнила, как миссис Мак-Крэкин сказала о нем:
– Он ходит так, будто он сам Господь Бог. Оказывается, маленькая хозяйка была не так уже глупа.
Теперь я заставляла себя прислушиваться к беседе, которую монотонным голосом завела со мной Старая Мадам. Я приняла заинтересованный и внимательный вид, что всегда является признаком невыносимой скуки. А известно ли мне, спрашивала мадам, не дожидаясь ответа, что эти острова в Джорджии – самое знаменитое место на всем Юге? Известно ли мне, что только на этих островах живут подлинные аристократы. Она развела своими беспокойными ручками. Юг заселен выскочками, несостоятельными должниками и беглыми преступниками. Она мрачно рассмеялась. И нигде, кроме как на этих островах, нет больше настоящих аристократов.
Ах, эти острова! Известно ли мне, что Пьер Ле Гранд построил здесь этот дом в 1786 году, что это огромное зеркало в золотой раме привезено им из Франции, что эти каминные часы принадлежали самой Марии-Антуанетте? И известно ли мне, что маркиз ле Лафайетт во время визита в Саванну в 1825 году сбежал с пышной церемонии, которую город устроил в его честь, и приехал в Семь Очагов повидаться со своим дорогим другом Пьером Ле Грандом.
Пока я слушала, вставляя подходящие, на мой взгляд, реплики, глаза мои блуждали по комнатам. При более ярком освещении я увидела то, чего не заметила сначала. Я увидела, что ковер, бледно-розового и кремово цвета, несомненно очень дорогой, был грязным и местами даже потертым. Мебель требовала починки, и вообще ничего в комнате не было в хорошем состоянии или хотя бы абсолютно чистым. Портреты были затянуты паутиной, и высокие длинные окна были немыты. Такой неряшливости женщина с Севера не потерпела бы в доме ни минуты. Даже сама мадам была тронута ею, ее кружевной чепец был запятнан, а рукава шелкового платья требовали штопки.
Вдруг голос Старой Мадам замер на полуслове, и в это же время наверху, в зале, послышались шаги. В тот же момент Марго появилась в столовой с огромными блюдами с едой, а Вин забегал вокруг стола, разливая по хрупким бокалам рубиновую жидкость.
Старая Мадам взглянула на меня с таким триумфом, словно это был миг победы, заслуга в которой принадлежала ей одной.
– Мадемуазель, – ее голос стал надменным от гордости, – сейчас вы встретитесь с моим сыном. – И сосредоточила, как и я, все свое внимание на лестнице, по которой спускался высокий элегантный мужчина.
Глава II
Моя первая трапеза в доме Ле Грандов была самой изнурительной в моей жизни. За столом не было никого, кроме нас троих – Старой Мадам, хозяина Семи Очагов и меня. О его жене и сыне, которого мне предстояло учить, не было сказано ни слова. А вежливые вопросы Старой Мадам о моем путешествии, которые требовали в ответ только „да“ или „нет“, напоминали небольшие булыжники, падающие на дно пустого колодца.
Несмотря на все свои старания, я почти ничего не съела. На мой вкус, еда была слишком жирная и острая: бесформенная масса, называемая гумбо, дикие индейки, жаренные с острыми приправами, громадный кусок розовой свинины с сахарным тростником; и, кроме этого, овощи, плавающие в свином сале, и десерт – сливы в сахаре, обильно политые жирными сливками. Даже если бы меня и привлекала эта пища, аппетит все равно был бы испорчен из-за Старой Мадам, которая, сидя в конце стола, жадно чавкала, издавая безобразные звуки, и вылавливала своими мелкими пальчиками кусочки прямо из тарелки.
Я запаслась терпением и в долгих молчаливых паузах украдкой разглядывала Сент-Клера Ле Гранда, который лениво сидел во главе стола, словно его угнетала невыносимая скука, и не спеша поднимал белой рукой бокал с вином.
Не знаю, его ли рост или красивой формы голова, или томно полузакрытые глаза, или все вместе придавало Сент-Клеру Ле Гранду такой незаурядный вид. Правда, мне он не показался красавцем, хотя многие, наверное, и не согласились бы со мной. Но, на мой взгляд, он казался слишком безжизненным, глаза не выражали никакого чувства, хотя лицо его было замечательно: его узкий утонченный овал смягчал тяжесть подбородка и невыразительность глаз. Но главное, этого человека окутывал ореол такого гордого превосходства, что, казалось, им владеет безграничное равнодушие ко всему и всем вокруг. Я с первого взгляда поняла, что он привлекает женщин, как эти свечи на столе ночных мотыльков. Вот тогда, за этим столом, я решила, что ни за что Эстер Сноу не стала бы поклоняться такой святыне, как Сент-Клер Ле Гранд.
Если не считать едва заметного поклона в мою сторону, когда Старая Мадам представила меня, он вообще не замечал моего существования. Но я не позволила себе смутиться от этого. Я сидела и спокойно ужинала, словно такое молчаливое застолье было для меня делом обычным. Я отвечала на вопросы Старой Мадам: где я родилась? сколько мне лет? сильно ли отличается Юг от моих краев? чем именно? – и не задавала никаких вопросов сама, кроме одного. Я спросила о мальчике Руперте, которого мне предстояло учить.
Пальцы Старой Мадам с куском индейки застыли на полпути ко рту, когда ей пришлось отвечать:
– Руперта сегодня пораньше отправили спать, мадемуазель, – сказала она и звучно заглотнула индейку сальным ртом.
Сент-Клер Ле Гранд медленно произнес голосом, лишенным какого-либо интереса:
– Наверное, вам лучше будет узнать, мисс Сноу. Руперт наказан из-за вас.
– Из-за меня?
– Руперт не любит янки. Он думает, что у них, как у чертей, растут рога и хвосты.
– Мне придется научить его тому, что это не так, сэр.
Он пожал плечами:
– Вам придется научить его очень многому, – равнодушно проговорил он и снова замолчал.
Поскольку на это мне ответить было нечего, я невозмутимо продолжала свой ужин, хотя на душе у меня вовсе не было так уж спокойно. Верно сказала Старая Мадам, это не совсем обычный дом. Беседа казалась довольно тягостной, а паузы – такими значительными, будто были полны какого-то особого смысла. Даже Марго двигалась вокруг стола так угрюмо, и я без конца ловила на себе ее беззастенчивые взгляды. „Действительно, – подумала я, – если этот ужин – показатель, то жизнь в Семи Очагах предстоит мрачная“.
Но наконец этот долгий обряд завершился. Старая Мадам в последний раз обсосала пальцы и вытерла их о салфетку; Марго, отбрасывая громадные тени на стены столовой, подошла к коляске Старой Мадам сзади и с ловкостью, которая достигается долгой практикой, выкатила хозяйку из комнаты.
Я неторопливо сложила свою салфетку и с вежливым извинением поднялась и последовала за креслом Старой Мадам. В зале между двумя комнатами она подождала, когда я к ней подойду.
– Доброй ночи, мадемуазель Сноу.
– Спокойной ночи. – Ее безжизненный взор обратился к сыну, который остался за столом, допивая свое вино: – Доброй ночи, сын мой.
Не повернув головы, он бросил:
– Доброй ночи.
Ее глаза скользнули опять ко мне:
– Мой сын поговорит с вами о моем внуке, мадемуазель, если вы подождете в гостиной…
– Конечно.
Она замахала крошечными ручками.
– Поехали, Марго, – приказала она.
Мулатка, державшая руку на спинке кресла в ожидании приказания, резко повернула каталку и повезла ее по залу. А я вошла в гостиную и подошла к камину, в который, как я заметила, только что подбросили дров.
Но в комнате уже кое-кто был. На большом стуле в углу за камином сидела женщина, и я сразу поняла, что это миссис Ле Гранд. Когда я нерешительно остановилась в дверях, она наклонилась вперед и поманила меня. В ее глазах я заметила некоторую странность, о которой упоминала супруга хозяина лавки.
Я направилась в ее сторону:
– Вы зовете меня, миссис Ле Гранд?
Не сводя с меня отрешенных карих глаз, она приложила палец к губам, призывая к молчанию.
– Вы – мисс Сноу? – Ее голос упал почти до шепота.
– Да.
– Я не успею вам сказать всего, что хочу, – торопливо проговорила она, – но не допустите, чтобы он возненавидел меня.
– Простите, – начала я.
– Тише, – сказала она и прислушалась к звукам в столовой, затем продолжала: – Они хотят, чтобы он возненавидел меня. Не допустите этого.
Не знаю, что бы я ответила на эту странную просьбу, но в этот момент послышался скрип стула, означавший, что Сент-Клер встал из-за стола. Повинуясь импульсу оградить эту женщину от неприятностей, хотя я прекрасно понимала, что ее просьба была вызвана болезненным душевным состоянием, я отошла от нее, и, когда Сент-Клер Ле Гранд вошел в гостиную, я стояла у рояля, просматривая ноты, что лежали на нем. Но хотя я заметила, что его глаза похолодели и сузились при виде жены, больше ничего не переменилось в его лице, когда он подошел и расположился у камина, облокотившись на великолепную мраморную полку. Когда он заговорил, его голос был так же бесстрастен, как и прежде:
– Присядьте, мисс Сноу.
Немного смущенная, я села на низкий стульчик подальше и от камина, и от Сент-Клера Ле Гранда. Надо сказать, я была несколько рассержена. Я оказалась свидетелем того, что по этой комнате проносились какие-то подводные течения семейных разногласий, и я осудила манеры хозяев этого дома, которых не волновало мнение постороннего человека о них. Но я поняла еще кое-что. Если Сент-Клер Ле Гранд до сих пор игнорировал меня, то теперь этому пришел конец. Сейчас его бесстрастные глаза были нацелены прямо на меня, и мне казалось, что он пытался проникнуть в мои мысли и скрытый за безжизненной маской проницательный ум старается оценить все мои недостатки и слабости и, взвесив, разложить их по полочкам.
Негромкий частый стук нарушил тишину. Я увидела, что это миссис Ле Гранд безостановочно стучит маленькой ножкой.
– Я скажу Вину, чтобы он принес бренди, Сент?
– спросила она. А потом мы поговорим о Руперте… Он продолжал стоять, облокотившись на каминную доску, глаза его были полузакрыты.
– Ты можешь пойти к себе, Лорели…
Она повернула к нему голову каким-то механическим движением, словно та держалась на проволочках.
– Но Руперт, – нерешительно проговорила она. Его голос перекрыл ее слова и мягко оборвал на полуслове:
– Доброй ночи, Лорели.
Она сидела так прямо и неподвижно, что я решила – сейчас она запротестует. Вызов читался в каждой линии ее напряженной фигуры, а отрешенный взгляд смотрел в пространство. Но вдруг то ли потому, что она и не собиралась настаивать, то ли уже не надеялась на победу, но она уступила и, поднявшись, порхнула мимо меня к двери.
– Доброй ночи, мисс Сноу.
– Спокойной ночи, миссис Ле Гранд.
Она поднималась по лестнице, шлейф ее платья волочился по ступеням, а тонкая рука плыла по перилам. На повороте она обернулась и взглянула назад, и если я когда-нибудь видела настоящее отчаяние в глазах женщины, то это было тогда.
– Доброй ночи, Сент, – позвала она, и мне послышалась мольба в ее голосе. В ответ он лишь слегка пожал плечами. Наконец мы увидели, как она поднялась по ступенькам, и кончик шлейфа скользнул вслед за ней по вытертому ковру.
Сент-Клер молча ждал, пока ее шаги не замерли в верхнем зале и резкий стук двери не сообщил о том, что она вошла в свою комнату. Но и после этого он продолжал стоять, томно облокотившись на камин. А поскольку мне нечего было сказать, я молчала, как и он.
Наконец он протянул:
– Что же вы молчите, мисс Сноу?
– Мне нечего сказать, сэр.
Он удивленно поднял брови:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32