– Юлия удивленно посмотрела на сестру.
– Дед считает, что это вполне возможно.
– Почему?
– Причина в его политических пристрастиях и, как я предполагаю, во взглядах моего умершего мужа. Фракция Цезаря усиливается с каждым днем, и скоро он станет единственным диктатором, как по закону, так и на практике. Каска считает, что банды Цезаря могут преследовать меня, чтобы отомстить ему. Сенаторы и другие политики слишком хорошо защищены, а одинокая женщина в сопровождении только носильщиков и такого старого раба, как Нестор, может представлять хорошую мишень.
– Неужели все так плохо? – пробормотала Юлия. Ларвия пожала плечами.
– Очевидно, так.
– Цезарь не кажется таким безрассудным, – заметила Юлия.
– Если бы он был таким добрым, то не достиг бы своего положения. Ведь он без колебания уничтожает всех, кто стоит на его пути, – Ларвия сделала еще глоток вина и одобрительно кивнула. – Разве ты его знаешь?
– Он был в храме несколько раз, когда составлял и вносил поправки в завещание. Я писала под его диктовку, когда приходил в последний раз.
– Ты писала под диктовку Цезаря? Ты же слишком молода для таких поручений?
– Ливия Версалия оказалась в безвыходном положении, – улыбнулась Юлия. – Цезарь предупредил слишком поздно. Кроме меня, никого не нашлось.
– И как он показался тебе в общении? Мне доводилось видеть его только на банкетах, когда еще муж был жив. Обычно, поприветствовав женщин, удалялся поговорить с мужчинами о политике, поэтому трудно судить о нем, как о человеке.
– Я видела его мимолетно, но поняла, что он… очень властный человек, но с весталками мил и вежлив.
Ларвия кивнула.
– Да, ты же наблюдала его только с этой стороны. А диктатор приходил без охраны?
Юлия поднялась из-за стола и отвернулась, вертя в руках кувшин с водой, стоявший на подставке рядом.
– Нет, вместе с центурионом первой когорты.
– Ворон? – оживилась Ларвия. – Грек, его ближайший помощник? Как это его зовут? Деметр.
– Да, – ответила Юлия, не поднимая на сестру глаз.
– Разве он не хорош? Говорят, все его тело в шрамах после военных кампаний, – она усмехнулась. – Многим знатным дамам Рима хотелось бы взглянуть на них своими глазами.
Юлия повернулась к столу, держа в руках кувшин: наливая воду в бокал, уронила его из рук на пол.
Ларвия быстро наклонилась, чтобы помочь ей, но потом посоветовала Юлии, собиравшей черепки терракотового сосуда:
– Не занимайся этим – слуги уберут. Садись снова за стол, ты еще ничего не ела.
Юлия послушно села и пододвинула ближе блюдо с соленым окунем, разрезанным на кусочки, чтобы можно было брать руками; предложила также сестре, она взяла кусочек. Ларвия наблюдала, как Юлия, потягивая разбавленное вино, ничего не ела.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась Ларвия.
– Почему спрашиваешь?
– Ты какая-то рассеянная.
– Разве?
– Да. То нервничаешь, как уличный кот, то бьешь посуду и как будто куда-то торопишься. И ничего не ешь.
– Наверное, не голодна.
– Но все так вкусно: надо же хотя бы попробовать.
Юлия покачала головой.
– Хорошо. Похоже, сегодня неподходящее время для визита. Ты чем-то встревожена, под глазами тени, как будто плохо спала ночь. Что встревожило тебя в этом славном царстве мира и спокойствия?
Юлия быстро вскинула взгляд на нее, и Ларвия с сочувствием увидела, что глаза сестры полны слез.
Выронив из рук кусочек рыбы, она наклонилась через стол к сестре.
– Ради всего святого, что случилось?
Юлия, судорожно сглотнув, прошептала:
– Это центурион, о котором ты упомянула. Соратник Цезаря. Тот, которого зовут Вороном.
Ларвия замерла, не спуская глаз с сестры. Юлия замолчала, и Ларвия ободряюще кивнула ей головой.
– Я говорила, что центурион приходил в храм вместе с Цезарем, – продолжала Юлия. – А сегодня утром, совершая обряд жертвоприношения, увидела его в толпе, пристально наблюдавшим за мной.
– Разговаривал с тобой? – пробормотала Ларвия, оглядываясь на приоткрытую дверь.
– Нет, но…
– Что но?
– …так смотрел на меня… – Юлия закрыла глаза и с трудом сглотнула воздух.
Ларвия поднялась, выглянула в зал и закрыла плотно дверь. Затем вернулась к сестре и тихо спросила:
– Так это тебя тревожит? Как же он смотрит?
– Не только это, а то, что я при этом чувствую.
* * *
– И какие ты испытываешь чувства?
Юлия поднесла руку к горлу.
– Он не спускал с меня глаз, я и сейчас ощущаю его взгляд, и думаю, что в следующий раз, когда выйду к алтарю… – она замолчала, опустив голову.
– Тебе хочется снова его увидеть? – тихо спросила Ларвия, сразу все поняв.
Юлия, закусив губу, покачала головой, а затем беспомощно пожала плечами.
Ларвия через стол потянулась к сестре и взяла ее за руку.
– Ты же знаешь, как это опасно: нельзя поощрять ухаживания этого человека. Неважно, кто он. Ты рискуешь собственной жизнью.
Юлия грустно кивнула.
– И помни, как я возражала против решения Каски вмешиваться в твою жизнь, но теперь ничего не изменишь. Ты дала обет чистоты и безбрачия: нарушишь клятву, заплатишь за это.
Юлия вытерла слезы.
– Ларвия, я даже не разговаривала с ним.
– Произошло что-то очень серьезное, иначе ты не была бы в таком состоянии.
– Совсем не ожидала, что смогу испытывать такие чувства. Когда меня посвятили в весталки, поняла, что некоторые стороны жизни будут недоступны для меня.
– Ты стала весталкой в десятилетнем возрасте! Мне исполнилось тогда только пятнадцать, но делала все возможное, чтобы освободить тебя от этой участи. Сама знаешь, что мои усилия ни к чему не привели. Хотя, конечно, обучение или обет безбрачия не могут лишить тебя желания.
– Желание? Считаешь, что это желание?
– Конечно. Видела этого Деметра – очень привлекательный мужчина, к тому же прославленный герой войны, такой не может не понравиться.
– Я чувствую гораздо сильнее. Мужчины и раньше приходили в храм составлять завещания, такое происходит почти ежедневно. Но когда увидела его, то не могла отвести глаз.
– И, похоже, он испытывает то же самое к тебе.
Юлия молчала.
– Разве ему неизвестно, какое наказание полагается за преследование девственной весталки? Неужели такой безрассудный?
В дверь постучали, обе сестры невольно вскочили.
– Войдите, – отозвалась Юлия.
С подносом в руках вошла Марго.
– Ливия Версалия передает наилучшие пожелания уважаемой вдове консула Сеяна, – объявила Марго, осторожно опуская поднос на стол, перед Ларвией. На нем лежали восхитительные кусочки засахаренных в меде фруктов, яблоки, инжир и груши, нарезанные ломтиками и уложенные орнаментом вокруг горки апельсинов, привезенных из Иудеи.
– Передай мои комплименты Верховной Жрице, а также благодарность, – ответила Ларвия.
Марго поклонилась и вышла, закрыв за собой дверь.
– Как ты думаешь, она могла что-нибудь слышать? – обеспокоено спросила Ларвия, глядя вслед служанке.
– Даже если бы она слышала, Марго никогда не стала бы подвергать меня опасности.
– Уверена в этом?
Юлия кивнула.
– Возможно, я плохо ориентируюсь в твоем мире, Ларвия, но внутри этих стен знаю, кому можно доверять, а кому нет.
Ларвия взглянула на поднос с десертом без всякого энтузиазма, потеряв аппетит.
– И что ты собираешься делать с этим центурионом? – спросила она.
Юлия закрыла глаза.
– Могу никогда больше не увидеть его.
– Но надеешься, что увидишь его.
Юлия пожала плечами.
– Судя по истории его жизни, он всегда получает то, что хочет.
– А какова история его жизни?
– Мне мало о нем известно. Знаю только, что он сын свободного фермера с Корсики.
– Чтобы подняться из самых низов и достичь такого высокого положения в армии, нужно быть очень настойчивым.
– И ты считаешь, что он так же упорно станет преследовать тебя, не так ли? – заключила Ларвия.
Юлия посмотрела на сестру и отвела взгляд.
– Для него карьера значит очень много: быть доверенным лицом Цезаря, начальником элитной императорской когорты. Невозможно представить, чтобы такой человек мог отказаться от всего этого ради преследования женщины, с которой запрещено общаться.
– Звучит невероятно, не правда ли? – вздохнула Юлия.
– Да, это так.
– Не знаю, Ларвия, но когда увидела, как он смотрит на меня во время жертвоприношения, испытала такие чувства… – она замолчала, робко улыбнувшись. – Может быть, слишком преувеличиваю, может, просто совпадение? А если захотел взглянуть на меня из простого любопытства? Возможно, это ни к ничему не приведет, – она засмеялась нервным смехом. – Очевидно, вредно слишком много времени проводить одной – долгие размышления приводят к тому, что незначительный эпизод может обернуться трагедией.
– Постараюсь навещать тебя почаще, – улыбнулась Ларвия. – Если лично обращусь к Ливии, уверена, она разрешит – тебе нужно общение. А я занята только устройством приемов, позирую для портретов и сражаюсь с новым телохранителем.
– Ты с ним сражаешься? – усмехнулась Юлия, посочувствовав анонимному рабу, у которого хватает сил противостоять капризам и железной воле Ларвии.
– Он совершенно невозможен, но Каска навязал его, и, кажется, я не избавлюсь от него.
– Расскажи о нем, – попросила Юлия, довольная, что можно сменить тему разговора, и Ларвия охотно согласилась.
* * *
Когда Ларвия вышла из атрия храма Весты, на площади уже никого не было, кроме ее носильщиков и Верига, ожидавших ее на нижних ступеньках лестницы. Попрощавшись с Юнией Дистанией, она заметила группу гуляк, появившихся из-за угла и направлявшихся в Субуру. Вериг сразу загородил собой хозяйку и стоял так, пока они не скрылись из виду.
Не взглянув даже на охранника, Ларвия села в паланкин и постучала по крыше, давая знак отправляться в путь. Задернув занавески, задумалась, глядя в одну точку перед собой. Усилившийся шум свидетельствовал о том, что тихая площадь осталась позади, они – на главной улице, запруженной многочисленными торговыми повозками: фрукты, вино, ковры перевозились по ночам, поскольку закон запрещал это делать днем. Поэтому с наступлением темноты на улицах раздавался скрип колес, ржание лошадей и крики рабов, охранявших товары своих господ. Случайные частные паланкины сливались с этим потоком, пересекая улицы, увертываясь от колес повозок и старясь попасть на посыпанные гравием дорожки, предназначенные для пешеходов.
Ее думы о сестре и о том, куда может завести ее увлечение знаменитым центурионом, прервали громкие крики, предвещавшие опасность. Выглянув из-за занавесок, она увидела скачущую на них лошадь, запряженную в повозку, полную африканских бананов. Раб, управлявший ею, отчаянно пытался остановить обезумевшее животное. Ларвия даже не успела сообразить, что происходит, как Вериг, схватив ее за обе руки, выдернул с сиденья. Ей показалось, что она летела по воздуху, пока не приземлилась мягким местом у края дороги, поросшим травой. Вериг навалился на нее всем телом.
Хозяйка и раб лежали неподвижно. Ларвия смутно слышала треск, а затем лошадь с повозкой прогромыхала мимо них. Раздавались крики людей, и только теперь она почувствовала, что не может даже пошевелиться. Вериг буквально пригвоздил ее к земле.
Неизведанные чувства захватили ее: большой и сильный мужчина излучал тепло, уверенность и надежную защиту; от его одежды и его самого исходил сильный запах соснового мыла. Завезенное в Рим с востока, оно не пришлось по душе римской знати, презиравшей его и предпочитавшей очищать тело с помощью стригиля – банной скребницы. Но, желая избежать неприятных последствий от скученности рабов в тесных помещениях, Нестор настоял на том, чтобы они мылись мылом. Она ощутила также свежий запах, исходивший от волос и туники ее телохранителя. Ее лицо упиралось в основание его шеи, гладкой, как у ребенка.
Вдруг осознав крамольность всех мыслей и чувств, Ларвия резко произнесла:
– Убирайся от меня!
Вериг тут же вскочил, изучающе осмотрел ее и, убедившись, что женщина не пострадала, обернулся к паланкину – он лежал разломанный на обочине дороги, оба носильщика сидели на земле рядом, похоже, невредимые, но напуганные.
– Как вы себя чувствуете? – крикнул он им. Они посмотрели друг на друга, кивнули головой, осторожно поднялись, проверяя целы ли руки и ноги.
– Этот вопрос тебе следовало бы задать мне, – раздраженно заметила Ларвия, поправляя одежду и прическу. – Я чувствую себя так, как будто по мне прошлась фаланга германцев.
– Мне пришлось бросить вас на землю и закрыть собой, иначе вас сбила бы несущаяся лошадь.
– Того раба следует высечь, а его хозяина оштрафовать, – капризно заметила Ларвия. – Тому, кто не умеет управлять лошадьми, нельзя доверять животное.
– Госпожа цела и невредима, – крикнул Вериг собравшейся толпе, желавшей узнать, не пострадал ли кто-нибудь. Он протянул руку Ларвии, она взяла ее и попыталась встать, но ее левая нога подвернулась.
– Со мной что-то случилось, – огрызнулась она. – Не могу идти. Неужели сломана нога?
Он быстро опустился на корточки, приподняв край платья, прощупал стройную лодыжку ловкими загорелыми пальцами, а также сустав, – от неожиданности она не произнесла ни слова.
– Перелома нет, – уверенно заявил он. Пораженная его дерзостью, Ларвия стояла молча, открыв рот и украдкой бросая взгляд по сторонам, не видел ли кто-нибудь его фамильярное обращение? К ее облегчению, толпа рассеялась, и только несколько человек смотрели в ее сторону.
– Немедленно убери руки, – процедила сквозь зубы она.
Вериг тут же повиновался и легко поднялся на ноги. – Я только хотел проверить, цела ли кость, – мягко ответил он. – Наверное, у вас растяжение.
– Может, ты еще и врач? – саркастически спросила она и, поморщившись, попыталась опереться на поврежденную ногу.
– Во время восстания приходилось иметь дело со многими подобными случаями, – ответил он. – Наверное, разберусь, когда кость сломана. У вас нет перелома.
– И тем не менее идти не могу, – четко произнесла Ларвия, выделяя каждое слово, как будто он плохо соображал.
– Значит, я понесу вас, – откликнулся Вериг, и, прежде чем она успела что-то ответить, он подхватил ее на руки и понес по тропинке в направлении Палатинского холма.
– Оставьте паланкин прямо на улице. Когда будут убирать улицы, его унесут, – распорядился Вериг и сделал знак носильщикам. – Следуйте за мной к дому.
Они последовали за ним, и Ларвии ничего не оставалось, как позволить этому гиганту нести ее к дому Сеяна. Устремив взгляд вдаль, она держалась обеими руками за его шею, стараясь не встретиться с ним взглядами. Он нес ее легко, без всяких признаков одышки. Ларвия пыталась не думать о силе его рук, ширине плеч, но поскольку ее единственным мужчиной был старый бисексуал, она не могла не заметить разницы: ее нес на руках молодой и сильный мужчина, прикосновение к которому неожиданно взволновало ее.
Когда они дошли до дома, Вериг внес ее в гостиную и посадил на диван, затем, взяв факел из стенной ниши, еще раз обследовал поврежденную ногу.
– Оставь меня в покое! – выпалила Ларвия, когда он склонился над ее ногой. Нервы у нее были на пределе, ей не хотелось допустить, чтобы раб снова обследовал ее. – Утром пошлю за врачом.
– Нужно подержать ногу в холодной воде, – упрямо посоветовал Вериг. – Иначе будет сильная опухоль.
– Тогда пошли Нестора принести воду, – устало согласилась Ларвия, чувствуя себя совсем измученной. Лодыжку дергало, а Вериг выглядел так, будто и не нес ее вверх на холм больше мили.
Он вышел в зал, с кем-то переговорил и вскоре вернулся с тазиком в руках: подняв ее ступню на маленький стульчик, опустил в воду.
– Ой! – вскрикнула женщина, выдернула ногу, расплескав воду на кафельный пол. – Она же ледяная!
– Да, знаю, – ответил он и, схватив ногу, снова опустил в воду. – Если не хотите, чтобы завтра ваша нога напоминала иерихонский апельсин, подержите в холодной воде.
Ларвия неохотно повиновалась, хотя ее лицо выражало протест.
– Тебе все это очень нравится, – сорвалось у нее. – Возмущенное выражение лица телохранителя говорило о многом, и больше всего – как он относится к ее высказыванию.
– И во всем виноват только ты, – добавила она капризно. Он молча смотрел на нее. – Если бы ты хорошо следил за дорогой, этого бы не случилось.
– Лошадь появилась на дороге из-за поворота: существует ли способ видеть сквозь здания, хотелось бы, чтобы вы научили меня этому, – парировал Вериг.
– Ты обязан заботиться обо мне!
– Именно этим я и занимаюсь, – спокойно ответил он. – Вы прожили в Риме гораздо больше меня и должны знать, что нельзя появляться на улицах поздно вечером, когда идет доставка продуктов и товаров, а город полон бандитов.
– Не собираюсь сидеть всю жизнь в этом доме, словно в могиле! – взорвалась Ларвия и сердито отвернулась от него.
– Значит, навещайте сестру днем, – рассудительно ответил Вериг.
– Днем она занята.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27