Гладиатор кивнул.
– А ты придешь завтра в полдень на слушание дела. Возможно, понадобятся твои показания.
Как только гладиатор развязал веревки, Парис рухнул ему на руки, и тот вытащил его из комнаты. Когда дверь открылась, стоявшие снаружи стражники отступили, давая им дорогу.
– Еще одно потрясение, – Ливия удивленно заморгала глазами.
– Сексуальными преступлениями занимается гражданский суд. Я сообщу обо всем Марку Антонию, и следующая сессия сената обсудит этот вопрос. Слышал, что сенат будет заседать в зале, рядом с курией, пока не отремонтируют зал ассамблей, – Сура отодвинул стул и поднялся, качая головой: – Хорошо, что Каска покинул страну. Если он не погиб в результате поражения мятежа, то это известие убило бы его точно: обе внучки, одна – опозоренная и беременная весталка, вторая – прелюбодейка раба-варвара, – древний род Каски погряз в грязи.
– Мы по-прежнему не знаем имя любовника Юлии, – напомнила ему Ливня.
– В соответствии с законом в случае беременности жрицы-весталки она привлекается к суду, даже если имя мужчины не выявлено. Факты говорят сами за себя. Если беременна, то нарушила клятву чистоты и невинности. Хотелось привлечь к публичному суду и мужчину, чтобы предотвратить такие несчастья в будущем.
– Смерть Юлии поможет этому, – тихо произнесла Ливия.
Сура сурово взглянул на нее.
– Не надо ей сочувствовать. Она нарушила священную клятву. Вы читали летописи и знаете, как редко такое случалось со времени этрусских царей. И должен вам сказать, что совсем недоволен, что суд будет под моим председательством.
Ливия восприняла это, как обвинение.
– За Юлией хорошо наблюдали, – заметила она.
– Очевидно, недостаточно хорошо – вы разрешали ей регулярно посещать дом, который, как видно из последних показаний, является притоном разврата.
– Что! – Ливия уставилась на понтифика.
– Вы слышали, что сказал врач: сестра Юлии Розальбы состоит в противозаконной любовной связи с рабом, и вы разрешали Юлии посещать ее.
– С единственной целью встречаться с врачом, понтифик!
– Вам нужно было приглашать врача в атрий.
– Вы знаете, что это против правил.
– Но вы же пригласили в атрий двух врачей, когда Юлия упала в обморок.
– Она потеряла сознание и не могла идти, – горячо возразила Ливия, испытывая негодование, что ей приходится защищаться. – И я не считаю себя начальницей тюрьмы. Мои женщины считают за честь оказанное им доверие и с восторгом исполняют свой долг.
– Одна из ваших женщин, очевидно, не испытывала этого восторга, – оборвал ее понтифик.
– Это несправедливо… – начала Ливия.
– Достаточно, Ливия, – закончил Сура, желая прекратить дискуссию. – Ссора между нами не решит спора. Это сделает публичный суд над этой заблудшей весталкой, который состоится завтра.
– А вы займетесь вторым делом, касающимся госпожи Сеяны? – натянуто спросила Ливия, все еще испытывая жгучую боль от его упреков.
Он наклонил голову.
Ливия покинула резиденцию, не произнеся больше ни слова.
* * *
Септим уже собирался отправить рабов на поиски Марка по всему городу, как в гостиной появился Кастор и доложил, что центурион Деметр ожидает его в атрии дома Гракхов.
Септим поблагодарил его.
– Проведи его сюда, а затем, пожалуйста, оставь пас одних.
Кастор, поклонившись, вышел, а Септим, подождав, пока за ним не закроется дверь, схватил друга за плечи.
– Ради всех богов, скажи, где ты был? – потребовал он ответа. – Я ищу тебя по всему городу.
– После обеда дежурил, а затем пришел прямо сюда, – ответил Марк.
Септим изучающе посмотрел ему в лицо.
– Мне уже все известно, – тихо произнес Марк. – А как ты узнал об этом?
– Отцу рассказали в сенате – об этом только и говорят. Ему неизвестно, что это за весталка, но когда я услышал, сразу понял.
– Твой отец дома? – поинтересовался Марк. Септим отрицательно покачал головой.
– Хорошо. Мне необходимо воспользоваться его библиотекой, и совсем не хочется, чтобы кто-то заглядывал через плечо.
– Библиотекой? Для чего?
– Ведь до того времени, как он стал сенатором, был адвокатом, не так ли? – нетерпеливо произнес Марк. – У него должны сохраниться копии религиозных законов, которыми будет пользоваться понтифик на суде.
– А разве это поможет тебе?
– Еще не узнаю, пока не прочитаю кодекс. Пошли. Септим провел его в библиотеку, находившуюся в задней части дома, и отступил в сторону, когда Марк стал изучать бирки с надписями на нижних полках.
– Откровенно говоря, удивляюсь, что ты сейчас не атакуешь резиденцию понтифика и не рубишь головы охранникам Юлии, – проговорил Септим.
– Таково было мое первое желание.
– И кто остановил тебя?
– Получил хороший совет от неожиданного источника, – сухо ответил друг, извлекая с полки пергаментный свиток.
– Что это значит?
– Неважно, – отозвался Марк, развернув пергамент, просмотрел его и положил на место.
– Ты советовался с сестрой Юлии? Сегодня она собирала в доме лучших адвокатов. Возможно, ей они что-то посоветовали.
– Нельзя идти туда. Если меня увидят там, то ее тоже могут привлечь к суду, – вероятно, Сура уже установил наблюдение за домом.
– За что ее привлекать к суду? – потребовал ответа Септим. – Марк, что ты задумал?
– Мне здесь и половины не попятно, – пробормотал Марк, не обращая внимания на вопрос друга и пытаясь прочитать еще один пергамент. – Твой отец пишет, как курица лапой.
– Это не его почерк, – пояснил Септим. – Писал раб.
– Не знаешь, где у него лежат религиозные законы? – спросил Марк, приподнимаясь на цыпочки и заглядывая па верхние полки.
Септим пожал плечами.
– Почему не знаешь? – Марк снова наклонился к нижним полкам.
– Не особенно увлекаюсь чтением, – иронично заметил Септим, но Марк не обратил на это никакого внимания.
– Позови сюда Кастора, – сказал Марк. – Я теряю драгоценное время.
Септим пробормотал себе под нос нечто невразумительное, но тут же вышел из комнаты и вернулся с рабом.
– Где лежат религиозные законы? – задал вопрос Марк, и Кастор провел его в угол комнаты.
– Это религиозные законы? – переспросил Марк.
Кастор, встав на стул, достал с верхней полки четыре свитка пергамента, вручил их Марку, который тут же развернул один из них на столе сенатора Гракха и начал читать.
– Спасибо, Кастор, можешь идти. Раб покинул библиотеку.
– Теперь понимаешь, кто лучше всех разбирается во всех этих свитках, – иронично заметил Септим.
Но Марк не слушал его – внимательно читал, просматривая листы пергамента, пока не наткнулся на раздел «Девственные весталки».
– Вот, что мне надо, – пояснил он Септиму.
– Юлии нужен адвокат? Не знаю, что предпринимает Ларвия, но я могу нанять лучшего адвоката, – предложил Септим. – Отец хорошо знает всех адвокатов, и мы можем заплатить.
– Ей не положен адвокат: завтрашнее слушание дела – чистейшая формальность, только в назидание остальным, – ответил Марк, продолжая внимательно читать страницу.
– А бывают какие-то смягчающие обстоятельства? – нетерпеливо спросил Септим.
Марк не отвечал.
– Может, какие-то не зависящие от нее ситуации, которые привели ее к нарушению клятвы? – настаивал Септим.
Марк наконец поднялся из-за стола, лицо его выражало решительность.
– Так я и предполагал, – проговорил он.
– Что? – встревожился Септим. – Скажи, что задумал?
Марк ничего не ответил.
Он наконец знал, что нужно делать.
ГЛАВА 10
Птицы еще молчали, а Юлия, заключенная под стражу, проснулась в своем заточении в доме первосвященника. Матрацем, на котором ей пришлось спать, давно не пользовались, простыни оказались мятыми и пыльными. Вытряхнув их, она поправила постель, подошла к закрытому окну и стала наблюдать за первыми желтыми отблесками, появившимся на восточном небосклоне.
Может быть, сегодня последний день ее жизни. Она не знала, сколько времени потребуется для вынесения приговора и приведения его в исполнение. Вероятно, это произойдет вскоре после суда.
Так тому и быть. Она довольна: Марк уже в Элизиуме – и они встретятся там.
Юлия только сожалела о будущем: положив руку на еще плоский живот, задумалась о их ребенке, растущем там и обреченным погибнуть, еще не родившись, – его родители согрешили.
Зная, что ее подвергнут публичному осмеянию, она не чувствовала себя грешницей – ей было все равно: вечера, проведенные в объятиях Марка, стоят тех лет, которые у нее собираются отнять, уверенная, что Марк перед смертью чувствовал то же самое.
Юная узница отошла от окна, задумавшись о тех заключенных, которые, возможно, как и она, стояли вот здесь: священники, нарушившие клятвы, злоупотреблявшие своими привилегиями, использовавшие за взятки свое влияние; заключенными этой кельи многие годы были всегда мужчины, и никого из них не ждала участь, выпавшая на ее долю.
К чему ей готовить себя, когда ее похоронят живьем? К медленному, страшному удушью, как многие считают? Или приятному забвению, будто тонешь? Может быть, к постепенному засыпанию с потерей сознания, которое, в конце концов, и закончится смертью?
Кто знает.
Солнце начало подниматься, а суд состоится в полдень, Юлия понимала, что никто ей не поможет: Марк мертв, дед скрылся, бежав из страны, а даже если бы и остался, то отказался бы от нее, опозорившей его знатный древний род. Ларвия, несомненно, что-то предпринимает, возможно, кого-то попытается подкупить, действуя за кулисами. В то же время ей было ясно, что совершившей преступление, ужаснувшее всех, нельзя надеяться на спасение.
У опозоренной весталки нет друзей.
Присев на край постели, она положила руки на колени и, сцепив пальцы, стала вспоминать, как в первый раз увидела Марка, такого красивого, высокого, гордо стоявшего рядом с Цезарем; один его взгляд обдал ее нестерпимым жаром.
Приятные мысли скрасят время до полудня.
* * *
Ларвия поднялась, когда Вериг появился в гостиной, подождала, пока он закроет за собой дверь.
– Удалось достать? – нетерпеливо спросила она. Телохранитель достал из кармана туники небольшой пузырек, который она быстро схватила, зажав в руке.
– Что это?
– Сирийский яд, или мышьяк, как называют его греки. Действует очень быстро, твоя сестра не будет страдать, если выпьет его сразу после погребения.
– Ты купил его у Париса?
– Нет, его не было дома, и никто не знает, где он. Продал его второй врач Антистий, живущий па этой же улице. Тебе разрешили повидаться с Юлией?
Ларвия печально покачала головой.
– Эта старая книжица Ливия Версалия строго следует букве закона и никого к ней не впускает. Я долго говорила с ней, но ничего не добилась. Также ничего не получилось не только с ней, но и с остальными: последние десять лет в городе можно было всех купить, но на этот раз деньги оказались бесполезны, даже не удалось подкупить писца, чтобы получить копию выдвинутого против Юлии обвинения.
– Все боятся, Ларвия: правительство гарантирует жрицам-весталкам особые привилегии, народ относится к ним с глубоким почтением и благоговением, а твоя сестра поставила их в трудное положение, которое они попробуют исправить ценой ее жизни.
– Ей и в голову не приходило ставить кого-то в смешное положение, просто влюбилась, – тихо произнесла Ларвия.
– От Деметра есть какие-нибудь сообщения? – поинтересовался Вериг.
– Нет. Но он – моя единственная надежда. И если у него ничего не получится, передам яд Юлии, хотя невыносима сама мысль, что сестра будет задыхаться, кричать, скрести ногтями каменные стены своей могилы, – она замолчала, закрыв рот рукой, Вериг прижал ее к себе.
– Найду способ передать ей яд, – заверил он. – Тебя они знают как сестру, меня – нет. Что-нибудь придумаю, не беспокойся об этом.
Ларвия взглянула на него с благодарностью.
– Когда начинается суд? – спросила она.
– Объявление вывешено на форуме, – сообщил Вериг. – Как только служитель объявит полдень, ее выведут из резиденции первосвященника.
Ларвия наклонила голову к его плечу, и он еще теснее прижал ее к себе, целуя волосы.
– Может, во всем виновата я? – прошептала она. – Наверное, следовало отговорить ее, предостеречь, не разрешить встречи?
– Не вини себя. Тебе не дано остановить их, как и предотвратить то, что произошло между нами, – это неизбежность.
– Судьба, – произнесла Ларвия.
– Да.
– Странно слышать, что галл говорит о судьбе, – добавила она, грустно улыбаясь.
– Почему? Неужели считаешь это только привилегией римлян?
– Передай яд Марго, – сказала вдруг Ларвия, отстраняясь от него. – Как рабыне Юлии, ей будет разрешено находится рядом с ней до самого конца, а значит, она сможет незаметно передать яд.
– Ты уверена, служанка не откажется? – засомневался Вериг.
Ларвия кивнула, уверенная в этом.
– Пора уже собираться, – мягко напомнил Вериг. Ларвия снова преподнесла руку ко рту.
– Как жалею, что приходится идти туда, и казню себя за все случившееся.
– Нужно пойти туда, – возможно, это последняя встреча с сестрой, – ответил он. – Будь смелой ради нее.
– Я совсем не смелая.
– Нет, смелая. И никто не знает это лучше, чем я. А теперь иди, – Вериг подтолкнул ее к спальне, и, бросив на него последний взгляд через плечо, она вышла.
Он смотрел ей вслед – долго и печально. Сегодняшний день, кажется, обещает быть долгим.
* * *
Весеннее солнце светило ярко, когда из резиденции первосвященника вывели Юлию, и под охраной испанских стражников повели к ростре, специально возведенной сегодня утром для слушания дела. Процессию завершали Сура, понтифик, и Ливия Версалия в торжественном одеянии Верховной Жрицы девственных весталок. Там их уже ожидал консул Марк Антоний, который должен был окончательно решить судьбу несчастной.
Собравшая толпа с нетерпением ожидала редкого представления: римляне, воспитанные на кровавых гладиаторских боях и ужасающих казнях поверженных врагов, отдаваемых на растерзание диким зверям, с нетерпением ожидали казнь девственной весталки: сам факт, что именно девственность явилась причиной суда, придавало событию особую остроту.
Остальные весталки в одеяниях шафранового цвета, сидели рядом с рострой и должны были наблюдать суд над своей сестрой – в конце концов, это могло произойти с каждой из них.
Ропот прошел по толпе при появлении вдали тонкой фигурки Юлии; она приближалась – ее можно было рассмотреть лучше, и случилось самое непредвиденное.
Толпа замолчала: зрители, пришедшие поулюлюкать, посмеяться, увидев ее со связанными впереди руками, золотисто-рыжими волосами, струившимися по узким плечам, в простой белой рубашке вместо пышных одеяний, забыли о своих недавних намерениях.
Эта женщина совсем не напоминала проститутку – их изумленному взору предстала невинная молодая девушка, выбравшая свою судьбу и готовая поплатиться за это.
Марк Антоний выжидал, пока обвиняемая со стражниками не приблизилась к ростре. Началось слушание дела на специальном церемониальном языке, как того требовали религиозные законы. Но не успел начаться допрос Юлии, как с другого конца форума раздался крик, – все головы повернулись туда, чтобы увидеть, кто же это такой смелый, напомнивший о временах братьев Гракхов, не побоявшийся прервать суд над весталкой?
К ростре быстро приближался Марк Корва Деметр, герой Галлии и Иберии, в полной парадной форме, со всеми золотыми медалями, сверкавшими на солнце.
Марк Антоний с изумлением смотрел на него: что понадобилось здесь Деметру?
Увидев своего друга, Септим закрыл глаза.
Что бы сейчас не предпринял Марок, это будет глупо и одновременно очень опасно.
Ларвия, увидев Марка, вздохнула с облегчением: может быть, еще не все потеряно? Она потянулась к Веригу, стоявшему рядом, схватив его за руку.
А Юлия, в мыслях похоронившая любимого, вскочила на ноги, качнулась, едва не упала на землю, но ее поддержал один из стражников.
– Что тебе надо, центурион? – потребовал ответа Антоний, придав лицу ледяное выражение.
– Эта женщина не виновата в том, в чем ее обвиняют, – заявил Марк.
– Как так? – Антонии уже начинал догадываться, что сейчас последует.
– Она обвиняется в нарушении клятвы чистоты и невинности, и доказательством этого преступления является ее беременность. Я прав?
Антоний коротко кивнул, показав жестом, что центурион может продолжать.
– Но весталка не нарушила клятвы, а беременна потому, что я изнасиловал ее. В соответствии с религиозными законами ее нужно простить и помиловать.
У присутствующих вырвался возглас изумления: прославленный воин, любимец Цезаря, совершил насилие над такой хрупкой девушкой, над весталкой, которым поклонялись, как государственным святыням? Слишком невероятно и отвратительно, чтобы быть правдой.
Юлия не сводила глаз с Марка, по ее лицу текли слезы. Любовь к нему переполняла все ее существо, казалось, что нет этой толпы. И в следующее мгновение ей стали ясны его намерения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27