А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Езжайте по этой улице, – сказала Хильда. – Я покажу вам, где свернуть.
Зажегся зеленый свет, и мы покатили по испещренному выбоинами асфальту.
– А где живет ваша сестра?
– У нее коттедж в Бугенвиллия-Корт, номер три. Это недалеко отсюда, на Лос-Баньос-стрит.
– Может, я загляну туда позже. Вряд ли у вас есть ключ?
– Ключа у меня нет. А зачем он вам?
– Чтобы взглянуть на ее вещички. Они могут объяснить, куда она уехала и почему.
– Понятно. Ну, вас сможет впустить управляющий.
– А вы даете мне разрешение?
– Конечно. – Она молчала, пока мы пробирались по скудно освещенным улицам к окраине города. – Как вы думаете, мистер Арчер, куда уехала Энн?
– Я собирался спросить об этом у вас. Понятия не имею, если вы не ошибаетесь насчет нее и Керригана.
– Я не могу ошибаться, – отозвалась она. – Почему вы все время к этому возвращаетесь?
– Когда исчезает женщина, приходится искать мужчину в ее жизни. У нее их было много?
– Порядочно. Я не подсчитывала их.
Ее голос звучал резко, и я заинтересовался, действительно ли она не испытывала ревности.
– Энн могла сбежать с кем-нибудь из них?
– Сомневаюсь. Энн не доверяет мужчинам. Зная отца, этому не приходится удивляться. Она и слышать не желает о замужестве и больше всего ценит независимость.
– Ваш отец сказал, что Энн покинула дом в пятнадцать лет. Значит, она уже лет десять живет самостоятельно?
– Не совсем. Она оставила его, когда ей было пятнадцать, после... после ссоры с ним. Но мы с Брэндом поселили ее у себя до окончания школы. Потом Энн нашла работу и стала жить сама по себе. Мы пытались оставить ее у нас, но, как я говорила, она очень независимая.
– А из-за чего она поссорилась с отцом? Вы что-то говорили о том, что он ее портил.
– Разве? Ну, я имела в виду не совсем это. Отец ужасно с ней поступил. Не спрашивайте, как именно. – Эмоции душили ее, словно кровь, хлынувшая из горла. – Большинство мужчин в этом городе сущие варвары во всем, что касается женщин. Для девушек это ужасное место. Все равно что жить среди дикарей.
– Неужели все так плохо?
– Хуже некуда. – Внезапно она закричала: – Ненавижу этот город! Знаю, что так нельзя говорить, но иногда мне хочется, чтобы землетрясение стерло его с лица земли!
– Из-за неприятностей между вашей сестрой и отцом?
– Да я и не думала о них, – отмахнулась она.
Я посмотрел на нее. Хильда сидела неподвижно; ее глаза казались совершенно черными на бледном лице. Она приподнялась и наклонилась ко мне.
– Здесь сворачивайте налево. Простите. Боюсь, отец расстроил меня куда сильнее, чем мне казалось.
Дорога вилась спиралью среди невысоких холмов, застроенных домами. Это был хороший жилой пригород, где люди могли отвернуться от унылого настоящего и заглянуть в более радостное будущее. Большинство домов были новыми и современными, поэтому с трудом вписывались в ландшафт. Под плоскими выступающими крышами виднелись бетонные стены с освещенными окнами.
Я свернул на асфальтированную дорожку и остановился. Дом Хильды походил на другие, за исключением того, что в окнах не было света. Женщина смотрела на темное низкое здание, словно это был опасный лабиринт, через который ей предстояло пробираться.
– Вы здесь живете?
– Да. – В ее голосе послышалась трагическая нотка. – Простите. Мне не следовало говорить об этом, но я боюсь туда входить.
– Боитесь? Чего?
– Чего боятся люди? Смерти. Других людей. Темноты. Я боюсь темноты. Доктор назвал бы это никтофобией, но знание названия болезни не помогает от нее избавиться.
– Если хотите, я войду с вами.
– Очень хочу.
Я подал ей руку, и мы двинулись по мощеной дорожке. Хильда держалась смущенно, стараясь идти подальше от меня, словно ей было неловко опираться на руку мужчины. Но в дверях, коснувшись меня бедром и грудью, она взяла меня за обе руки и провела в темный холл.
– Не уходите.
– Но я должен идти.
– Пожалуйста, не оставляйте меня одну. Я ужасно боюсь. Потрогайте, как бьется сердце.
Хильда с такой силой прижала мою руку к своему боку, что кончики моих пальцев утонули в ее мягкой плоти, коснувшись ребер. Сердце действительно колотилось от страха или другой сильной эмоции.
– Видите? Я боюсь. Мне так много ночей пришлось провести одной.
Я чмокнул ее и отодвинулся.
– Вы всегда можете включить свет. – Я пошарил по стене в поисках выключателя.
– Нет. – Хильда убрала мою руку. – Я не хочу, чтобы вы видели мое заплаканное лицо. Я и так не слишком красива.
– Вы достаточно красивы для всех практических целей.
– Нет. Вот Энн в самом деле красивая.
– Об Энн я ничего не знаю. Я никогда ее не встречал. Спокойной ночи, миссис Черч.
– Спокойной ночи, – ответила она после паузы. – Не хочу снова извиняться, но на минуту я потеряла голову. Брэндон часто работает допоздна. Когда он вернется, со мной будет все в порядке. Спасибо, что подвезли меня.
– Не стоит благодарности.
– Если увидите Энн, сразу дайте мне знать.
Я пообещал это сделать и поехал назад в город.
Глава 8
Бугенвиллию-Корт сторожили две финиковые пальмы, стоящие по обеим сторонам входа, словно лохматые часовые. Когда я вышел из машины, толстая крыса пробежала по тротуару передо мной и быстро полезла по стволу одной из пальм. Давно сухой фонтан в центре двора украшал бетонный ангел, покрытый щербинками, похожими на следы оспы. Каждый из восьми коттеджей вокруг имел маленькое крыльцо, поросшее бугенвиллией с пурпурными цветами. В большинстве коттеджей горел свет и играла музыка, но только не в номере три.
Дверь открылась, как только я прикоснулся к ней. Я включил карманный фонарик. Край двери вокруг замка был исцарапан и местами расщеплен. Я вошел внутрь и закрыл дверь локтем. Думая о том, что со времени исчезновения Энн Майер прошло уже шесть дней, я инстинктивно принюхивался в поисках запаха смерти, но ощущал лишь застоявшиеся ароматы жизни – сигаретный дым, алкоголь, духи и трудноописуемый мускусный запах секса.
Луч моего фонарика скользил по стенам и мебели, выхватывая из темноты репродукции смуглых обнаженных женщин Гогена и проституток Лотрека в больших причудливых шляпах, поддельный камин с газовой горелкой, маленькую книжную этажерку, разбросанные повсюду книги в бумажных обложках, секретер кленового дерева, портативный бар из ротанга и складную тахту с полосатой обивкой, выглядевшую новой и отнюдь не дешевой.
Крышка секретера была открыта – хлипкий замок вышел из строя. Ящики были набиты бумагами и конвертами. Верхний конверт был надписан мужской рукой и адресован мисс Энн Майер, но внутри ничего не оказалось.
За прикрытой занавесом аркой начинался короткий коридор, ведущий в спальню и ванную. Спальня была маленькой и сугубо женской. Кровать на низких ножках и туалетный столик покрывала желтая кисея под стать занавескам. Стенной шкаф набит одеждой – спортивные и деловые костюмы, пара вечерних платьев, слегка пахнущих пудрой и духами.
Было невозможно определить, все ли на месте, но на подставке для обуви имелись пустые места. Кровать была тщательно застелена, однако сбоку виднелась вмятина в том месте, где кто-то сидел. На столике возле кровати лежали золотые часики, украшенные маленькими бриллиантами.
Под кроватью было пусто, а содержимое ящиков могло представлять интерес разве только для фетишистов: Энн Майер тратила много денег на нижнее белье.
Я вошел в ванную, опустил штору на маленьком высоком окошке и включил свет. На веревке над ванной висели чулки. Я открыл аптечку над раковиной. Среди множества пузырьков и коробочек имелась картонная коробка, наполовину полная капсулами с голубой полоской и с надписью: «Принимать, когда нуждаетесь в отдыхе и сне».
Закрыв зеркальную дверцу, я посмотрел на свое отражение сквозь пятна зубной пасты на стекле. Лицо казалось бледным, а прищуренные глаза светились любопытством. Я вспомнил пальмовую крысу. Она живет во мраке, питаясь объедками, и вечно прислушивается. В ожидании опасности. Думая о ней, я чувствовал, что крыса мне нравится куда больше самого себя.
Сквозь зашторенное и закрытое окно соседнего коттеджа доносилась громкая музыка: «Бэби, не пора ли домой?» Зубной щетки на полочке не оказалось. Я вернулся в спальню и подошел к туалетному столику. Кое-каких вещей явно не хватало – губной помады, пудры, крема для лица, карандаша для бровей. Зато присутствовали щипчики и бритва.
Вернувшись в первую комнату, я обшарил ящики секретера. В них не было ничего личного, хотя счета и деловые письма оставались нетронутыми. Наполовину использованная чековая книжка демонстрировала баланс свыше девятнадцати тысяч долларов. На последнем обрывке была отмечена уплата 7 октября ста сорока трех долларов и тридцати центов мадемуазель Файнери. Восемь дней назад.
Отделения для бумаг были забиты счетами и расписками в получении – большей частью за одежду и мебель. Снова ничего личного. Я был готов сдаться, когда обнаружил прижатый к задней стенке одного из отделений конверт, сложенный вдвое. На нем стоял штемпель Сан-Диего почти годовой давности. Конверт содержал письмо, написанное химическим карандашом на обеих сторонах листа дешевой гостиничной бумаги. Письмо было подписано «Тони».
Я закрылся в освещенной ванне и начал читать:
«Дорогая Энн!
Возможно, ты удивишься, услышав обо мне. Я и сам удивляюсь. После того, что ты сказала мне в последний раз, я не думал, что захочу видеть тебя снова, а тем более писать тебе. Но я застрял в Диего, а этот ужасный городишко не стал лучше со времен войны. Корабль, который я должен встретить, задержал шторм у полуострова Калифорния. Он прибудет не раньше завтрашнего утра, поэтому мне пришлось здесь заночевать. Я вижу перед собой в этой комнатушке твое лицо, Энн. Почему ты мне не улыбаешься?
Ты, очевидно, думаешь, что я совсем спятил, но я сегодня вечером даже не выпил ни капли. Я выходил прогуляться и видел много женщин, которые охотно пошли бы со мной, но они мне не интересны. С тех пор как я встретил тебя, меня не интересуют другие женщины. Я бы женился на тебе, если бы ты согласилась. Я знаю, что у меня туго с деньгами и что я не могу соперничать с тем парнем, делающим деньги на выпивке, но я преданный друг. А того парня тебе следует остерегаться, Энн. Ему нельзя доверять. Я слышал, что он скоро угодит в финансовую дыру, так как у его жены кончились деньги.
Я знаю, что ты считаешь меня «мексикашкой», недостаточно хорошим для тебя. Но это неправда, Энн. Мои родители были стопроцентными испанцами, и в моих жилах нет ни капли мексиканской крови. Я ничуть не хуже тебя и куда более белый, чем тот парень. Из-за тебя я готов на все, Энн.
Это не угроза. Я никогда тебе не угрожал. Когда я сходил с ума, дело было вовсе не в ревности, как ты говорила. Я беспокоился за тебя. Я напролет ночи стоял возле твоего дома, когда тот парень был там. Я делал это много раз, так как стремился тебя защитить, хотя никогда ничего тебе не рассказывал. Не бойся – другим я тоже не стану выбалтывать секреты.
Я люблю тебя, Энн. Когда я выключаю свет, то вижу твое лицо, сияющее в темноте, как звезда.
Твой верный друг
Тони.
P.S. Я уже говорил, что в этом городе полно женщин. Если я останусь здесь еще на одну ночь, не знаю, что может случиться. Хотя для тебя, Энн, это все равно не имеет значения. Т. А.».
Я привожу письмо в отредактированном виде, так как мне пришлось прочитать его дважды, чтобы понять смысл безграмотных каракулей. Это было все равно что заглядывать в глаза мертвецу, пытаясь расшифровать запечатленные в них воспоминания.
Когда я открыл дверь ванной, в коттедже что-то изменилось. Более тонкое чувство, чем слух, ощутило присутствие в гостиной массивной дышащей массы. С освещенной ванной за спиной я был уязвим. Маленький коридор с лишенной двери аркой походил на тир, где я играл роль мишени.
Я выключил свет и боком двинулся к двери в спальню, нащупывая рукой дверной косяк. Вторая рука держала фонарь, готовая использовать его как осветительный прибор и как дубинку. Я услышал шорох занавеса в арке в шести футах от меня. Потом щелкнул выключатель, и в коридоре зажегся свет.
Рядом с отодвинутым в сторону занавесом на меня смотрело дуло револьвера 45-го калибра – отнюдь не маленького оружия, но казавшегося миниатюрным в державшей его ручище.
– Выходите оттуда.
Я застыл в дверях, явственно ощущая линию безопасности, которая проходила по моему телу, наполовину остававшемуся в коридоре.
– Выходите с поднятыми руками. – Это был голос шерифа. – По счету «три» я стреляю. – Он начал считать.
Я сунул фонарь в карман, поднял руки и шагнул из тени. Черч прошел сквозь арку, задев тульей шляпы планку занавеса. Казалось, он дорос до семи футов.
– Ах это вы! – Шериф подошел ближе и ткнул револьверным дулом мне в солнечное сплетение. – Ну и что вы здесь делаете?
– Мою работу.
– Какую именно?
– Майер нанял меня искать его грузовик.
– И вы подумали, что он спрятан в ванной мисс Майер?
– Он также поручил мне найти его дочь.
Черч подтолкнул оружие мне под ребра.
– Где она, Арчер?
Я напрягся под давлением оружия и еще более ощутимым давлением паники. Глаза Черча были расширены, взгляд – пустой. Вокруг рта четко обозначились мышцы. Он, казалось, был готов убивать.
– Не знаю, – ответил я. – Предлагаю спросить у Керригана.
– Что вы имеете в виду?
– Я объясню, если вы прекратите изображать крутого копа. Железо не идет на пользу моему желудку. И свинец тоже.
Черч убрал револьвер, глядя на него так, словно это было живое существо, противившееся его контролю, но не спрятал его в кобуру.
– При чем тут Керриган?
– Он все время путается под ногами. Когда застрелили Акисту, Керриган находился неподалеку. Грузовик был нагружен виски Керригана. Ваша исчезнувшая свояченица была служащей Керригана, и очень вероятно – его любовницей. И это только начало.
Я хотел рассказать ему о разговоре, который подслушал в «Восточных садах Сэмми», но решил оставить эти сведения при себе.
Черч сдвинул шляпу на затылок, как будто она мешала ему думать, и потер синеватый шрам на виске, возможно оставленный пулей. С открытым высоким лбом он казался совсем другим человеком – смущенным и озадаченным, для которого ковбойская шляпа и крутая внешность служили защитной окраской. Оружие безвольно повисло в его руке.
– Я уже допросил Керригана, – заговорил он изменившимся голосом, негромким и неуверенным. – У него алиби на время выстрела.
– Алиби, подтвержденное его женой?
– Ее слова для меня достаточно. Я давно знаю Кейт Керриган. Я знал ее отца – судью. Этой женщине я полностью доверяю.
– Такая женщина могла бы солгать ради мужа.
– Возможно. Но она не лжет. В любом случае, Керриган не нуждается в алиби. Он респектабельный бизнесмен.
– Насколько респектабельный?
– Я не говорю о его частной жизни. Когда вы можете терять столько, сколько Керриган, вы не станете убивать водителей грузовиков на шоссе.
– Даже за семьдесят штук? Между прочим, это огромное количество виски. Что он с ним делает – купается в нем?
– Он его продает.
– В своем мотеле?
– Насколько я знаю, нет. У него бар на другой стороне города. Ночной клуб «Золотая туфелька».
– На Янонали-стрит?
– Попали в точку.
– Что еще у него есть, о чем я не знаю? Политические связи?
– Очевидно – через жену.
– Это часом не влияет на вашу оценку Керригана? – рискнул спросить я.
Шрам на виске шерифа покраснел и начал пульсировать.
– Вы слишком далеко заходите с вашими вопросами.
– Я вынужден искать на них ответы там, где это возможно.
– Не забывайте, с кем вы говорите.
– Вы не даете мне об этом забыть.
– Вы не совсем верно оцениваете ситуацию, – сказал Черч. – Мое терпение не бесконечно. Если вы ищете неприятностей, я могу засадить вас за взлом.
– Взламывать было нечего. Когда я пришел сюда, дверь уже была взломана.
– Вы уверены?
– Абсолютно. Коттедж взломали, но это был не обычный грабитель. На столике в спальне лежат дорогие часы. Вор забрал бы их, но не стал бы брать другие вещи, которых недостает.
– Какие?
– Личные вещи – зубную щетку и тому подобное. Думаю, Энн Майер уехала на уик-энд, но не вернулась. Тогда кто-то вломился сюда и забрал вещи, связанные с ее личной жизнью: письма, книгу с адресами и телефонами...
– Вы не имели права сюда входить, – заявил шериф. – Даже если дверь взломали не вы, все равно вы нарушили закон.
– Ваша жена разрешила мне обыскать квартиру.
– А она тут при чем?
– Исчезла ее сестра, ближайшая родственница...
– Где вы с ней виделись?
– Я отвез ее домой от Майера менее часа тому назад.
– Держитесь от нее подальше, ясно? – зарычал шериф. – Подальше от моего дома и моей жены.
– Возможно, вам лучше посоветовать жене держаться подальше от меня.
Мне не следовало этого говорить. Черч затрясся от гнева. Револьвер взлетел кверху, и дуло ударило меня по подбородку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19