Боюсь, что он мой соотечественник.
Брови у Джереми слегка приподнялись.
– У тебя симпатичный земляк, но не думаю, что я когда-либо с ним встречался.
Чендлер нахмурился, глядя в свой пустой бокал. Затем запустил его вдоль стойки бара.
– Еще один, Хаммад. Хотя хорошо бы нам уже и поужинать. Да, ты его не встречал, Джереми. Он появился сразу после твоего отъезда. Вообще-то с ним дела плохи, и мне не хотелось, чтобы он был здесь. Я так понимаю, что мозги у него сделаны из жевательной резинки, все слиплись и перекрутились там, у него в башке. Он настоящий сумасшедший, кроме шуток. Он не вылазит из этих частных заведений для чокнутых. Я думаю, он – шизофреник. Он из очень богатой семьи, и они не хотят помещать его в психушку на все время. При обострениях, когда он начинает сильно беситься, его кладут в одну из шикарных частных клиник, а как приступ проходит – выписывают. В любом случае, я думаю, что он может быть небезопасен, этот Грегори Палмер Третий. О, эти милые старые американские династии! Они весь мир перевернут вверх тормашками, чтобы откопать, кем был их прапрадедушка. В общем, фамильная гордость, как говорят у вас в Британии.
Ладно, пошли поедим, надо набраться сил, а то, когда Малага ворвется сюда, можем не выдержать.
Метрдотель указал им на стол недалеко от входа и подал меню. Джереми пробежал глазами обширный список блюд и взглянул на Чендлера.
– Ты смотри, никакого тебе кус-куса, сплошь французская кухня, И официанты, смотри, во фраках, никаких там тюрбанов и прочего.
Чендлер пожал плечами.
– Ну что ты, в таком заведении, как это, арабская кухня считается несколько вульгарной. Но я считаю, что здешнюю пищу следует попробовать. Ты знаешь, ведь они едят руками. Вот мы с тобой потренируемся в выработке марокканских манер, например в искусстве есть только тремя средними пальцами правой руки, и можем смело закатываться в какой-нибудь арабский ресторан. Ну а пока вкусим здешних французских блюд, уверяю тебя – они превосходны. А из вин настоятельно рекомендую местное розовое.
Сделав заказ, Чендлер принялся разглядывать публику.
– Я здесь уже неделю, но ни с кем даже не перемолвился и словом. Для меня, с моей склонностью к болтовне, это хуже ада. У тебя, по крайней мере, есть хоть есть собака.
Джереми кивнул.
– Она, конечно, не так остроумна, как ты, но слушатель в сто раз лучший. А вот взгляни на эту пару с мальчиком. Они еще сидели в баре рядом с нами. Не знаешь, кто они?
Чендлер оглянулся.
– Разумеется, твои земляки. Стопятидесятипроцентные англичане, и примерно столько же процентов необщительности. Мне пару раз удалось перекинуться с ними несколькими словами. Он – отставной армейский офицер, или что-то в этом роде. Мальчик был болен и поэтому не в школе. Разумеется, он учится в этом вашем знаменитом исправительном заведении, именуемом Итоном. Вот я хочу тебя спросить кое о чем, почему все выпускники Итона говорят: «Я окончил Итон», остальные, окончившие обычную школу, говорят: «Я окончил школу»? То же самое, как и женщины, которые носят норковые манто, они ведь никогда не говорят: «Мое пальто», они всегда скажут: «Моя норка». Да, о чем это я? Ах да, об этой английской семье. По-моему, они неплохие, но немного скучные. Меня всегда трогает до слез, когда я вижу вот такие пары, мирно беседующие друг с другом после пятнадцати-шестнадцати лет супружества.
К выходу мимо их столика направлялась седовласая, очень пожилая пара. Мужчина крепко держал женщину за руку. Другой рукой она опиралась на палку. Двигалась очень осторожно, как по льду. Ее лицо искажала гримаса боли. Был слышен их шепот.
– Стенли, ты делаешь мне больно. Ой, я сейчас упаду…
– Да нет же, дорогая, все в Порядке. – Голос мужчины был тихим и нежным.
– Посмотри, всего еще только три ступеньки. Будь умницей.
Джереми и Чендлер молчаливо наблюдали за ними. После длинной паузы Чендлер наконец произнес:
– Я не знаю, кто они, но скорее всего – англичане. Старушонка, по-видимому, после инсульта, он за ней так трогательно ухаживает. В общем, не знаю, как ты, а меня от этих благостных картинок вокруг уже начинает мутить. Скорей бы уж наконец появилась Малага и оживила нашу жизнь присутствием настоящего здорового греха. Постой, постой. Ого-о! – Он тихо присвистнул.
Джереми поднял голову. В широком сводчатом проходе стояла девушка, на вид лет восемнадцати. Маленькая и стройная. Ее медно-рыжие волосы были коротко подстрижены. Пол-лица занимали невероятно большие выразительные глаза. На ней было узкое платье яркого, переливчатого синего цвета.
Подошел метрдотель и почтительно поклонился. Джереми и Чендлер проводили ее глазами через весь зал, Чендлер сделал большой глоток вина и покачал головой.
– Мила, – тихо заметил он, – бесспорно мила. И к тому же одна. Я вынужден в корне изменить свое мнение об этом заведении. Насколько я понимаю, она здесь в первый раз.
Джереми с улыбкой добавил:
– Не хотелось бы портить тебе настроение, но, насколько я понимаю, она по возрасту годится тебе в дочери и даже во внучки.
Чендлер поморщился, не отрывая глаз от девушки.
– Пошел на хрен. Рядом с таким папочкой, как я, она будет хорошо смотреться. Между прочим, женщины находят мою седину неотразимой.
Джереми устало кивнул.
– Ты от скромности не умрешь, старик. Но в любом случае, я тебе не соперник. Все девочки и женщины в этом заведении и вокруг твои. С женщинами я завязал.
Чендлер вопросительно посмотрел на него.
– Что, сделался педиком? Жаль, что ты слишком стар для Грега Палмера.
Обратив глаза вновь к входной двери, он увидел нечто, заставившее его воскликнуть.
– А вот, мой мальчик, и долгожданные гости. В дверях появился молодой человек среднего роста, темноволосый, с короткой стрижкой, плотного телосложения. Рядом с ним стояла высокая, стройная молодая женщина. Она была одета в золотистые брюки и тунику до колен того же цвета. Ее длинные черные волосы свободно спадали по обе стороны лица. Большие сильно накрашенные глаза безразлично скользили по лицам присутствующих. На мгновение они задержались на Джереми и Чендлере и двинулись дальше. Еще через мгновение они вернулись назад и на сей раз вспыхнули радостью.
– Чен! Джереми! Какого черта вас сюда занесло?
Оба встали. На лице Чендлера изобразилась гримаса, что-то наподобие улыбки. Он взял ее за руки и поцеловал в щечку.
– Добро пожаловать в старый добрый Марракеш, Малага. Какого черта вас сюда занесло? Это самое распространенное приветствие, каким обменивается англоязычный народ за границей.
Глава четвертая
С легкой улыбкой Чендлер оглядел зал.
– Это один из твоих самых эффектных выходов, Малага. Все взоры прикованы к тебе. Видишь, сколько кругом раскрытых в изумлении ртов? А ведь некоторые рты были чем-то наполнены. Даже не хочется прерывать это представление. Но я дико извиняюсь, пригласить вас присоединиться к нам мы не можем – столик слишком тесен. Встретимся в баре после ужина. Метрдотель, проводите эту даму.
Малага посмотрела на Чендлера сквозь ресницы полузакрытых глаз. На ее нежном овальном лице не дрогнул ни один мускул.
– Паршивец!
Она сплюнула это слово, точно вишневую косточку, и, послав Джереми воздушный поцелуй, медленно двинулась прочь, слегка покачивая своими узкими бедрами.
Чендлер указал место в дальнем конце зала, подальше от ансамбля, состоящего из двух клавишных и ударника.
– Давай сядем сюда, здесь тише всего. Каждая капля новостей, которые поведает нам Малага, для меня драгоценна, и я не хотел бы ничего упустить.
Они уселись, и Чендлер раскурил короткую тонкую сигару. Затем он посмотрел на Джереми сквозь пламя спички.
– Ты переспал с Малагой хотя бы раз?
Джереми отрицательно покачал головой.
– Нет.
Чендлер задул спичку.
– Вот как? А ведь это своеобразная визитная карточка. Пропуск в высшее общество. Ах да, я совсем забыл. Ты же тогда вертелся около Макси. Но если говорить о Малаге, то она в полном порядке. И при желании ты можешь это проверить. Подумай об этом. В постели она то, что надо. А вот и они.
Джереми и Чендлер встали. Джереми подал Малаге стул, а Чендлер дал знак официанту.
– Как насчет бренди и кофе, Малага? Грег?
Грег плюхнулся на стул и пробормотал:
– Я хочу коку.
Чендлер взглянул на него и брезгливо поджал губы.
– Коку? После ужина? Это что-то новое. – Сделав заказ, он опустился на стул. – Малага, ты прекрасно выглядишь. Что нового в Сан-Мигеле? Что заставило тебя его покинуть? Может быть, тебя наконец оттуда выгнали?
Грег подался вперед и поглядел в лицо Чендлеру. Глаза его были похожи на два коричневых диска, плоские и пустые.
– Слышал, как вы говорили с официантом. Вы хорошо говорите по-французски, Чен.
Чендлер стряхнул пепел своей сигары в пепельницу.
– Я все делаю хорошо, и, кроме того, должен сказать, что не люблю, когда меня называют Чен.
Грег повернулся к Джереми.
– А вас я раньше не встречал. – Он сделал паузу, сдвинув в тяжелом раздумье к переносице свои густые черные брови. – Да, не встречал. И еще я думаю, как это важно говорить на иностранных языках. А вы как считаете?
Под его пристальным взглядом Джереми испытывал легкий дискомфорт. Он заставил себя улыбнуться.
– На следующей неделе я обязательно начну изучать английский.
Грег некоторое время продолжал глядеть не мигая на Джереми, а затем внезапно захохотал, громко и неприятно. При этом выражение его лица не изменилось. Смех оборвался так же внезапно, как и начался.
За столом воцарилось неловкое молчание. Официант поставил чашки с кофе и бокалы. Малага подняла свой.
– Ну что ж, давайте повеселимся. Вы, конечно, хотите знать последние новости. Ничего существенного, за исключением, разумеется, свадьбы. Вот это был цирк, доложу я вам! Абсурдное и глупое зрелище.
Тут она осеклась и задержала свой взгляд на Джереми.
– О, – мягко воскликнула она, – я совсем забыла, Джереми. Ты ведь, конечно, знаешь об этом?.. Я думала…
Джереми улыбнулся.
– Конечно, знал, – сказал он быстро. А про себя добавил: «Будь я проклят, если расскажу им, как я узнал об этом». Он поднял бокал.
– Пожелаем им счастья. Расскажи о свадьбе. Кто жених? Надеюсь, он хорош?
Малага сделала гримасу.
– Жених? Вроде бы о'кей. Но не в моем вкусе. Он испанец, из тех, что тусовался с нами. Довольно своеобразный – когда подают счет, в карман за бумажником не лезет. Одевался он как-то затрапезно, видимо, чтобы мы чувствовали себя свободнее. Не знаю почему, но мы его терпели. Кажется, он владеет несколькими тысячами акров совершенно бесплодной земли где-то в средней Испании. К тому же, он граф или маркиз, или что-то в этом роде. Ума не приложу, что нашла в нем Макси. Нельзя же всерьез думать, что она польстилась на его титул? Тем не менее, она вдруг вспомнила о том, что католичка. Они венчались в соборе, в Малаге. Видимо, ее первое замужество не в счет – она же тогда не венчалась. Макси… – Малага взорвалась хохотом. – Представьте себе – Макси в фате! Девственная невеста! Это надо было видеть. Белая кружевная фата, букет чистых белых орхидей, много орхидей. А когда она, скромно потупив взор, проходила к алтарю – это был полный отпад. Народу было очень много. И она была, конечно, хороша… Свадьбу отмечали дважды: один раз для избранных, с его родственниками, а второй раз для нас – париев, в «Колл Герл», ну вы знаете этот ночной клуб. Это была гулянка, скажу я вам. Что-то вроде неуправляемой цепной реакции. Когда я утром уходила, все еще продолжалось. Последним, кого я видела, – это Хосе Карлоса. Счастливый жених, разумеется во всех жениховских регалиях, мертвецки пьяный лежал в ванной. Где была Макси – Бог ее знает.
Джереми не спеша закурил. Каждое слово Малаги вызывало в его памяти картины прошлого. Он видел милую смеющуюся Макси. Непредсказуемую, сумасшедшую, чудесную Макси. Он прямо-таки видел ее в белой фате, видел, как она идет по слабо-освещенному проходу храма, похожая на прекрасную Мадонну, идет к алтарю венчаться с… с другим. Ну почему, о Боже, она вышла за него замуж? Судя по описанию – это, должно быть, большое дерьмо. Малага, умница, так ярко его описала. Ей он определенно по душе не пришелся.
Джереми защелкнул зажигалку и изобразил на лице улыбку.
– Ну что же, очень похоже на обычную вечеринку в Сан-Мигеле, только повод был оригинальный. Надеюсь, что они счастливы.
Малага смущенно замялась.
– О, разумеется. Надеюсь, что да. – И добавила безразличным тоном: – А вот с венчанием в соборе Макси, по-моему, переборщила. Ведь в Испании нет разводов.
Джереми внезапно ощутил холодок в сердце. Нет разводов… То есть она замужем навеки. Понимала ли она все это? Или, может быть, это сильная любовь? Да и католичка ли она в действительности? Или это просто еще одна ее очередная безответственная выходка?
Скрипнул стул. Это поднялся Грег.
– Я ухожу.
Он быстро пересек зал и скрылся за дверью. Чендлер не отрывал в это время взгляда от кончика сигары.
– Очаровательно грациозен, как, впрочем, и всегда, – сухо заметил он. – Надеюсь, он знает, куда идет, иначе ночная прогулка по арабским кварталам может обернуться перерезанным горлом, особенно, если ты похож на богатого американца. Но, признаюсь вам, не буду чрезмерно скорбеть, если один из сынов Аллаха слегка его препарирует.
Он посмотрел на Малагу своими ярко-голубыми глазами, и на его лице, обычно бесстрастном, обозначился определенный интерес.
– А теперь, девочка, расскажи, пожалуйста, нам, что у тебя общего с этим фруктом?
Малага беззаботно всхохотнула, показав маленькие ровные белые зубки.
– Ну, тут все получилось чисто случайно. Просто Грегу надо было уезжать из города. У него начались неприятности с полицией. Я его давным-давно предупреждала – будь осмотрительнее. Но популярность, купленная, конечно, настолько вскружила ему голову, что он начал выставлять напоказ весь свой гарем, всех своих мальчиков. Причем, он их вырядил: одних – как мальчиков из церковного хора, других нарядил бойскаутами. Он говорил, что это у него такая художественная фантазия. В конце концов кто-то донес священнику, а тот пришел в бешенство и побежал в полицию, Я думаю, это он из-за мальчиков из церковного хора. А испанцы, скажу я вам, почему-то очень не любят гомиков. Как-то даже странно. Они конфискуют все их имущество, отбирают все ценное и выдворяют из страны навсегда. Поэтому Грег решил уехать.
Чендлер понимающе кивнул.
– Ну, с этим все ясно. Но причем здесь ты?
Малага опять засмеялась.
– Это была его идея. Он решил, что если с ним буду я, то полиция не признает его «голубым», и он сможет вернуться назад, когда скандал рассосется. Отличная идея, даже гениальная, не правда ли? А с другой стороны, и это самое важное, я оказалась совсем на мели, ну буквально без гроша. Он предложил мне содержание, ну и…
Она развела руками, как бы подтверждая сказанное.
Чендлер тихо заметил:
– Надеюсь, он не переоценил значение твоей репутации. – И, покачав головой, добавил: – Никогда не думал, что доживу до такого дня, когда ты, милая Малага, будешь служить прикрытием, как образец респектабельности. Но шутки в сторону, этот парень просто опасен. Мне бы не хотелось, чтобы он был с нами.
Малага быстро взглянула на него, потом перевела взгляд на Джереми.
– Слушай, скажи ему, чтобы он перестал разыгрывать из себя этакого старого ханжу. Знаешь, что я тебе скажу, – это она уже Чендлеру, – мне доводилось быть в зависимости от таких подонков и за гораздо меньшую цену, чем путешествие в Марракеш, что легкое общение с тихим шизиком для меня сущий пустяк.
Джереми начал задумчиво.
– Я только что с ним познакомился, но кое-что меня в нем все же настораживает. Его пустые глаза, его неадекватная реакция в разговоре, да и… Ну, в общем, не знаю…
Внезапно он умолк, и брови его поползли вверх.
– Боже мой, что это за чучело вон там, у двери?
Чендлер посмотрел в ту же сторону и картинно передернулся.
– Это чудище только что выползло из своего фамильного склепа. Приглядитесь внимательно – это ведь мамаша Дракулы явилась отведать свежатинки. Сейчас она еще слабая и бледная, а напьется кровушки, сразу похорошеет.
– Нужно взглянуть и мне, – Малага обернулась.
В дверях неподвижно стояла маленькая худая женщина с руками, скрещенными на груди. Плечи вывернуты слегка вперед. На одной руке у нее висела большая сумка, кисть другой безжизненно болталась, как пустая перчатка. Волосы, крашенные в апельсиновый цвет, были тщательно собраны в холмистую конструкцию вокруг мучнисто-белого лица. Невидящим взглядом она взирала на публику в зале. Слегка приоткрытый рот подчеркивал припухлость нижней губы. Вид у нее был какой-то жалкий, заброшенный, беспомощный.
Она начала медленно передвигаться вперед к бару, шаркая ногами. Ее тело, руки, голова, плечи были при этом неподвижны. Казалось, что двигается манекен.
Малага быстро повернулась к собеседникам, красная от гнева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Брови у Джереми слегка приподнялись.
– У тебя симпатичный земляк, но не думаю, что я когда-либо с ним встречался.
Чендлер нахмурился, глядя в свой пустой бокал. Затем запустил его вдоль стойки бара.
– Еще один, Хаммад. Хотя хорошо бы нам уже и поужинать. Да, ты его не встречал, Джереми. Он появился сразу после твоего отъезда. Вообще-то с ним дела плохи, и мне не хотелось, чтобы он был здесь. Я так понимаю, что мозги у него сделаны из жевательной резинки, все слиплись и перекрутились там, у него в башке. Он настоящий сумасшедший, кроме шуток. Он не вылазит из этих частных заведений для чокнутых. Я думаю, он – шизофреник. Он из очень богатой семьи, и они не хотят помещать его в психушку на все время. При обострениях, когда он начинает сильно беситься, его кладут в одну из шикарных частных клиник, а как приступ проходит – выписывают. В любом случае, я думаю, что он может быть небезопасен, этот Грегори Палмер Третий. О, эти милые старые американские династии! Они весь мир перевернут вверх тормашками, чтобы откопать, кем был их прапрадедушка. В общем, фамильная гордость, как говорят у вас в Британии.
Ладно, пошли поедим, надо набраться сил, а то, когда Малага ворвется сюда, можем не выдержать.
Метрдотель указал им на стол недалеко от входа и подал меню. Джереми пробежал глазами обширный список блюд и взглянул на Чендлера.
– Ты смотри, никакого тебе кус-куса, сплошь французская кухня, И официанты, смотри, во фраках, никаких там тюрбанов и прочего.
Чендлер пожал плечами.
– Ну что ты, в таком заведении, как это, арабская кухня считается несколько вульгарной. Но я считаю, что здешнюю пищу следует попробовать. Ты знаешь, ведь они едят руками. Вот мы с тобой потренируемся в выработке марокканских манер, например в искусстве есть только тремя средними пальцами правой руки, и можем смело закатываться в какой-нибудь арабский ресторан. Ну а пока вкусим здешних французских блюд, уверяю тебя – они превосходны. А из вин настоятельно рекомендую местное розовое.
Сделав заказ, Чендлер принялся разглядывать публику.
– Я здесь уже неделю, но ни с кем даже не перемолвился и словом. Для меня, с моей склонностью к болтовне, это хуже ада. У тебя, по крайней мере, есть хоть есть собака.
Джереми кивнул.
– Она, конечно, не так остроумна, как ты, но слушатель в сто раз лучший. А вот взгляни на эту пару с мальчиком. Они еще сидели в баре рядом с нами. Не знаешь, кто они?
Чендлер оглянулся.
– Разумеется, твои земляки. Стопятидесятипроцентные англичане, и примерно столько же процентов необщительности. Мне пару раз удалось перекинуться с ними несколькими словами. Он – отставной армейский офицер, или что-то в этом роде. Мальчик был болен и поэтому не в школе. Разумеется, он учится в этом вашем знаменитом исправительном заведении, именуемом Итоном. Вот я хочу тебя спросить кое о чем, почему все выпускники Итона говорят: «Я окончил Итон», остальные, окончившие обычную школу, говорят: «Я окончил школу»? То же самое, как и женщины, которые носят норковые манто, они ведь никогда не говорят: «Мое пальто», они всегда скажут: «Моя норка». Да, о чем это я? Ах да, об этой английской семье. По-моему, они неплохие, но немного скучные. Меня всегда трогает до слез, когда я вижу вот такие пары, мирно беседующие друг с другом после пятнадцати-шестнадцати лет супружества.
К выходу мимо их столика направлялась седовласая, очень пожилая пара. Мужчина крепко держал женщину за руку. Другой рукой она опиралась на палку. Двигалась очень осторожно, как по льду. Ее лицо искажала гримаса боли. Был слышен их шепот.
– Стенли, ты делаешь мне больно. Ой, я сейчас упаду…
– Да нет же, дорогая, все в Порядке. – Голос мужчины был тихим и нежным.
– Посмотри, всего еще только три ступеньки. Будь умницей.
Джереми и Чендлер молчаливо наблюдали за ними. После длинной паузы Чендлер наконец произнес:
– Я не знаю, кто они, но скорее всего – англичане. Старушонка, по-видимому, после инсульта, он за ней так трогательно ухаживает. В общем, не знаю, как ты, а меня от этих благостных картинок вокруг уже начинает мутить. Скорей бы уж наконец появилась Малага и оживила нашу жизнь присутствием настоящего здорового греха. Постой, постой. Ого-о! – Он тихо присвистнул.
Джереми поднял голову. В широком сводчатом проходе стояла девушка, на вид лет восемнадцати. Маленькая и стройная. Ее медно-рыжие волосы были коротко подстрижены. Пол-лица занимали невероятно большие выразительные глаза. На ней было узкое платье яркого, переливчатого синего цвета.
Подошел метрдотель и почтительно поклонился. Джереми и Чендлер проводили ее глазами через весь зал, Чендлер сделал большой глоток вина и покачал головой.
– Мила, – тихо заметил он, – бесспорно мила. И к тому же одна. Я вынужден в корне изменить свое мнение об этом заведении. Насколько я понимаю, она здесь в первый раз.
Джереми с улыбкой добавил:
– Не хотелось бы портить тебе настроение, но, насколько я понимаю, она по возрасту годится тебе в дочери и даже во внучки.
Чендлер поморщился, не отрывая глаз от девушки.
– Пошел на хрен. Рядом с таким папочкой, как я, она будет хорошо смотреться. Между прочим, женщины находят мою седину неотразимой.
Джереми устало кивнул.
– Ты от скромности не умрешь, старик. Но в любом случае, я тебе не соперник. Все девочки и женщины в этом заведении и вокруг твои. С женщинами я завязал.
Чендлер вопросительно посмотрел на него.
– Что, сделался педиком? Жаль, что ты слишком стар для Грега Палмера.
Обратив глаза вновь к входной двери, он увидел нечто, заставившее его воскликнуть.
– А вот, мой мальчик, и долгожданные гости. В дверях появился молодой человек среднего роста, темноволосый, с короткой стрижкой, плотного телосложения. Рядом с ним стояла высокая, стройная молодая женщина. Она была одета в золотистые брюки и тунику до колен того же цвета. Ее длинные черные волосы свободно спадали по обе стороны лица. Большие сильно накрашенные глаза безразлично скользили по лицам присутствующих. На мгновение они задержались на Джереми и Чендлере и двинулись дальше. Еще через мгновение они вернулись назад и на сей раз вспыхнули радостью.
– Чен! Джереми! Какого черта вас сюда занесло?
Оба встали. На лице Чендлера изобразилась гримаса, что-то наподобие улыбки. Он взял ее за руки и поцеловал в щечку.
– Добро пожаловать в старый добрый Марракеш, Малага. Какого черта вас сюда занесло? Это самое распространенное приветствие, каким обменивается англоязычный народ за границей.
Глава четвертая
С легкой улыбкой Чендлер оглядел зал.
– Это один из твоих самых эффектных выходов, Малага. Все взоры прикованы к тебе. Видишь, сколько кругом раскрытых в изумлении ртов? А ведь некоторые рты были чем-то наполнены. Даже не хочется прерывать это представление. Но я дико извиняюсь, пригласить вас присоединиться к нам мы не можем – столик слишком тесен. Встретимся в баре после ужина. Метрдотель, проводите эту даму.
Малага посмотрела на Чендлера сквозь ресницы полузакрытых глаз. На ее нежном овальном лице не дрогнул ни один мускул.
– Паршивец!
Она сплюнула это слово, точно вишневую косточку, и, послав Джереми воздушный поцелуй, медленно двинулась прочь, слегка покачивая своими узкими бедрами.
Чендлер указал место в дальнем конце зала, подальше от ансамбля, состоящего из двух клавишных и ударника.
– Давай сядем сюда, здесь тише всего. Каждая капля новостей, которые поведает нам Малага, для меня драгоценна, и я не хотел бы ничего упустить.
Они уселись, и Чендлер раскурил короткую тонкую сигару. Затем он посмотрел на Джереми сквозь пламя спички.
– Ты переспал с Малагой хотя бы раз?
Джереми отрицательно покачал головой.
– Нет.
Чендлер задул спичку.
– Вот как? А ведь это своеобразная визитная карточка. Пропуск в высшее общество. Ах да, я совсем забыл. Ты же тогда вертелся около Макси. Но если говорить о Малаге, то она в полном порядке. И при желании ты можешь это проверить. Подумай об этом. В постели она то, что надо. А вот и они.
Джереми и Чендлер встали. Джереми подал Малаге стул, а Чендлер дал знак официанту.
– Как насчет бренди и кофе, Малага? Грег?
Грег плюхнулся на стул и пробормотал:
– Я хочу коку.
Чендлер взглянул на него и брезгливо поджал губы.
– Коку? После ужина? Это что-то новое. – Сделав заказ, он опустился на стул. – Малага, ты прекрасно выглядишь. Что нового в Сан-Мигеле? Что заставило тебя его покинуть? Может быть, тебя наконец оттуда выгнали?
Грег подался вперед и поглядел в лицо Чендлеру. Глаза его были похожи на два коричневых диска, плоские и пустые.
– Слышал, как вы говорили с официантом. Вы хорошо говорите по-французски, Чен.
Чендлер стряхнул пепел своей сигары в пепельницу.
– Я все делаю хорошо, и, кроме того, должен сказать, что не люблю, когда меня называют Чен.
Грег повернулся к Джереми.
– А вас я раньше не встречал. – Он сделал паузу, сдвинув в тяжелом раздумье к переносице свои густые черные брови. – Да, не встречал. И еще я думаю, как это важно говорить на иностранных языках. А вы как считаете?
Под его пристальным взглядом Джереми испытывал легкий дискомфорт. Он заставил себя улыбнуться.
– На следующей неделе я обязательно начну изучать английский.
Грег некоторое время продолжал глядеть не мигая на Джереми, а затем внезапно захохотал, громко и неприятно. При этом выражение его лица не изменилось. Смех оборвался так же внезапно, как и начался.
За столом воцарилось неловкое молчание. Официант поставил чашки с кофе и бокалы. Малага подняла свой.
– Ну что ж, давайте повеселимся. Вы, конечно, хотите знать последние новости. Ничего существенного, за исключением, разумеется, свадьбы. Вот это был цирк, доложу я вам! Абсурдное и глупое зрелище.
Тут она осеклась и задержала свой взгляд на Джереми.
– О, – мягко воскликнула она, – я совсем забыла, Джереми. Ты ведь, конечно, знаешь об этом?.. Я думала…
Джереми улыбнулся.
– Конечно, знал, – сказал он быстро. А про себя добавил: «Будь я проклят, если расскажу им, как я узнал об этом». Он поднял бокал.
– Пожелаем им счастья. Расскажи о свадьбе. Кто жених? Надеюсь, он хорош?
Малага сделала гримасу.
– Жених? Вроде бы о'кей. Но не в моем вкусе. Он испанец, из тех, что тусовался с нами. Довольно своеобразный – когда подают счет, в карман за бумажником не лезет. Одевался он как-то затрапезно, видимо, чтобы мы чувствовали себя свободнее. Не знаю почему, но мы его терпели. Кажется, он владеет несколькими тысячами акров совершенно бесплодной земли где-то в средней Испании. К тому же, он граф или маркиз, или что-то в этом роде. Ума не приложу, что нашла в нем Макси. Нельзя же всерьез думать, что она польстилась на его титул? Тем не менее, она вдруг вспомнила о том, что католичка. Они венчались в соборе, в Малаге. Видимо, ее первое замужество не в счет – она же тогда не венчалась. Макси… – Малага взорвалась хохотом. – Представьте себе – Макси в фате! Девственная невеста! Это надо было видеть. Белая кружевная фата, букет чистых белых орхидей, много орхидей. А когда она, скромно потупив взор, проходила к алтарю – это был полный отпад. Народу было очень много. И она была, конечно, хороша… Свадьбу отмечали дважды: один раз для избранных, с его родственниками, а второй раз для нас – париев, в «Колл Герл», ну вы знаете этот ночной клуб. Это была гулянка, скажу я вам. Что-то вроде неуправляемой цепной реакции. Когда я утром уходила, все еще продолжалось. Последним, кого я видела, – это Хосе Карлоса. Счастливый жених, разумеется во всех жениховских регалиях, мертвецки пьяный лежал в ванной. Где была Макси – Бог ее знает.
Джереми не спеша закурил. Каждое слово Малаги вызывало в его памяти картины прошлого. Он видел милую смеющуюся Макси. Непредсказуемую, сумасшедшую, чудесную Макси. Он прямо-таки видел ее в белой фате, видел, как она идет по слабо-освещенному проходу храма, похожая на прекрасную Мадонну, идет к алтарю венчаться с… с другим. Ну почему, о Боже, она вышла за него замуж? Судя по описанию – это, должно быть, большое дерьмо. Малага, умница, так ярко его описала. Ей он определенно по душе не пришелся.
Джереми защелкнул зажигалку и изобразил на лице улыбку.
– Ну что же, очень похоже на обычную вечеринку в Сан-Мигеле, только повод был оригинальный. Надеюсь, что они счастливы.
Малага смущенно замялась.
– О, разумеется. Надеюсь, что да. – И добавила безразличным тоном: – А вот с венчанием в соборе Макси, по-моему, переборщила. Ведь в Испании нет разводов.
Джереми внезапно ощутил холодок в сердце. Нет разводов… То есть она замужем навеки. Понимала ли она все это? Или, может быть, это сильная любовь? Да и католичка ли она в действительности? Или это просто еще одна ее очередная безответственная выходка?
Скрипнул стул. Это поднялся Грег.
– Я ухожу.
Он быстро пересек зал и скрылся за дверью. Чендлер не отрывал в это время взгляда от кончика сигары.
– Очаровательно грациозен, как, впрочем, и всегда, – сухо заметил он. – Надеюсь, он знает, куда идет, иначе ночная прогулка по арабским кварталам может обернуться перерезанным горлом, особенно, если ты похож на богатого американца. Но, признаюсь вам, не буду чрезмерно скорбеть, если один из сынов Аллаха слегка его препарирует.
Он посмотрел на Малагу своими ярко-голубыми глазами, и на его лице, обычно бесстрастном, обозначился определенный интерес.
– А теперь, девочка, расскажи, пожалуйста, нам, что у тебя общего с этим фруктом?
Малага беззаботно всхохотнула, показав маленькие ровные белые зубки.
– Ну, тут все получилось чисто случайно. Просто Грегу надо было уезжать из города. У него начались неприятности с полицией. Я его давным-давно предупреждала – будь осмотрительнее. Но популярность, купленная, конечно, настолько вскружила ему голову, что он начал выставлять напоказ весь свой гарем, всех своих мальчиков. Причем, он их вырядил: одних – как мальчиков из церковного хора, других нарядил бойскаутами. Он говорил, что это у него такая художественная фантазия. В конце концов кто-то донес священнику, а тот пришел в бешенство и побежал в полицию, Я думаю, это он из-за мальчиков из церковного хора. А испанцы, скажу я вам, почему-то очень не любят гомиков. Как-то даже странно. Они конфискуют все их имущество, отбирают все ценное и выдворяют из страны навсегда. Поэтому Грег решил уехать.
Чендлер понимающе кивнул.
– Ну, с этим все ясно. Но причем здесь ты?
Малага опять засмеялась.
– Это была его идея. Он решил, что если с ним буду я, то полиция не признает его «голубым», и он сможет вернуться назад, когда скандал рассосется. Отличная идея, даже гениальная, не правда ли? А с другой стороны, и это самое важное, я оказалась совсем на мели, ну буквально без гроша. Он предложил мне содержание, ну и…
Она развела руками, как бы подтверждая сказанное.
Чендлер тихо заметил:
– Надеюсь, он не переоценил значение твоей репутации. – И, покачав головой, добавил: – Никогда не думал, что доживу до такого дня, когда ты, милая Малага, будешь служить прикрытием, как образец респектабельности. Но шутки в сторону, этот парень просто опасен. Мне бы не хотелось, чтобы он был с нами.
Малага быстро взглянула на него, потом перевела взгляд на Джереми.
– Слушай, скажи ему, чтобы он перестал разыгрывать из себя этакого старого ханжу. Знаешь, что я тебе скажу, – это она уже Чендлеру, – мне доводилось быть в зависимости от таких подонков и за гораздо меньшую цену, чем путешествие в Марракеш, что легкое общение с тихим шизиком для меня сущий пустяк.
Джереми начал задумчиво.
– Я только что с ним познакомился, но кое-что меня в нем все же настораживает. Его пустые глаза, его неадекватная реакция в разговоре, да и… Ну, в общем, не знаю…
Внезапно он умолк, и брови его поползли вверх.
– Боже мой, что это за чучело вон там, у двери?
Чендлер посмотрел в ту же сторону и картинно передернулся.
– Это чудище только что выползло из своего фамильного склепа. Приглядитесь внимательно – это ведь мамаша Дракулы явилась отведать свежатинки. Сейчас она еще слабая и бледная, а напьется кровушки, сразу похорошеет.
– Нужно взглянуть и мне, – Малага обернулась.
В дверях неподвижно стояла маленькая худая женщина с руками, скрещенными на груди. Плечи вывернуты слегка вперед. На одной руке у нее висела большая сумка, кисть другой безжизненно болталась, как пустая перчатка. Волосы, крашенные в апельсиновый цвет, были тщательно собраны в холмистую конструкцию вокруг мучнисто-белого лица. Невидящим взглядом она взирала на публику в зале. Слегка приоткрытый рот подчеркивал припухлость нижней губы. Вид у нее был какой-то жалкий, заброшенный, беспомощный.
Она начала медленно передвигаться вперед к бару, шаркая ногами. Ее тело, руки, голова, плечи были при этом неподвижны. Казалось, что двигается манекен.
Малага быстро повернулась к собеседникам, красная от гнева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32