Наши мамочки все не могут осознать, что их детки уже подросли и имеют глаза и уши.
Он отложил книгу.
– Мам, принести тебе чего-нибудь попить?
Она заставила себя улыбнуться.
– Да, милый… то есть нет, не стоит. Спасибо. Она посмотрела на часы.
– Уже так поздно.
Раскрыв книгу, она сделал вид, что читает. Нельзя показывать Найджелу, в каком я состоянии. Конечно, я сейчас чего-нибудь выпила, но надо быть начеку и делать вид, что все в порядке. Но, Боже мой, до чего же все это трудно. Она едва слышно вздохнула и опять забарабанила пальцами по креслу.
Что за участь, мучиться в ожидании мужа, рисовать в воображении страшные картины. Ведь бывали случаи, когда он падал по дороге и приходил домой весь в крови и ссадинах. А однажды попал под машину и сломал ногу. А как возвратится домой, то придется выслушивать поток брани. Но может быть и другая крайность – невероятное добродушие и любовь.
– Милая Дайаночка, ты самая красивая, лучше тебя нет никого в мире. Как я тебя обожаю. Ты мое божество.
Любит и обожает. Обожествляет… Как бы не так. Обожествляет, но не настолько, чтобы прийти домой, когда обещал, или, по крайней мере, дать о себе знать, где он. В периоды запоев единственная его любовь – это бутылка. Но не смей ему ни в чем перечить. Он тут же от обожания переходит к не менее сильной ярости. Сколько раз он избивал меня так, что я не могла даже пошевелиться. Но, с другой стороны, уж лучше бы бил, чем те нескончаемые разговоры, которыми он мучает меня всю ночь напролет. Начинает говорить и не может остановиться. Говорит и говорит. И заставляет меня слушать. Тем для его разглагольствований не так уж много, и главная – это мои недостатки. Тут он может говорить бесконечно, повторяясь снова и снова, как заезженная пластинка. Боже, как это мучительно и скучно! Пару часов такой пытки и хочется биться головой о стенку. Я уже сейчас отчетливо слышу эту пьяную галиматью, которую он с завидной неутомимостью вновь и вновь повторяет. Порой мне кажется, что я схожу с ума. Но, если попытаться начать с ним разговаривать, как-то реагировать на его речи, то это все равно, что разговаривать с полным идиотом. Алкоголь до того одурманил его сознание, что он не способен воспринимать простейшие вещи. Но, не дай Бог, ему в чем-то возразить или сказать что-то не то, хотя бы одно слово. Тут можно ожидать чего угодно. Как от сумасшедшего. Вот, какой это ад.
Она отбросила книгу, забыв о присутствии Найджела, и устремила взгляд в стену напротив. Самое ужасное – это видеть в таком состоянии милого, приятного, в общем-то интеллигентного человека, которого любишь. Видеть, как он превращается фактически в животное, грубое опасное животное, с которым нельзя найти общий язык. Оно не слышит тебя, не понимает твоих слов. А если ты попробуешь помочь ему, оно будет тебя бить руками и ногами. Можно понять, посочувствовать тем несчастным, кто родился убогим. Но людей, которые сами, по собственной воле доводят себя до состояния убожества… Боже, зачем они это делают? Если бы они могли хоть раз увидеть и услышать себя со стороны… Конечно, когда они трезвеют, то мало что помнят о вчерашнем. Но Иэн и не хочет ничего помнить. Стоит только попытаться напомнить ему о его художествах, он тут же мрачнеет и начинает опять пить.
И все же, не смотря ни на что, я его люблю. Он может быть совсем другим – ласковым, внимательным, обаятельным. Нет, мне никто не нужен, только он.
Теперь вот на эту бедную маленькую Изобель свалилась такая ноша. С ней он, конечно, скандалить не станет, с посторонними он почему-то этого не допускает. Будет ужасно нудным и скучным, но хамить не будет. Кто бы мог подумать, что Изобель, эта серая мышка, окажется таким преданным другом. Слава Богу, Иэн – не бабник. Пьянство его я еще могу перенести – это все же болезнь, но измену – никогда. Да я даже не могу представить его с другой женщиной. Нет, никогда! Да и зачем забивать себе голову вещами, которые невозможны. Достаточно того, что вполне возможно.
Она оторвалась от своих грустных размышлений и посмотрела, чем занимается Найджел. Он склонился над книгой. Хорошо, что хоть он не знает правды о своем отце. Она снова посмотрела на часы и вздохнула. Чем позднее, тем в более мерзком состоянии он явится домой. Это уже проверено.
– Найджел, папа где-то задерживается. Почему бы тебе не пойти прогуляться. Зайдешь в снек-бар, чем-нибудь полакомишься, сходишь в кино. Говорят, в «Регенте» идет какой-то хороший французский фильм.
Он поднял голову и улыбнулся. Бедная мамочка! Хочет выпроводить меня до того, как па заявится домой и начнет бузить. Хочет, чтобы я погулял, пока папочка успокоится. Как лучше? Остаться дома и проследить, чтобы с ней ничего не случилось, или пойти гулять, поддерживая легенду о моем неведении?
Пальцы Дайаны опять начали отбивать дробь на подлокотнике. Она выпрямилась.
– Пойди, милый, погуляй. Если у тебя нет денег, возьми в моем кошельке на столе. Если фильм тебе понравится, можешь посмотреть его еще раз.
После некоторого колебания Найджел встал.
– Хорошо, мам. Но только, пожалуйста, не считай меня уж совсем ребенком, который будет подряд два сеанса смотреть один и тот же фильм.
Он вышел. Дайана прислушалась к звуку закрываемой двери и тоже встала и прошлась по комнате, Значит, прошел еще один день, и значит, сынок узнает правду об отце днем позже. Когда же все-таки явится Иэн? Если пойти за ним сейчас, то ничего хорошего не выйдет. Он просто придет в бешенство. Он считает, что я за ним шпионю, заставляю его плясать под свою дудку. Надо немного подождать. И, кроме того, это будет несправедливо по отношению к Изобель.
* * *
Голова Иэна на подушке произвела некоторое шевеление. Высунулся язык и облизнул губы. Иэн сглотнул, и рот его искривился, как будто ему попало что-то очень противное.
Изобель подняла голову и присмотрелась к его лицу. Просыпается. Она высвободила руки из его штанов и застегнула молнию. Осторожно спустила на пол ноги и на цыпочках протопала к себе в спальню.
Сняв платье, она аккуратно повесила его в гардероб. Затем достала зеленый пеньюар, отороченный гофрированными кружевами. Полюбовавшись им, она надела его и занялась прической, пытаясь придать своим волосам некоторое подобие кудрей. Очень долго изучала свое отражение в зеркале. Конечно, уже нет времени для серьезного макияжа.
Она только наложила на веки зеленые тени и окропила духами волосы и шею. Лампу с ярким медным рефлектором и цветным абажуром она направила в глубину гостиной. Пусть там будет неяркое, таинственное, сексуальное освещение.
Она встала, распахнула пеньюар и посмотрела внутрь. Довольная увиденными, она окропила духами живот и бедра. Застегнула пеньюар, посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась.
Найдется ли мужчина, который захочет уйти от меня к такой лишенной вкуса дуре, как Дайана? Уйти к ней, когда есть я. Эта Дайана даже и не понимает, что значит быть сексуальной и как вообще обращаться с мужчиной. Она не достойна, чтобы у нее был мужчина. Когда Иэн откроет глаза, я буду стоять рядом с большим бокалом виски в руках.
Иэн только на секунду открыл глаза и тут же их закрыл. С минуту его голова неподвижно покоилась на подушке. Потом он снова осторожно открыл глаза и приподнял голову. Оглянулся.
Где же это я? Где Дай? Что я здесь делаю? Где хоть кто-нибудь?
Он с трудом сел. Комната покачнулась и медленно поплыла сначала в одну сторону, потом в другую. Он опустил голову на колени и обхватил ее руками.
– Боже, я пьян, – произнес он громко, но невнятно. – Единственное, что мне сейчас нужно, так это выпить. Срочно выпить!
– Привет, Иэн, милый…
Что это за гнусный голосишко какой-то?.. Кто это, черт побери? Он поднял голову и открыл глаза. Изобель… Что она здесь делает? Ах, да, я, кажется, припоминаю. Это ведь я у нее в гостях. Она компанейская баба, эта Изобель. Такая не будет пилить и канючить: пора домой, тебе уже хватит пить… Такая не будет пилить, пилить, пилить…
– Иэн, дорогой, вот этот большой бокал виски – тебе.
Он принял от нее бокал, и его непослушный рот расплылся в улыбке.
– Ты просто чч-удесная девушка, Бишопель… Ну да… Пишо… Пп-аасслушай, а как тебя все-таки зовут?
Одним глотком он осушил полбокала. Поперхнулся, пролив виски на подбородок. Допил бокал и поставил его на стол.
– Еще. Мне бы еще!
Изобель уже наполнила бокал и подала ему. В глазах ее светилось немое обожание. Затем она пристроилась рядом, на диване. Очень близко.
Он выпил и этот бокал, а потом и еще один. Оглядел комнату красными затуманенными глазами.
Почему здесь так мало света? Да и тот, что есть, какой-то блядский, как в борделе. Где Дайана? Моя милая, любимая жена. Я ведь должен быть дома с моей маленькой женой. Я же ей обещал. Ужин и все прочее. Как здесь душно, в этой гнусной комнате. Чем-то воняет. Я хочу домой… домой.
Нетвердой рукой он поставил бокал на край стола. Тот соскользнул на пол. С трудом заставил он себя подняться на ноги и некоторое время качался из стороны в сторону. Наконец двинулся по направлению к двери.
Изобель вскочила и вытаращила на него глаза, не веря, что он уходит.
– Иэн, милый, куда ты собрался? Туалет не здесь…
Он уже открыл дверь и вывалился наружу. Не оборачиваясь бросил:
– Я собрался домой. Слышишь, ты, идиотка, до-мой!
Дверь за ним с шумом захлопнулась. Изобель неподвижно застыла, уставившись на закрытую дверь.
* * *
Иэна резко качнуло назад. Араб, поддерживающий его сбоку, еще сильнее сжал руку. Иэн повернул к нему голову и поглядел туманным взором. Свободной рукой он попытался освободиться.
– Кто ты такой, черт возьми? Убери от меня свои грязные черные руки? Где я? Что я здесь делаю?
– Такси, сэр. Из «Маммунии». Портье сказал, чтобы я проводил вас сюда. Вы здесь живете.
Хмурое лицо Иэна медленно осветилось пьяной улыбкой.
– Ты хороший парень! Слышишь, ты, Абдул? Или как там тебя зовут? Тт-ы мой друг… Ппшшли выпьем… Ах, я совсем забыл. Ты же не пьешь. Мусульманин, мусульманин… Так ведь? Понял, о чем я? Бедный парень. Не пьет. Слушш-ай, что это за длинный коридор? Где моя чертова квартира?
Он остановился, покачиваясь. Дайана… Если она собирается устроить сейчас мне скандал, то пусть не надеется… А почему, собственно, я не могу выпить? А кто она такая, чтобы мне выговаривать? Стерва, вечно командует, вечно хочет брать верх. Но сегодня я ей покажу. Пусть только попробует. Я никогда не позволю женщине мной командовать.
Они остановились перед дверью. Таксист пытался удерживать Иэна в вертикальном положении, а тот рылся в карманах.
– Дорогуша. Где-то здесь были мой ключи. Где-то здесь… Да позвони ты в этот чертов звонок, пусть эта ленивая дура оторвет от стула свою толстую жопу.
* * *
Дайана отбросила в сторону книгу и прислушалась. Спина ее одеревенела. В желудке стало как-то неуютно. Этот хриплый голос, заплетающийся язык. Как это все знакомо. Значит он прибыл. Она вскочила. На секунду прикрыла глаза.
Нельзя ему показывать, как я волновалась. Нельзя показывать ни тени недовольства. Будь терпеливой, доброй и приветливой. Будь такой, как обычно. Боже, пусть он будет в хорошем настроении.
Раздался длинный звонок. Она подбежала и открыла дверь. Таксист-араб бесшумно выскользнул назад. Упираясь обеими руками в дверной проем, стоял и смотрел на нее Иэн. Волосы взлохмачены. Глаза маленькие и красные. В уголках глаз какие-то желтые комочки. Рот полуоткрыт. В углу рта запеклась слюна.
Дайана сделала глубокий вздох и принужденно улыбнулась.
– Привет, дорогой. Проходи.
Она взяла его за руку. Покачнувшись, он вырвал руку и проковылял в комнату.
– Ты, чертова стерва! Опять захотелось покомандовать! Не получится. Стерва. А еще ты – уродина, уродина. Поди, посмотри на себя. Вообще, пошла отсюда вон, с глаз моих долой… И вообще, вон отсюда, из моей квартиры… И принеси мне выпить! Слышишь, ты, ленивая дрянь?
Он плюхнулся в кресло и вытянул ноги, уронив на грудь подбородок. Дайана обхватила себя обеими руками за бока и зажмурилась. Затем открыла глаза.
– Хорошо, дорогой. Я сейчас принесу тебе выпить.
Глава семнадцатая
Чендлер увидел Френки, входящую в бар, и помахал рукой.
– Добрый вечер, дорогая. Извини, что начал без тебя, но жажда замучила.
Френки села и оглянулась.
– А где все?
– Малага переодевается, а на это у нее уходит масса времени. Я разговаривал с ней в холле примерно полчаса назад. Джереми и Карлотта застряли где-то в дебрях Высокого Атласа. Видишь, как здесь опасно. Он мне звонил и сообщил, что сломалась машина. Прелестная история, доложу я вам. Но подозреваю, что это, видимо, так и есть. Он просит меня приехать и вызволить их оттуда. Хозяйка заведения, где они остановились… Хозяйка? Ты не думаешь, что он затащил бедную девушку в бордель? Так вот, хозяйка говорит, что у них там есть хороший механик, но Джереми не очень хочет с ним связываться. Хочешь поехать со мной?
– Конечно, с удовольствием. О, вот и Малага. В свободное кресло проскользнула Малага.
– Извините за опоздание, но я зашла к Изобель сказать о Джереми и Карлотте. Похоже, она обиделась, насколько может обидеться такое маленькое, доброе существо. Думаю, она подозревает какую-нибудь хитрость с их стороны и поэтому обижается. Кстати, к ужину не выйдет. Плохо себя чувствует. По-видимому, Иэн Драммонд-Брюс замучил ее. Он ведь почти весь день провел с ней. Не удивительно, что у нее после этого болит голова. Вид у нее неважный. Лицо красное, глаза какие-то странные, и говорит она еще медленнее, чем обычно. Возможно, у нее температура. Я хотела позвонить врачу, но она даже слышать об этом не захотела. Провела я у нее что-то около десяти минут, болтала всякий вздор, хотела ее оживить. Но разговорить ее было трудно, она только сидела и слушала с открытым ртом. Но такие дамы, по-моему, вам, мужчинам, как раз и нравятся.
Чендлер поежился.
– У своих женщин я предпочитаю больше жизни. Но если бы я сошел с ума и предался некрофилии, то предпочел бы труп помоложе и посимпатичнее. И хоть с какими-нибудь признаками интеллекта. Не надо много, чуть-чуть, чтобы понимала, о чем я говорю. Ладно, что будем пить? Малага не отрывала глаз от двери.
– Мне ничего. Я вижу, Грег появился в холле. А ты знаешь, как он любит выпивку. В последнее время он в каком-то странном настроении. Пойду успокою его. Увидимся позже.
Она встретила Грега в холле, и они вошли в ресторан. Метрдотель усадил их за столик и подал обширное меню. Грег резким нетерпеливым движением отодвинул его в сторону, не раскрывая.
– Уберите эту ерунду. И принесите что-нибудь. Мне все равно, что. Просто что-нибудь. Например, бутерброд с мясом, помидорами и майонезом.
Говорил он все это короткими очередями, выбрасывая слова, как пули.
Малага заказала для себя и улыбнулась метрдотелю.
– И еще, принесите спаржи, пожалуйста, и побольше.
Метрдотель с поклоном удалился. Грег взгромоздил локти на стол. Подавшись вперед, он пристально посмотрел на Малагу. В его глазах был нездоровый блеск.
– Малага, ты хотела бы отправиться в рай на роликовых коньках?
Малага сидела, не поднимая глаз от стола.
– Думаю, что предпочла бы более традиционный способ передвижения. К тому же, сомневаюсь, что это придется по душе Святому Петру. Хотя, о чем я говорю. В рай мне путь заказан.
Грег сильно сжал ее руки. Она нахмурилась и попыталась освободиться.
– Грег, оставь это. Ты делаешь мне больно.
– Послушай, Малага. Я открыл новое измерение. Две оси лежат в одной плоскости, а третья в перпендикулярной. Понимаешь? Неожиданно видишь яркий свет, потом вспышка. Подумай об этом. Ты мне нравишься, поэтому я хочу, чтобы ты поняла. Это очень важно. В мире нет ничего важнее.
Осторожно изучая его лицо, Малага отодвинулась, сколько могла. Оно выражало дикий восторг. Стеклянные глаза горели настоящим сумасшедшим огнем.
– Да, Грег, конечно… Я буду думать об этом. Я уже вижу, как это… ужасно важно. Это просто… фантастическое открытие, настоящее откровение.
Внезапно фанатический восторг покинул его лицо. Он расслабился. Отпустил ее и убрал руки со стола. Начал делать складки из уголка скатерти. Глаза бесцельно блуждали по залу.
– Помнишь, я говорил тебе, что нашел дом, настоящий арабский дом в центре медины? Скоро я туда перееду.
Глаза Малаги округлились.
– Ты считаешь это разумным?
– Конечно, разумным. Я собираюсь жить настоящей жизнью. У меня уже есть две джеллабы и феска. Один знакомый араб научит меня завязывать тюрбан. Прошлой ночью я уже надевал его. Выгляжу, как настоящий араб.
– Неужели ты появился в отеле в таком виде?
Он хитро улыбнулся.
– Я знаю один секрет. Могу войти и выйти из отеля, и никто не заметит. Когда перееду, я буду навещать тебя таким способом.
– Значит, я должна остаться здесь одна? И на что я буду жить? Ты должен не забывать, что я здесь у тебя в гостях. У меня нет возможности оплачивать счета отеля.
Он снова сдавил ей руку и заглянул в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Он отложил книгу.
– Мам, принести тебе чего-нибудь попить?
Она заставила себя улыбнуться.
– Да, милый… то есть нет, не стоит. Спасибо. Она посмотрела на часы.
– Уже так поздно.
Раскрыв книгу, она сделал вид, что читает. Нельзя показывать Найджелу, в каком я состоянии. Конечно, я сейчас чего-нибудь выпила, но надо быть начеку и делать вид, что все в порядке. Но, Боже мой, до чего же все это трудно. Она едва слышно вздохнула и опять забарабанила пальцами по креслу.
Что за участь, мучиться в ожидании мужа, рисовать в воображении страшные картины. Ведь бывали случаи, когда он падал по дороге и приходил домой весь в крови и ссадинах. А однажды попал под машину и сломал ногу. А как возвратится домой, то придется выслушивать поток брани. Но может быть и другая крайность – невероятное добродушие и любовь.
– Милая Дайаночка, ты самая красивая, лучше тебя нет никого в мире. Как я тебя обожаю. Ты мое божество.
Любит и обожает. Обожествляет… Как бы не так. Обожествляет, но не настолько, чтобы прийти домой, когда обещал, или, по крайней мере, дать о себе знать, где он. В периоды запоев единственная его любовь – это бутылка. Но не смей ему ни в чем перечить. Он тут же от обожания переходит к не менее сильной ярости. Сколько раз он избивал меня так, что я не могла даже пошевелиться. Но, с другой стороны, уж лучше бы бил, чем те нескончаемые разговоры, которыми он мучает меня всю ночь напролет. Начинает говорить и не может остановиться. Говорит и говорит. И заставляет меня слушать. Тем для его разглагольствований не так уж много, и главная – это мои недостатки. Тут он может говорить бесконечно, повторяясь снова и снова, как заезженная пластинка. Боже, как это мучительно и скучно! Пару часов такой пытки и хочется биться головой о стенку. Я уже сейчас отчетливо слышу эту пьяную галиматью, которую он с завидной неутомимостью вновь и вновь повторяет. Порой мне кажется, что я схожу с ума. Но, если попытаться начать с ним разговаривать, как-то реагировать на его речи, то это все равно, что разговаривать с полным идиотом. Алкоголь до того одурманил его сознание, что он не способен воспринимать простейшие вещи. Но, не дай Бог, ему в чем-то возразить или сказать что-то не то, хотя бы одно слово. Тут можно ожидать чего угодно. Как от сумасшедшего. Вот, какой это ад.
Она отбросила книгу, забыв о присутствии Найджела, и устремила взгляд в стену напротив. Самое ужасное – это видеть в таком состоянии милого, приятного, в общем-то интеллигентного человека, которого любишь. Видеть, как он превращается фактически в животное, грубое опасное животное, с которым нельзя найти общий язык. Оно не слышит тебя, не понимает твоих слов. А если ты попробуешь помочь ему, оно будет тебя бить руками и ногами. Можно понять, посочувствовать тем несчастным, кто родился убогим. Но людей, которые сами, по собственной воле доводят себя до состояния убожества… Боже, зачем они это делают? Если бы они могли хоть раз увидеть и услышать себя со стороны… Конечно, когда они трезвеют, то мало что помнят о вчерашнем. Но Иэн и не хочет ничего помнить. Стоит только попытаться напомнить ему о его художествах, он тут же мрачнеет и начинает опять пить.
И все же, не смотря ни на что, я его люблю. Он может быть совсем другим – ласковым, внимательным, обаятельным. Нет, мне никто не нужен, только он.
Теперь вот на эту бедную маленькую Изобель свалилась такая ноша. С ней он, конечно, скандалить не станет, с посторонними он почему-то этого не допускает. Будет ужасно нудным и скучным, но хамить не будет. Кто бы мог подумать, что Изобель, эта серая мышка, окажется таким преданным другом. Слава Богу, Иэн – не бабник. Пьянство его я еще могу перенести – это все же болезнь, но измену – никогда. Да я даже не могу представить его с другой женщиной. Нет, никогда! Да и зачем забивать себе голову вещами, которые невозможны. Достаточно того, что вполне возможно.
Она оторвалась от своих грустных размышлений и посмотрела, чем занимается Найджел. Он склонился над книгой. Хорошо, что хоть он не знает правды о своем отце. Она снова посмотрела на часы и вздохнула. Чем позднее, тем в более мерзком состоянии он явится домой. Это уже проверено.
– Найджел, папа где-то задерживается. Почему бы тебе не пойти прогуляться. Зайдешь в снек-бар, чем-нибудь полакомишься, сходишь в кино. Говорят, в «Регенте» идет какой-то хороший французский фильм.
Он поднял голову и улыбнулся. Бедная мамочка! Хочет выпроводить меня до того, как па заявится домой и начнет бузить. Хочет, чтобы я погулял, пока папочка успокоится. Как лучше? Остаться дома и проследить, чтобы с ней ничего не случилось, или пойти гулять, поддерживая легенду о моем неведении?
Пальцы Дайаны опять начали отбивать дробь на подлокотнике. Она выпрямилась.
– Пойди, милый, погуляй. Если у тебя нет денег, возьми в моем кошельке на столе. Если фильм тебе понравится, можешь посмотреть его еще раз.
После некоторого колебания Найджел встал.
– Хорошо, мам. Но только, пожалуйста, не считай меня уж совсем ребенком, который будет подряд два сеанса смотреть один и тот же фильм.
Он вышел. Дайана прислушалась к звуку закрываемой двери и тоже встала и прошлась по комнате, Значит, прошел еще один день, и значит, сынок узнает правду об отце днем позже. Когда же все-таки явится Иэн? Если пойти за ним сейчас, то ничего хорошего не выйдет. Он просто придет в бешенство. Он считает, что я за ним шпионю, заставляю его плясать под свою дудку. Надо немного подождать. И, кроме того, это будет несправедливо по отношению к Изобель.
* * *
Голова Иэна на подушке произвела некоторое шевеление. Высунулся язык и облизнул губы. Иэн сглотнул, и рот его искривился, как будто ему попало что-то очень противное.
Изобель подняла голову и присмотрелась к его лицу. Просыпается. Она высвободила руки из его штанов и застегнула молнию. Осторожно спустила на пол ноги и на цыпочках протопала к себе в спальню.
Сняв платье, она аккуратно повесила его в гардероб. Затем достала зеленый пеньюар, отороченный гофрированными кружевами. Полюбовавшись им, она надела его и занялась прической, пытаясь придать своим волосам некоторое подобие кудрей. Очень долго изучала свое отражение в зеркале. Конечно, уже нет времени для серьезного макияжа.
Она только наложила на веки зеленые тени и окропила духами волосы и шею. Лампу с ярким медным рефлектором и цветным абажуром она направила в глубину гостиной. Пусть там будет неяркое, таинственное, сексуальное освещение.
Она встала, распахнула пеньюар и посмотрела внутрь. Довольная увиденными, она окропила духами живот и бедра. Застегнула пеньюар, посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась.
Найдется ли мужчина, который захочет уйти от меня к такой лишенной вкуса дуре, как Дайана? Уйти к ней, когда есть я. Эта Дайана даже и не понимает, что значит быть сексуальной и как вообще обращаться с мужчиной. Она не достойна, чтобы у нее был мужчина. Когда Иэн откроет глаза, я буду стоять рядом с большим бокалом виски в руках.
Иэн только на секунду открыл глаза и тут же их закрыл. С минуту его голова неподвижно покоилась на подушке. Потом он снова осторожно открыл глаза и приподнял голову. Оглянулся.
Где же это я? Где Дай? Что я здесь делаю? Где хоть кто-нибудь?
Он с трудом сел. Комната покачнулась и медленно поплыла сначала в одну сторону, потом в другую. Он опустил голову на колени и обхватил ее руками.
– Боже, я пьян, – произнес он громко, но невнятно. – Единственное, что мне сейчас нужно, так это выпить. Срочно выпить!
– Привет, Иэн, милый…
Что это за гнусный голосишко какой-то?.. Кто это, черт побери? Он поднял голову и открыл глаза. Изобель… Что она здесь делает? Ах, да, я, кажется, припоминаю. Это ведь я у нее в гостях. Она компанейская баба, эта Изобель. Такая не будет пилить и канючить: пора домой, тебе уже хватит пить… Такая не будет пилить, пилить, пилить…
– Иэн, дорогой, вот этот большой бокал виски – тебе.
Он принял от нее бокал, и его непослушный рот расплылся в улыбке.
– Ты просто чч-удесная девушка, Бишопель… Ну да… Пишо… Пп-аасслушай, а как тебя все-таки зовут?
Одним глотком он осушил полбокала. Поперхнулся, пролив виски на подбородок. Допил бокал и поставил его на стол.
– Еще. Мне бы еще!
Изобель уже наполнила бокал и подала ему. В глазах ее светилось немое обожание. Затем она пристроилась рядом, на диване. Очень близко.
Он выпил и этот бокал, а потом и еще один. Оглядел комнату красными затуманенными глазами.
Почему здесь так мало света? Да и тот, что есть, какой-то блядский, как в борделе. Где Дайана? Моя милая, любимая жена. Я ведь должен быть дома с моей маленькой женой. Я же ей обещал. Ужин и все прочее. Как здесь душно, в этой гнусной комнате. Чем-то воняет. Я хочу домой… домой.
Нетвердой рукой он поставил бокал на край стола. Тот соскользнул на пол. С трудом заставил он себя подняться на ноги и некоторое время качался из стороны в сторону. Наконец двинулся по направлению к двери.
Изобель вскочила и вытаращила на него глаза, не веря, что он уходит.
– Иэн, милый, куда ты собрался? Туалет не здесь…
Он уже открыл дверь и вывалился наружу. Не оборачиваясь бросил:
– Я собрался домой. Слышишь, ты, идиотка, до-мой!
Дверь за ним с шумом захлопнулась. Изобель неподвижно застыла, уставившись на закрытую дверь.
* * *
Иэна резко качнуло назад. Араб, поддерживающий его сбоку, еще сильнее сжал руку. Иэн повернул к нему голову и поглядел туманным взором. Свободной рукой он попытался освободиться.
– Кто ты такой, черт возьми? Убери от меня свои грязные черные руки? Где я? Что я здесь делаю?
– Такси, сэр. Из «Маммунии». Портье сказал, чтобы я проводил вас сюда. Вы здесь живете.
Хмурое лицо Иэна медленно осветилось пьяной улыбкой.
– Ты хороший парень! Слышишь, ты, Абдул? Или как там тебя зовут? Тт-ы мой друг… Ппшшли выпьем… Ах, я совсем забыл. Ты же не пьешь. Мусульманин, мусульманин… Так ведь? Понял, о чем я? Бедный парень. Не пьет. Слушш-ай, что это за длинный коридор? Где моя чертова квартира?
Он остановился, покачиваясь. Дайана… Если она собирается устроить сейчас мне скандал, то пусть не надеется… А почему, собственно, я не могу выпить? А кто она такая, чтобы мне выговаривать? Стерва, вечно командует, вечно хочет брать верх. Но сегодня я ей покажу. Пусть только попробует. Я никогда не позволю женщине мной командовать.
Они остановились перед дверью. Таксист пытался удерживать Иэна в вертикальном положении, а тот рылся в карманах.
– Дорогуша. Где-то здесь были мой ключи. Где-то здесь… Да позвони ты в этот чертов звонок, пусть эта ленивая дура оторвет от стула свою толстую жопу.
* * *
Дайана отбросила в сторону книгу и прислушалась. Спина ее одеревенела. В желудке стало как-то неуютно. Этот хриплый голос, заплетающийся язык. Как это все знакомо. Значит он прибыл. Она вскочила. На секунду прикрыла глаза.
Нельзя ему показывать, как я волновалась. Нельзя показывать ни тени недовольства. Будь терпеливой, доброй и приветливой. Будь такой, как обычно. Боже, пусть он будет в хорошем настроении.
Раздался длинный звонок. Она подбежала и открыла дверь. Таксист-араб бесшумно выскользнул назад. Упираясь обеими руками в дверной проем, стоял и смотрел на нее Иэн. Волосы взлохмачены. Глаза маленькие и красные. В уголках глаз какие-то желтые комочки. Рот полуоткрыт. В углу рта запеклась слюна.
Дайана сделала глубокий вздох и принужденно улыбнулась.
– Привет, дорогой. Проходи.
Она взяла его за руку. Покачнувшись, он вырвал руку и проковылял в комнату.
– Ты, чертова стерва! Опять захотелось покомандовать! Не получится. Стерва. А еще ты – уродина, уродина. Поди, посмотри на себя. Вообще, пошла отсюда вон, с глаз моих долой… И вообще, вон отсюда, из моей квартиры… И принеси мне выпить! Слышишь, ты, ленивая дрянь?
Он плюхнулся в кресло и вытянул ноги, уронив на грудь подбородок. Дайана обхватила себя обеими руками за бока и зажмурилась. Затем открыла глаза.
– Хорошо, дорогой. Я сейчас принесу тебе выпить.
Глава семнадцатая
Чендлер увидел Френки, входящую в бар, и помахал рукой.
– Добрый вечер, дорогая. Извини, что начал без тебя, но жажда замучила.
Френки села и оглянулась.
– А где все?
– Малага переодевается, а на это у нее уходит масса времени. Я разговаривал с ней в холле примерно полчаса назад. Джереми и Карлотта застряли где-то в дебрях Высокого Атласа. Видишь, как здесь опасно. Он мне звонил и сообщил, что сломалась машина. Прелестная история, доложу я вам. Но подозреваю, что это, видимо, так и есть. Он просит меня приехать и вызволить их оттуда. Хозяйка заведения, где они остановились… Хозяйка? Ты не думаешь, что он затащил бедную девушку в бордель? Так вот, хозяйка говорит, что у них там есть хороший механик, но Джереми не очень хочет с ним связываться. Хочешь поехать со мной?
– Конечно, с удовольствием. О, вот и Малага. В свободное кресло проскользнула Малага.
– Извините за опоздание, но я зашла к Изобель сказать о Джереми и Карлотте. Похоже, она обиделась, насколько может обидеться такое маленькое, доброе существо. Думаю, она подозревает какую-нибудь хитрость с их стороны и поэтому обижается. Кстати, к ужину не выйдет. Плохо себя чувствует. По-видимому, Иэн Драммонд-Брюс замучил ее. Он ведь почти весь день провел с ней. Не удивительно, что у нее после этого болит голова. Вид у нее неважный. Лицо красное, глаза какие-то странные, и говорит она еще медленнее, чем обычно. Возможно, у нее температура. Я хотела позвонить врачу, но она даже слышать об этом не захотела. Провела я у нее что-то около десяти минут, болтала всякий вздор, хотела ее оживить. Но разговорить ее было трудно, она только сидела и слушала с открытым ртом. Но такие дамы, по-моему, вам, мужчинам, как раз и нравятся.
Чендлер поежился.
– У своих женщин я предпочитаю больше жизни. Но если бы я сошел с ума и предался некрофилии, то предпочел бы труп помоложе и посимпатичнее. И хоть с какими-нибудь признаками интеллекта. Не надо много, чуть-чуть, чтобы понимала, о чем я говорю. Ладно, что будем пить? Малага не отрывала глаз от двери.
– Мне ничего. Я вижу, Грег появился в холле. А ты знаешь, как он любит выпивку. В последнее время он в каком-то странном настроении. Пойду успокою его. Увидимся позже.
Она встретила Грега в холле, и они вошли в ресторан. Метрдотель усадил их за столик и подал обширное меню. Грег резким нетерпеливым движением отодвинул его в сторону, не раскрывая.
– Уберите эту ерунду. И принесите что-нибудь. Мне все равно, что. Просто что-нибудь. Например, бутерброд с мясом, помидорами и майонезом.
Говорил он все это короткими очередями, выбрасывая слова, как пули.
Малага заказала для себя и улыбнулась метрдотелю.
– И еще, принесите спаржи, пожалуйста, и побольше.
Метрдотель с поклоном удалился. Грег взгромоздил локти на стол. Подавшись вперед, он пристально посмотрел на Малагу. В его глазах был нездоровый блеск.
– Малага, ты хотела бы отправиться в рай на роликовых коньках?
Малага сидела, не поднимая глаз от стола.
– Думаю, что предпочла бы более традиционный способ передвижения. К тому же, сомневаюсь, что это придется по душе Святому Петру. Хотя, о чем я говорю. В рай мне путь заказан.
Грег сильно сжал ее руки. Она нахмурилась и попыталась освободиться.
– Грег, оставь это. Ты делаешь мне больно.
– Послушай, Малага. Я открыл новое измерение. Две оси лежат в одной плоскости, а третья в перпендикулярной. Понимаешь? Неожиданно видишь яркий свет, потом вспышка. Подумай об этом. Ты мне нравишься, поэтому я хочу, чтобы ты поняла. Это очень важно. В мире нет ничего важнее.
Осторожно изучая его лицо, Малага отодвинулась, сколько могла. Оно выражало дикий восторг. Стеклянные глаза горели настоящим сумасшедшим огнем.
– Да, Грег, конечно… Я буду думать об этом. Я уже вижу, как это… ужасно важно. Это просто… фантастическое открытие, настоящее откровение.
Внезапно фанатический восторг покинул его лицо. Он расслабился. Отпустил ее и убрал руки со стола. Начал делать складки из уголка скатерти. Глаза бесцельно блуждали по залу.
– Помнишь, я говорил тебе, что нашел дом, настоящий арабский дом в центре медины? Скоро я туда перееду.
Глаза Малаги округлились.
– Ты считаешь это разумным?
– Конечно, разумным. Я собираюсь жить настоящей жизнью. У меня уже есть две джеллабы и феска. Один знакомый араб научит меня завязывать тюрбан. Прошлой ночью я уже надевал его. Выгляжу, как настоящий араб.
– Неужели ты появился в отеле в таком виде?
Он хитро улыбнулся.
– Я знаю один секрет. Могу войти и выйти из отеля, и никто не заметит. Когда перееду, я буду навещать тебя таким способом.
– Значит, я должна остаться здесь одна? И на что я буду жить? Ты должен не забывать, что я здесь у тебя в гостях. У меня нет возможности оплачивать счета отеля.
Он снова сдавил ей руку и заглянул в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32