А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Вновь появился наш гость-графолог, причем его причудливая самоуверенность сменилась серьезностью.
– Извините. – Он провел рукой по губам. – Когда мне позвонили, то не сказали, что именно предстоит анализировать. Это дело Пряничного человека?
– Да.
Он опять уселся на свое место, стараясь не смотреть на Харба, жадно поглощающего пиццу.
– Я читал об этом. Ужасно. Если позволите…
Я протянула ему первые записки, а также фотокопию той, что была адресована газете, – оригинал по-прежнему находился в лаборатории. Малруни надел пару белых хлопчатобумажных перчаток. Из жилетного кармана он достал кожаный футляр.
– Можно мне вынуть их из целлофана?
Я кивнула, сделав об этом пометки на печатях, удостоверяющих неприкосновенность улик. Первым делом он просто прочел записки, хмурясь при этом. Потом расстегнул молнию на своем футляре и извлек лупу, какой пользуются ювелиры, и какой-то длинный пинцет.
Я наблюдала, как он работает: то и дело занося что-то в блокнот, скрупулезно, строчка за строчкой, следуя по запискам, обращаясь с ними с величайшей бережностью и профессионализмом.
Примерно минут через пятнадцать, в течение которых Харб успел прикончить свою пиццу и присоединился к наблюдению, доктор Малруни, издав глубокий вздох, выпрямился на стуле.
– Вы имеете тут дело с больным субъектом, – произнес он, со всей серьезностью встречая мой взгляд. – Во-первых, я скажу вам то, в чем совершенно уверен. Все четыре записки писал один и тот же человек. Фотокопию сложнее анализировать, чем непосредственно рукописный текст, и в суде результаты такого анализа доказать труднее, но здесь и без того достаточно материала, чтобы быть совершенно уверенным.
– Продолжайте.
– Он правша. В его почерке присутствует то, что мы называем «клюшками». Это означает, что буквенные штрихи на конце толще, чем в начале. Это свойство, обычно присущее садистским личностям. Вы можете видеть это в нижних линиях таких его букв, как «t», «l», «f», «i», и в донышках «y» и «b».
Он показал нам образцы. Я почувствовала себя заинтересованной.
– Буква «t» имеет нисходящую перекладину, которая тоже утолщается на конце. Это может быть признаком психической неуравновешенности. Множество практикующих насилие шизофреников имеют в почерке нисходящую перекладину у «t». Во второй записке он также употребляет местоимение «мы», что может указывать на диссоциативное расстройство личности. Но я не верю в раздвоение личности. Это сказка психиатров. Я думаю, это «мы» было намеренным – либо изощренная уловка, либо намек на сообщника.
Пока все прямо в точку.
– Нажим и углы в его почерке очень резкие. Что опять-таки указывает на склонность к насилию и агрессии. Буква «d» является буквой социальной самоидентификации. Его «d» наклонены вправо и тоже имеют утолщенные завершения. Обычно это означает непомерно раздутое «эго», вместе с (одновременным) желанием контролировать ситуацию.
– Продолжайте, доктор.
– Свое имя он пишет заглавными буквами. Я бы назвал это признаком грандиозного нарциссизма. Слова, относящиеся к органам правопорядка, он пишет строчными буквами, преуменьшая вашу значимость. Это то, что я могу извлечь из почерка. Но я также и психиатр. Из того, что он написал, и из того немногого, что мне известно об этом деле, я рискну сделать несколько предположений.
– Будьте так добры.
– Вы имеете дело с сексуальным садистом. Он одержим идеей собственного владычества, и его желание властвовать над жизнью и смертью предельно высоко. У него тяжелая мания величия. Я бы также предположил, что он может быть психопатом, лишенным раскаяния в своих действиях. Он способен сымитировать нужные эмоции, но не способен их по-настоящему испытывать. Можете вы рассказать мне что-нибудь об этом деле?
Я осветила ему положение вещей, начиная от обнаружения первой Джейн Доу вплоть до самого момента его визита.
– Идея, что он за что-то наказывает этих женщин, неплоха, – промолвил он, когда я закончила. – Количество страданий, которое он им причинил, может послужить дополнительным индикатором того, что он скорее знал их лично, чем просто похищал наугад первых попавшихся.
– Почему он сменил свой «модус операнди» в последнем случае? – размышляя вслух, проговорил Харб.
– А вы уже знаете причину смерти? – поинтересовался Малруни.
Я покачала головой, а затем до меня дошло.
– Он сменил его ненамеренно, – догадалась я. – Что-то пошло не по плану. Может, он впрыснул ей чересчур большую дозу секонала и она впала в кому. Или она попыталась убежать, и ему пришлось сразу же ее убить. Но, как бы там ни было, на теле нет следов истязаний. Готова поспорить: он собирался истязать ее так же, как и других, но что-то у него сорвалось, поэтому взамен он надругался над ее мертвым телом.
Малруни пристально посмотрел на меня.
– Из вас бы вышел хороший психиатр.
– Спасибо. А еще есть какие-нибудь предположения?
– Этот человек убивал и прежде. Вероятно, множество раз. Это не дилетант. Просто он решил выйти с этим на публику. Слишком большая предварительная подготовка, проработка всех деталей, слишком много мер предосторожности, чтобы можно было считать эти убийства первыми в его жизни. Он оставляет нам только те улики, которые нарочно хочет оставить. Для него это игра. Но должно быть нечто, какое-то обстоятельство, спровоцировавшее на этот разгул. Причина, побудившая его выйти из тени. Может, он пережил развод или потерял работу.
– Событие, послужившее спусковым крючком.
– Верно. Но есть и еще кое-что. Я несколько удивлен, что вы еще не обратили на это внимания, лейтенант.
– Что именно?
– Он адресовал вам письма, вломился в ваше жилище, звонил вам по телефону, а теперь требует, чтобы вас уволили. – Малруни устремил на меня исполненный боли взгляд. – Этот человек на вас запал, нашел в вас предмет обожания.
– Обожания? Запал? Да он хочет меня убить.
– Психопаты не умеют нормально выражать эмоции. В письме в «Трибюн» он даже пишет ваше имя заглавными буквами, придавая вам максимальную значимость. Он охотник, преследователь. Сейчас он зациклился на вас. Извращенно зациклился. Я думаю, все это некий способ ухаживания, способ привлечь ваше внимание.
Вот это номер! А другие-то, идиоты, просто посылают цветы.
– С меня не спускает глаз специальная группа охраны.
Малруни потер усы.
– А вы знаете, как гиены находят мертвую тушу? Они следуют за грифами. Грифы выводят их к пище.
– Черт! – воскликнул Харб.
Он подумал о том же, что и я.
– Преступник вполне может наблюдать за наблюдателями.
Глава 33
– Мы нашли джип.
– Подозреваемый отвечает описанию?
– Некоторое сходство есть. При нем нет удостоверения личности, но он упомянул ваше имя.
Я кивнула Харбу. Метод траления был его идеей. Мы отрядили шесть групп прочесать частым гребнем территорию в радиусе десяти кварталов от моего «хвоста» телохранителей. Останавливали грузовые фургончики и минивэны. Обыскивали припаркованные машины. Опрашивали людей.
– Мы сейчас на пути, лейтенант. Куда его доставить?
– Приведите его в комнату «С». – Я положила трубку и протянула руку доктору Малруни. – Ваши предположения были чрезвычайно ценны. Возможно, мы как раз поймали своего преступника. Спасибо за помощь.
Мы пожали друг другу руки, и он вручил мне свою визитную карточку.
– Рад был помочь. Не стесняйтесь звонить, если что-то еще понадобится.
Чтобы сэкономить мои силы, мы с Харбом воспользовались лифтом. Все это ощущалось как-то немного обыденно, но именно так заканчивается большинство успешных расследований: скорее комариным писком, чем громом фанфар. Не важно: коль скоро преступник был в наших руках, я была счастлива.
Но все мои надежды разбились вдребезги, когда я увидела, кого привели в комнату для допросов.
– Здравствуйте, лейтенант.
На одиноко стоящем деревянном стуле сидел Финеас Траутт и улыбался мне с терпеливой снисходительностью.
– Это тот человек, который вломился в твою квартиру? – подтолкнул меня локтем в бок Харб.
Я нахмурилась.
– Нет, – ответила я. – Этого зовут Финеас Траутт, через два «т». Добудь мне его криминальный послужной список.
Я вошла и, закрыв за собой дверь, покачала головой, адресуясь легиону колов, сидевших по другую сторону непрозрачного с моей стороны стекла. Затем перевела внимание на своего партнера по бильярду.
– В чем дело, Фин? Ты что, за мной следил?
– Я видел тебя в новостях. Ты сознательно стараешься выманить на себя Пряничного человека.
– Какое ты имеешь к этому отношение?
Фин пожал плечами:
– У меня было немного свободного времени, и я решил своими глазами увидеть, как работает эта ваша схема. У вас три команды по два человека, каждая отрабатывает восьмичасовую вахту. Они держатся за тобой на расстоянии не больше двух сотен футов и до того бросаются в глаза, что нарочно не придумаешь.
В комнате для допросов пахло дымом, потом и отчаянием. Фин тем не менее выглядел совершенно спокойным и даже позабавленным.
– Ты так и не сказал, почему следовал за мной.
– Я рассудил, что убийца сделает еще попытку, но заметит твой эскорт, точно так же, как его заметил я. Поэтому я пристроился сзади, чтобы посмотреть, не делает ли кто-нибудь то же самое.
Я до сих пор не до конца понимала, к чему он клонит, но ощутила волнующее покалывание.
– И ты что-нибудь заметил?
Он кивнул:
– Я заметил две легковые машины и четыре грузовика, во всех было по одиночному водителю мужского пола. Все вели себя подозрительно. Я записал марки, модели и номерные знаки.
– Где эта запись?
– Мы ведь друзья, Джек, не так ли?
Я нахмурилась. К чему вдруг такая уклончивость?
– Мне бы хотелось так думать, Фин.
– А друзья оказывают друг другу услуги, верно?
– Так, значит, это услуга?
– Конечно. Я не люблю, когда моих друзей обижают. Уверен, что и ты смотришь на дело так же.
Теперь все встало на свои места.
– У тебя, очевидно, неприятности?
– Хранение. Кокаин. Суд будет в следующем месяце. Мне светит срок, и немалый. – Фин поскреб свою лысую голову: прозрачный намек на свое заболевание. – Но этого срока у меня уже не осталось.
Я не ответила. Повисло молчание. Я знала окружного прокурора, и дело Пряничного человека было достаточно значимым, чтобы за его арест он продал и жену, и мать. Но я не любила сделок с преступниками, даже с полезными и сотрудничающими, даже с теми, которые играют со мной в пул.
– Я сейчас вернусь.
Я покинула комнату для допросов и в коридоре столкнулась с Харбом. Он вручил мне распечатку данных по криминальной биографии Фина.
Там было несколько обвинений в нанесении телесных повреждений, два – в попытке убийства, одно – в непредумышленном убийстве и два – в убийстве второй степени. Никаких приговоров: в каждом случае либо обвинение было вскоре снято, либо подсудимый оправдан.
– Ты, кажется, однажды арестовывала этого парня?
– Да. На него наскочили несколько вооруженных хулиганов. Двоих он убил, а еще троих отправил в больницу. Самозащита. Траутт даже не был вооружен.
Надо заметить, что у всех других жертв нападений Фина после имен стоял номер уголовного дела: то есть у каждого тоже был криминальный послужной список.
Единственное его правонарушение, не связанное с насилием, был кокаин. Дело было заведено недавно, всего пять месяцев назад. Количество найденного кокаина было достаточным для того, чтобы даже указанный окружной прокурор предъявил обвинение в хранении с целью сбыта, а не просто в хранении.
Я вернулась обратно в комнату «С». Фин сидел, закинув ногу за ногу, и выглядел совершенно непринужденно.
– Чем ты зарабатываешь на жизнь, Фин? – спросила я.
– Проворачиваю сделки.
– Торгуя наркотиками?
Он скорчил гримасу:
– Я не торгую наркотиками.
– Тебя арестовали с тридцатью граммами кокаина.
– Я его не продавал.
– Это что же, для личного пользования? – презрительно фыркнул Харб.
Фин смерил его взглядом.
– Морфий расслабляет, делает слезливым. Кокаин снимает боль и позволяет сохранять бодрость.
– Где вы берете кокаин? – спросил Харб.
Фин пропустил его вопрос мимо ушей и сосредоточил внимание на мне.
– Так мы помогаем друг другу или продолжаем указывать друг на друга пальцем?
Я пристально посмотрела в глаза Фина. Его личная жизнь меня не касалась, но я действительно не любила наркотики, особенно тех, кто их употреблял и продавал. С другой стороны, тогда, в бильярдной, он спас меня от бандитов, и он же, быть может, только что обеспечил нам крупнейший прорыв в нашем расследовании.
И хотя я была служителем закона, профессионалом, который никогда не позволял личным чувствам влиять на его поступки, мне по-своему нравился этот парень.
– Договорились. Я улажу это с окружным прокурором.
– Могу я получить письменное подтверждение?
– У тебя есть мое слово.
Он кивнул, затем передал мне свою записную книжку. Первой шла запись: «Белый джип, фургон, развозящий мороженое, Р912 556».
– Харб, проверь этот номерной знак. Это может оказаться тот, кого мы ищем.
Бенедикт удалился с записной книжкой. Фин встал и сунул руки в карманы.
– Я могу идти?
– Да. Спасибо.
– Спасибо тебе. Я слышал, ты получила огнестрельное ранение. Как нога?
– У меня есть запасная.
Он усмехнулся:
– Ты чертовски упрямая, бескомпромиссная цыпочка. Может, как-нибудь еще встретимся. Нам так и не удалось доиграть тот последний пул.
– Я сверюсь со своим ежедневником.
– Я придержу для тебя стол.
Он повернулся и вышел.
Харба я нашла в его кабинете. Выражение его лица без слов сказало мне все.
– Номерной знак принадлежит автомобилю «крайслер-вояджер». По сводкам, номер был украден полгода назад.
Я медленно выдохнула. Не было ни малейшего шанса выйти на водителя по чужим, украденным номерным знакам. Самое большее, что мы могли сделать, – это опубликовать словесный портрет преступника и надеяться, что кто-то откликнется.
– Ты проверил другие номера?
– В процессе. А тем временем нам надо все равно продолжать операцию «Трал». Может, преступник до сих пор пасет наших парней.
То был выстрел с дальнего расстояния, надежда была слаба, но это было единственное, что мы могли сделать на данный момент.
– Согласна. Пойду к себе, словлю волну.
Аппарат громкой связи на моем столе позволял мне следить за проведением операции. Короткие, отрывистые очереди полицейских диалогов в промежутках между долгими периодами молчания (перемежающие, взрывающие… периоды тишины). Были допрошены еще несколько подозреваемых, но ни одного не арестовали. Спустя два часа, в течение которых чувствовала себя сторонним наблюдателем на своем собственном расследовании, я выключила рацию.
Уныние навалилось на меня, как ватное одеяло.
– Ты есть не хочешь? – Харб протиснулся в дверь с пакетом поджаристых свиных корочек.
– Нет, спасибо. – У меня совершенно не было аппетита. Даже перспектива отведать еду домашнего приготовления не привлекала. Вероятно, мне следовало позвонить и отменить свое свидание с Лейтемом.
– Мы его поймаем, Джек.
– Я не хочу провести остаток жизни, мучимая мыслью об ускользнувшем от меня преступнике.
Мой друг уселся напротив меня.
– Так перестань мучиться.
– У тебя все по-другому, Харб.
– Почему это? Я тоже хочу схватить этого ублюдка.
– Но у тебя есть жизнь вне полицейской службы. А для меня это все.
Харб поставил пакет. Надо было знать, что, если Бенедикт отставляет еду в сторону, значит, относится к какой-то теме очень серьезно.
– Ты сама в ответе за тс решения, которые приняла в своей жизни, Джек. Ты имеешь то, что сама для себя выбрала.
Я посмотрела на него:
– Я потратила больше двадцати лет, вкалывая на полицейской работе. Я никуда не хожу, ни с кем не встречаюсь. Я разрушила свой брак. Все, что я умею делать, – вот эта работа. Но если я даже ее не могу выполнить как следует, тогда какой вообще, черт подери, смысл в моей жизни?!
Я закусила нижнюю губу, глаза наполнились слезами. Мне была омерзительна собственная слабость, и я терпеть не могла себя жалеть, но слова Харба действительно попали в больное место.
Все верно: я находилась здесь потому, что сама выбрала эту жизнь.
Но что, если я сделала неправильный выбор? Мой напарник положил руку мне на плечо:
– Джек, ты лучший полицейский, какого я знаю. Если кто и схватит этого типа, то только ты.
Я глубоко вдохнула и задержала дыхание, надеясь, где-то в самой глубине души, что Харб прав.
Глава 34
После того как человек по имени Лейтем отвечает на все вопросы, он связывает его проводами от каких-то удлинителей и запирает в его же собственном стенном шкафу.
Служба знакомств. Какой выпендреж! Но зато как удачно для него.
Вместо того чтобы пытаться обхитрить команду телохранителей Джек, теперь единственное, что он должен делать, – это поджидать здесь, в доме у Лейтема, а уж она сама придет к нему в руки.
Он закрывает глаза и представляет Джек в ванной комнате, перед зеркалом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27