А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Алексей сразу поднялся, отодрал от ладони прилипший комок смолы, расправил подол рубахи. Беспокойство Кускова передавалось ему целиком. Луис не погонит человека зря. А вы тут. Он глянул на осунувшееся лицо правителя, взъерошил по старой привычке волосы.Берегитесь тут... На верфи Петрович управится, на мельницу Луку пошлю... Караулы прикажите выставить. Время тревожное.
Он старался не показать, что большая часть забот по управлению фортом сейчас лежала на нем одном и что он боится оставить Росс, пока Кусков болен.
Но Иван Александрович ничего не сказал и молча отпустил собираться в дорогу. Сборы были недолгие. Выехали сразу же, не откладывая ни на час, с тем чтобы в миссию прибыть вечером. Так просил Луис.
Падре Уриа давно умер. Падре Фелинне полгода назад предусмотрительно отбыл на Манилу. Миссией св. Франциска временно управлял Винценто, еще более раздавшийся в ширину, но по-прежнему деятельный и веселый. Он встретил Алексея еще за воротами монастыря, притворился, что, совершая прогулку, увидел гостя случайно. Но когда сопровождавшие настоятеля монахи прошли вперед, дружески подмигнул и взмахнул четками.
Испытав раньше далеко не любезный прием в степной миссии, Алексей ехал сюда не очень охотно. Однако толстяк Винценто сразу ему понравился, и он подумал, что. Луис, как видно, хорошо знал, к кому его приглашал.
Новый настоятель повел Алексея прямо на галерею, выходившую в сад и увитую уже наполовину голыми виноградными лозами, усадил за стол. Тут, на толстой домотканой скатерти, стояли два кувшина с вином, два стакана, на деревянной тарелке лежала вверх ножками какая-то жареная птица. Поодаль, в миске, темнели гроздья мелкого синеватого винограда.
Подкрепимся с дороги, сын мой,сказал настоятель и так шумно дохнул, садясь за стол, что затрепетали уцелевшие на лозах листья.Да благословит нас святой Франциск Ассизский.
Он наполнил стаканы, вытер ладонью лысину и лицо и одним ловким движением вылил себе в глотку вино. Так он проделал несколько раз. Пока Алексей выпил свой стакан, один кувшин уже был пуст. Затем, взяв птицу за ноги, падре разорвал ее пополам, половину придвинул гостю, а вторую обглодал сам, выкинув кости в сад. Все это он проделал быстро, словно не Алексей, а он сам совершил утомительный путь.
Во время еды Винценто молчал. Зато насытившись, он охотно начал рассказывать о своих злоключениях во время степного пожара, от которого чуть было не пострадала и миссия Санта-Роза, где он в это время жил, о гибели нового, строившегося монастыря, о сгоревших солдатах отряда приемыша Аргуэлло Гервасио, единственного, кто вырвался из огня.
Гервасио Сальварец? насторожился Алексей.
Гервасио Сальварец, мой добрый сеньор. Сам дьявол бережет его!
Он жил у Аргуэлло?
Вырос с его детьми.
Гервасио!.. Алексей ничего об этом не знал. Теперь он понял, почему Конча никогда не говорила о нем подробно, хмурилась и только предупреждала беречься. Будто несла ответственность за его дела... Алексей почувствовал еще большую нежность к девушке, гордой, честной и очень одинокой... Он еле сдержался, чтобы не спросить о ней у монаха, но тот уже поднялся, подошел к перилам галереи, прислушался.
Луис! сказал он, протягивая руку по направлению к саду.
Действительно, за купами деревьев, еще сохранивших листву, там, где, очевидно, пролегала дорога, послышался топот, затем короткое, сразу приглушенное ржание коня. Вечер только наступил, закатное солнце пробивалось сквозь деревья, обагрило выступ белой ограды, осеннюю траву, палый лист. Минуту спустя над стеной поднялась красноватая пыль, топот затих, а еще через минуту или две в саду показался Луис Аргуэлло в сером плаще и шляпе без позументов.
Живя здесь почти семь лет, Алексей ни разу не встречался с Луисом. Он только слышал о нем от Кускова, от промышленных, побывавших в сан-францискской президии. Рассказы о молодом коменданте всегда были полны приязни.
Он был мало похож на сестру. Среднего роста, темный от солнца, худощавый, с небольшой острой бородкой и усами, он сразу ничем не напоминал Кончу. Только вглядевшись, Алексей заметил такое же, чуть удлиненное лицо, высокий лоб, разрез продолговатых глаз, однако не глубоких и ясных, как у сестры, а более светлых и беспокойных.
Сеньор друг Кускова? спросил он быстро, по-юношески взбежав на галерею.
Он крепко пожал руку Алексею, почтительно и вместе с тем дружески подошел под благословение монаха, искренне огорчился болезнью Кускова и так же искренне обрадовался, узнав, что перед ним тот самый помощник правителя русской колонии, о котором он уже много слышал.
От кого? спросил Алексей. Они были почти ровесники, и оба сразу почувствовали друг к другу симпатию.
О, мне говорила Конча, сестра! ответил Луис простодушно.И капитан Риего. Я уже давно хотел вас видеть. Сестра...
Луис неожиданно умолк, оглянулся. Лицо его стало озабоченным.
Сеньор Алексее...начал он уже другим тоном.Я просил приехать сюда, к отцу- настоятелю, потому что нельзя, чтобы знали в президии. Там есть люди, которым я не совсем верю...
Луис еще раз оглянулся, очевидно желая убедиться, что, кроме них троих, никого на галерее нет, отвел Алексея в угол.
Монтерей заняли инсургенты,сказал он тихо.Губернатор бежал в Санта-Клара, много солдат убито. Мятежники прибыли на корабле... Отряд Гервасио ушел в прерию...
«А Конча?» едва не вырвалось у Алексея, он даже подвинулся, и Луис ничего не заметил.
Гервасио направился сюда, чтобы уничтожить ваш форт, перебить людей, а потом заявить, что это сделали мятежники. Он убедил губернатора, что нападение на Монтерей произведено при участии русских... Я хочу предупредить вас, потому что испанский народ не предатели, а такие, как Гервасио,не испанский народ...
Луис волновался, кулаки его были сжаты. Как видно, подлость Гервасио потрясла его больше, чем известие о разгроме Монтерея.
Прошу думать, что я, и сестра, и падре Винценто...
Алексей взял его за руку. Известие не поразило. Он только, как при всякой опасности, стал сдержанным и серьезным и трезво оценил положение. Услуга Луиса велика; главное, что среди испанцев были друзья, но в форте давно начеку, нападение врасплох невозможно, а в открытом бою люди Росса не беззащитные индейцы!
Спасибо, сеньор Луис, и вам, и падре, и донне Марии, сказал он как можно сердечнее. Сегодня ночью я вернусь домой. И ежели когда придется... Наш форт всегда будет и вашим домом...
Час спустя Алексей уехал из миссии. Стало уже темно, провожавший его слуга скрылся за холмом, но Алексей не спешил, а один раз даже остановил коня, чтобы поглядеть на светившееся в ночном сумраке окно монастыря. Может быть, там была комната Кончи?.. За деловыми разговорами он так и не расспросил о ней, хотя Луис сказал, что сестра живет здесь.
Он вздохнул, но снова все его мысли были о другом.
Беседа в монастыре показала, что враги не очень-то уверены в своих силах. Пройдет еще немного времени, может быть, год, может быть, два, улягутся все эти тревоги, можно будет вдесятеро увеличить посевы, строить настоящие корабли, торговать не только с Калифорнией... Александр Андреевич одобрит его планы. Он сам положил на них всю свою жизнь. И Алексей отдаст ее. Все у него впереди! И любимое дело, и друзья, и все... Разве радость завершения самого трудного не близка?
Нет, не близка...
Алексей вернулся в Росс рано утром. Было ветрено. По океану шла серая волна, полоскался над крепостью трехцветный флаг, из труб уносились дымки. Но небо было синее, чистое, розовый отсвет зари лежал на бревнах палисада.
Помощник правителя продрог от ночной сырости, стремился поскорее добраться до дому, погреться. Там, у очага, он расскажет Ивану Александровичу и о поездке, и о дружеском предупреждении дона Луиса, и о личных соображениях по этому поводу. Уверенность в своих силах придавала столько бодрости, что даже нездоровье Кускова теперь не пугало. Он за двоих управится в Россе.
За воротами крепости он увидел Фросю. Присутствие жены Савельева в форте его несколько удивило. Ни она, ни муж давно уже не покидали фермы.
Что случилось, Фрося? спросил он, отдавая караульному своего коня.
Но та только низенько поклонилась и не ответила.
Да что у вас тут такое? обернулся Алексей к караульщику, тоже хмуро и медленно перебиравшему уздечку.
Судно с Ситхи, Лексей Петрович, нехотя сообщил тот.Насчет Баранова.
Что насчет Баранова?
Сменили!..
Алексей почти побежал к дому. Иван Александрович, видимо, даже не прилег этой ночью. Он сидел в самодельном кресле возле стола, гроздья оплывшего свечного сала свисали с подсвечнику, матовыми каплями застыли на сукне. Ставни были открытыосенью глаза Кускова не так болели,и при утреннем свете Алексей разглядел, как за одну ночь постарел его начальник.
Знаешь уже, Леша? Кусков поднял голову, большой рот его покривился.
Знаю. Кто привез известие?
На «Соколе» депеша доставлена. По приказанию нового правителя Гагемейстера... Не офицеры мы, Леша, и не дворяне. И не для своей корысти трудились...
Потом он встал, верный соратник Баранова, высокий, немного сгорбившийся, совсем седой, снял с шеи большую золотую медаль, которую носил всегда со дня посещения Гагемейстера, поглубже засунул ее в ящик стола.
Вместе с Александром Андреевичем получали. За всю жизнь только и было ласки... Теперь расстаемся и с тобою, сынок!
Он протянул ему лежавшую на столе бумагу и, скрывая ярость, отвернулся к окну.
Алексей взял письмо. Это было приказание главного правителя российских колоний в Америке, императорского флота капитан-лейтенанта господина Гагемейстера лично ему, бывшему подштурману Алексею Емелину. Бумагой предписывалось: немедля отбыть на Сандвичевы острова для ликвидации заселения Круля, а оттуда отправиться на остров Уналашку и вступить в должность помощника правителя конторы. Оставить Росс навсегда.
Росчерк пера, чернильная клякса, три сургучных печати. Дешево стоит человеческая судьба!
Глава восьмая
Отъезд Баранова с Ситхи пришлось отложить. Неожиданно прибывший в Ново- Архангельск на военном шлюпе «Камчатка» капитан Василий Михайлович Головнин несколько расстроил планы Гагемейстера. Честный и прямой моряк, Головнин не одобрил поступок с Барановым и заявил, что будет ходатайствовать о назначении бывшего правителя в совет компании по американским делам. Гагемейстер знал Головнина и боялся теперь отпустить Баранова в Петербург одного.
Капитан-лейтенант дипломатически заболел. Властью, данной ему главным правлением, он назначил на должность правителя колоний лейтенанта Яновского, помощника командира «Суворова», и послал его проверить Кадьякскую и Уналашкинскую конторы. Баранову же было предложено сдать все отчеты Хлебникову в течение двух месяцев срок, необходимый для окончания ремонта «Кутузова». На нем Гагемейстер сам отбывал вместе с Барановым в Санкт-Петербург.
Баранов принял это приказание спокойно. Боль осталась глубоко в сердце. Он молча протянул ключи Хлебникову минута, о которой думал долгие годы, минута, завершающая все, что он сделал и совершил и мечтал передать в надежные руки. Затем так же молча вышел из горницы.
Он прошел двор, миновал сторожевые будки у главных ворот, свернул в лес. По давно заросшей тропе добрался до развалин старой крепости, сел на обомшелый большой валун. Здесь он бывал не раз, отсюда открывался почти весь пролив с зелеными лесистыми островками, тускнел, сливаясь с небом, океан.
О чем думал бывший правитель земель, которые поднял для жизни своими руками? О будущем? Его у него не было. О прошлом? Его отнимали. О том, что остался один и даже семьи настоящей не оказалось?.. Сын от кенайки слабый, болезненный мальчик ушел с Головниным на корабле, дочь оставалась с матерью, не покидавшей своего племени...
Невольно он подумал, что нужно позаботиться о них. Горечь последних испытаний многое вытеснила из памяти. Он встал, по привычке отряхнул кафтан, медленно направился к крепости.
В тот же вечер Баранов написал Гагемейстеру письмо с уведомлением, что собирается отправиться в Кадьяк для свидания с семьей. И что доверяет Хлебникову произвести приемку складов в его отсутствие.
Капитан-лейтенант был раздосадован и возмущен. В ватном стеганом халате, в бархатной шапочке на редеющих волосах, он шагал по своей каюте и зло выговаривал Хлебникову, привезшему на корабль письмо.
Нельзя отпускать его, сударь! Сие равносильно началу бунта. На Кадьяке и прочих островах тысячи кенайцев и алеутов, которые пойдут на крепость по одному его слову.
Полно, господин капитан-лейтенант,усмехнулся Хлебников.Баранов не собирается с нами воевать. Он хочет позаботиться о жене и дочери.
Не знаю!отрезал Гагемейстер.Не ведаю... И кроме того, я не могу задерживать корабль ради его прихоти.
Хлебников пожал плечами.
Тогда велите господину Яновскому привезти семью Александра Андреевича сюда. Симеон Иванович пленен красотою его дочери и исполнит поручение с превеликим удовольствием.
Хлебников, как и все почти служащие компании, прибывшие с Гагемейстером, искренне сочувствовал Баранову и недолюбливал бездушного капитан-лейтенанта.
Сюда?
Именно, сударь.
Гм...
Гагемейстер задумался. Пожалуй, это будет самым правильным и не задержит «Кутузова». Но, недоверчивый по натуре, он отпустил Хлебникова, не сказав ни да ни нет, и лишь к вечеру написал распоряжение лейтенанту Яновскому.
Узнав о решении Гагемейстера, Баранов возражать не стал. Он отменил поездку, велел Серафиме приготовить запасную горницу и, в ожидании семьи, занялся вместе с Николкой разбором торговых бумаг и документов, отчасти написанных на клочках бумаги. О том, что сам остался без средств, почти без копейки, он не сокрушался. Мучило и угнетало сознание, что о нем могут подумать как о человеке, присвоившем чужое добро, и он нетерпеливо хотел отчитаться до единой полушки.
Он, как и прежде, вставал на рассвете, разжигал камин, кипятил в котелке чай. Выпив две чашки, принимался за работу. Только зорю отбивал теперь караульщик. А один раз, когда в караульне проспали, Серафима побежала к столбу и сама позвонила в колокол. Все должно идти как и прежде!
Серафима, Николка, промышленные, алеуты и даже Хлебников старались не нарушать привычной жизни крепости. Люди по-прежнему приходили к Баранову по делу, за советом и помощью, а старые шкиперы и зверобои признавали только его распоряжения. Хлебников молчал, стараясь сам узнать как можно больше полезного от бывшего правителя. Со скрытым негодованием и грустью он видел, кого лишается Россия в этих местах, и понимал, что другого такого человека Русская Америка не увидит уже никогда.
Баранов оживлялся, когда приходили люди. Особенно рад был соратникам, с которыми прошел весь свой путь. Их осталось немного, и они тоже стали седыми и старыми его боевые товарищи. Они молча сидели на лавке у очага, в потертом комканом платье, многие не снимали тапок и не расставались с ружьями. Охотники и зверобои пришли почти со всех редутов и одиночек, они не хотели еще верить свершившемуся. Пришел из-под Якутска и старик Афонин, давно перебравшийся туда с Уналашкой индейской девочкой, подобранной им когда-то в лесу.
Правитель раздал им свое оружие, лично добытые меха, одежду. А старику Афонину вручил для Уналашки восемьсот рублей ассигнациями все, что имел. Больше у него ничего не было. Оставалось не полученное за два года жалованье да несколько компанейских акций, которые он передавал детям.
Поняв наконец, что слухи правильны, старики решили тоже покинуть компанию. Одни собрались уйти на Квихпак, другие к индейцам в предгорья Кордильеров. Афонин хотел перебраться в Канаду.
Не будет житья нам тут под офицерами да попами. От них сюда подавались. Теперь наш курс компанейский вышел,сказал старый зверобой сердито. Вены на стариковской шее его вздулись.
Но Баранов сразу же прервал Афонина и на минуту снова стал прежнимвластным и строгим.
Не для одной компании мы жизнь свою клали, Афонин,заявил он, хмурясь.Вы что, не русские люди? Кто лучше вашего знает места, народы, проливы, промысел? На вас, а не на правителе будут держаться сии земли.
Потом остыл, прошелся по зальцу.Жизнь наша тут, старые соколы...добавил он тихо.
Яновский выполнил поручение только наполовину. Он привез в Ново-Архангельск одну Ирину, Анна Григорьевна прислала благословение и просьбу о ней не тревожиться. Она хворала, морское путешествие даже на Ситху выдержать не могла. Она останется со своим народом.
Баранов был опечален. Они всегда жили врозь, дочь старого вождя кенайцев никогда не расставалась со своими близкими, но сейчас, перед отъездом в Россию, ему хотелось ее увидеть. Кто знает, когда и где теперь соберутся они вместе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59