Он решил дать старику высказаться и остыть. Он слушал учтиво и чуть досадливо и лишь один раз поглядел на часы.
Изволите видеть, ваше превосходительство,сказал наконец министр, когда Мордвинов умолк,нынче государственная политика требует разрешения главного. Политика американских областей есть для нас частность. Однако дружественные отношения с королем Испании требуют от нас дружественных поступков. Государь соизволил обещать заступничество компании, но не произволу ее отдельных лиц. Испанский министр указывает на таковых... Коллежский советник Баранов извращает волю его величества и вызывает недовольство...
Позвольте, ваше сиятельство! воскликнул Мордвинов.Правитель Баранов печется о благе отечества двадцать семь лет! Его уму и заботам обязаны мы процветанием наших американских земель.
От возмущения старик побагровел, уперся палкой в ковер так, что образовалась складка.
Я высоко ценю мнение вашего превосходительства, както скорбно сказал Нессельроде,и готов доложить о нем государю. Но, полагаю...
Не надо. Я сам доложу его величеству!
Мордвинов поднялся. Пальцы его, сжимавшие набалдашник палки, дрожали. Председатель департамента экономии, член государственного совета, заслуженный адмирал и бывший военный министр ясно почувствовал намек на неособенную к нему приязнь царя. И понял, что Нессельроде решил пожертвовать Барановым, чтобы на время ублаготворить испанцев.
Старик угадал. То, что еще не совсем четко зрело в мыслях министра, теперь оформилось окончательно. Вольноуправству в американских колониях надо положить предел. Слишком опасны республиканские соблазны Нового Света, и слишком долго влияли Резановы, Мордвиновы, Сперанские... Там нужны люди, действующие по железной инструкции. И не разночинцы «просветители индейцев», а верноподданные офицеры. Колония есть колония!.. Сменой же Баранова можно показать Испании свою добрую волю и оттянуть вопрос о Россе.
Нессельроде почтительно проводил Мордвинова до дверей, сунул почти детскую ручку. Затем приказал подавать коляску и смиренным гномом отправился во дворец.
Николаю Семеновичу Мордвинову удалось обратиться к царю после заседания государственного совета. Однако Александр, подготовленный Нессельроде, даже не дослушал бывшего министра.
Я еще займусь вашей компанией! сказал он холодно и недружелюбно и, отвернувшись, направился к выходу мимо низко склоненных голов членов совета.
А через день министр внутренних дел Козодавлев получил указания.
...На реке Мойке, у Синего моста, в доме Российскоамериканской компании произошло заседание главного правления, состоящего из четырех директоров.
Собрались трое: Михаил Матвеевич Булдаков, Сидор Андреевич Шелехов и Венедикт Бенедиктович Крамер. Четвертый Андрей Северин находился в отъезде.
Было начало мая, в Петербурге стояла настоящая весна. Из окон невысокого дома и через дверь балкона, выходившего на Мойку, виднелись влажная еще площадь и набережная (утром прошла гроза), первая трава по обочинам речки, десятки колясок, дрожек и всадников, пересекавших площадь, тысячи плотников и каменотесов возле будущего храма св. Исаакия. Гул и грохот тяжелых «баб», крики и гомон строителей доносились сквозь закрытые двери и окна, нарушали мирную канцелярскую деловитость.
Трое директоров сидели вокруг стола, крытого зеленым сукном. Чернильница, баночка с песком, очиненные перья и несколько конторских книг были приготовлены секретарем. Сам он, пожилой и блеклый, с дряблыми щеками, уселся за отдельным столиком.
Господа директоры.сказал Булдаков, сразу же открывая заседание.Сегодня у нас подлежит обсуждению сугубо важное дело, кое мы должны представить на рассмотрение совета компании...
Плотный, с коротко остриженной головой, острым взглядом и тяжелым подбородком, он был решителен, прямолинеен и не любил излишних словопрений.
Дело касается нашего главного правителя в Америке Александра Андреевича Баранова, особливо всех его последних действий. Мы теперь не только торговая компания, господа директоры, и наше устремление не только промысел морского зверя на Аляске и океанских островах. Высочайшие привилегии, дарованные нам, содержат государственное значение. Совет компании создан монаршим соизволением. Однако увеличение прибыли и капитала, доверенного нам акционерами,дело для нас не второзначащее. Между тем господин Баранов свое внимание на сие дело забросил. Вам известно, господа директоры, что заселение на Сандвичевых островах, кроме чистого убытку, еще ничего не дало компании. Что колония в Калифорнии все больше и больше требует капиталу и людей, а поперед всего служит причиною распрей с американцами и испанцами...
Ну, сиедело кабинетов решать!воскликнул Шелехов, до сих пор недовольно глядевший в окно.На пустой земле селились, и государь свое благословение дал. Кусков там за копейки целый город построил! Он сердито замолчал и отодвинулся к окну. Бескровные старческие губы его сомкнулись.
Александр Андреевич Баранов,выждав, пока окончит говорить Шелехов, спокойно продолжал Булдаков, неоднократно сам за последние годы подавал прошения об освобождении его от должности главного правителя. Удрученный летами, смертью близких, он уже утратил твердость и силу характера, коими отличался при основании колонии и управлении тем краем. Происшедшее в нем ослабление послужило ко многой нерадивости со стороны его подчиненных, трепетавших в прежнее время малейшим уклонением заслужить его нерасположение. Сие вам тоже нужно помнить, господа директоры... Мы уже посылали заменить его господ Коха и Борноволокова. Однако, божьим произволением, первый умер на Камчатке, а второй разбился у мыса Эчком на корабле «Нева». Вместе с тем замедление доставки нам отчетности в колониальном делопроизводстве, многие неразъясненные статьи и расходы уже десять лет, может быть предумышленно. чтобы сокрыть злоупотребления, а также беспокойство за дальнейшее состояние колоний, особливо Росса, побуждает нас незамедлительно послать третьего...
Крамер, насторожившийся при последних словах, поправил высокий ворот фрака, скрывающий тощую жилистую шею, и быстро спросил:
Кого?
Капитан-лейтенанта Гагемейстера. Господин министр внутренних дел Якову Александровичу свою санкцию дал.
Так!сказал Шелехов дрогнувшим голосом.Купцы негожи стали!
Булдаков промолчал, а затем начал излагать цифры убытков от гибели кораблей у Сандвичевых островов и в Восточном море и расходы по содержанию форта Росс, который не дал еще колониям ни пуда зерна. Посеянного не хватало пока даже на прокорм самого заселения. Убытки превышали все прошлогодние цифры, промысел пал, расходы на колонии увеличились почти вдвое. Правлению было о чем подумать.
Я предлагаю, господа, согласиться с мнением по сему Михаила Матвеевича, осторожно заявил Крамер, вскидывая брови и глядя то на Булдакова, то на Шелехова. Однако не предрешать сие сразу. Господину Гагемейстеру по прибытии в Ново-Архангельск предоставить войти в предварительное рассмотрение тамошних дел и, ежели он найдет, что смена Баранова будет полезна для колоний, предъявить уполномочие совета компании на вступление в управление краем... И приступить к сему со всевозможною осторожностью и деликатностью. Долговременные труды господина Баранова и выходящая из ряду обыкновенных служба его в прошедшее время требуют избежания некоего формалитету...
А ежели Баранов ни в чем не повинен и смена его не будет полезна колониям? резко спросил Шелехов.
Крамер развел руками...
Будет, Сидор Андреевич! У Баранова круглый капитальчик найдется гденибудь в Кантоне или Филадельфии. Двадцать семь лет бесконтрольно правил, не один миллион прилип!
В тот же вечер совет компании утвердил решение директоров. Крамеру было поручено составить бумагу для Гагемейстера, а сему последнему немедленно отбыть в Ново-Архангельск.
Глава вторая
Все два с половиной года после возвращения с Сандвичевых островов Алексей провел безотлучно в Россе. Кусков обрадовался возвращению помощника и с новым рвением принялся за хозяйственные дела. Восстановили сгоревшую мельницу, расширили литейню, построили настоящую верфь, на которой сразу заложили два одномачтовых бота для каботажного плавания.
После свидания Кускова со старым Аргуэлло испанцы не беспокоили колонию. Больше того, и францисканские миссии, расположенные на побережье, вновь возобновили переговоры о торговле хлебом и кожами и заказали Кускову отлить несколько колоколов для своих церквей.
Это Лука, возвращавшийся с Ферлонских камней и занесенный бурей со своими байдарками в залив св. Франциска, нахвастался о возможностях Росса Луису Аргуэлло. Молодой комендант по-прежнему был расположен к русским, угощал Луку и алеутов, подарил им двух жеребят, спрашивал, не сможет ли Кусков сделать ему небольшой корабль. Лука, конечно, обещал. Кусков сперва рассердился на промышленного, а после вместе с Алексеем осмотрел место для верфи в Малой губе и решил, что действительно надо заняться постройкой небольших судов.
Сам губернатор скоро попросит выстроить ему корабль,подтвердил Алексей, улыбаясь.Без нас они тут как дети сидели на берегу.
За эти годы Алексей очень возмужал. Он стал шире в плечах, окреп, а русая бородка и сосредоточенный взгляд карих глаз делали его еще старше. Он стал спокойней и уверенней, меньше горячился по каждому поводу, не возмущался вынужденной иной раз медлительностью Кускова, меньше спорил. Теперь он сам вел переписку с Барановым. У Ивана Александровича порою так болели глаза, что он вынужден был часами не выходить на солнце.
Верным помощником Алексея по письменной части был старший мальчик Кускова. Большеглазый, застенчивый, с тонкими, как у матери, руками, он тихонько сидел возле стола, смотрел, как пишет Алексей, и даже не поддавался соблазну пострелять из лука хлопотливых чанат, клевавших виноградные гроздья. Младший пухлощекий крепыш занимался этим с утра до вечера или, визжа от радости, вместе с Лукой ловил арканом свинью.
Алексей учил мальчика и испанскому языку. Монах Кирилл уже больше года жил у индейцев, наставляя их христовой вере, и, по слухам, сейчас кочевал у Каскадных гор. Испанские книги прислал падре Фелиппе, неожиданно ставший в последнее время весьма внимательным к русским, а дон Луис добавил от себя черновики словаря Резанова, оставленные им в президии.
Мальчик читал и учился писать. Но однажды он очень удивил Алексея.
Скажи мне,спросил он вдруг посреди урока.Почему мы учимся поихнему, а они не учатся понашему? Россия самая большая земля, все должны уметь говорить и писать понашему.
Кто тебе это сказал?Алексей был крайне заинтересован.
Я сам... и мама... И она еще сказала, чтобы я спросил у тебя, она говорит ты все знаешь.
Катерину Прохоровну Алексей видел часто, но беседовать с ней ему почти не приходилось. Все время она или что-то вязала и шила в своей горнице, или, окруженная группой женщин, надев большую соломенную шляпу, усердно копалась в огороде, устроенном между морем и крепостью. Овощи, грядки для нее все это было ново, и Алексей видел не раз, как она с изумленной радостью сидела перед ростками картофеля или моркови. Слова мальчика раскрыли ему ее духовный мир.
Невольно он вспомнил Кончу, которая тоже любила его страну, и не только из-за Резанова. Он чувствовал и видел, что девушка поняла душу его народабольшую, благородную, стремящуюся к широте и воле... Баранов, Кусков, Лука и даже последний из зверобоев разве они не отдавали лучшее, что имели, разве не стремились они дать счастье своему отечеству?.. Почему инстинктивно тянулись они помочь слабому и угнетенному? Почему индейцы, Петронио, инсургенты вызывали их сочувствие, а монахи и солдаты неприязнь и настороженность?..
Теперь он редко думал о Конче. За эти три года он не видел ее ни разу, хотя знал, что девушка живет где-то недалеко, в одной из миссий. Заботы о делах Росса, о будущем, о планах Баранова, которые во время поездки на острова ему стали еще ближе, беспокойство о здоровье Кускова занимали все его помыслы. После того как «Вихрь» при помощи индейцев был разгружен, починен и смог наконец добраться до Росса, Алексей с радостью занялся делами колонии. Испанцы на время прекратили свои притязания, налаживалась торговля с миссиями, первая партия хлеба отправлена в Ново-Архангельск. Но за деятельностью и внешним спокойствием таилась грусть. Теперь он уже не увидит девушку никогда.
За это время Александр Андреевич прислал Кускову несколько номеров «Санкт- Петербургских ведомостей». Газеты были старые, прошлогодние, но Алексей с особенным любопытством принялся их читать. Он никогда не бывал в России, знал о ней только по рассказам, и Петербург, Москва представлялись ему неясно. Все, что касалось тамошней жизни, интересовало его и будоражило.
Но узнал он мало. Жизнь только угадывалась между газетных строчек, и то жизнь столичного города Петербурга. Почти половина каждой газеты была посвящена чужеземным делам, особенно французским, описаниям восстановления королевской власти после Наполеона, изгнаний и расправ с бонапартистами. Подробно описывалась казнь маршала Нея, того самого, который командовал войсками, отступавшими из России... Прочел, что «для заселения и обрабатывания земель в западной части Американских Соединенных Штатов выписываются от тамошних помещиков и разных расчетливых хозяев множество ирландцев с их семействами...», и о какихто ловких, наверное не совсем чистых, делах американцев, благодаря чему «по всему видно, что большая часть наличного капитала Великобритании переходит теперь к Америке...».
Читал Алексей и о внутренней жизни столицы, о приезжающих и отбывающих, о торгах на имущество, закладах, об отдаче крепостных людей в наем. Прочитал сообщение дирекции Филармонического общества, которая «честь имеет известить почтеннейшую публику, что 23 декабря будет оною дана большая оратория «Сотворение мира»... Внимательно проштудировал объявление «О книгах», в котором говорилось, что в книжной лавке Императорской Академии наук продаются:
«Новая система минералов, сочинение академика Василия Сергина»;
«Продолжение технологического журнала, том 1, часть 1, 2 и 3»;
«Всемирный путешествователь»;
«Всемирный русский путешественник»;
«Избранный песенник для прекрасных девушек и любезных женщин, содержащий собрание лучших русских песен сочинителей: Дмитриева, Карамзина, Нелединского- Мелецкого, Мерзлякова, Жуковского, Пушкина, князя Долгорукова...»
И о многих других книгах на отечественном и французском языках.
Книги Алексей с радостью приобрел бы для себя. А особенно его соблазняли разные атласы и планы «столичного города С.Петербурга, столичного города Москвы, с показанием сгоревших и оставшихся целыми после нашествия неприятеля мест». И «генеральная карта всей Российской империи, разделенная на губернии, области... с американскими селениями...»
Вот такую бы карту сюда, в Росс!
Чтение газет невольно заставило поглядеть со стороны на все их дела здесь, на далеком берегу. Дела были небольшие, скромные, но все же они являлись частицей общего и о них теперь знают во всем мире...
Потом внешние события снова нарушили деловые будни Росса. Восстание охватило почти всю Мексику, приближалось к Калифорнии, испанское правительство спешно укрепляло свои президии. Старик Аргуэлло был заменен полковником Пабло Винсенте де Сола, более молодым и энергичным. Новый губернатор усилил гарнизоны, закрыл порты для всех иноземных судов, полностью запретил торговлю. Кусков и Алексей снова ожидали предложения покинуть колонию, но де Сола пока молчал. Это и радовало, и настораживало, и заставляло все время быть в напряженном ожидании.
Кроме того, уже второе лето погибал урожай. Пахотные земли, расположенные недалеко от океанского берега, покрывались туманом, хлеб ржавел и заносился песком, зерна снимали всего самчетыре, сампять. Зной выжигал прерию, пастбища сохранялись только у отрогов гор. С июля месяца нечем было кормить скот. Приходилось думать о запашке земли поближе к горам, о постройке там обширного ранчо.
Ранчо выстроили верст за тридцать от форта, к северу по реке Славянке. Там лежали тучные и плодоносные равнины, были лес, вода. Укрытые от ветра и недоступные туманам, поля могли дать богатый урожай. Старшим на ферму Кусков назначил Савельева. Он там поселился с Фросей и с десятком промышленных, превратившихся в пахарей и пастухов. Срубили избу и для Алексея, На время первой вспашки и первого сева помощник правителя тоже перебрался на ранчо.
Пахали дружно. Добрые кони, когда-то дикие, привыкшие теперь к борозде, тянули сохи, покорно слушались окрика, мирно фыркали и на остановках тянулись шершавыми губами к полевому цветку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Изволите видеть, ваше превосходительство,сказал наконец министр, когда Мордвинов умолк,нынче государственная политика требует разрешения главного. Политика американских областей есть для нас частность. Однако дружественные отношения с королем Испании требуют от нас дружественных поступков. Государь соизволил обещать заступничество компании, но не произволу ее отдельных лиц. Испанский министр указывает на таковых... Коллежский советник Баранов извращает волю его величества и вызывает недовольство...
Позвольте, ваше сиятельство! воскликнул Мордвинов.Правитель Баранов печется о благе отечества двадцать семь лет! Его уму и заботам обязаны мы процветанием наших американских земель.
От возмущения старик побагровел, уперся палкой в ковер так, что образовалась складка.
Я высоко ценю мнение вашего превосходительства, както скорбно сказал Нессельроде,и готов доложить о нем государю. Но, полагаю...
Не надо. Я сам доложу его величеству!
Мордвинов поднялся. Пальцы его, сжимавшие набалдашник палки, дрожали. Председатель департамента экономии, член государственного совета, заслуженный адмирал и бывший военный министр ясно почувствовал намек на неособенную к нему приязнь царя. И понял, что Нессельроде решил пожертвовать Барановым, чтобы на время ублаготворить испанцев.
Старик угадал. То, что еще не совсем четко зрело в мыслях министра, теперь оформилось окончательно. Вольноуправству в американских колониях надо положить предел. Слишком опасны республиканские соблазны Нового Света, и слишком долго влияли Резановы, Мордвиновы, Сперанские... Там нужны люди, действующие по железной инструкции. И не разночинцы «просветители индейцев», а верноподданные офицеры. Колония есть колония!.. Сменой же Баранова можно показать Испании свою добрую волю и оттянуть вопрос о Россе.
Нессельроде почтительно проводил Мордвинова до дверей, сунул почти детскую ручку. Затем приказал подавать коляску и смиренным гномом отправился во дворец.
Николаю Семеновичу Мордвинову удалось обратиться к царю после заседания государственного совета. Однако Александр, подготовленный Нессельроде, даже не дослушал бывшего министра.
Я еще займусь вашей компанией! сказал он холодно и недружелюбно и, отвернувшись, направился к выходу мимо низко склоненных голов членов совета.
А через день министр внутренних дел Козодавлев получил указания.
...На реке Мойке, у Синего моста, в доме Российскоамериканской компании произошло заседание главного правления, состоящего из четырех директоров.
Собрались трое: Михаил Матвеевич Булдаков, Сидор Андреевич Шелехов и Венедикт Бенедиктович Крамер. Четвертый Андрей Северин находился в отъезде.
Было начало мая, в Петербурге стояла настоящая весна. Из окон невысокого дома и через дверь балкона, выходившего на Мойку, виднелись влажная еще площадь и набережная (утром прошла гроза), первая трава по обочинам речки, десятки колясок, дрожек и всадников, пересекавших площадь, тысячи плотников и каменотесов возле будущего храма св. Исаакия. Гул и грохот тяжелых «баб», крики и гомон строителей доносились сквозь закрытые двери и окна, нарушали мирную канцелярскую деловитость.
Трое директоров сидели вокруг стола, крытого зеленым сукном. Чернильница, баночка с песком, очиненные перья и несколько конторских книг были приготовлены секретарем. Сам он, пожилой и блеклый, с дряблыми щеками, уселся за отдельным столиком.
Господа директоры.сказал Булдаков, сразу же открывая заседание.Сегодня у нас подлежит обсуждению сугубо важное дело, кое мы должны представить на рассмотрение совета компании...
Плотный, с коротко остриженной головой, острым взглядом и тяжелым подбородком, он был решителен, прямолинеен и не любил излишних словопрений.
Дело касается нашего главного правителя в Америке Александра Андреевича Баранова, особливо всех его последних действий. Мы теперь не только торговая компания, господа директоры, и наше устремление не только промысел морского зверя на Аляске и океанских островах. Высочайшие привилегии, дарованные нам, содержат государственное значение. Совет компании создан монаршим соизволением. Однако увеличение прибыли и капитала, доверенного нам акционерами,дело для нас не второзначащее. Между тем господин Баранов свое внимание на сие дело забросил. Вам известно, господа директоры, что заселение на Сандвичевых островах, кроме чистого убытку, еще ничего не дало компании. Что колония в Калифорнии все больше и больше требует капиталу и людей, а поперед всего служит причиною распрей с американцами и испанцами...
Ну, сиедело кабинетов решать!воскликнул Шелехов, до сих пор недовольно глядевший в окно.На пустой земле селились, и государь свое благословение дал. Кусков там за копейки целый город построил! Он сердито замолчал и отодвинулся к окну. Бескровные старческие губы его сомкнулись.
Александр Андреевич Баранов,выждав, пока окончит говорить Шелехов, спокойно продолжал Булдаков, неоднократно сам за последние годы подавал прошения об освобождении его от должности главного правителя. Удрученный летами, смертью близких, он уже утратил твердость и силу характера, коими отличался при основании колонии и управлении тем краем. Происшедшее в нем ослабление послужило ко многой нерадивости со стороны его подчиненных, трепетавших в прежнее время малейшим уклонением заслужить его нерасположение. Сие вам тоже нужно помнить, господа директоры... Мы уже посылали заменить его господ Коха и Борноволокова. Однако, божьим произволением, первый умер на Камчатке, а второй разбился у мыса Эчком на корабле «Нева». Вместе с тем замедление доставки нам отчетности в колониальном делопроизводстве, многие неразъясненные статьи и расходы уже десять лет, может быть предумышленно. чтобы сокрыть злоупотребления, а также беспокойство за дальнейшее состояние колоний, особливо Росса, побуждает нас незамедлительно послать третьего...
Крамер, насторожившийся при последних словах, поправил высокий ворот фрака, скрывающий тощую жилистую шею, и быстро спросил:
Кого?
Капитан-лейтенанта Гагемейстера. Господин министр внутренних дел Якову Александровичу свою санкцию дал.
Так!сказал Шелехов дрогнувшим голосом.Купцы негожи стали!
Булдаков промолчал, а затем начал излагать цифры убытков от гибели кораблей у Сандвичевых островов и в Восточном море и расходы по содержанию форта Росс, который не дал еще колониям ни пуда зерна. Посеянного не хватало пока даже на прокорм самого заселения. Убытки превышали все прошлогодние цифры, промысел пал, расходы на колонии увеличились почти вдвое. Правлению было о чем подумать.
Я предлагаю, господа, согласиться с мнением по сему Михаила Матвеевича, осторожно заявил Крамер, вскидывая брови и глядя то на Булдакова, то на Шелехова. Однако не предрешать сие сразу. Господину Гагемейстеру по прибытии в Ново-Архангельск предоставить войти в предварительное рассмотрение тамошних дел и, ежели он найдет, что смена Баранова будет полезна для колоний, предъявить уполномочие совета компании на вступление в управление краем... И приступить к сему со всевозможною осторожностью и деликатностью. Долговременные труды господина Баранова и выходящая из ряду обыкновенных служба его в прошедшее время требуют избежания некоего формалитету...
А ежели Баранов ни в чем не повинен и смена его не будет полезна колониям? резко спросил Шелехов.
Крамер развел руками...
Будет, Сидор Андреевич! У Баранова круглый капитальчик найдется гденибудь в Кантоне или Филадельфии. Двадцать семь лет бесконтрольно правил, не один миллион прилип!
В тот же вечер совет компании утвердил решение директоров. Крамеру было поручено составить бумагу для Гагемейстера, а сему последнему немедленно отбыть в Ново-Архангельск.
Глава вторая
Все два с половиной года после возвращения с Сандвичевых островов Алексей провел безотлучно в Россе. Кусков обрадовался возвращению помощника и с новым рвением принялся за хозяйственные дела. Восстановили сгоревшую мельницу, расширили литейню, построили настоящую верфь, на которой сразу заложили два одномачтовых бота для каботажного плавания.
После свидания Кускова со старым Аргуэлло испанцы не беспокоили колонию. Больше того, и францисканские миссии, расположенные на побережье, вновь возобновили переговоры о торговле хлебом и кожами и заказали Кускову отлить несколько колоколов для своих церквей.
Это Лука, возвращавшийся с Ферлонских камней и занесенный бурей со своими байдарками в залив св. Франциска, нахвастался о возможностях Росса Луису Аргуэлло. Молодой комендант по-прежнему был расположен к русским, угощал Луку и алеутов, подарил им двух жеребят, спрашивал, не сможет ли Кусков сделать ему небольшой корабль. Лука, конечно, обещал. Кусков сперва рассердился на промышленного, а после вместе с Алексеем осмотрел место для верфи в Малой губе и решил, что действительно надо заняться постройкой небольших судов.
Сам губернатор скоро попросит выстроить ему корабль,подтвердил Алексей, улыбаясь.Без нас они тут как дети сидели на берегу.
За эти годы Алексей очень возмужал. Он стал шире в плечах, окреп, а русая бородка и сосредоточенный взгляд карих глаз делали его еще старше. Он стал спокойней и уверенней, меньше горячился по каждому поводу, не возмущался вынужденной иной раз медлительностью Кускова, меньше спорил. Теперь он сам вел переписку с Барановым. У Ивана Александровича порою так болели глаза, что он вынужден был часами не выходить на солнце.
Верным помощником Алексея по письменной части был старший мальчик Кускова. Большеглазый, застенчивый, с тонкими, как у матери, руками, он тихонько сидел возле стола, смотрел, как пишет Алексей, и даже не поддавался соблазну пострелять из лука хлопотливых чанат, клевавших виноградные гроздья. Младший пухлощекий крепыш занимался этим с утра до вечера или, визжа от радости, вместе с Лукой ловил арканом свинью.
Алексей учил мальчика и испанскому языку. Монах Кирилл уже больше года жил у индейцев, наставляя их христовой вере, и, по слухам, сейчас кочевал у Каскадных гор. Испанские книги прислал падре Фелиппе, неожиданно ставший в последнее время весьма внимательным к русским, а дон Луис добавил от себя черновики словаря Резанова, оставленные им в президии.
Мальчик читал и учился писать. Но однажды он очень удивил Алексея.
Скажи мне,спросил он вдруг посреди урока.Почему мы учимся поихнему, а они не учатся понашему? Россия самая большая земля, все должны уметь говорить и писать понашему.
Кто тебе это сказал?Алексей был крайне заинтересован.
Я сам... и мама... И она еще сказала, чтобы я спросил у тебя, она говорит ты все знаешь.
Катерину Прохоровну Алексей видел часто, но беседовать с ней ему почти не приходилось. Все время она или что-то вязала и шила в своей горнице, или, окруженная группой женщин, надев большую соломенную шляпу, усердно копалась в огороде, устроенном между морем и крепостью. Овощи, грядки для нее все это было ново, и Алексей видел не раз, как она с изумленной радостью сидела перед ростками картофеля или моркови. Слова мальчика раскрыли ему ее духовный мир.
Невольно он вспомнил Кончу, которая тоже любила его страну, и не только из-за Резанова. Он чувствовал и видел, что девушка поняла душу его народабольшую, благородную, стремящуюся к широте и воле... Баранов, Кусков, Лука и даже последний из зверобоев разве они не отдавали лучшее, что имели, разве не стремились они дать счастье своему отечеству?.. Почему инстинктивно тянулись они помочь слабому и угнетенному? Почему индейцы, Петронио, инсургенты вызывали их сочувствие, а монахи и солдаты неприязнь и настороженность?..
Теперь он редко думал о Конче. За эти три года он не видел ее ни разу, хотя знал, что девушка живет где-то недалеко, в одной из миссий. Заботы о делах Росса, о будущем, о планах Баранова, которые во время поездки на острова ему стали еще ближе, беспокойство о здоровье Кускова занимали все его помыслы. После того как «Вихрь» при помощи индейцев был разгружен, починен и смог наконец добраться до Росса, Алексей с радостью занялся делами колонии. Испанцы на время прекратили свои притязания, налаживалась торговля с миссиями, первая партия хлеба отправлена в Ново-Архангельск. Но за деятельностью и внешним спокойствием таилась грусть. Теперь он уже не увидит девушку никогда.
За это время Александр Андреевич прислал Кускову несколько номеров «Санкт- Петербургских ведомостей». Газеты были старые, прошлогодние, но Алексей с особенным любопытством принялся их читать. Он никогда не бывал в России, знал о ней только по рассказам, и Петербург, Москва представлялись ему неясно. Все, что касалось тамошней жизни, интересовало его и будоражило.
Но узнал он мало. Жизнь только угадывалась между газетных строчек, и то жизнь столичного города Петербурга. Почти половина каждой газеты была посвящена чужеземным делам, особенно французским, описаниям восстановления королевской власти после Наполеона, изгнаний и расправ с бонапартистами. Подробно описывалась казнь маршала Нея, того самого, который командовал войсками, отступавшими из России... Прочел, что «для заселения и обрабатывания земель в западной части Американских Соединенных Штатов выписываются от тамошних помещиков и разных расчетливых хозяев множество ирландцев с их семействами...», и о какихто ловких, наверное не совсем чистых, делах американцев, благодаря чему «по всему видно, что большая часть наличного капитала Великобритании переходит теперь к Америке...».
Читал Алексей и о внутренней жизни столицы, о приезжающих и отбывающих, о торгах на имущество, закладах, об отдаче крепостных людей в наем. Прочитал сообщение дирекции Филармонического общества, которая «честь имеет известить почтеннейшую публику, что 23 декабря будет оною дана большая оратория «Сотворение мира»... Внимательно проштудировал объявление «О книгах», в котором говорилось, что в книжной лавке Императорской Академии наук продаются:
«Новая система минералов, сочинение академика Василия Сергина»;
«Продолжение технологического журнала, том 1, часть 1, 2 и 3»;
«Всемирный путешествователь»;
«Всемирный русский путешественник»;
«Избранный песенник для прекрасных девушек и любезных женщин, содержащий собрание лучших русских песен сочинителей: Дмитриева, Карамзина, Нелединского- Мелецкого, Мерзлякова, Жуковского, Пушкина, князя Долгорукова...»
И о многих других книгах на отечественном и французском языках.
Книги Алексей с радостью приобрел бы для себя. А особенно его соблазняли разные атласы и планы «столичного города С.Петербурга, столичного города Москвы, с показанием сгоревших и оставшихся целыми после нашествия неприятеля мест». И «генеральная карта всей Российской империи, разделенная на губернии, области... с американскими селениями...»
Вот такую бы карту сюда, в Росс!
Чтение газет невольно заставило поглядеть со стороны на все их дела здесь, на далеком берегу. Дела были небольшие, скромные, но все же они являлись частицей общего и о них теперь знают во всем мире...
Потом внешние события снова нарушили деловые будни Росса. Восстание охватило почти всю Мексику, приближалось к Калифорнии, испанское правительство спешно укрепляло свои президии. Старик Аргуэлло был заменен полковником Пабло Винсенте де Сола, более молодым и энергичным. Новый губернатор усилил гарнизоны, закрыл порты для всех иноземных судов, полностью запретил торговлю. Кусков и Алексей снова ожидали предложения покинуть колонию, но де Сола пока молчал. Это и радовало, и настораживало, и заставляло все время быть в напряженном ожидании.
Кроме того, уже второе лето погибал урожай. Пахотные земли, расположенные недалеко от океанского берега, покрывались туманом, хлеб ржавел и заносился песком, зерна снимали всего самчетыре, сампять. Зной выжигал прерию, пастбища сохранялись только у отрогов гор. С июля месяца нечем было кормить скот. Приходилось думать о запашке земли поближе к горам, о постройке там обширного ранчо.
Ранчо выстроили верст за тридцать от форта, к северу по реке Славянке. Там лежали тучные и плодоносные равнины, были лес, вода. Укрытые от ветра и недоступные туманам, поля могли дать богатый урожай. Старшим на ферму Кусков назначил Савельева. Он там поселился с Фросей и с десятком промышленных, превратившихся в пахарей и пастухов. Срубили избу и для Алексея, На время первой вспашки и первого сева помощник правителя тоже перебрался на ранчо.
Пахали дружно. Добрые кони, когда-то дикие, привыкшие теперь к борозде, тянули сохи, покорно слушались окрика, мирно фыркали и на остановках тянулись шершавыми губами к полевому цветку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59