Восемь человек их тут. А вот еще трое. Все в наших шапках. Отделение. По отделению в каждой засаде. И там со стороны ущелья взвод. Ладно.
Один из энкеведешников развернулся и пальнул в воздух. Ему ответили.
Другой сделал руки рупором и зычным голосом кричал по-ингушски:
- На помощь! Нас окружили! Мы гибнем! Мусульмане! Оарц дала!
Попалили несколько минут и успокоились.
Бати достал из сумки еду, протянул каждому по кусочку чурека и сыра:
- На, Ирбек, подкрепись. Мой дед по этому поводу говорил, что пустой мешок не стоит, а падает.
- А мой дед, Бати, говорил: лучше фасоль в своем котле, чем жирное мясо в чужом котле.
- Как жаль, что наши деды не были знакомы, они бы такую умную мысль придумали, если бы сели вдвоем думать.
Чуть не захохотали, но вовремя опомнились.
- Эх-х! - вздохнул Соип, указывая рукой на Зогал-Лоам. - Чекисты себя до отвала американские консервы едят, а бедному абреку кусочек чурека доесть не дадут. Пора!
Действительно, самый верх шпиля Зогал-Лоама загорелся розовым светом.
Ирбек взял камень величиной с кулак взрослого мужчины и скатил его вниз. Он пролетел метров пятьдесят, ударился о скалу и рассыпался вдребезги, на энкеведешников посыпался целый град камней. Они вскочили и заметались.
- Бати, а ну гранатой их!
Бати выдернул чеку и со всей силой швырнул гранату вниз. Она взорвалась, не долетев до цели.
- Так. Стоп! - Ирбек прислушался. Грохот раздавался и с других сторон. Он бросил две дымовые шашки сразу.
- А для чего дымовые шашки?
- Для неразберихи. Посеять панику. Понимаешь?
С левой стороны раздался гортанный крик Мусы Хункарова, а эхо повторило многократно:
- Держитесь, братья-мусульмане, мы идем на помощь! С нами Аллах!
Гранаты падали сверху, нанося энкеведешникам в засадах большой урон. Они взрывались вверху в нескольких десятках метров от них. Лавины больших и малых камней обрушивались на обескураженных засадников. Этого выдержать было невозможно, спасая свои жизни, они бросились в долину.
Те, что сидели в засаде со стороны Медвежьего ущелья, приняли своих за абреков, выдвинулись вперед и открыли по ним огонь.
- Мы свои! Не стреляйте! - напрасно кричали засадники.
Тогда ударил пулемет Мехди по наступающим. Энкеведешники стали падать, но не поняли, откуда и кто их бьет.
Ползком и перебежками взвод продвигался в долину, разворачивая фланги, чтобы не дать «бандитам» уйти. Часа два энкеведешники беспощадно истребляли друг друга.
Ахмад решил, что пора «мышеловку» закрывать. Он послал девять лучших стрелков вместе с Мехди отрезать врагу путь к отступлению к Медвежьему ущелью. Ловушка захлопнулась.
* * *
Капитан был убит, он лежал первый в первом ряду трупов, которых положили на ровном месте поодаль. Трупов было много. Раненных еще больше.
Саша Малышев сидел на корточках перед широким камнем, раскладывал документы по кучкам. Пленные ждали своей участи. Среди пленных шестеро милиционеров-ингушей, оставленные специально для охоты за абреками. Их поставили отдельно. Стояли, не смея поднять глаза на тех, кого они надеялись предать.
- О! Анчахов Орбай Мукушович, сержант. Хакас. Призван в действующую армию 16 мая 1943 года. Ордена и медали имеет. Фронтовик?
- Да.
- А как ты оказался в войсках НКВД?
- Под Кингсенном меня ранило, а после госпиталя направили… До демобилизации два неполных месяца осталось. Вот…
Ахмада, видимо, заинтересовал этот пленный:
- Кто ты по национальности?
- Хакас, а зовут Орбай.
- А где вы проживаете?
- В Красноярском крае. На севере, далеко отсюда.
- Первый раз слышу про такой народ. Но, Орбай, ты зачем пришел в наши ингушские горы со снайперской винтовкой?
- Я солдата… команда…
- Я тоже солдат и они солдаты. Как видишь не плохо воюют. Может, Орбай, кто-то из нас тебе что-то должен, и ты пришел за долгом? Или может кто-то из наших когда-то где-то обидел тебя или твоих родных, и ты решил наказать обидчика? А?
Молчал Орбай. Он не был готов к такой постановке вопроса.
- Значит ты по собственному желанию пришел в Кавказские горы убивать нас, даже не интересуясь, в чем наша вина. Ты - охотник?
- Да.
- Решил поохотиться на людей. Ты что людоед, Орбай?
- Нет.
- Так что же нам с тобой делать, хакас-фронтовик?
Молчит Орбай.
- Саша, ну что там у тебя получилось?
- Командир, вот эта куча - энкеведешники, это - курсанты военного училища, здесь - предатели ингушского народа, их шестеро, два офицера, лейтенанты. Куда класть Хакаса? На нем форма энкеведешника, а с другой стороны вроде жалко.
- Пусть живет. Вас много всего хакасов.
- Около пятидесяти тысяч.
- Даже меньше чем ингушей.
Энкеведешников - и офицеров, и рядовых - тут же расстерляли. Ингушей-предателей сперва выпороли (по двадцать пять ремней, а затем по древнему обычаю глубоко надрезали носы. Хакаса Орбая и курсантов отпустили так.
- Вы пришли как интервенты и заслуживаете смерти. Но Кавказский Трибунал запретил расстреливать пленных, кроме энкеведешников и явных убийц. А вы шестеро почаще смотрите в зеркало - в этом ваше наказание: напоминание, что он не конах, а предатель. И передайте своему начальству, пусть заберут свои трупы, я их хоронить не буду. Даю на это два дня: завтра и после завтра. Ни один мститель не выстрелит в тех, кто придет за телами без оружия. Идите! Раненных с собой заберите. А документы ваши останутся у нас, когда-нибудь нам придется отчитываться перед своим народом. Архив!
Абрекам достался богатый трофей: много стрелкового оружия, боеприпасы, два ручных пулемета и ротный миномет.
Мораторий был строго соблюден. За трупами пришли курсанты военного училища без оружия с носилками.
* * *
Гвардия сидела большим кругом, слушая анализ этого боя.
- У нас нет убитых, но раненные есть. И этого можно было избежать, не будь вы так горячи. Поймите, братья, вот что: У Сталина и Берии огромные резервы. На них работают заводы и фабрики. В их распоряжении целые армии. У нас резервов нет. Для нас потеря одного бойца, все равно, что для энкеведешников гибель целой дивизии. Новых бойцов неоткуда брать. Берегите себя! Пожалуйста, не рискуйте зря.
Солтан и Гаппо
Они возвращались из соседнего села, где были в гостях у близких родственников. Их очень хорошо приняли и на славу угостили. А на прощанье женщины поставили в воз поднос с валибахами и большой узкогорлый кувшин с ячменным пивом. Не забыли и рот положить.
Ехали между пологими холмами.
- Солтан, как называлось это село раньше при ингушах?
- Сурхохи.
- Что это значит?
- Не знаю, Гаппо. Я ингушского языка не знаю.
- Ингуши - глупые люди.
- Почему ты так думаешь?
- Умному человеку разве придет в голову назвать такое красивое место - Сурхохи? Они - трусы.
- С чего ты это взял, Гаппо? Они - не трусы.
- Их погнали, как баранов. За такую землю стоило и голову сложить. Осетины бы так не ушли. Осетины бы дали отпор.
- Что они могли сделать, против такой силы? Сколько войск, НКВД. Даже самолеты стояли на аэродромах, готовые подняться в воздух и бомбить, если бы они оказали сопротивление. И при том их взяли врасплох.
- Ты всегда их защищаешь, Солтан.
- Нет, Гаппо. Но ты не говори того, чего не сказал бы им в лицо.
- Ты думаешь, я побоялся бы?
- Думаю.
- Ты меня плохо знаешь, Солтан.
- А ты сам себя знаешь?
- Почему я не знаю сам себя?
- Гаппо, есть разница между разговорами с полным рогом в руках на пиру с друзьями и разговором с врагом лицом к лицу. Я на войне был, Гаппо, я это хорошо знаю. Ты любишь похвастаться.
- Э-э, что с тобой говорить. Останови, Солтан.
- Зачем?
- По нужде пойду.
Солтан натянул вожжи, воз остановился.
Гаппо ловко соскочит на землю, повел плечами и оглянулся по сторонам, ища взглядом укромное место.
Там у самой вершины склона стояли две каменные плиты-стелы, одна выше, другая - ниже. Гаппо направился туда.
- ты куда?
- Туда.
- За этим делом?
- Да.
- Не ходи туда. Это памятники, каким-то людям. Мертвых уважать положено. Иди вниз, там ямы.
- Я туда пойду. - И он на гибких ногах побежал вверх, как молодой олень.
Большая плита была в его рост и широкая, а меньшая чуть ниже и уже. Гаппо зашел за большую, так чтобы она его прикрывала от Солтана, и потянулся рукой к ремню.
- Эй, - тихо окликнул его с вершины холма, - подожди!
Гаппо повернулся, не догадываясь отпустить конец брючного ремня. Там наверху из земли торчал большой красноватый камень. Вышел оттуда человек и сел на землю, положив на колени винтовку.
- Отойди от памятников.
Гаппо безоговорочно повиновался.
- Теперь стой. Снимай свою войлочную шапку и поставь на землю, как чашку. Аккуратно поставь
- Зачем?
- Выполняй, ели хочешь жить. - Глаза из-под мохнатой шапки смотрели совершенно серьезно.
Гаппо выполнил то, что ему приказывали, у него даже не возникло побуждения воспротивиться этому.
- Теперь снимай штаны и делай то, для чего ты сюда пришел.
- Куда?
- В шапку.
Затвор винтовки плавно и мягко клацнул.
- Штаны не трогай, оставь где лежат. Кто это там в арбе? Родственник?
- Нет. Друг. Из нашего села.
- Хороший друг?
- Хороший… Он…
- Бери в руки шапку и ид к арбе. Бросишь - убью.
- Штаны…?
- Нет. Иди так. Осторожно иди, а то упадешь и уронишь шапку - придется тебя застрелить.
Гаппо пошел, держа отяжелевшую шапку на вытянутых руках. Штаны путались в ногах. Так несут на пиру двуручный ковш с пивом, чтобы преподнести дорогому гостю.
Человек в мохнатой шапке сидел на камне, винтовка покоилась у него на коленях, а Гаппо короткими шажками двигался с холма к своей арбе. Идти было очень неудобно.
По мере приближения односельчанина, Солтан понял, какому позору и унижению был подвергнут его товарищ. Он сам почувствовал себя униженным.
Он бросил вожжи в воз и соскочил с арбы. Тут они встретились взглядами с Гаппо - жалкая мина на лице.
- Солтан, у него винтовка…
Солтан оскалился на него, бросил плеть на землю и широкими шагами пошел к тому, кто сидел на верху, на камне. В десяти шагах он остановился.
- Ингуш, а теперь попробуй сделать со мной то, что ты сделал с этим.
- Не буду и пробовать.
- Почему?
- Не получится. Тебя нельзя унизить, хотя можно убить.
- Так ты герой только против безоружных трусов, ингуш?
- Неправильный вопрос, осетин.
- Объясни.
- Осетин, если я приду на твою землю, и буду осквернять твои святыни и памятники, то ты заставь меня кушать то, что твой товарищ наложил в свою войлочную шапку.
Солтан не знал, что сказать этому человеку.
- Ты сидишь на этом камне, как коршун, держишь на коленях заряженную винтовку и думаешь…
Человек в мохнатой шапке начал декларировать стихи:
Я злой ингуш - дитя природы,
Абориген Кавказских гор.
Кругом живущие народы
Клеймят меня: «Разбойник, вор!»
Зачем судить так злостно, строго
И липкой грязью обдавать,
Когда все разнимся немного
В искусстве ловко воровать?
Воровать нас научили
Кабардинцы раньше всех,
Они тогда вино не пили,
Глядя на пьянство, как на грех…
- А ты знаешь, злой ингуш, кто написал эти слова?
- Нет. Может, ты знаешь?
- Знаю. Эти стихи сочинил осетин Шанаев.
- Значит душа этого осетина когда-то жила в теле ингуша. Один начитанный человек мне рассказывал, что такое случается. Я не хочу в тебя стрелять. Уходи, пожалуйста! Я не хочу твоей крови. Этот трус и негодяй не стоит того.
- Чего не стоит?
- Защиты. Уважаю смелых людей. Кто не уважает смелого, сам не стоит уважения. Ответь на простой короткий вопрос коротким ответом.
- Спрашивай.
- Я сегодня прав?
Солтан постоял, глядя себе под ноги, потом тихо произнес:
- Ты - прав, ингуш.
Он повернулся и пошел к своей арбе.
- Сегодня ты - прав.
Дойдя до арбы, он поднял брошенную им плеть, хлестнул ею Гаппо по голове, сел в телегу и уехал.
Анна Левенцова и Асламбек
История жизни Анны Левенцовой - настоящий классический роман, достойный пера тех писателей, которые посвятили себя описанию полных приключений и опасностей жизни благородных рыцарей и их преданных, прекрасных дам.
Действительно, был в природе такой рыцарь - ингуш Асламбек, была такая дама - прекрасная Анна Левенцова.
Что же последуем примеру классиков и в самом начале опишем благородный облик этой достойной особы.
Она была стройна. Гордо, но не надменно носила свою красивую голову. Походку имела неторопливую, степенную. Одевалась просто, но со вкусом. Четкий, приятный, грудной голос. Улыбалась редко - только в награду за достойное слово или поведение того, с кем общалась.
Анна родилась в городе Владикавказе в 1901 году в семье потомственных казаков, тех казаков, у которых пра-пра-пра-прадеды были вольными казаками, а не конными жандармами, прислужниками царей за харч.
С малых лет она отличалась, вернее, выделялась среди остальных прямотой, правдивостью и нетерпением к насилию. Аккуратно была во всем: в поведении, слове, одежде. Наверное это исходило от внутренней природной порядочности. И еще у нее была возвышенная душа - в мыслях своих постоянно думала только о высоком. Она решительно отказывалась утруждать свой ум заботами о мелочах жизни - это она оставила течению жизни. Как будет - так и будет.
Знакомство ее со своим будущим рыцарем состоялось осенью 1927 года, в г. Ростов-на-Дону. Они столкнулись лицом к лицу и посмотрели друг другу в глаза: никакой игривости, кокетства или недовольства - с ее стороны, а в его облике она не увидела ни пролетарского нахальства, ни студенческого донжуанства. Они оба где-то раньше друг друга видели.
- Я очень извиняюсь, - сказал он, мягко улыбнувшись, - задумался и вот чуть вас не сшиб.
- Что вы?! Не стоит извинений. Вы случайно не из Владикавказа?
- Я житель села Базоркино в Ингушетии, но я учился во Владикавказской гимназии.
- Там я, значит, Вас и видела.
- Вы мне тоже кого-то напоминаете. Припоминаю… да, да. Вы носили такую белую шляпку и кофту с голубым откидным воротником.
- Правда Ваша! У Вас образная память…
- … и красные ботики с застежками…
- Вы случайно не рисуете?
- Нет. То есть рисую очень плохо.
- Вы на каком курсе? Давайте знакомиться. Меня Анной зовут, Анна Левенцова.
- Очень приятно! Действительно приятно. Меня зовут Асламбеком, фамилия Эльбускиев.
- У Вас красивое благозвучное имя: Асламбек! Я люблю благородные имена. Я - на третьем курсе медицинского, а Вы?
- На первом. - Скромно ответил он. - Юрфак.
- По студенческой иерархии, Асламбек… Я правильно произношу Ваше имя? Сразу меня поправьте, если не так.
- Очень правильно.
- Я хотела сказать, что по университетской традиции я Вам в бабушки прихожусь. Имейте это ввиду, Асламбек.
- Я рад быть внуком такой бабушки!
- Ну, коли так, посидим в аллее на скамеечке. У Вас как со временем?
- Его у меня в избытке сегодня.
Они выбрались из снующей у входа толпы студентов, нашли свободную скамью и уселись рядом, положив на колени свои книжки и тетради, и, как земляки, предались воспоминаниям об учебе в гимназии: о любимых преподавателях, интересных гимназистах, памятных случаях, особенно последние годы, когда в обществе возросли революционные настроения.
- Оказывается, что я училась классом старше, окончила в 17-ом году.
- Я недоучился. Начались такие события…
- Чем Вы все эти годы занимались?
- Два года отдал Гражданской войне у себя дома. В 1919 году вступил в Красную Армию. Немного повоевал. В 1924 году демобилизовался. Два года самообразования. И вот я здесь, Анна.
Она потерла ладони и чему-то радостно улыбнулась.
- Как Вы кратко и просто изложили пять лет бурной, боевой жизни. А поподробнее нельзя?
- Анна, поверьте, ничего романтичного, интересного не было: воевал с Деникиным, а потом и с Врангелем, Севаш переходил, участвовал в освобождении Крыма, с Махно тоже пришлось повоевать. Командовал эскадроном. Война неинтересная тема для беседы: кровь, смерть, страдания от ран и других лишений. Очень много грязи. И еще я хочу, чтобы Вы знали: я не авантюрист, не за подвигами туда ходил. Мой народ мечтает о таком жизнеустройстве, когда он может жить мирно, сохраняя свое достоинство, обычаи, веру. Я подумал, может революция принесет нам это.
- Да, ваши сильно стояли за большевиков. В городе бывали то белые, то атаманы, то еще какие, напьются, орут, горло дерут, что власть-де теперь их, но как весть приходит, что ингуши на город идут - всех этих вояк, как ветром сдувало. Как Вы думаете, Асламбек, мечта вашего народа сбылась, наконец?
Он помолчал, прежде чем ответил:
- Поживем - увидим, как говорят русские. Поначалу не все идет так, как нам хотелось бы, может, уляжется все в нормальное, мирное русло. Будем надеяться, столько крови пролили, столько мук перенесли.
- Значит Вы красный командир с привилегиями. Вам это помогло поступить на учебу.
- Да. Отчасти.
Так завязалась их дружба. Наши люди говорят: «Не подноси огонь к сухому сену». Какая тут мудрость? Два молодых, красивых, здоровых человека понравились друг другу, подружились, а потом, самым естественным образом, их дружба переросла в любовь. Они сами не заметили, как это произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Один из энкеведешников развернулся и пальнул в воздух. Ему ответили.
Другой сделал руки рупором и зычным голосом кричал по-ингушски:
- На помощь! Нас окружили! Мы гибнем! Мусульмане! Оарц дала!
Попалили несколько минут и успокоились.
Бати достал из сумки еду, протянул каждому по кусочку чурека и сыра:
- На, Ирбек, подкрепись. Мой дед по этому поводу говорил, что пустой мешок не стоит, а падает.
- А мой дед, Бати, говорил: лучше фасоль в своем котле, чем жирное мясо в чужом котле.
- Как жаль, что наши деды не были знакомы, они бы такую умную мысль придумали, если бы сели вдвоем думать.
Чуть не захохотали, но вовремя опомнились.
- Эх-х! - вздохнул Соип, указывая рукой на Зогал-Лоам. - Чекисты себя до отвала американские консервы едят, а бедному абреку кусочек чурека доесть не дадут. Пора!
Действительно, самый верх шпиля Зогал-Лоама загорелся розовым светом.
Ирбек взял камень величиной с кулак взрослого мужчины и скатил его вниз. Он пролетел метров пятьдесят, ударился о скалу и рассыпался вдребезги, на энкеведешников посыпался целый град камней. Они вскочили и заметались.
- Бати, а ну гранатой их!
Бати выдернул чеку и со всей силой швырнул гранату вниз. Она взорвалась, не долетев до цели.
- Так. Стоп! - Ирбек прислушался. Грохот раздавался и с других сторон. Он бросил две дымовые шашки сразу.
- А для чего дымовые шашки?
- Для неразберихи. Посеять панику. Понимаешь?
С левой стороны раздался гортанный крик Мусы Хункарова, а эхо повторило многократно:
- Держитесь, братья-мусульмане, мы идем на помощь! С нами Аллах!
Гранаты падали сверху, нанося энкеведешникам в засадах большой урон. Они взрывались вверху в нескольких десятках метров от них. Лавины больших и малых камней обрушивались на обескураженных засадников. Этого выдержать было невозможно, спасая свои жизни, они бросились в долину.
Те, что сидели в засаде со стороны Медвежьего ущелья, приняли своих за абреков, выдвинулись вперед и открыли по ним огонь.
- Мы свои! Не стреляйте! - напрасно кричали засадники.
Тогда ударил пулемет Мехди по наступающим. Энкеведешники стали падать, но не поняли, откуда и кто их бьет.
Ползком и перебежками взвод продвигался в долину, разворачивая фланги, чтобы не дать «бандитам» уйти. Часа два энкеведешники беспощадно истребляли друг друга.
Ахмад решил, что пора «мышеловку» закрывать. Он послал девять лучших стрелков вместе с Мехди отрезать врагу путь к отступлению к Медвежьему ущелью. Ловушка захлопнулась.
* * *
Капитан был убит, он лежал первый в первом ряду трупов, которых положили на ровном месте поодаль. Трупов было много. Раненных еще больше.
Саша Малышев сидел на корточках перед широким камнем, раскладывал документы по кучкам. Пленные ждали своей участи. Среди пленных шестеро милиционеров-ингушей, оставленные специально для охоты за абреками. Их поставили отдельно. Стояли, не смея поднять глаза на тех, кого они надеялись предать.
- О! Анчахов Орбай Мукушович, сержант. Хакас. Призван в действующую армию 16 мая 1943 года. Ордена и медали имеет. Фронтовик?
- Да.
- А как ты оказался в войсках НКВД?
- Под Кингсенном меня ранило, а после госпиталя направили… До демобилизации два неполных месяца осталось. Вот…
Ахмада, видимо, заинтересовал этот пленный:
- Кто ты по национальности?
- Хакас, а зовут Орбай.
- А где вы проживаете?
- В Красноярском крае. На севере, далеко отсюда.
- Первый раз слышу про такой народ. Но, Орбай, ты зачем пришел в наши ингушские горы со снайперской винтовкой?
- Я солдата… команда…
- Я тоже солдат и они солдаты. Как видишь не плохо воюют. Может, Орбай, кто-то из нас тебе что-то должен, и ты пришел за долгом? Или может кто-то из наших когда-то где-то обидел тебя или твоих родных, и ты решил наказать обидчика? А?
Молчал Орбай. Он не был готов к такой постановке вопроса.
- Значит ты по собственному желанию пришел в Кавказские горы убивать нас, даже не интересуясь, в чем наша вина. Ты - охотник?
- Да.
- Решил поохотиться на людей. Ты что людоед, Орбай?
- Нет.
- Так что же нам с тобой делать, хакас-фронтовик?
Молчит Орбай.
- Саша, ну что там у тебя получилось?
- Командир, вот эта куча - энкеведешники, это - курсанты военного училища, здесь - предатели ингушского народа, их шестеро, два офицера, лейтенанты. Куда класть Хакаса? На нем форма энкеведешника, а с другой стороны вроде жалко.
- Пусть живет. Вас много всего хакасов.
- Около пятидесяти тысяч.
- Даже меньше чем ингушей.
Энкеведешников - и офицеров, и рядовых - тут же расстерляли. Ингушей-предателей сперва выпороли (по двадцать пять ремней, а затем по древнему обычаю глубоко надрезали носы. Хакаса Орбая и курсантов отпустили так.
- Вы пришли как интервенты и заслуживаете смерти. Но Кавказский Трибунал запретил расстреливать пленных, кроме энкеведешников и явных убийц. А вы шестеро почаще смотрите в зеркало - в этом ваше наказание: напоминание, что он не конах, а предатель. И передайте своему начальству, пусть заберут свои трупы, я их хоронить не буду. Даю на это два дня: завтра и после завтра. Ни один мститель не выстрелит в тех, кто придет за телами без оружия. Идите! Раненных с собой заберите. А документы ваши останутся у нас, когда-нибудь нам придется отчитываться перед своим народом. Архив!
Абрекам достался богатый трофей: много стрелкового оружия, боеприпасы, два ручных пулемета и ротный миномет.
Мораторий был строго соблюден. За трупами пришли курсанты военного училища без оружия с носилками.
* * *
Гвардия сидела большим кругом, слушая анализ этого боя.
- У нас нет убитых, но раненные есть. И этого можно было избежать, не будь вы так горячи. Поймите, братья, вот что: У Сталина и Берии огромные резервы. На них работают заводы и фабрики. В их распоряжении целые армии. У нас резервов нет. Для нас потеря одного бойца, все равно, что для энкеведешников гибель целой дивизии. Новых бойцов неоткуда брать. Берегите себя! Пожалуйста, не рискуйте зря.
Солтан и Гаппо
Они возвращались из соседнего села, где были в гостях у близких родственников. Их очень хорошо приняли и на славу угостили. А на прощанье женщины поставили в воз поднос с валибахами и большой узкогорлый кувшин с ячменным пивом. Не забыли и рот положить.
Ехали между пологими холмами.
- Солтан, как называлось это село раньше при ингушах?
- Сурхохи.
- Что это значит?
- Не знаю, Гаппо. Я ингушского языка не знаю.
- Ингуши - глупые люди.
- Почему ты так думаешь?
- Умному человеку разве придет в голову назвать такое красивое место - Сурхохи? Они - трусы.
- С чего ты это взял, Гаппо? Они - не трусы.
- Их погнали, как баранов. За такую землю стоило и голову сложить. Осетины бы так не ушли. Осетины бы дали отпор.
- Что они могли сделать, против такой силы? Сколько войск, НКВД. Даже самолеты стояли на аэродромах, готовые подняться в воздух и бомбить, если бы они оказали сопротивление. И при том их взяли врасплох.
- Ты всегда их защищаешь, Солтан.
- Нет, Гаппо. Но ты не говори того, чего не сказал бы им в лицо.
- Ты думаешь, я побоялся бы?
- Думаю.
- Ты меня плохо знаешь, Солтан.
- А ты сам себя знаешь?
- Почему я не знаю сам себя?
- Гаппо, есть разница между разговорами с полным рогом в руках на пиру с друзьями и разговором с врагом лицом к лицу. Я на войне был, Гаппо, я это хорошо знаю. Ты любишь похвастаться.
- Э-э, что с тобой говорить. Останови, Солтан.
- Зачем?
- По нужде пойду.
Солтан натянул вожжи, воз остановился.
Гаппо ловко соскочит на землю, повел плечами и оглянулся по сторонам, ища взглядом укромное место.
Там у самой вершины склона стояли две каменные плиты-стелы, одна выше, другая - ниже. Гаппо направился туда.
- ты куда?
- Туда.
- За этим делом?
- Да.
- Не ходи туда. Это памятники, каким-то людям. Мертвых уважать положено. Иди вниз, там ямы.
- Я туда пойду. - И он на гибких ногах побежал вверх, как молодой олень.
Большая плита была в его рост и широкая, а меньшая чуть ниже и уже. Гаппо зашел за большую, так чтобы она его прикрывала от Солтана, и потянулся рукой к ремню.
- Эй, - тихо окликнул его с вершины холма, - подожди!
Гаппо повернулся, не догадываясь отпустить конец брючного ремня. Там наверху из земли торчал большой красноватый камень. Вышел оттуда человек и сел на землю, положив на колени винтовку.
- Отойди от памятников.
Гаппо безоговорочно повиновался.
- Теперь стой. Снимай свою войлочную шапку и поставь на землю, как чашку. Аккуратно поставь
- Зачем?
- Выполняй, ели хочешь жить. - Глаза из-под мохнатой шапки смотрели совершенно серьезно.
Гаппо выполнил то, что ему приказывали, у него даже не возникло побуждения воспротивиться этому.
- Теперь снимай штаны и делай то, для чего ты сюда пришел.
- Куда?
- В шапку.
Затвор винтовки плавно и мягко клацнул.
- Штаны не трогай, оставь где лежат. Кто это там в арбе? Родственник?
- Нет. Друг. Из нашего села.
- Хороший друг?
- Хороший… Он…
- Бери в руки шапку и ид к арбе. Бросишь - убью.
- Штаны…?
- Нет. Иди так. Осторожно иди, а то упадешь и уронишь шапку - придется тебя застрелить.
Гаппо пошел, держа отяжелевшую шапку на вытянутых руках. Штаны путались в ногах. Так несут на пиру двуручный ковш с пивом, чтобы преподнести дорогому гостю.
Человек в мохнатой шапке сидел на камне, винтовка покоилась у него на коленях, а Гаппо короткими шажками двигался с холма к своей арбе. Идти было очень неудобно.
По мере приближения односельчанина, Солтан понял, какому позору и унижению был подвергнут его товарищ. Он сам почувствовал себя униженным.
Он бросил вожжи в воз и соскочил с арбы. Тут они встретились взглядами с Гаппо - жалкая мина на лице.
- Солтан, у него винтовка…
Солтан оскалился на него, бросил плеть на землю и широкими шагами пошел к тому, кто сидел на верху, на камне. В десяти шагах он остановился.
- Ингуш, а теперь попробуй сделать со мной то, что ты сделал с этим.
- Не буду и пробовать.
- Почему?
- Не получится. Тебя нельзя унизить, хотя можно убить.
- Так ты герой только против безоружных трусов, ингуш?
- Неправильный вопрос, осетин.
- Объясни.
- Осетин, если я приду на твою землю, и буду осквернять твои святыни и памятники, то ты заставь меня кушать то, что твой товарищ наложил в свою войлочную шапку.
Солтан не знал, что сказать этому человеку.
- Ты сидишь на этом камне, как коршун, держишь на коленях заряженную винтовку и думаешь…
Человек в мохнатой шапке начал декларировать стихи:
Я злой ингуш - дитя природы,
Абориген Кавказских гор.
Кругом живущие народы
Клеймят меня: «Разбойник, вор!»
Зачем судить так злостно, строго
И липкой грязью обдавать,
Когда все разнимся немного
В искусстве ловко воровать?
Воровать нас научили
Кабардинцы раньше всех,
Они тогда вино не пили,
Глядя на пьянство, как на грех…
- А ты знаешь, злой ингуш, кто написал эти слова?
- Нет. Может, ты знаешь?
- Знаю. Эти стихи сочинил осетин Шанаев.
- Значит душа этого осетина когда-то жила в теле ингуша. Один начитанный человек мне рассказывал, что такое случается. Я не хочу в тебя стрелять. Уходи, пожалуйста! Я не хочу твоей крови. Этот трус и негодяй не стоит того.
- Чего не стоит?
- Защиты. Уважаю смелых людей. Кто не уважает смелого, сам не стоит уважения. Ответь на простой короткий вопрос коротким ответом.
- Спрашивай.
- Я сегодня прав?
Солтан постоял, глядя себе под ноги, потом тихо произнес:
- Ты - прав, ингуш.
Он повернулся и пошел к своей арбе.
- Сегодня ты - прав.
Дойдя до арбы, он поднял брошенную им плеть, хлестнул ею Гаппо по голове, сел в телегу и уехал.
Анна Левенцова и Асламбек
История жизни Анны Левенцовой - настоящий классический роман, достойный пера тех писателей, которые посвятили себя описанию полных приключений и опасностей жизни благородных рыцарей и их преданных, прекрасных дам.
Действительно, был в природе такой рыцарь - ингуш Асламбек, была такая дама - прекрасная Анна Левенцова.
Что же последуем примеру классиков и в самом начале опишем благородный облик этой достойной особы.
Она была стройна. Гордо, но не надменно носила свою красивую голову. Походку имела неторопливую, степенную. Одевалась просто, но со вкусом. Четкий, приятный, грудной голос. Улыбалась редко - только в награду за достойное слово или поведение того, с кем общалась.
Анна родилась в городе Владикавказе в 1901 году в семье потомственных казаков, тех казаков, у которых пра-пра-пра-прадеды были вольными казаками, а не конными жандармами, прислужниками царей за харч.
С малых лет она отличалась, вернее, выделялась среди остальных прямотой, правдивостью и нетерпением к насилию. Аккуратно была во всем: в поведении, слове, одежде. Наверное это исходило от внутренней природной порядочности. И еще у нее была возвышенная душа - в мыслях своих постоянно думала только о высоком. Она решительно отказывалась утруждать свой ум заботами о мелочах жизни - это она оставила течению жизни. Как будет - так и будет.
Знакомство ее со своим будущим рыцарем состоялось осенью 1927 года, в г. Ростов-на-Дону. Они столкнулись лицом к лицу и посмотрели друг другу в глаза: никакой игривости, кокетства или недовольства - с ее стороны, а в его облике она не увидела ни пролетарского нахальства, ни студенческого донжуанства. Они оба где-то раньше друг друга видели.
- Я очень извиняюсь, - сказал он, мягко улыбнувшись, - задумался и вот чуть вас не сшиб.
- Что вы?! Не стоит извинений. Вы случайно не из Владикавказа?
- Я житель села Базоркино в Ингушетии, но я учился во Владикавказской гимназии.
- Там я, значит, Вас и видела.
- Вы мне тоже кого-то напоминаете. Припоминаю… да, да. Вы носили такую белую шляпку и кофту с голубым откидным воротником.
- Правда Ваша! У Вас образная память…
- … и красные ботики с застежками…
- Вы случайно не рисуете?
- Нет. То есть рисую очень плохо.
- Вы на каком курсе? Давайте знакомиться. Меня Анной зовут, Анна Левенцова.
- Очень приятно! Действительно приятно. Меня зовут Асламбеком, фамилия Эльбускиев.
- У Вас красивое благозвучное имя: Асламбек! Я люблю благородные имена. Я - на третьем курсе медицинского, а Вы?
- На первом. - Скромно ответил он. - Юрфак.
- По студенческой иерархии, Асламбек… Я правильно произношу Ваше имя? Сразу меня поправьте, если не так.
- Очень правильно.
- Я хотела сказать, что по университетской традиции я Вам в бабушки прихожусь. Имейте это ввиду, Асламбек.
- Я рад быть внуком такой бабушки!
- Ну, коли так, посидим в аллее на скамеечке. У Вас как со временем?
- Его у меня в избытке сегодня.
Они выбрались из снующей у входа толпы студентов, нашли свободную скамью и уселись рядом, положив на колени свои книжки и тетради, и, как земляки, предались воспоминаниям об учебе в гимназии: о любимых преподавателях, интересных гимназистах, памятных случаях, особенно последние годы, когда в обществе возросли революционные настроения.
- Оказывается, что я училась классом старше, окончила в 17-ом году.
- Я недоучился. Начались такие события…
- Чем Вы все эти годы занимались?
- Два года отдал Гражданской войне у себя дома. В 1919 году вступил в Красную Армию. Немного повоевал. В 1924 году демобилизовался. Два года самообразования. И вот я здесь, Анна.
Она потерла ладони и чему-то радостно улыбнулась.
- Как Вы кратко и просто изложили пять лет бурной, боевой жизни. А поподробнее нельзя?
- Анна, поверьте, ничего романтичного, интересного не было: воевал с Деникиным, а потом и с Врангелем, Севаш переходил, участвовал в освобождении Крыма, с Махно тоже пришлось повоевать. Командовал эскадроном. Война неинтересная тема для беседы: кровь, смерть, страдания от ран и других лишений. Очень много грязи. И еще я хочу, чтобы Вы знали: я не авантюрист, не за подвигами туда ходил. Мой народ мечтает о таком жизнеустройстве, когда он может жить мирно, сохраняя свое достоинство, обычаи, веру. Я подумал, может революция принесет нам это.
- Да, ваши сильно стояли за большевиков. В городе бывали то белые, то атаманы, то еще какие, напьются, орут, горло дерут, что власть-де теперь их, но как весть приходит, что ингуши на город идут - всех этих вояк, как ветром сдувало. Как Вы думаете, Асламбек, мечта вашего народа сбылась, наконец?
Он помолчал, прежде чем ответил:
- Поживем - увидим, как говорят русские. Поначалу не все идет так, как нам хотелось бы, может, уляжется все в нормальное, мирное русло. Будем надеяться, столько крови пролили, столько мук перенесли.
- Значит Вы красный командир с привилегиями. Вам это помогло поступить на учебу.
- Да. Отчасти.
Так завязалась их дружба. Наши люди говорят: «Не подноси огонь к сухому сену». Какая тут мудрость? Два молодых, красивых, здоровых человека понравились друг другу, подружились, а потом, самым естественным образом, их дружба переросла в любовь. Они сами не заметили, как это произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31