А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Ее неистощимый запас она постоянно ощущала в себе. Она подумала о способности страдать. Что-то искушало ее горделиво поведать кому-нибудь о своих чувствах.
Эцуко была откровенна. Предельно откровенна.
- Ну, во всяком случае, я попытаюсь узнать правду у Сабуро, когда его увижу. Все-таки, отец, я думаю, было бы лучше, если бы вы лично поговорили с ним.
Якити и Эцуко становились союзниками. Их союз основывался не на взаимной выгоде, как бывает между державами, а на ревности - вот где таилась опасность. Когда все разбрелись по своим комнатам, Якити велел Эцуко отнести в комнату Кэнсукэ целых две меры отборных каштанов.
* * *
Занимаясь приготовлением обеда, Эцуко разбила маленькую чашку, и несильно обожгла палец. Когда рис получался мягким, Якити нахваливал его; а когда твердоватым, он говорил, что рис невкусный. Одним словом, приготовленные Эцуко блюда он хвалил не за вкус, а за мягкость.
В дождливые дни веранда, где готовили в хорошую погоду, была закрыта. И Эцуко пошла на кухню. Чтобы рис, приготовленный накануне, сохранил вкус, Миё не переложила его в коробочку, а оставила в кастрюле. Эцуко поняла, что на кухне хозяйничала Миё. Угли зачахли.
Она пошла к Тиэко за горящими углями, чтобы затопить печь. И пока несла их, обожгла средний палец.
Боль раздражала Эцуко. Вскрикни она от ожога, Сабуро все равно не прибежит на помощь. А вот Якити примчался бы на её голос, сверкая из-под кимоно голыми, уродливыми и дряблыми ногами; кинулся бы к ней, чтобы спросить: "Что случилось?" Нет, Сабуро не прибежал бы. Вдруг ее стал разбирать идиотский смех. "Неужели Якити примчится?" Она прищурила глаза, как бы выражая сомнение. Он не станет смеяться вместе с ней. Он будет пытать ее вопросами, чтобы выяснить причину смеха. В его возрасте не смеются без всякого стеснения с женщиной. Он был ее эхом, ее отзвуком, а она была женщиной, которую никому в голову не придет назвать старой.
Кое-где на земляном полу образовались лужицы. Тусклый солнечный луч, просачиваясь сквозь стекло на дверях, лениво поблескивал в луже дождевой воды. Эцуко была в промокших липких гэта23 на босу ногу. Она облизывала кончиком языка обожженный палец, рассеянно поглядывая в проем дверей. В ушах до сих пор шумел дождь.
* * *
Что ни говори, а повседневная жизнь полна мелких постоянных забот. Попробуй-ка, уследи за руками Эцуко, работающими без устали. Она ставила на огонь кастрюлю. Наливала воду. Сыпала сахар. Резала кружочками сладкий картофель. Сегодня на обед Эцуко приготовила: толченый батат, купленный в Окамати мясной фарш, жареные на сливочном масле грибы хацутакэ, подливку из тёртого мяса с приправами. Эцуко выглядела рассеянной и в пылу воодушевления далеко уносилась мыслями.
"День проходит без особых страданий. Почему? И вправду меня ничто не мучит. Наверное, боль превратила мое сердце в лед, крепко сковала ноги, заставляет дрожать руки. Кто же я, кто? Вот сейчас я готовлю обед. Зачем я делаю все это? Холодный рассудок, точно попадающие в цель предсказания, отмеренные на весах логики и чувств суждения. - вот что мне нужно сейчас и впредь... Беременность Миё, должно быть, ставит последнюю точку! Однако чего-то еще не хватает. Для полноты, для совершенства должно произойти что-то ужасное. Что?..
А пока я должна хладнокровно следовать тщательно продуманному решению. Когда я вижу Сабуро, меня пронзает боль. Никакой радости. Однако, если я не вижу его, то я не могу без него жить дальше. Сабуро должен уйти отсюда. Это значит, что он должен жениться. На мне? Что за безумство! Конечно, на Миё, на этой деревенской дуре, на этом перезрелом помидоре. На этой паршивой девчонке, смердящей мочой! Вот тогда-то мои страдания закончатся. Моим мучениям придет конец... Я выпью эту чашу до последней горькой капли.
Неужели я вздохну тогда с облегчением? Неужели в одно мгновение придет долгожданный покой? Буду цепляться за него. Буду верить этой лжи..."
Эцуко стояла у окна, слушая щебетанье синиц. Она прислонилась к стеклу головой, наблюдая, как птичка отряхивает мокрые перышки, Черные блестящие глазки время от времени вспыхивали из-под тонких белых век. На горлышке распушилось оперение - полилось нетерпеливое, нервное щебетанье. Внимание Эцуко привлекла светлая полоса на горизонте. Между тем начинало накрапывать... Вдруг на окраине сада ярко озарилась каштановая роща, словно в глубине темного храма открылся золотой алтарь.
* * *
Дождь прекратился после полудня.
Якити вышел в сад, чтобы подвязать розы. Ливнем посносило подпорки, и цветы повалило наземь. Эцуко вышла следом за ним. Среди сорняков в мутных лужах ничком лежали розы, распластав на воде бордовые лепестки - они словно бы отмучились, отстрадали.
Эцуко приподняла один стебель, бережно подвязала его к деревянной подпорке. К счастью, он не был сломан. Ее пальцы ощутили тяжесть безмятежных лепестков. Якити гордился цветами. Эцуко прикасалась к ним, заглядывая внутрь тугих бутонов - они притягивали свежестью и ароматом.
Якити подвязывал кусты молча, он был угрюм, словно его жгла какая-то обида. В высоких резиновых сапогах и армейских брюках он ухаживал за розами, не разгибая спины. Молчаливость и бесстрастное выражение на лице еще больше выдавали в нем крестьянское происхождение. В такие часы Эцуко проникалась любовью к Якити.
И тут показался Сабуро. Он шел по гравийной дорожке.
- Я не заметил, когда вы ушли. Извините! Давайте я закончу работу, обратился к ним Сабуро.
- Да мы уже закончили. Не беспокойся, - ответил Якити, не поднимая головы.
На темноватом лице Сабуро вспыхнула улыбка, когда он взглянул на Эцуко из-под огромной соломенной шляпы, сквозь рваные и перекошенные поля которой проникали лучи закатного солнца, усеивая его лицо светлыми крапинками. Улыбка обнажила его белые зубы. Они были ослепительно белы - казалось, что их омыло дождем. Эцуко привстала от неожиданности, зажмурилась.
- Ага, ты как раз вовремя. Я хотела поговорить с тобой. Давай пройдемся вдвоем.
Эцуко еще никогда не приходилось разговаривать с Сабуро в присутствии Якити таким благожелательным тоном. Она произносила слова естественно, без всякой робости. Случись постороннему услышать их, он мог бы расценить это как недвусмысленное предложение. Эцуко закрыла глаза на свою жестокую участь - ее ожидала миссия, от предвкушения которой ее переполняла радость.
Сабуро недоверчиво посмотрел на Якити. Однако, Эцуко взяла его под локоть и повела к дому Сугимото.
- Вы куда собрались? Посекретничать? - раздался за их спинами неприятный голос Якити.
- Да! - ответила Эцуко.
Ее односложный ответ - импульсивный и почти бессознательный - лишал Якити возможности присутствовать при разговоре.
- Куда ты собрался? - начала она с бессмысленного вопроса.
- Я хотел отправить письмо.
- Какое письмо? Покажи-ка мне, будь добр.
Сабуро простодушно протянул открытку, свернутую в трубочку. Это был ответ на письмо его друга из родной деревни. От силы в четырех или пяти строках, написанных, большими корявыми иероглифами, он сообщал о последних событиях: "Вчера у нас был праздник. Я тоже хорошо погулял с ребятами. Было очень шумно! До сих пор ломит тело. Мы погуляли на славу, было очень весело".
Эцуко пожала плечами. Рассмеялась.
- Да, немудреное письмецо, - сказала она, возвращая открытку.
Ее комментарий, видимо, огорчил Сабуро. Тень недовольства пробежала по его лицу.
Гравийная дорожка проходила под кленами. Она была забрызгана каплями дождя и сияла солнечными пятнами. В кроне деревьев кое-где полыхали алые листья. Неожиданно прояснилось небо, затянутое до этого облаками, которые, как говорят, предвещают хороший улов ивасей.
Это удовольствие, когда не хочется говорить; эта полнота молчания, которое не нуждается в слове, обернулось в душе Эцуко полным смятением. Ей была дарована краткая передышка перед тем, как страдания обретут законченную форму. Эцуко удивлялась: "Откуда эта радость? Долго ли будет продолжаться этот нелепый разговор? Неужели она никогда не приступит к главному и неприятному?"
Они перешли через мост. Вода в реке поднялась. В стремительных мутных потоках кое-где проглядывали густые речные травы - они развивались по течению, словно волосы. Свежие зеленые травы то исчезали в глубине, то снова появлялись на поверхности. Пройдя сквозь бамбуковую чащобу, они вышли на тропинку, которая пробегала через залитые обильными дождями рисовые поля. Сабуро остановился, снял шляпу.
- Ну ладно, я пошел, - сказал он.
- Письмо отправить?
- Угу.
- Но мы ведь еще не поговорили. Позже отправишь.
- Ладно.
- Если идти по этой дороге, то можно встретить много знакомых. Будет неловко, если нас увидят. Давай пойдем в сторону шоссе?
- Угу.
В глазах Сабуро вспыхнуло беспокойство. Эцуко было трудно, преодолевая отчуждение, начать разговор.
Впервые в жизни Сабуро почувствовал близость ее тела, близость её слов. От смущения он потер спину.
- Что с твоей спиной? - спросила Эцуко.
- На празднике немного поранился.
- Сильно болит? - нахмурив брови, вновь спросила она.
- Да нет, уже не сильно, - живо ответил Сабуро.
"У молодых заживает как на кошке", - подумала Эцуко.
Вдоль тропинки стояли мокрые травы. Было топко, ноги увязали в грязи. Вскоре тропинка начала сужаться - идти плечом к плечу стало тесно. Подоткнув подол платья, Эцуко пошла впереди. Вдруг она заволновалась - идёт ли Сабуро следом? Она хотела было позвать его по имени, но подумала, что это будет неловко. Она не решилась даже оглянуться.
- Что это было, велосипед? - спросила Эцуко, повернувшись лицом к нему.
- Нет.
Их глаза встретились.
- А мне послышался велосипедный звонок, - сказала она и глянула вниз. Его большие и неуклюжие ноги - такие же босые, как и ее - были заляпаны болотной грязью. Эцуко вдруг успокоилась.
Автомобильного шума на шоссе по-прежнему не было слышно. Асфальт высыхал быстро, но местами стояли лужи, в которых отражались облака казалось, по краям их обвели белым мелом.
- Говорят, Миё забеременела. Ты уже знаешь? - спросила Эцуко, шагая рядом с ним.
- Да, я слышал.
- Кто тебе сказал?
- Миё сказала.
- Понятно.
Эцуко почувствовала, как в груди забилось сердце. Она должна была услышать сейчас мучительную правду из уст Сабуро, в глубине души надеясь, что Сабуро приготовил хотя бы правдоподобные объяснения. Например, он мог бы сказать, что любовник Миё - парень из Майдэн, что он хулиган; что он предостерегал Миё, однако она не вняла его словам. Или, например, он мог бы сказать, что она спуталась с женатым мужчиной из кооператива...
Эцуко металась от надежды к отчаянию, она перебирала в уме всевозможные варианты, каждый из которых бросал её сердце в трепет, но главный, неизбежный вопрос бесконечно оттягивала, словно он застрял поперек горла. Пока они вдвоем молча шли по безлюдной велосипедной тропинке, все эти прозрачные намеки - словно мириады мельчайших частиц, оживленно и незаметно сновавших в промытом дождем воздухе, роились мириадами корпускул, которые кружат и танцуют, спеша образовать новые соединения, - она чувствовала их носом, они щекотали ей ноздри, заставляя разгораться щеки.
- Ребенок Миё, он что..., - вдруг произнесла Эцуко, - ...он чей? Кто его отец?
Сабуро не отвечал. Эцуко ждала ответа. Он продолжал молчать. Молчание затягивалось, становясь невыносимым. Эцуко мучительно ждала. Украдкой она взглянула на Сабуро - соломенная шляпа отбрасывала на его лицо тень, вычерчивая угловатый профиль.
- Этот ребенок твой?
- Думаю, мой.
- Ты в этом уверен или сомневаешься?
- Нет.
Сабуро покраснел. Он сделал усилие улыбнуться, но улыбка замерла в уголках рта.
- Он мой.
От неожиданности Эцуко прикусила губу. Где-то в тайниках души она еще надеялась, что вначале он будет выдумывать всякие оправдания, все отрицать и лгать - хотя бы из вежливости к ней. В один миг умерла слабая надежда, в которой Эцуко прятала свои страхи. Наверняка Сабуро не смог бы откровенно признаться, если бы Эцуко занимала в его сердце хоть какое-то место. То, что отцом ребенка был Сабуро, - этот факт был неоспорим для Якити и Кэнсукэ, а также очевиден для Эцуко; но он еще больше уверял её в том, что Сабуро станет отрицать своё отцовство от страха или стыда.
- Хорошо, - сказала Эцуко усталым голосом. - Так, значит, ты любишь Миё?
Сабуро не понимал смысла её слов, которые были за границами его словарного запаса. Эти слова принадлежали речи высшего сословия - как вещи, создаваемые на заказ. Он не слышал в них сердечности, они были излишни, звучали нескладно. Его связь с Миё ни в коем случае не могла быть продолжительной - их отношения были искренними, но скоротечными. Так два компаса реагируют друг на друга только на определённом расстоянии, но достаточно его увеличить, и взаимодействие прекращается. Слово "любовь" было неуместно в их отношениях.
Он предполагал, что Якити, вероятно, пресечет их связь. Однако эта мысль нисколько не тревожила его. Даже когда стало известно о беременности Миё, отцовское чувство не пробудилось в этом молодом садовнике.
Настойчивые расспросы Эцуко заставляли его кое-что вспомнить. Однажды - это было через месяц после приезда Эцуко в Майдэн - Якити послал Миё за лопатой в амбар. Лопату привалило старым столом. Тогда она позвала на помощь Сабуро. Он поднатужился изо всех сил. Миё взялась руками за край стола, чтобы помочь; при этом её лицо оказалось под локтем у Сабуро. Он почувствовал на ее лице сильный запах крема, перемешанный с запахом амбарной плесени. Освободив лопату, он протянул ее Миё. Она растерянно взглянула на Сабуро, будто бы забыв про лопату. Сабуро обнял Миё без тени смущения.
Может быть, это и есть любовь?
В другой раз, когда заканчивался сезон "сливовых дождей", превративший его в затворника, он как-то ночью вдруг ни с того ни с сего выпрыгнул из окна и босиком помчался под дождём в сторону спальни Миё. Обежав дом. постучал в окно. Его глаза уже привыкли к темноте, поэтому он отчетливо увидел, как за окном мелькнуло заспанное лицо. Миё прильнула к стеклу сначала она заметила белый ряд зубов, а потом лицо Сабуро, укрытое теменью. Она, обычно неповоротливая днём, проворно отбросила одеяло и вскочила на ноги. На груди распахнулась ночная рубашка, обнажив грудь. Соски были напряжены, словно натянутый лук. Миё осторожно открыла окно, стараясь не хлопнуть ставнями. Они столкнулись лицами. Он молча показал на грязные ноги. Она побежала за тряпкой, оставив Сабуро сидеть на подоконнике. Потом собственными руками вытерла его ноги.
Может, это и есть любовь?
В одно мгновение в памяти Сабуро промчалась вереница воспоминаний. Он испытывал к ней влечение, это правда; но о любви он не мог и помыслить. Весь день он предавался мечтаниям: то собирался полоть траву на поле; то придумывал, как попасть в военно-морской флот, если вновь начнётся война; то фантазировал на тему всяких пророчеств буддийской секты Тэнри представляя, как в последний день мира на алтарь повалится небесная манна; то его носило по горам и долам, когда он вспоминал веселые годы учёбы в начальной школе; то ждал, когда наступит время ужина; мысль о Миё занимала не больше сотой доли всех его мыслей.
Он хотел Миё, но чем больше он думал о ней. тем неопределённей становилась эта мысль, которая была сродни мысли о голоде. Невозможно было представить, чтобы у такого крепкого парня как Сабуро, проходила в душе угрюмая борьба со своими желаниями.
Вот почему вопрос Эцуко был за пределами его понимания; этот вопрос озадачил Сабуро. Немного подумав, он отрицательно покачал головой.
- Нет.
Эцуко не поверила своим ушам.
Вспышка радости озарила её лицо. Сабуро не смотрел на неё; он провожал взглядом поезд на Ханкю, который мелькал вдалеке за деревьями. Если бы он увидел выражение её лица, то наверняка забрал бы свое слово обратно, не раздумывая.
- Если ты не любишь её..., - выделяя каждое слово, медленно говорила Эцуко, - то, значит, ты говоришь правду..., - продолжала она настойчивым тоном. (Она хотела, чтобы он ещё раз для достоверности произнёс: "Нет!") Не имеет значения - любишь ты её или не любишь. Важно то, что ты сейчас чувствуешь и говоришь об этом. Так, значит, ты всё-таки не любишь Миё?
Едва ли Сабуро вникал в смысл её слов. "Любишь, не любишь - что за ерунда, - думал он. - Непрестанно пережёвывает одно и то же, будто эти слова могут перевернуть мир".
Он засунул руки поглубже в карман, нащупал на дне кусочки сушёного кальмара, которым вчера ночью закусывал сакэ во время праздника. "А что, если я начну жевать щупальца кальмара прямо у неё на глазах? Интересно, какое будет выражение лица у госпожи?" - подумал он. Глядя на серьёзную и озабоченную Эцуко, у него возникла озорная мысль посмеяться над ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19