д. В этой изолированной функции также есть своя случай-
ная история, свое идеальное задание и та или иная степень со-
впадения того или другого, так что, если угодно, можно и
здесь говорить о чуде или об его степенях. Но обыкновенно
под чудом в собственном смысле мы понимаем сферу цельной
личности и исторические проявления цельной личности, энер-
гийное проявление личности в ее субстанции. А это значит,
что тут имеется в виду сама жизнь и совпадения или несовпа-
дения с идеалом - самой же жизни. Очень часто многие, в
особенности психологи, понимают психику как ряд состоя-
ний или родов психической жизни. Так, говорят об ощуще-
нии, восприятии, внимании, памяти, эмоциях, волевых актах
и т. д. как изолированных функциях. И при этом думают, что
потом можно получить психическую жизнь из объединения
этих функций. Конечно, такое понимание психической жизни
для меня совершенно неприемлемо. В особенности же это
оказывается ошибочным, когда речь заходит о личности. Лич-
ность ни в коем случае не есть ни ощущение, ни восприятие,
ни внимание, ни вообще познание; она не есть ни аффект, ни
эмоция, ни чувство, ни стремление, ни желание, ни воля, ни
поступки. Она, конечно, необходимым образом в них проявля-
ется. Но личность проявляется вообще во всем - в костюме,
в физиологических процессах дыхания, кровообращения, пи-
щеварения; и это нисколько не значит, что личность есть
сукно или суконный костюм, что она есть желудок и пищева-
рение и т. д. Личность как категория - ничего общего не имеет
363
с отдельными изолировинньши функциялт, и из них никогда
нельзя будет получить личности, если понятие о ней не полу-
чено из другого источника.
Ь) Это учение о личности и должно иметься в виду, если
мы хотим уяснить себе подлинную диалектику чуда. В эстети-
ческой целесообразности имеется в виду изолированная
функция чувства. Конечно, тут есть все - и познание, и воля,
и чувство. Но эстетическую целесообразность мы мыслим
центрированной на чистом чувстве. Поэтому совпадение
здесь <идеально-возможного> и <реально-случайного> пред-
полагает (часто, по крайней мере) весьма длительную исто-
рию именно этой изолированной функции. Равным образом,
наблюдая игру пианиста-виртуоза и называя ее <чудом>, мы
видим, что тут была длительная эмпирическая история воле-
вых усилий человека, наполненная бесчисленной массой
самых разнообразных случайностей. В результате - совпаде-
ние подвижности пальцев с идеальными намерениями и ком-
позитора и исполнителя. Но явно, что тут совершается диа-
лектика двух изолированных сфер - волевых усилий человека
и некоего идеала-исполнителя, - изолированных из общей
области личности, эмпирически случайной и идеально мыс-
лимой. Они - антитетичны, и артистическое исполнительст-
во - их синтез. Но что получится, если мы будем говорить не
о чувстве и его развитии, не о воле и ее усилиях, не о познании
и его актах, но о личности, которая не складывается из этих
трех сфер и вообще не складывается ни из каких изолирован-
ных функций? Тогда синтез наш уже не может быть чувст-
вом - как тождеством познания и стремления. Он не может
быть также синтезом свободы и необходимости, не говоря уже о
синтезе категории и чувственного образа в каком-нибудь ху-
дожественном образе. Это будет чисто личностный синтез, ни-
сколько не решаемый и даже не затрагиваемый никакими из
подобных изолированных функций и синтезов. Этот-то син-
тез и есть чудо, мифическая цйчесообразность.
с) И вот почему в чуде нет ни чисто познавательного, ло-
гического, ни чисто волевого, ни чисто эстетического синтеза.
Если бы чудо было чисто познавательным синтезом и чисто
логической целесообразностью, то уже любой организм, расти-
тельный и животный, бы-ч бы чудом, потому что мы мыслим его
всегда при помощи категории некоей цели. Всякий организм
имеет ведь свою историю, живет самостоятельной жизнью; и
о нем мы всегда можем поставить и ставим вопрос: как дости-
гается цель, виртуально заложенная в семени организма? Если
364
угодно, можно, конечно, и всякий организм считать чудом, но
это будет чудо в несобственном смысле слова, - скорее,
какая-то примитивная степень чуда. В собственном же чуде
мы отнюдь не ограничиваемся одним этим познавательным
синтезом и чисто логической целесообразностью. Тогда хро-
мой, исцелившийся у чудотворной иконы, рассматривался бы
нами исключительно с точки зрения чисто познавательной,
т. е. мы чудо рассматривали бы просто как переход от одного
анатомо-физиологического состояния в другое. Учение о чуде
тогда было бы равносильно анатомии и физиологии, в лучшем
случае - медицине, а самое чудо было <бы> насквозь только
одним биологическим актом. Никто, однако, так никогда не
переживает чуда. Биологическая и вообще телесно-органи-
ческая и физическая природа чуда имеет значение только
лишь как арена формы или способа проявления того, что на-
зывается подлинным чудом. Она не имеет сама по себе ровно
никакого самостоятельного значения, хотя чудо и проявилось
именно в ней и в этом смысле она совершенно необходима.
Я не говорю уже о том, кто испытал чудо на себе или верит в
него. Я утверждаю, что даже не верящий в чудо мыслит его
именно так. Верить или не верить - это одно; а предмет, в ко-
торый верят или не верят, - это совсем другое. Вы не верите в
чудо, но представление о чудесном предмете имеете, ибо,
если вы не знаете, что такое чудо, - как же вы отвергаете то,
чего не знаете? Стало быть, если вы отвергаете чудо, то вы
знаете, что именно вы отвергаете, т. е. знаете, что такое чудо.
А если вы знаете, что такое чудо, то вы отличаете его от того,
что не есть чудо. Если вы не отличаете чуда от не-чуда, то, от-
вергая чудо, вы отвергаете и всякое не-чудо, т. е. отвергаете
все реальное и действительное. Какой же вы материалист
после этого? Но вы признаете все реальное и действительное,
т. е. не-чудо; след., знаете, что чудо отлично от не-чуда, и
должны знать, в чем же именно это отличие. Итак, отвергать
чудо можно только тогда, когда известно, чем именно оно от-
личается от не-чуда. И, стало быть, уж подавно чудо не есть
просто физический или телесно-органический акт. Остается
для <науки> излюбленный метод: чудо, конечно, не есть, ска-
жут, физический акт, но оно есть этот акт плюс выдумка. Од-
нако это сведение на субъективизм - типично беспомощная
позиция либеральной метафизики. Эдак ведь и самые физи-
ческие акты нередко сводили на субъективные процессы.
Таких <сводителей> было немало. А главное, при таком сведе-
нии мы уже перестаем говорить о чуде как таковом и начина-
365
ем говорить о своем отношении к нему, т. е. о самих себе. .1
Такая подмена есть логическая ошибка, не говоря уже о том, j
что чудо интереснее, чем <мы сами> (да еще со своей <нау- )
кой>), и что даже самая эта подмена возможна только тогда, ;
когда уже известно, что есть чудо само по себе. Итак, понима-
ние чуда как вымысла (соединенного с тем или другим естест-
венным биологическим, или вообще физическим, переходом
от одного состояния к другому) возможно только благодаря
двум одновременным логическим ошибкам - 1) quaternio ter-
minorum, так как тут мыслится примерно такой силлогизм:
<Данное исцеление - чудо. Чудо есть вымысел. След., данное
исцеление есть вымысел> (т. е. силлогизм типа: <Все псы лают.
Одно созвездие - <Пес>. След., одно созвездие лает>); и - 2)
неправильное обращение (obversio), так как наивно думают,
что суждение <всякое чудо есть вымысел> не требует специфи-
ческого определения того вида вымысла, который есть чудо
(что возможно было бы только тогда, если бы из этого сужде-
ния вытекало и то, что <всякие вымыслы суть чудо>).
d) Чудо не есть познавательный синтез и логическая целе-
сообразность. Но чудо не есть также и волевой синтез, или
синтез свободы и необходимости. Это - чрезвычайно важный
момент во всем учении. Раз это не есть волевой синтез, то ни в
каком случае нельзя мыслить чудо как результат тех или других
волевых актов человека, например молитвы или подвига.
Могут рассуждать так и часто так и рассуждают: произошло
исцеление потому, что данный субъект очень долго молился,
или постился, или вообще жил особенно высокою, доброде-
тельною жизнью. Кто так рассуждает - совершенно не пони-
мает природы чуда. Тогда получается, что чудо действительно
есть волевой синтез свободы и необходимости. Я свободно став-
лю себе некую цель и свободно стремлюсь через все эмпири-
ческие случайности к ее достижению. И есть какой-то идеал и
предел всех моих стремлений. И вот произошло нечто, где ре-
зультат моих усилий совпал с максимальным воплощением
идеала, который хотя и вне меня, но необходим для меня. Сво-
бода совпала с необходимостью, и - получился синтез. Я ут-
верждаю, что чудо не имеет никакого отношения к этому во-
левому синтезу. Чудо отнюдь не случается обязательно с тем,
кто больше употреблял волевых усилий или кто выше и лучше
других. Чудо от этого совершенно не зависит, и трудно сказать,
с кем больше оно вообще случается. Рассуждение о чуде как
волевом синтезе неизбежно моралистично и есть внесение
морали в область, которая имеет весьма отдаленное отноше-
366
е к морали. Такое понимание должно было бы видеть чудо
во всяком удачном поступке, действии и осуществлении. Так,
то что ребенок научился хорошо ходить, было бы уже чудом.
То что скрипач овладел в совершенстве техникой своего ин-
струмента, было бы чудом. Устройство паровоза, дающего
возможность целесообразно передвигаться по большим рас-
стояниям, - чудо. Всякие вообще поступки и действия чело-
река, направленные к определенной цели (высокой или низ-
кой, большой или малой) и хорошо достигшие этой цели,
были бы обязательно чудом. Такое расширение понятия чуда,
несомненно, противоречит обычному словоупотреблению, не
говоря уже о моралистической узости, вносимой тут в необъ-
ятную широту мифического и религиозного сознания.
е) Наконец, чудо не есть и синтез эстетический и не
предполагает особенного состояния чувства, хотя отражается
и на нем, как и на всем вообще. Как невозможно тут находить
синтез логический или практический, так же невозможно на-
ходить и синтез эстетический. Представители <науки>, опро-
вергающие чудо с <научной> точки зрения, бьют совершенно
мимо цели, ибо чудо по смыслу своему никогда и не претенду-
ет на научную и даже вообще на логическую целесообраз-
ность. Моралисты также бьют мимо цели, ибо чудо - вне вся-
кой морали, вне долга, ответственности, вменения и пр. Чудо
может совершиться с преступником, вопреки всей его жизни
и личности. Но так же кощунственно для чуда было бы видеть
в нем только самонаслаждение в чувстве и созерцание отре-
шенного художественного образа. Логика и наука увидели в
основе чуда физическую закономерность, объявляя все прочее
вымыслом и несуществующим; мораль увидела в чуде резуль-
тат волевых усилий и награду за добродетель. Теперь чувство,
эстетика видит в чуде красоту и рассматривает объект его дей-
ствия как отрешенное и <незаинтересованное> художествен-
ное, или эстетическое, бытие, как нечто <красивое> или <пре-
красное> Все это не имеет никакого отношения к чуду. Все
это или тоще и хило для чуда, или прямо кощунственно.
О Мы различаем, стало быть, в конце концов, четыре типа
Целесообразности: 1) логическую, в результате которой получа-
ется организм, 2) практическую, или волевую, в результате ко-
торой получается техническое совершенство (в человеке - со-
й?ШЦенная мораль): 3) эстетическую, в результате которой
получается художественное произведение, а, наконец, 4) лшфи-
ческую, или личностную, в результате которой получается чудо.
Я не говорю здесь о фактической целесообразности как та-
367
ковой. Она всегда условна - в зависимости от этих типов це-
лесообразности. Землетрясение в Крыму фактически ужасно.
Мифически же (о других же точках зрения и говорить нечего)
оно весьма уместно, своевременно, даже утешительно.
7. а) Что же такое мифическая, или личностная, целесооб-
разность? Для логической целесообразности целью является
то или иное состояние организма, для практической - та или
иная норма и пр. Для личностной целесообразности не имеет
значения ни одна из этих изолированных функций. Нужно j
взять такую цель и такое идеальное состояние, которые были i
бы таковыми не для познания, воли и пр., но для личности,
взятой как неделимая единичность. Чего хочет личность как
личность? Она хочет, конечно, абсолютного самоутверждения.
Она хочет ни от чего не зависеть или зависеть так, чтобы это
не мешало ее внутренней свободе. Она хочет не распадаться
на части, не метаться в противоречиях, не разлагаться во тьме
и в небытии. Она хочет существовать так, как существуют .
вечно блаженные боги, вкушающие бесконечный мир и умную
тишину своего ни от чего не зависящего, светлого бытия. 1
И вот, когда чувственная и пестро-случайная история личное- j
ти, погруженной в относительное, полутемное, бессильное и j
болезненное существование, вдруг приходит к событию, в ко- 1
тором выявляется эта исконная и первичная, светлая предна- 1
значенность личности, вспоминается утерянное блаженное
состояние и тем преодолевается томительная пустота и пе-
стрый шум и гам эмпирии, - тогда это значит, что творится
чудо. В чуде есть веяние вечного прошлого, поруганного и
растленного и вот возникающего вновь чистым и светлым ви-
дением. Уничтоженное и опозоренное, оно незримо таится в
душе и вот - просыпается как непорочная юность, как чис-
тое утро бытия. Прошедшее - не погибло. Оно стоит незабы-
ваемой вечностью и родиной. В глубине памяти веков кроют-
ся корни настоящего и питаются ими. Вечное и родное, оно,
это прошедшее, стоит где-то в груди и в сердце; и мы не в
силах припомнить его, как будто - какая-то мелодия или
какая-то картина, виденная в детстве, которая вот-вот вспом-
нится, но никак не вспоминается. В чуде вдруг возникает это
воспоминание, возрождается память веков и обнажается веч-
ность прошедшего, неизбывная и всегдашняя. Умной тиши-
ной и покоем вечности веет от чуда. Это - возвращение из да-
Эти строки писались во время Крымского землетрясения летом
1927 г. Примеч. 1930 г.
368
giix странствий и водворение на родину. То, чем жила душа,
.J.QT шум и гам бытия, эта пустая пестрота жизни, эта пороч-
иосп и гнусность самого принципа существования, - все это
встает пушинкой; и улыбаешься наивности такого бытия и
жизни. И уже дается прощение, и забывается грех. И образу-
ется как бы некая блаженная усталость плоти, и надвигается
gge-глое утро непорочно-юного духа.
b) Разумеется, первозданное блаженное состояние лич-
ности, имея предельное значение, может быть выражено бес-
конечным количеством разных приближенных значений.
И это ведет к двум весьма существенным выводам.
Во-первых, мы видим, что получает свой смысл и свое
диалектическое место каждая мелочь мифически-чудесного
мира. Чудесные богатыри, вроде Святогора, лежащего в виде
некоей горы, с их сверхъестественными физическими силами
и подвигами, есть результат этого сознания первозданного со-
вершенства личности, мыслимого здесь как физическая мощь,
ибо в абсолютном самоутверждении личности должна быть и
абсолютно большая физическая мощь. Все эти ковры-самоле-
ты, скатерти-самобранки, прострел-трава, сон-трава, шапка-
невидимка и пр. предметы, лица и события мифически-чудес-
ного мира есть всегда то или иное проявление какой-нибудь
силы, способности, знания и пр. личности, мыслимой в ас-
пекте своего абсолютного самоутверждения. Смотря по харак-
теру представлений об этой первозданной блаженно-самоут-
вержденной личности, различаются и чудеса, или типы чудес,
равно как и вообще типы всего мифологического построения.
Оборотничество есть чудо потому, что здесь эмпирическая
жизнь личности совпала (по крайней мере до некоторой сте-
пени) с одной из сторон идеального состояния личности, а
именно с ее вездеприсутствием и бесконечным разнообрази-
ем. Это совпадение, или связь, тут выявлено; и потому это и есть
чудо. На том же самом основании к миру мифически-чудес-
ному должны быть отнесены и все разнообразные прелстави-
1ёДИ нечистой силы. все ее многоликие ипостаси - Сатана.
Дьявол. Бес, Черт и т. л. и т. л. Тут также везде синтез отре-
шенности с максимально-чувственной данностью и также
везде оценка с точки зрения чистоты первозланного бытия.
Кзни бешенствует нигилистическое и вырожденческое про-
светительство. все же бес - вполне реальная сила: и не заме-
чают беса с его бесконечной силой зла лишь те, кто сам нахо-
ДЦся в его услужении и ослеплен его гипнозом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
ная история, свое идеальное задание и та или иная степень со-
впадения того или другого, так что, если угодно, можно и
здесь говорить о чуде или об его степенях. Но обыкновенно
под чудом в собственном смысле мы понимаем сферу цельной
личности и исторические проявления цельной личности, энер-
гийное проявление личности в ее субстанции. А это значит,
что тут имеется в виду сама жизнь и совпадения или несовпа-
дения с идеалом - самой же жизни. Очень часто многие, в
особенности психологи, понимают психику как ряд состоя-
ний или родов психической жизни. Так, говорят об ощуще-
нии, восприятии, внимании, памяти, эмоциях, волевых актах
и т. д. как изолированных функциях. И при этом думают, что
потом можно получить психическую жизнь из объединения
этих функций. Конечно, такое понимание психической жизни
для меня совершенно неприемлемо. В особенности же это
оказывается ошибочным, когда речь заходит о личности. Лич-
ность ни в коем случае не есть ни ощущение, ни восприятие,
ни внимание, ни вообще познание; она не есть ни аффект, ни
эмоция, ни чувство, ни стремление, ни желание, ни воля, ни
поступки. Она, конечно, необходимым образом в них проявля-
ется. Но личность проявляется вообще во всем - в костюме,
в физиологических процессах дыхания, кровообращения, пи-
щеварения; и это нисколько не значит, что личность есть
сукно или суконный костюм, что она есть желудок и пищева-
рение и т. д. Личность как категория - ничего общего не имеет
363
с отдельными изолировинньши функциялт, и из них никогда
нельзя будет получить личности, если понятие о ней не полу-
чено из другого источника.
Ь) Это учение о личности и должно иметься в виду, если
мы хотим уяснить себе подлинную диалектику чуда. В эстети-
ческой целесообразности имеется в виду изолированная
функция чувства. Конечно, тут есть все - и познание, и воля,
и чувство. Но эстетическую целесообразность мы мыслим
центрированной на чистом чувстве. Поэтому совпадение
здесь <идеально-возможного> и <реально-случайного> пред-
полагает (часто, по крайней мере) весьма длительную исто-
рию именно этой изолированной функции. Равным образом,
наблюдая игру пианиста-виртуоза и называя ее <чудом>, мы
видим, что тут была длительная эмпирическая история воле-
вых усилий человека, наполненная бесчисленной массой
самых разнообразных случайностей. В результате - совпаде-
ние подвижности пальцев с идеальными намерениями и ком-
позитора и исполнителя. Но явно, что тут совершается диа-
лектика двух изолированных сфер - волевых усилий человека
и некоего идеала-исполнителя, - изолированных из общей
области личности, эмпирически случайной и идеально мыс-
лимой. Они - антитетичны, и артистическое исполнительст-
во - их синтез. Но что получится, если мы будем говорить не
о чувстве и его развитии, не о воле и ее усилиях, не о познании
и его актах, но о личности, которая не складывается из этих
трех сфер и вообще не складывается ни из каких изолирован-
ных функций? Тогда синтез наш уже не может быть чувст-
вом - как тождеством познания и стремления. Он не может
быть также синтезом свободы и необходимости, не говоря уже о
синтезе категории и чувственного образа в каком-нибудь ху-
дожественном образе. Это будет чисто личностный синтез, ни-
сколько не решаемый и даже не затрагиваемый никакими из
подобных изолированных функций и синтезов. Этот-то син-
тез и есть чудо, мифическая цйчесообразность.
с) И вот почему в чуде нет ни чисто познавательного, ло-
гического, ни чисто волевого, ни чисто эстетического синтеза.
Если бы чудо было чисто познавательным синтезом и чисто
логической целесообразностью, то уже любой организм, расти-
тельный и животный, бы-ч бы чудом, потому что мы мыслим его
всегда при помощи категории некоей цели. Всякий организм
имеет ведь свою историю, живет самостоятельной жизнью; и
о нем мы всегда можем поставить и ставим вопрос: как дости-
гается цель, виртуально заложенная в семени организма? Если
364
угодно, можно, конечно, и всякий организм считать чудом, но
это будет чудо в несобственном смысле слова, - скорее,
какая-то примитивная степень чуда. В собственном же чуде
мы отнюдь не ограничиваемся одним этим познавательным
синтезом и чисто логической целесообразностью. Тогда хро-
мой, исцелившийся у чудотворной иконы, рассматривался бы
нами исключительно с точки зрения чисто познавательной,
т. е. мы чудо рассматривали бы просто как переход от одного
анатомо-физиологического состояния в другое. Учение о чуде
тогда было бы равносильно анатомии и физиологии, в лучшем
случае - медицине, а самое чудо было <бы> насквозь только
одним биологическим актом. Никто, однако, так никогда не
переживает чуда. Биологическая и вообще телесно-органи-
ческая и физическая природа чуда имеет значение только
лишь как арена формы или способа проявления того, что на-
зывается подлинным чудом. Она не имеет сама по себе ровно
никакого самостоятельного значения, хотя чудо и проявилось
именно в ней и в этом смысле она совершенно необходима.
Я не говорю уже о том, кто испытал чудо на себе или верит в
него. Я утверждаю, что даже не верящий в чудо мыслит его
именно так. Верить или не верить - это одно; а предмет, в ко-
торый верят или не верят, - это совсем другое. Вы не верите в
чудо, но представление о чудесном предмете имеете, ибо,
если вы не знаете, что такое чудо, - как же вы отвергаете то,
чего не знаете? Стало быть, если вы отвергаете чудо, то вы
знаете, что именно вы отвергаете, т. е. знаете, что такое чудо.
А если вы знаете, что такое чудо, то вы отличаете его от того,
что не есть чудо. Если вы не отличаете чуда от не-чуда, то, от-
вергая чудо, вы отвергаете и всякое не-чудо, т. е. отвергаете
все реальное и действительное. Какой же вы материалист
после этого? Но вы признаете все реальное и действительное,
т. е. не-чудо; след., знаете, что чудо отлично от не-чуда, и
должны знать, в чем же именно это отличие. Итак, отвергать
чудо можно только тогда, когда известно, чем именно оно от-
личается от не-чуда. И, стало быть, уж подавно чудо не есть
просто физический или телесно-органический акт. Остается
для <науки> излюбленный метод: чудо, конечно, не есть, ска-
жут, физический акт, но оно есть этот акт плюс выдумка. Од-
нако это сведение на субъективизм - типично беспомощная
позиция либеральной метафизики. Эдак ведь и самые физи-
ческие акты нередко сводили на субъективные процессы.
Таких <сводителей> было немало. А главное, при таком сведе-
нии мы уже перестаем говорить о чуде как таковом и начина-
365
ем говорить о своем отношении к нему, т. е. о самих себе. .1
Такая подмена есть логическая ошибка, не говоря уже о том, j
что чудо интереснее, чем <мы сами> (да еще со своей <нау- )
кой>), и что даже самая эта подмена возможна только тогда, ;
когда уже известно, что есть чудо само по себе. Итак, понима-
ние чуда как вымысла (соединенного с тем или другим естест-
венным биологическим, или вообще физическим, переходом
от одного состояния к другому) возможно только благодаря
двум одновременным логическим ошибкам - 1) quaternio ter-
minorum, так как тут мыслится примерно такой силлогизм:
<Данное исцеление - чудо. Чудо есть вымысел. След., данное
исцеление есть вымысел> (т. е. силлогизм типа: <Все псы лают.
Одно созвездие - <Пес>. След., одно созвездие лает>); и - 2)
неправильное обращение (obversio), так как наивно думают,
что суждение <всякое чудо есть вымысел> не требует специфи-
ческого определения того вида вымысла, который есть чудо
(что возможно было бы только тогда, если бы из этого сужде-
ния вытекало и то, что <всякие вымыслы суть чудо>).
d) Чудо не есть познавательный синтез и логическая целе-
сообразность. Но чудо не есть также и волевой синтез, или
синтез свободы и необходимости. Это - чрезвычайно важный
момент во всем учении. Раз это не есть волевой синтез, то ни в
каком случае нельзя мыслить чудо как результат тех или других
волевых актов человека, например молитвы или подвига.
Могут рассуждать так и часто так и рассуждают: произошло
исцеление потому, что данный субъект очень долго молился,
или постился, или вообще жил особенно высокою, доброде-
тельною жизнью. Кто так рассуждает - совершенно не пони-
мает природы чуда. Тогда получается, что чудо действительно
есть волевой синтез свободы и необходимости. Я свободно став-
лю себе некую цель и свободно стремлюсь через все эмпири-
ческие случайности к ее достижению. И есть какой-то идеал и
предел всех моих стремлений. И вот произошло нечто, где ре-
зультат моих усилий совпал с максимальным воплощением
идеала, который хотя и вне меня, но необходим для меня. Сво-
бода совпала с необходимостью, и - получился синтез. Я ут-
верждаю, что чудо не имеет никакого отношения к этому во-
левому синтезу. Чудо отнюдь не случается обязательно с тем,
кто больше употреблял волевых усилий или кто выше и лучше
других. Чудо от этого совершенно не зависит, и трудно сказать,
с кем больше оно вообще случается. Рассуждение о чуде как
волевом синтезе неизбежно моралистично и есть внесение
морали в область, которая имеет весьма отдаленное отноше-
366
е к морали. Такое понимание должно было бы видеть чудо
во всяком удачном поступке, действии и осуществлении. Так,
то что ребенок научился хорошо ходить, было бы уже чудом.
То что скрипач овладел в совершенстве техникой своего ин-
струмента, было бы чудом. Устройство паровоза, дающего
возможность целесообразно передвигаться по большим рас-
стояниям, - чудо. Всякие вообще поступки и действия чело-
река, направленные к определенной цели (высокой или низ-
кой, большой или малой) и хорошо достигшие этой цели,
были бы обязательно чудом. Такое расширение понятия чуда,
несомненно, противоречит обычному словоупотреблению, не
говоря уже о моралистической узости, вносимой тут в необъ-
ятную широту мифического и религиозного сознания.
е) Наконец, чудо не есть и синтез эстетический и не
предполагает особенного состояния чувства, хотя отражается
и на нем, как и на всем вообще. Как невозможно тут находить
синтез логический или практический, так же невозможно на-
ходить и синтез эстетический. Представители <науки>, опро-
вергающие чудо с <научной> точки зрения, бьют совершенно
мимо цели, ибо чудо по смыслу своему никогда и не претенду-
ет на научную и даже вообще на логическую целесообраз-
ность. Моралисты также бьют мимо цели, ибо чудо - вне вся-
кой морали, вне долга, ответственности, вменения и пр. Чудо
может совершиться с преступником, вопреки всей его жизни
и личности. Но так же кощунственно для чуда было бы видеть
в нем только самонаслаждение в чувстве и созерцание отре-
шенного художественного образа. Логика и наука увидели в
основе чуда физическую закономерность, объявляя все прочее
вымыслом и несуществующим; мораль увидела в чуде резуль-
тат волевых усилий и награду за добродетель. Теперь чувство,
эстетика видит в чуде красоту и рассматривает объект его дей-
ствия как отрешенное и <незаинтересованное> художествен-
ное, или эстетическое, бытие, как нечто <красивое> или <пре-
красное> Все это не имеет никакого отношения к чуду. Все
это или тоще и хило для чуда, или прямо кощунственно.
О Мы различаем, стало быть, в конце концов, четыре типа
Целесообразности: 1) логическую, в результате которой получа-
ется организм, 2) практическую, или волевую, в результате ко-
торой получается техническое совершенство (в человеке - со-
й?ШЦенная мораль): 3) эстетическую, в результате которой
получается художественное произведение, а, наконец, 4) лшфи-
ческую, или личностную, в результате которой получается чудо.
Я не говорю здесь о фактической целесообразности как та-
367
ковой. Она всегда условна - в зависимости от этих типов це-
лесообразности. Землетрясение в Крыму фактически ужасно.
Мифически же (о других же точках зрения и говорить нечего)
оно весьма уместно, своевременно, даже утешительно.
7. а) Что же такое мифическая, или личностная, целесооб-
разность? Для логической целесообразности целью является
то или иное состояние организма, для практической - та или
иная норма и пр. Для личностной целесообразности не имеет
значения ни одна из этих изолированных функций. Нужно j
взять такую цель и такое идеальное состояние, которые были i
бы таковыми не для познания, воли и пр., но для личности,
взятой как неделимая единичность. Чего хочет личность как
личность? Она хочет, конечно, абсолютного самоутверждения.
Она хочет ни от чего не зависеть или зависеть так, чтобы это
не мешало ее внутренней свободе. Она хочет не распадаться
на части, не метаться в противоречиях, не разлагаться во тьме
и в небытии. Она хочет существовать так, как существуют .
вечно блаженные боги, вкушающие бесконечный мир и умную
тишину своего ни от чего не зависящего, светлого бытия. 1
И вот, когда чувственная и пестро-случайная история личное- j
ти, погруженной в относительное, полутемное, бессильное и j
болезненное существование, вдруг приходит к событию, в ко- 1
тором выявляется эта исконная и первичная, светлая предна- 1
значенность личности, вспоминается утерянное блаженное
состояние и тем преодолевается томительная пустота и пе-
стрый шум и гам эмпирии, - тогда это значит, что творится
чудо. В чуде есть веяние вечного прошлого, поруганного и
растленного и вот возникающего вновь чистым и светлым ви-
дением. Уничтоженное и опозоренное, оно незримо таится в
душе и вот - просыпается как непорочная юность, как чис-
тое утро бытия. Прошедшее - не погибло. Оно стоит незабы-
ваемой вечностью и родиной. В глубине памяти веков кроют-
ся корни настоящего и питаются ими. Вечное и родное, оно,
это прошедшее, стоит где-то в груди и в сердце; и мы не в
силах припомнить его, как будто - какая-то мелодия или
какая-то картина, виденная в детстве, которая вот-вот вспом-
нится, но никак не вспоминается. В чуде вдруг возникает это
воспоминание, возрождается память веков и обнажается веч-
ность прошедшего, неизбывная и всегдашняя. Умной тиши-
ной и покоем вечности веет от чуда. Это - возвращение из да-
Эти строки писались во время Крымского землетрясения летом
1927 г. Примеч. 1930 г.
368
giix странствий и водворение на родину. То, чем жила душа,
.J.QT шум и гам бытия, эта пустая пестрота жизни, эта пороч-
иосп и гнусность самого принципа существования, - все это
встает пушинкой; и улыбаешься наивности такого бытия и
жизни. И уже дается прощение, и забывается грех. И образу-
ется как бы некая блаженная усталость плоти, и надвигается
gge-глое утро непорочно-юного духа.
b) Разумеется, первозданное блаженное состояние лич-
ности, имея предельное значение, может быть выражено бес-
конечным количеством разных приближенных значений.
И это ведет к двум весьма существенным выводам.
Во-первых, мы видим, что получает свой смысл и свое
диалектическое место каждая мелочь мифически-чудесного
мира. Чудесные богатыри, вроде Святогора, лежащего в виде
некоей горы, с их сверхъестественными физическими силами
и подвигами, есть результат этого сознания первозданного со-
вершенства личности, мыслимого здесь как физическая мощь,
ибо в абсолютном самоутверждении личности должна быть и
абсолютно большая физическая мощь. Все эти ковры-самоле-
ты, скатерти-самобранки, прострел-трава, сон-трава, шапка-
невидимка и пр. предметы, лица и события мифически-чудес-
ного мира есть всегда то или иное проявление какой-нибудь
силы, способности, знания и пр. личности, мыслимой в ас-
пекте своего абсолютного самоутверждения. Смотря по харак-
теру представлений об этой первозданной блаженно-самоут-
вержденной личности, различаются и чудеса, или типы чудес,
равно как и вообще типы всего мифологического построения.
Оборотничество есть чудо потому, что здесь эмпирическая
жизнь личности совпала (по крайней мере до некоторой сте-
пени) с одной из сторон идеального состояния личности, а
именно с ее вездеприсутствием и бесконечным разнообрази-
ем. Это совпадение, или связь, тут выявлено; и потому это и есть
чудо. На том же самом основании к миру мифически-чудес-
ному должны быть отнесены и все разнообразные прелстави-
1ёДИ нечистой силы. все ее многоликие ипостаси - Сатана.
Дьявол. Бес, Черт и т. л. и т. л. Тут также везде синтез отре-
шенности с максимально-чувственной данностью и также
везде оценка с точки зрения чистоты первозланного бытия.
Кзни бешенствует нигилистическое и вырожденческое про-
светительство. все же бес - вполне реальная сила: и не заме-
чают беса с его бесконечной силой зла лишь те, кто сам нахо-
ДЦся в его услужении и ослеплен его гипнозом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29