– Ты так считаешь?
– Папочке неприятно?
– Да нет, ничего.
– В общем, мне почему-то так показалось.
Маюми пожала плечами и начала приклеивать искусственные ресницы. Ютаро поднялся, застегнул рубашку. Кончив наводить красоту, Маюми надушилась и повернулась к нему.
– Я хотела с тобой посоветоваться…
– О чем? – спросил он, застегивая галстук на толстой шее.
– Мне скоро исполнится двадцать четыре… Ютаро озадаченно посмотрел на нее.
– Я не желаю вечно оставаться девочкой из бара!
– Если ты хочешь уйти оттуда, я не возражаю.
– Да. Но речь не об этом. Я не просто хочу уйти, я хочу сама быть хозяйкой, хочу иметь собственное кафе.
– Хм… На Гиндзе?
– Разумеется.
– В двадцать четыре – быть «мадам»… Не рановато ли?
– Я же говорю не про большое кафе. С меня хватит малюсенького бара, пусть даже с одной стойкой, без столиков.
– Найти маленький бар на Гиндзе – это не так просто.
– Улица Намики, восьмой квартал. Там сейчас продается очень симпатичное кафе.
– Зачем так спешить? – поморщился Ютаро. Он уже завязал галстук.
– Значит, нет?
– Ни с того ни с сего – что за сумасбродство! Маюми фыркнула.
– И нечего фыркать!
– Жадина!..
Маюми резко отвернулась. Белая комбинация туго обтягивала ее бедра.
– Кафе мы тебе купим, но только когда я доведу до конца одно дело.
– Одно дело? Какое? – с любопытством спросила она, натягивая через голову белоснежное креп-жоржетовое платье.
– Я задумал построить новую клинику.
– Ого! Где?
– В Накамэгуро.
– Почти рядом со мной!
– Но пока это только планы, я еще никому не говорил.
– Вот здорово!
В креп-жоржетовом платье, тщательно причесанная, Маюми выглядела неожиданно изысканной и элегантной.
– Клиника будет большая?
– Коек на сорок.
Гёда застегнул брюки и начал причесываться.
– Выходит, нынешняя клиника приносит хороший доход?
– Какой там доход! – поморщился он. – Строить буду на ссуду.
– Значит, те скупердяи из банка все-таки раскошелились?
Ютаро пригладил волосы, надел пиджак и тоже превратился в элегантного джентльмена. Сейчас вряд ли бы кто-нибудь догадался о его недавних любовных безумствах.
– Пока это все одни проекты.
– А что папочка собирается делать с «Ориентал»?
– Она так и останется. Но если я построю новое здание, то там будут только палаты люкс и лечить станем лишь тех, кто платит наличными, а не по страховке.
– Но ведь в «Ориентал» и сейчас есть палаты люкс по пятнадцати тысяч иен в день.
– Так-то оно так, но есть и общие, которые оплачиваются по страховке.
– А разве это плохо?
– Не то чтобы плохо… Просто, когда кто-то долго лежит в клинике, на него начинают косо смотреть другие больные.
– Пожалуй.
Маюми отошла от зеркала и присела рядом с Ютаро.
– А если я заболею, папочка положит меня в палату люкс? – Вздернутый носик Маюми почти уткнулся в лицо Ютаро. – Так как?
– Может быть.
– Какая бессердечность!
– Ничего подобного.
– А ведь в самом деле, случись со мной что-нибудь такое, вот беда! Папочка хлопот не оберется. – Маюми хихикнула. – Да уж, лучше иметь дело с богатыми больными…
– Об этом не следует болтать. – Ютаро допил остатки пива. – Отличные палаты, а пустуют. Никакого толку.
– Ты клади туда на аборты, – посоветовала Маюми. – За это все платят наличными. Доход обеспечен.
– А где набрать хороших врачей?
– Чем плох тот доктор, который смотрел меня?
– Ты это о ком?
– Такой высокий, ужасно интересный…
– Наоэ?..
– Точно! Он.
– Он что, так тебе запомнился?
– Ой, что ты. Он только дотронулся до меня, я сразу и разомлела! – Маюми прижала руки к груди, делая вид, что сейчас упадет в обморок. – Красивый, элегантный… А как ему идет этот белый халат!..
– Он очень знающий врач.
– Вот и я так подумала – как только его увидела.
– Не сочиняй.
– Нет, правда-правда! Только он ужасно неразговорчивый – и холодный-холодный, прямо бр-р! Мороз по коже.
– Да, это так…
– Есть в нем что-то пугающее.
– Эдакий Нэмури Кёсиро.
– Вот-вот! Нэмури Кёсиро в белом халате. Но все равно я сплю и вижу с ним встретиться! Ну, – улыбнулась Маюми, – а теперь пойдем куда-нибудь ужинать!
– Ты что-то плохо себя ведешь. Ладно, пошли. Гёда поднялся и взял пальто.
В этот вечер дежурил Кобаси. В смотровом кабинете напротив него сидел Дзиро Тода.
Уже давно пробило пять, амбулатория опустела. В клинике оставались только Кобаси и Акико Такаги, да еще медсестра Мидори Танака, помогавшая разносить ужин, задержалась в палатах.
– Когда тебе об этом сказали? – Кобаси повернулся на табурете к больному. Табурет легонько скрипнул.
– Вчера вечером.
Голова и правый глаз Дзиро Тоды закрывала плотная марлевая повязка.
– Ты не ошибся? Это точно была старшая сестра?
– Конечно. Она вызвала меня в коридор и разговаривала потихоньку, чтобы никто не услышал.
– Какие неприятные вещи ты рассказываешь. – Кобаси нахмурился и умолк.
Дзиро Тода был тот самый парень, которому в баре разбили бутылкой голову. В клинике он провел уже четверо суток. Кровотечение прекратилось, и рана немного успокоилась, но при ходьбе Тода до сих пор ощущал легкую дурноту и головную боль. Три глубоких шрама, пересекавшие лоб и правую щеку, местами гноились, и, когда Тода шевелил губами, от боли его лицо сводило мучительной судорогой. Он потерял много крови, и ему необходимо было остаться в клинике еще по меньшей мере дней на пять, пока не снимут швы, но вчера вечером старшая медсестра совершенно неожиданно велела ему готовиться к выписке.
– Когда меня сюда привезли, то внесли только тридцать тысяч иен. Я, конечно, понимаю, что эти деньги вот-вот кончатся, но… – Тода говорил едва слышно. Видевшие Тоду в тот памятный вечер ни за что не поверили бы, что у него может быть такой слабый голос. – И все же я думал, что меня еще подержат здесь… Неужели эти тридцать тысяч уже кончились?
– Это потому, что вас поместили в палату, которая стоит три тысячи иен в день, – словно оправдываясь, объяснила Акико.
– Да я только вчера впервые услышал об этом!
– В тот день из всех свободных палат эта была самая дешевая.
– Меня привезли в таком состоянии, что я, естественно, ничего не помню.
– Вы же не застраховались на случай болезни – вот и результат.
– Извините…
– Помимо платы за место в клинике, надо учитывать стоимость операции и лекарств, – снова вступила в разговор Акико.
– Да при чем тут деньги?! – неожиданно взорвался Кобаси. – При чем тут страховка?! Какое значение имеет стоимость палаты?!
Акико испуганно замолчала.
– Есть деньги, нет их – разве это должно влиять на госпитализацию или выписку больного? Критерий может быть только один – состояние человека! – Как всегда в минуты гнева, у Кобаси мелко дрожали уголки губ. – А в этой клинике только и слышишь: деньги, деньги!..
Пытаясь овладеть собой, Кобаси стиснул руки и уставился в пространство.
Потрясенные вспышкой Кобаси, Акико и Тода молчали. Наконец Тода виновато сказал:
– Денег у меня не было, а я еще так глупо себя вел… Затеял эту дурацкую ссору…
Кобаси молчал.
– Когда я напиваюсь, то плохо соображаю, что делаю…
– Теперь поздно говорить об этом. Тода снова опустил забинтованную голову.
– Что за человек эта старшая сестра! – с досадой воскликнул Кобаси.
– Она ни при чем. Это моя вина: я не заплатил…
– Да что ты каешься? Может, ты сам хочешь, чтобы тебя вышвырнули отсюда?
– Нет, что вы! – испуганно запротестовал Тода.
– Тогда не болтай глупостей.
– Понятно.
– Ты еще не здоров. Раны гноятся, тебя подташнивает, и голова болит, так?
– Так.
– Задумайся над этим серьезно.
– А разве можно еще что-то сделать?
Кобаси нервно вытащил сигарету. Действительно, что тут сделаешь? Отругал Тоду, но и самому в голову ничего не приходит…
Акико взяла лежавший рядом со стерилизатором спичечный коробок и положила его перед Кобаси.
– Сколько у тебя сейчас денег?
– Тысяч пять-шесть.
– Пять-шесть… – задумчиво пробормотал Кобаси, поднося зажженную спичку к сигарете. – Ты вообще-то чем занимаешься?
– Играю в джазе.
– В кабаре?
– Вроде того…
– А те, что приходили с тобой в клинику, – они тоже из джаза?
– В общем, да.
Ответы были весьма неопределенными. Джазист… А медсестры говорят, что дружки, приходившие его навестить, все как один – форменные бандиты. Так что эти россказни о джазе… Что-то не очень верится.
– А у своих друзей ты больше не можешь занять?
– Э-э-э, они… я… – промямлил Тода и умолк.
Его приятели приходили в клинику всего два раза, в самые первые дни, а потом словно в воду канули.
– Семья у тебя есть?
– Нет.
– Отец, мать?
– Они очень далеко…
– Далеко-то далеко, но все-таки есть? Тода кивнул.
– У них ты не можешь попросить?
Тода сдавленно пробормотал что-то и закрыл руками забинтованное лицо.
– Сэнсэй, – подала голос Акико. – А помощь нуждающимся?.. Может, попробовать получить пособие?..
– Я уже думал об этом. Сразу его не выдадут. Если даже вопрос решится положительно, оформление займет немало времени, и все равно клиника получит деньги не раньше чем через три месяца.
– Если у него и в самом деле нет наличных, значит, выхода никакого?
– Получается так, – мрачно подтвердил Кобаси. – Не думаю, что эти скупердяи согласятся ждать три-четыре месяца.
В «Ориентал» избегали иметь дело с больными, чье лечение оплачивалось по пособию. Когда все же такие больные появлялись, от них старались побыстрее отделаться.
– А где живут твои родители?
– А Миядзаки.
– Да, действительно не близко. Но если сразу написать, попросить?.. Конечно, они удивятся – все так неожиданно. Но ведь это для твоего же здоровья. Они не откажут!
Тода кивнул и снова закрыл руками забинтованное лицо.
– Ты пробудешь здесь еще дня четыре, максимум – пять; если они пришлют тысяч тридцать, все уладится. А деньги ты им вернешь. Выпишешься из больницы и заработаешь.
– Но старшая сестра велела ему выписаться завтра. Даже если он попросит родителей, все равно будет уже поздно, – снова вступила в разговор Акико.
– Ну и что? Я попрошу ее немного подождать.
– Дело не в старшей сестре. За ней стоит сам Главный…
– Главный? Ну и плевать!
– Сэнсэй, осторожнее…
– Осторожнее? Почему? Я ведь хочу сделать то, что нужно.
– Но больной действительно не прав. Он не платит за лечение…
– Врач не должен думать о деньгах! Его обязанность – добросовестно лечить больного.
– Но в частных клиниках так нельзя.
– Когда это ты успела переметнуться?
– Переметнуться?.. – Лицо Акико окаменело. – Просто я считаю, что нельзя во всем винить только главного врача. Не так уж он плох.
– Нет, плох. Он далеко не беден, но все равно старается выжать из клиники как можно больше прибыли. Он медицину превратил в средство наживы. По-твоему, это нормально?
– Сэнсэй, здесь больной… – Акико показала глазами на Тоду.
Кобаси, точно впервые увидев его, замолчал. Ему стало неловко. Копаться в грязном белье – да еще при пациенте…
– Как бы там ни было… – Кобаси перевел дыхание, – а письмо матери ты напиши.
– Хорошо.
– Если Главный станет торопить с деньгами, я сам одолжу тебе на время.
– Сэнсэй!.. – укоризненно воскликнула Акико.
– Ничего. Такая сумма меня не затруднит.
Тода опустил голову совсем низко – так низко, что стали видны волосы, выбившиеся из-под повязки на затылке.
– Ну-ну, успокойся.
На душе у Кобаси стало легко и радостно. Он работал уже третий год, но сегодня впервые по-настоящему почувствовал себя врачом. Акико смотрела на него в немом изумлении.
– Тебе нельзя долго сидеть, опять начнется головокружение.
– А… – Тода медленно поднял голову. – Значит, старшему врачу ничего не говорить?
– Какому старшему врачу? Доктору Наоэ? А ты что, говорил ему что-нибудь?
– Да, сегодня утром, после обхода. Я спросил его…
– О том же, о чем и меня?
– Да.
– И что он тебе ответил?
– Сказал, что придется выписываться.
– Выписываться?! Тода кивнул.
– Он так и сказал: «Придется выписываться»? – Кобаси не верил собственным ушам.
– Да.
– Какой идиотизм! Но ведь тебе нельзя выходить на улицу, в толчею. Раз у человека кружится голова… Наоэ же должен понимать это!
– Сэнсэй!.. – одернула его Акико.
– Доктор Наоэ написал в заключении, что рана болезненна, но возможно амбулаторное лечение.
– Неужели он мог написать такое?.. Когда это говорит главный врач – еще полбеды, но если и Наоэ… Невероятно!
– Ему действительно противопоказан амбулаторный режим? – спросила Акико.
– Категорически. Да Наоэ и сам говорил, что Тоде придется побыть в клинике по меньшей мере недели две.
– Но ведь теперь он утверждает, что Тоде можно выписываться?
– Какая разница, что он говорит! Суть в том, что, если Тоду сейчас выписать, выздоровление затянется. – Казалось, Кобаси рассуждает сам с собой. – В этой клинике лежат гораздо более легкие больные. Разве правильно их держать в больнице, а Тоду – выписывать?
Тода продолжал глядеть в пол. Обмотанный бинтами, он казался еще моложе своих двадцати пяти лет – совсем беспомощный мальчишка.
– В общем, мне все ясно. Положись на меня. Можешь сегодня спать спокойно.
– Спасибо. Простите меня…
Тода встал, поклонился и вышел из кабинета.
Когда за ним закрылась дверь и стихли в коридоре шаги, Акико повернулась к Кобаси.
– Разве можно говорить такое?
– То, что я сказал, – справедливо, все до единого слова.
– Справедливо-то справедливо. Только он очень странный, этот больной.
– Почему?
– Молодой, а постоянной работы нет, болтается без дела, якшается с какими-то подозрительными типами… Не нравится он мне.
– Нравится, не нравится – какое это имеет отношение к болезни?
– Все равно, противный он… Когда меряешь ему температуру или щупаешь пульс, так и норовит дать волю рукам.
– Молод еще.
– Показывает нам всякие гадкие фотографии…
– Неужели?
– Все медсестры его терпеть не могут.
Кобаси почувствовал, что и в самом деле наговорил лишнего. Тем не менее упрямо сказал:
– Суть не в этом.
– А ему действительно пришлют деньги из деревни? По правде говоря, Кобаси и сам не был в этом уверен.
– Не опасно давать ему взаймы?
– Все будет в порядке, – пытаясь убедить себя, ответил он и оглянулся на висевшую у него за спиной доску. – В общих палатах все занято…
– Места есть только в палатах второго класса и выше. Кобаси, отвернувшись, молчал.
– Вы хотите перевести Тоду в более дешевую палату?
– Да. Это хотя бы на день продлит его пребывание в клинике.
– У нас всего две общие палаты.
– Да… Здесь стараются иметь дело только с богачами… Плакало «строительство общества всенародного благоденствия»!
– Что-о? – Акико широко раскрыла глаза.
– Это предвыборное обещание нашего главврача – когда он баллотировался в муниципалитет…
Акико залилась смехом.
– А не перевести ли нам и тех двоих?
– Служащего с шофером?
– Им-то уж и вовсе нечего делать в больнице – давай и их выпишем. А?
– Ну, перестань…
Теперь, когда в комнате, кроме них, не было никого, Акико разговаривала с Кобаси совсем по-другому. Чувствовалось, что их связывают очень тесные узы.
– В последнее время я отказываюсь понимать Наоэ.
– Почему?
– Пляшет под дудку старшей сестры – кладет в клинику практически здоровых людей, прописывает совершенно бесполезные лекарства, делает бессмысленную «операцию», а Тоде, несмотря на нагноение швов, велит убираться домой…
– Это политика Главного, и ничего тут не поделаешь.
– Но ведь Наоэ очень хороший врач! Таким гордился бы любой университет. Если не он, то кто же еще может образумить Главного?!
– Доктор Наоэ и главврач – разные люди.
– Разница только в том, что Наоэ не бизнесмен.
– Нет, не только. У Наоэ собственные взгляды, достойные всяческого уважения.
– Трудно поверить!
– Он выдающийся человек.
– Нет, он плохой человек.
– Как ты можешь так о нем говорить?!
– Может, когда-то он и был замечательным врачом… Во всяком случае, он мне не товарищ по университету и не коллега по кафедре, так что я могу позволить себе осуждать его.
– Да если та же Норико услышит такое!.. Представляю, что будет.
– Ну и пусть. Я ей даже спасибо скажу, если она ему это передаст.
– Глупый какой. Только неприятности наживешь!
– Если здесь станет совсем невыносимо, вернусь в университетскую клинику. Какой смысл работать под началом такого человека!
– Осаму-тян! – Акико впервые за весь вечер назвала Кобаси по имени. – Как ты можешь?
И, выскочив за дверь, она опрометью побежала по лестнице на второй этаж.
Глава VIII
Уже пробило десять, а Наоэ еще не появлялся. В амбулатории принимал один Кобаси, отдежуривший ночь.
Наоэ никогда не приходил рано, но то, что он не пришел и после десяти, было необычно. Медсестры забеспокоились. С третьего этажа спустилась Цуруё Сэкигути, которой, вероятно, уже позвонили из регистратуры, и заглянула в амбулаторию.
– А что, доктор Наоэ еще не приходил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31