Мужчина снова уставился на рентгеновские снимки. Над челюстью тянулся ряд зубов, среди них особенно выделялся один, металлический. Кувана осторожно потрогал шею.
– Иными словами, связки, соединяющие эти позвонки, временно ослабли, – пояснил Наоэ.
Внезапно отворилась дверь, и на пороге возник полицейский. За ним маячила фигура какого-то парня. Лицо полицейского показалось Наоэ знакомым. Это был тот самый дежурный, что три дня назад доставил в клинику пьяного.
– Что вы мне посоветуете, доктор? – спросил Кувана.
– У вас ничего страшного нет. Но боль пройдет через месяц, не раньше.
– В больницу ложиться не надо?
– Нет. Просто постарайтесь соблюдать пока полный покой. При этом заболевании боли нередко усиливаются на второй-третий день.
– А кости в порядке?
– Не волнуйтесь.
– Значит, кости целы… – сказал полицейский, обернувшись к стоявшему сзади парню.
– Это что, виновник аварии? – спросил Наоэ. При звуке его голоса парень испуганно поднял голову. – Адрес?
– Район Сэтагая, улица Сангэндзяя…
Парень оказался студентом второго курса университета.
– Как все это случилось?
– Влепился в такси на своей спортивной машине, – ответил за парня полицейский. – Такси-то ничего, только задний бампер поцарапан немножко, а у этого обе передние фары вдребезги.
– Со страховкой у тебя все в порядке?
Парень кивнул и отвел глаза в сторону. Норико записывала в историю болезни адрес и телефон.
– Пройдите на укол.
Кувана, еще раз кинув взгляд на парня в свитере, поплелся в процедурный кабинет.
Полицейский повернулся к парню.
– Обожди в приемной. Мне тут надо с доктором кое о чем потолковать.
Парень покорно вышел.
– Доктор, а как там тот пациент?.. Которого закрыли в уборной… Не дебоширит?
– Да нет.
– А дружки его больше не заявлялись?
– Кажется, приходили раз, но я их не видел.
– А то я боялся, что у вас могут быть неприятности.
– И правильно боялись.
– А? – Полицейский растерялся. – Что-нибудь случилось?
– Те тридцать тысяч, которые они внесли как задаток, уже на исходе.
При упоминании о деньгах полицейский пристыженно сник, словно это он не заплатил.
– На сколько еще хватит?
– Я вчера справлялся в канцелярии. Дня на два.
– Всего?!
– Его палата и без лечения стоит три тысячи иен в день, так что тридцать тысяч – это фактически ничто. Даже на то, чтобы сделать рентгеновский снимок, уже не хватит.
– Вы уж извините меня, доктор.
– Что проку в ваших извинениях?
– Не может быть, чтобы у его дружков не было денег…
– Я же сразу сказал: как только кончатся деньги, выписываю.
– А как он себя чувствует?
– Рана немного гноится… Ничего. Долечится амбулаторно.
Наоэ подошел к раковине и начал мыть руки.
Глава V
После пяти вечера уже начинало темнеть. Промозглый холодок осенних сумерек пронизывал до костей. Наоэ собирался домой. Завязав галстук, он подошел к окну ординаторской.
Под низким, занавешенным тучами небом тянулись бесконечные крыши домов, устремлялись ввысь огромные небоскребы. Словно прорастая из-под земли, один за другим замелькали бесчисленные огоньки, и, по мере того как их становилось все больше, густела тьма. Наоэ любил это время суток: когда сумерки медленно перетекают в ночь. Именно в этот час – на мгновенье – проявляется, словно нарисованное волшебными чернилами, истинное лицо города. Лицо, столь не похожее на дневное… «Вот так же пробуждается в человеке его второе, скрытое "я"», – подумал Наоэ, любуясь вечерним городом. Странное сравнение… Но оно почему-то испугало его. Рядом нескончаемым потоком текли машины, шли люди, а с высоты огромных зданий город, должно быть, казался застывшим и безмолвным…
В дверь постучали. Наоэ оторвался от окна.
– Войдите.
В комнату несмело вошла дочь главного врача, Микико.
– Вы еще не ушли? Микико слегка запыхалась.
– А что случилось?
– Пожалуйста, если не очень торопитесь, загляните перед уходом в канцелярию. Там вас ждут.
– Ваш отец?
– Нет, мама.
Микико взглянула на Наоэ в упор.
Он кивнул, надел пиджак и перекинул через руку пальто. Микико безмолвно дожидалась у дверей.
– Ну, пошли?
Микико распахнула дверь и первой шагнула в коридор. Мимо прошла уборщица. Заметив Наоэ и Микико, она почтительно поклонилась.
Канцелярия находилась на том же этаже, что и ординаторская. Здание было построено буквой «П», и для того, чтобы попасть в канцелярию, нужно было пройти по коридору и завернуть за угол. Одной стеной канцелярия выходила на лестничную клетку. Дойдя до лестницы, Микико остановилась.
– До свидания.
– Домой?
– Нет, сегодня у меня занятия икебаны. Мне непременно надо там быть.
На Микико был белый плащ с поясом, на шее голубая косынка, в руках молодежная складная сумочка.
– Тогда до завтра?
– Нет, подождите, пожалуйста… Наоэ обернулся.
– Как вы относитесь к балету?
– Гм… К танцам?
– Да. В конце этого месяца начинаются гастроли…
– Ты будешь выступать?
Наоэ только сейчас вспомнил, что Микико занимается балетом.
– Нет. На этот раз выступает не наша школа. Балетная труппа «Тото». Если я… Если вы не возражаете… У меня есть билеты.
– Когда спектакль?
– Двадцать девятого и тридцатого – два дня подряд.
Голос у Микико от волнения слегка охрип, она запиналась.
– Твердо обещать не могу, но думаю, что пойду.
– Так я отложу для вас билет? А если у вас появятся какие-нибудь дела и вы передумаете, предупредите пожалуйста.
Она повернулась и, словно спасаясь от кого-то, стремительно побежала вниз по лестнице.
В комнате сидели Рицуко и работавшая в канцелярии молодая женщина.
– Простите, что задержала вас. Вы, верно, уже собирались домой? – Рицуко сложила лежавшие перед ней бумаги и усадила Наоэ на диван. – Надеюсь, я не отрываю вас от важных дел?
– Да нет.
Рицуко подошла к стоявшему в углу комнаты шкафчику.
– Чай? Кофе?
– Все равно.
– А может, пиво или виски?
– Прошу вас, не беспокойтесь.
– Рабочий день закончился. Можно позволить себе немного выпить.
Она достала из холодильника пиво, сняла с полки бутылку виски и бокалы и поставила их на столике перед Наоэ.
– Чем-нибудь закусите? Может, сыру? Наоэ замялся.
– Ну тогда сасими. Мураками-сан, – повернулась она к женщине, – будьте любезны, позвоните в «Тамадзуси», попросите срочно принести нам сасими.
– На сколько человек?
– На одного. Пусть сделают ассорти: понемногу всего самого вкусного.
– Право, к чему такое беспокойство, – снова сказал Наоэ.
Рицуко села напротив, наполнила его бокал пивом. Был уже шестой час, управляющий и вторая конторщица ушли домой.
– Придется немного подождать. Минут десять.
– Конечно. Благодарю вас.
Ясуко Мураками навела порядок у себя на столе, открыла шкаф и начала одеваться.
– А где главврач? Чем он занят сегодня? – поинтересовался Наоэ.
– У него заседание в правлении Ассоциации врачей.
– Все в заботах…
– Он с удовольствием сам себе ищет забот, – передернула плечами Рицуко. – И сегодня вечером не преминет куда-нибудь улизнуть.
– Слишком много у него дел…
– Ничего. Если хватает сил развлекаться, значит, здоровье есть! – Рицуко рассмеялась.
– Так я пойду? – спросила Мураками.
– Не забудьте. Эти бумаги необходимо подготовить к завтрашнему дню, – напомнила, прощаясь, Рицуко.
– Конечно, я взяла их с собой.
Мураками поклонилась и вышла из комнаты. Проводив ее взглядом, Наоэ поднял бокал.
– Может, и мне выпить с вами?
– Разве вы пьете?
– Совсем мало. У меня уже от двух рюмок голова идет кругом.
Рицуко снова наполнила бокал Наоэ и, чуть-чуть плеснув себе, пригубила.
Немного неживое, но красивое узкое лицо… Пожалуй, не дашь сорока восьми лет. Медсестры сплетничали: в молодости главный врач на коленях умолял Рицуко стать его женой. Теперь, конечно, молодость ушла, но следы былой красоты остались.
– А может, все-таки виски, сэнсэй? Позвольте за вами поухаживать.
Рицуко достала чистый бокал, положила в него лед, налила виски.
– Мой супруг всегда разбавляет виски водой.
– Не надо.
Наоэ выпил залпом. Он любил это ощущение – обжигающе горячей волны, медленно стекающей по пищеводу в желудок. В эти мгновения в мозгу Наоэ неизменно возникала одна и та же картина: ярко-алая влажная слизистая оболочка постепенно чернеет, обугливается…
– Извините, что заставил вас ждать… На пороге стоял посыльный из ресторана. На продолговатом блюде лежали красиво украшенные ломтики ассорти.
– Соевого соусу?
Рицуко убрала пепельницу и поставила на стол блюдо с сасими.
Наоэ предпочитал пить виски не закусывая. Ему было достаточно соленых орешков, а если не было и их – просто запивал водой. Как правило, так и бывало, когда он в одиночестве сидел вечерами в своей холостяцкой квартире.
– Вы не любите рыбу?
– Почему же? Люблю.
– Вы, кажется, родились на Хоккайдо?
– В Саппоро.
– Хоккайдо богат рыбой.
– Это верно. Я вообще больше люблю рыбу северных широт. Может, оттого, что я привык к ней с детства. Мне кажется, там она вкуснее, дольше сохраняет свежесть.
Наоэ подцепил палочками ломтик тунца.
– У вас в Саппоро есть родственники?
– Мать.
– Она живет одна?
– С моим младшим братом и замужней старшей сестрой.
– Вам, доктор, тоже надо поскорее жениться.
Наоэ молча допил виски. Он пил крупными глотками, но медленно, стараясь продлить удовольствие. Острота ощущения от стекающего по горлу огненного сгустка уже немного притупилась.
– Я все думаю, не посватать ли вас… Рука Наоэ, державшая бокал, застыла.
– Не хотите? Такой интересный мужчина – и один! Просто жаль. У меня есть на примете одна чудесная девушка. Может, встретитесь с ней, посмотрите?
– Нет.
Ответ Наоэ прозвучал грубо.
– Жаль… – разочарованно протянула Рицуко. – А она бы с удовольствием.
Наоэ упорно молчал.
– Закончила университет К., отделение английской литературы. Ей двадцать шесть. Конечно, возраст… Но такая хорошенькая! И выглядит очень юно. Отец у нее ревизор в банке Т. Она в семье единственная дочка, и родители на нее не надышатся. Когда отца послали работать в лондонский филиал банка, жена осталась дома, а дочку он взял с собой, потому и засиделась в невестах. – От выпитого пива глаза Рицуко блестели. – Жила за границей, а совсем не зазналась. Скромная, чуткая… Просто прелесть. Я с ней лично знакома: она иногда заходит к нашей Микико.
Лицо Наоэ оставалось неподвижным, как маска; было непонятно, слушает он или нет.
– Мы с мужем на днях говорили об этом. И решили, что она очень бы вам подошла.
Рицуко вопросительно подняла на Наоэ глаза.
– Ну хоть на фотографию взгляните.
– Не надо.
– Я же прошу просто посмотреть!
Она встала, выдвинула ящик стола и вытащила из него белый бумажный пакет.
– Вот она.
Рицуко протянула Наоэ фотографию. Снимки были сделаны словно специально для показа женихам: на одном – девушка в кимоно, на другом – она же, но в европейской одежде.
Девушка в кимоно стояла на фоне соответствующего костюму пейзажа. Девушка в европейском платье непринужденно сидела на лужайке. Оба снимка были цветными. Рицуко не преувеличивала – она действительно была изящной и миловидной.
– Ну как?
Наоэ вернул Рицуко фотографии.
– Не понравилась?
– Дело не в этом. Просто мне она не нужна.
– А по-моему, девушка замечательная!
Рицуко еще раз с сожалением взглянула на снимки.
Наоэ молча глотнул виски.
– Почему же вы не хотите жениться? Наоэ пожал плечами.
– Особых причин нет…
– Вот и я так считаю.
– Просто я очень занят. Это, пожалуй, единственная причина.
Наоэ потушил сигарету.
– Вы спешите?
– Я не к тому.
– Хорошо, когда можно посидеть, поговорить, никуда не торопясь. Правда?
В комнате было уютно и спокойно. Даже не верилось, что они в больнице.
– Ах, сэнсэй, – вздохнула Рицуко. – Вы такой странный…
– Возможно.
– Не «возможно», а просто ужас! – Рицуко захмелела и держалась слегка фамильярно. – Может, вам нравится другая?
– Нет.
– Неужели? В это трудно поверить. Наоэ промолчал.
– Тогда почему вы отказываетесь жениться на этой девушке?
После неудачного сватовства Рицуко разозлилась. Ей вдруг очень захотелось уколоть этого непонятного, замкнутого человека.
– Вам-то, сэнсэй, что… А вот подружку вашу жаль! Наоэ нахмурился.
– Если вам нечего мне больше сказать, разрешите откланяться.
– Но вы же говорили, что никуда не торопитесь. Наоэ положил пачку сигарет в карман.
– У меня к вам есть разговор. Я не обманываю. – Рицуко протянула к Наоэ свои изящные белые руки. – Профессиональный разговор. Не уходите, пожалуйста.
Наоэ откинулся на спинку дивана и взглянул на Рицуко. Резкие черты ее лица смягчились – возможно, от действия алкоголя.
– Последнее время у меня очень болит поясница. – Рицуко приложила руку к спине. – Когда я нагибаюсь вперед, вот так, меня просто пронзает. И когда я кланяюсь или берусь за пылесос…
– Давно это у вас?
– Уже больше недели. Я переставляла дома цветочный горшок – и вдруг такая боль в спине! Вот с тех пор…
– Раньше с вами такого не случалось?
– Было раза два-три. Я пожаловалась мужу, но он сказал, что это обыкновенный прострел и, если полежать денька три в постели, все пройдет само. Даже толком осмотреть меня не захотел.
Не выпуская из рук бокала, Наоэ перевел глаза на талию Рицуко. Немного полновата, но плечи и грудь еще хороши. Чуть расплывшаяся фигура – полная противоположность тоненькой фигурке дочери – даже придавала Рицуко своеобразную прелесть.
– Но уже прошла неделя, а мне нисколько не лучше.
– Пальцы ног не немеют?
– Как это? – Рицуко удивленно посмотрела на Наоэ.
– У вас не бывает иногда такого ощущения, будто они чужие? Или будто вы прикасаетесь к ним через бумагу?
– Вообще-то… кажется, бывает…
Рицуко, как бы проверяя, потрогала кончиками пальцев ногу.
– В голень не отдает?
– Иногда. Особенно слева.
Наоэ допил виски и сложил руки на груди.
– Я принимаю алинамин и какие-то красные шарики, но никакого толку.
– А от них и не может быть толку. Лекарства тут не помогут.
– Неужели? – ахнула Рицуко.
– Правда, без снимка я не могу утверждать… Я ведь даже не осмотрел вас.
– Но как вы думаете, что у меня?
– Первое, что приходит на ум, – межпозвоночная грыжа.
– Это еще что такое?
– Позвонки сместились и ущемили нерв.
– Это лечится?
– Конечно.
– И что же вы посоветуете?
– Если это просто люмбаго, то боль действительно пройдет сама. Надо только спать, подтянув колени к груди. А если все-таки нерв ущемлен, но незначительно, можно ограничиться корсетом. А вот когда боль отдает в голень, необходимо хирургическое вмешательство.
– Операция?.. – Рицуко изменилась в лице.
– Ничего страшного, операция несложная.
– Нет, я боюсь!
– А в общем, я не могу сказать ничего определенного, пока вас не осмотрю.
– Так осмотрите!.. Как вы думаете, отчего это могло случиться?
– От возраста.
Наоэ окинул Рицуко профессиональным взглядом. На мгновение лицо Рицуко неприязненно исказилось, но она быстро овладела собой, только слегка нахмурилась.
– Какие ужасные вещи вы говорите!
– Я сейчас говорю как медик.
– Ну, знаете! Когда слышишь, что все дело в возрасте, то и в самом деле начинаешь казаться себе старушкой.
– Расцвет человеческого организма приходится на семнадцать-восемнадцать лет, после двадцати уже начинается старение. С годами человек изнашивается, и с этим ничего нельзя поделать.
– Выходит, дальше будет все хуже и хуже?
– Разумеется.
Наоэ поддел палочками аваби.
– Что же будет, когда я стану совсем дряхлой?! – Рицуко в притворном ужасе приложила руки к порозовевшим щекам.
– Для своего возраста вы еще очень хороши.
– Для своего возраста?!
– Да. Знаете, обычно говорят, что каждый выглядит на свой возраст. Но о вас этого не скажешь. Вы выглядите гораздо моложе.
– Благодарю. – Рицуко театрально склонила голову.
– В двадцать лет многие красивы. С биологической точки зрения этот возраст наиболее благоприятен, так что быть красивой в двадцать – это естественно. А в тридцать, сорок наступает увядание. И это тоже закономерно. Что проку хвалить то, что естественно?..
Рицуко внимательно слушала.
– …Но если женщина продолжает оставаться молодой и красивой и в тридцать и в сорок лет, это необычно. Когда же она красива и в пятьдесят – это удивительно. Вот тогда ее действительно стоит превозносить.
– Вы хотите сказать, что я необычна?
– Да, вы незаурядны.
– Никак не могу понять – радоваться мне или плакать от ваших комплиментов…
Рицуко явно впервые слышала о себе подобное. Она была избалована поклонением: «какая красавица!», «какая молодая!». Наоэ же был весьма далек от лести. Он смотрел на нее трезвым взглядом врача, воспринимавшего человека как биологическую машину. И привкус неудовлетворенности, таившейся в его похвале, был рожден именно этим.
Рицуко снова подлила Наоэ виски.
– Благодарю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31