А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И малышка Анси, — оммосский акцент превратил их имена в какую-то кашу. — Вы будете сидеть со мной. Молодой человек справа, а ты — слева.
Они сели. Орвана и Раса усадили напротив, после чего принесли еду. Орклос, распорядитель, кошачьей поступью расхаживал между слугами, покрикивая и раздавая оплеухи, если ему казалось, что они плохо работают. Их лица были непроницаемы, но Ральднор гадал, в какой же угол загнали их обстоятельства, если они вынуждены продать свои души этому человеку.
Обед был очень хорош — вдвойне хорош для того, кто вечно недоедает и вечно голоден, и теперь, приглашенные туда, где можно было наесться досыта, они набивали животы до отказа. Но Ральднора непрерывно мучил вопрос, какова будет расплата за это.
За едой не разговаривали. Наконец Дакан еще раз щелкнул пальцами, и последние блюда унесли. Вошли двое мужчин с полупрозрачной трехногой чашей, которую поставили рядом с Даканом. В ней плескалась какая-то смутно различимая мелкая водная живность.
Дакан поднялся и протянул руку. Орклос вложил в нее длинный узкий нож.
Ральднор напрягся, ощутив новый приступ бессильного гнева. На Равнинах животных убивали лишь для еды или в порядке защиты. Эта жертва, приносимая у них на глазах, была способом не только запугать, но и унизить их, ибо кто отважится протестовать?
Оммосец ткнул ножом в чашу и вытащил его. Из воды показалось извивающееся на лезвии существо, кричащее так, как мог бы кричать раненый ребенок.
Дакан рассмеялся. Он подошел к чреву бога пламени и бросил свое подношение в огонь. Крики стали громче, но через некоторое время утихли.
— Моя дань тебе, всемогущий Зарок, — сказал Дакан, вытирая нож о пояс.
Орван, Рас и Аниси смотрели в пол. Лицо у Аниси было серое. Ральднор поднялся.
— Господин Дакан, вы обещали нам пропуск, чтобы пройти в Зарависс, — сказал он твердо и очень холодно, мимолетно отметив, что включил в это «нам» и себя самого.
Дакан обернулся и глянул на него. Улыбка на лунообразном лице слегка померкла.
— Ты забегаешь вперед, молодой человек.
— Ваш слуга сказал, что нам будет дано разрешение. Так это он лгун — или вы?
Лицо Дакана совершенно изменилось. Его глаза сузились, но Ральднор уловил в них проблеск беспокойства.
— Вы получите свой пропуск. Это не срочно.
— Очень даже срочно. Ночью в городе будут волки. Чем скорее мы уйдем, тем лучше.
Дакан махнул рукой.
— Принесите то, что он просит.
Ральднор ощутил, как заколотилось у него сердце. Он лишил этого толстяка самообладания — похоже, еще ни один обитатель Равнин никогда не настаивал здесь на чем-то.
Орклос приблизился к Дакану и передал ему полоску тростниковой бумаги. Положив ее на стол, Дакан украсил ее закорючками своей подписи и оттиском печатки на перстне.
— Вот. Все готово. Можешь умерить свое нетерпение. Говори, Орклос.
Управляющий улыбнулся Ральднору.
— Мой хозяин предлагает вам остаться на ночь под его гостеприимным кровом.
Так вот оно что! Надежно запертая в доме оммосца бродящими по улицам волками, девушка будет беззащитна перед домогательствами купца. Его вожделение было совершенно неприкрытым. И если уж на то пошло, его слуга, похоже, положил глаз на самого Ральднора.
— Мы очень признательны вам, Дакан, — едко ответил Ральднор. — Но мы и так слишком долго злоупотребляем вашим гостеприимством. — Он взял пропуск.
— Но там же волки… Орван, ты с ним заодно?
Побледневший Орван поднялся со своего места.
— Думаю, да, Дакан. Пожалуй, мы поблагодарим вас и пойдем.
Лицо Дакана сделалось очень уродливым.
— Будьте так добры. И не забывайте условия этого контракта, если доберетесь до Зарависса. Я верю, что вы не наткнетесь на волков.
Они прошли через переднюю в холодную ночную тьму. И тут чья-то рука коснулась локтя Ральднора.
— Зачем тебе идти с ними? — прошипел с порога Орклос. — Ты пытаешься вести себя, как один из степного отребья, на которое висы плевать хотели, но у тебя манеры виса и лицо, которое я видел у статуй Рарнаммона. Что могут дать тебе эти людишки? Вонючие развалины, грязь, нищету? Уверяю тебя, мой хозяин может быть очень щедр с моими друзьями.
— Я тебе не друг, оммосец, — стряхнул его руку Ральднор. Дверь со стуком захлопнулась.
Сначала они шагали по темным улицам в молчании. Маленький фонарь, который нес Орван, отбрасывал колышущийся бледный свет.
Ральднор, шедший чуть позади, не мог оторвать глаз от серебристого водопада волос Аниси. Оммосское вино и победа слегка опьянили его.
— Возможно, ты чересчур поспешил, Ральднор, — наконец сказал Рас, не оглядываясь на него. — Не стоит ссориться с Йир-Даканом.
— А ты предпочел бы остаться там и позволить этому слизняку затащить твою девушку в постель?
Рас обернулся и бросил на него странный взгляд: непроницаемый, но явно полный каких-то непонятных эмоций.
Вдруг где-то, не более чем в полусотне шагов от них, завыл волк. Звук показался странно гулким, слишком громким для ночной тишины.
Они застыли.
— Это белый. Я знаю его голос, — негромко произнес Орван. — Прошлой зимой он убил на улицах пятерых человек.
Рука Ральднора потянулась к охотничьему ножу и вытащила его из-за пояса. Его наполнило жгучее презрение к этим троим, замершим перед ним в пассивном отчаянии. Он обошел их и встал между ними и белой тенью, неожиданно возникшей откуда-то из-за осыпавшихся стен и остановившейся, не сводя с него глаз.
Значит, он охотится в одиночку. Ральднора поразила его неожиданная красота и небывалый размер, ибо этот один был как двое волков сразу. Он слышал охотничьи рассказы о подобных чудищах, но никогда еще не видел ни одного своими глазами. Массивная голова зверя достигала его солнечного сплетения. Но до чего же он был грациозен! Ральднор уловил тусклую расчетливую вспышку его глаз, а его оскаленная пасть уже казалась полной крови.
А потом он, казалось, вломился в его черный примитивный мозг. Темный, древний, неукротимый, темная чаща, полная безжалостных тварей, бездонных трясин и дремлющих потоков, где метались, вспыхивая, неожиданные побуждения и желания.
Чудище прыгнуло на него, но он уловил хищную вспышку его замысла. Его рука не дрогнула, когда роскошное звериное тело обрушилось на него, а от резкого волчьего духа перехватило горло, и он по самую рукоять погрузил нож в горящее око зверя-демона, которое мгновенно погасло.
Он лежал неподвижно, придавленный белой тушей и разрываемый внезапно накатившим на него невыносимым горем. Ему оставалось лишь скорбеть. Это было предчувствие. В голове у него металось эхо чьих-то далеких голосов. Он открыл глаза и увидел Аниси, стоящую перед ним на коленях прямо на мостовой, с лицом, перекошенным от страха — страха за него. Он улыбнулся ей, столкнул с себя волчью тушу, сел и взял ее за руку.
«Значит, я все-таки не безразличен тебе?» — подумал он, и она повесила голову, ибо между ними больше не было запертой на засов двери. Ее разум был открыт для него, для всех тех мыслей и желаний, которые бродили в его душе и были готовы хлынуть наружу. У него было ощущение, что он вошел в расколотый кристалл, и на него накатила волна покровительственной нежности.
Он поднялся на ноги и, не выпуская ее руки, помог ей встать. Потом поднял убитого волка и взглянул на Орвана и Раса.
— Вот и еще кое-что для продажи в Зарависсе. За этот мех дадут хорошую цену.
Лицо Раса было совершенно пустым. Орван взглянул на него и устало кивнул. Они чувствовали, что он завладел ими.

6
Свое путешествие он начал с того, что повернулся спиной к Зарависсу. Теперь его снедало нетерпеливое желание пересечь границу страны висов, найти города, кипящие жизнью, и темноволосых женщин, похожих на его погибшую мать. Оно охватило его внезапно, он даже сам не понимал, почему — на следующий день после того, как он убил волка и освежевал его, лишив всей красоты.
Орвану понадобилось два дня, чтобы взять напрокат в городских предместьях повозку и двух зеебов. Рас с Ральднором принесли свертки пестрой ткани из дома Аниси — развалин дворца, где жила ее бабка. Там они оставили May, которая тут же начала вынюхивать крыс среди рухнувших колонн.
Старая женщина, похоже, отнеслась к Ральднору с подозрительностью. Она ухватила Раса за рукав и принялась о чем-то шептаться с ним. Лицо Ральднора запылало от гнева. Он пошел за Аниси в запущенный садик и поймал ее за руку.
— Поехали с нами в Зарависс.
— Нет. Я не могу оставить ее одну.
— Но ведь есть же здесь кто-нибудь, кто сможет приглядеть за ней. A May будет вполне надежной защитой.
Она заколебалась, опустив глаза. Он почувствовал, что она готова уступить, и сказал:
— Я очень хочу, чтобы ты поехала со мной.
Она взглянула прямо ему в лицо, и от ее красоты и невинности у него перехватило дух. Она была очень ему дорога. Способность проникать в ее разум, раскрытый ему навстречу, любовь, сияющая в ее взгляде, были бальзамом на его раны. Она была звеном, связывающим его со своим народом. Он не желал терять, ее даже на месяц.
— Там, в третьем доме, живет одна женщина, — нерешительно проговорила она.
Потом, когда они с Расом шли обратно по пустым улицам, тот прервал свое молчание, чтобы сказать:
— Мы плохо разговаривали друг с другом, ты и я. Я видел, как она смотрит на тебя, и ревновал. Признаю свою вину, Ральднор. Я прошу, чтобы теперь между нами был мир, и желаю вам обоим счастья.
Неожиданная теплота в его голосе тронула Ральднора. Он тоже принес Расу свои извинения, и после этого они общались вполне дружески, хотя дружелюбие Раса было отстраненным и сдержанным, в духе всех обитателей Равнин.
Они путешествовали под нахмуренным куполом небес, по ночам окружая свою повозку кострами. Однажды они увидели тирра, крадущегося по плато под ними, и Ральднор ощутил, как в нем всколыхнулась былая неугасимая ненависть, вспомнив о погибшей заравийской женщине и своем недостающем пальце, который, как он подозревал, мог быть откушен тирром.
Большую часть дня они ехали, по очереди сменяя друг друга на козлах, а в сумерках собирались вокруг костра, чтобы поесть. В ночной тьме он лежал без сна, прислушиваясь к дыханию Аниси за занавеской, которой она перегородила повозку. Они все жили слишком тесно, чтобы он мог пойти к ней. Он хотел, чтобы между ними было больше чисто плотского притяжения — тогда он бы попытался все устроить. Его висская часть жаждала ее, и этот голод разгорался сильнее и сильнее с каждым днем, проведенным около нее, с каждым ее взглядом, полным неприкрытой любви к нему. Даже шелест ее легкого дыхания возбуждал его, отзываясь сладкой судорогой в паху. И все же он так и не получил от нее ничего, кроме нескольких нежных поцелуев, которых ему было совершенно недостаточно — она была очень робкой и пугливой, и ему приходилось обуздывать свои желания.
Они переехали границу и добрались до Сара, того самого заравийского городка, поблизости от которого охотник из Хамоса нашел погибшую женщину с ребенком.
У ворот они показали свой пропуск, но часовым, казалось, было все равно, а по улицам ходило множество желтоволосых людей. В центре городка терраса поднималась к небольшому храму, посвященному богам ветра, который неумолчно свистел в холмах. Неподалеку оттуда они нашли себе дешевую гостиницу.
Ральднор лежал на спине в мужской спальне, где поселили их с Орваном и Расом, а две или три продажные женщины переходили от тюфяка к тюфяку, предлагая свои нехитрые услуги. Животные звуки и стоны, издаваемые окружающими висами, одновременно злили и возбуждали его. В конце концов, видя, что его спутники заснули, он поднялся и выскользнул из длинной комнаты, пройдя по узкому коридорчику в крошечную каморку, где разместилась Аниси.
Он думал, что она наверняка заперла дверь, но она забыла.
Войдя внутрь, он долго стоял, глядя на спящую девушку. В лунном свете ее тело и разметавшиеся волосы казались сияющими. Он пробудил ее легчайшим прикосновением губ, но она уставилась на него со страхом.
— Что случилось?
— Ничего, милая Аниси. Ничего.
— Тогда что ты здесь делаешь?
Ее наивность только подхлестнула его желание. Он сел рядом с ней и погладил ее по щеке, потом взял ее лицо в ладони и поцеловал — уже не тем детским поцелуем, которым был вынужден довольствоваться до сих пор. Она не сопротивлялась, но ее начала бить дрожь, и когда он отпустил ее, она тихонько заплакала.
— Мне страшно…
— Я не обижу тебя, Аниси. Я просто хочу сделать тебе приятное. Я хочу, чтобы ты ощутила то же, что ощущаю я. — Но слова, все те же избитые слова его тщетных ухаживаний в Хамосе, глупые, бессодержательные фразы, прикрывающие похоть, всегда слишком торопливые, сейчас застревали у него в горле. Он не мог снова произносить эти ритуальные слова — только не с этой девушкой, которая делила с ним мысли. Он придвинулся к ней и начал ласкать ее дрожащее тело — она лежала, словно каменная, покорно терпя его ласки. Внезапно им овладела неуправляемая ярость. Он схватил ее за плечи.
— Ты вечно говоришь, что любишь меня, — прорычал он. — Думаю, ты меня обманываешь.
— О, Ральднор, ты ведь знаешь мои мысли… как ты можешь говорить такое…
— Значит, ты ребенок. Тебя вырастили сущим ребенком среди этих призраков и руин!
Слезы бежали у нее по щекам, и его терпение лопнуло. Он почувствовал, что презирает ее, ненавидит эту пассивную покорность. Нахлынувшая страсть превратилась почти в наваждение — его висская часть жаждала вырваться на свободу, и он ничего не мог с ней поделать.
Когда ее кулачки в ужасе ткнули его в грудь, он только сжал ее еще сильнее, и его мозг затопили ее безумные от страха мысленные вопли. Но теперь она была для него лишь предметом, который каким-то непостижимым образом воплотил в себе все разочарования, все мучения его жизни. Он почти не помнил, что она девственница, и поэтому, хотя он взял ее не вполне силой, это все-таки было изнасилование, жестокое и кровавое. И ни единого раза она не вскрикнула вслух — лишь внутри своего разума, и именно эти крики в конце концов привели его в чувство. Его ужас перед содеянным стал еще сильнее оттого, что он сам совершил это. Казалось, то был другой человек, которого ему хотелось отловить в закоулках постоялого двора и избить до полусмерти. Он обнял ее, пытаясь утешить, ошеломленный ее страданием и кровью. И чем сильнее он впадал в панику, тем больше она уходила в кокон опустошенного и подавленного спокойствия.
— Что ты со мной сделал? — в конце концов спросила она. Трогательная печать ее простодушного неведения была сорвана.
Он стер с нее кровь и закутал в одеяла, и в конце концов она забылась глухим сном.
Он не отходил от нее почти до рассвета, а потом ушел бродить по улицам Сара, глядя на восходящее солнце и чувствуя себя так, словно в темноте убили человека, который был его другом.
Она почему-то скрыла от остальных, что он с нею сделал, но как-то отдалилась от него. А он обнаружил, что в ее присутствии чувствует себя, как пристыженный ребенок.
В Зарар они прибыли в полдень, показали пропуск и были вынуждены укрыться от шквала бешеного града в мрачной таверне. Город казался странно замершим и опустелым.
Они сидели на скамье над своим дрянным дешевеньким вином, когда в дверь вошел молодой мужчина, стряхивая с плаща градины и в цветистых, хотя и не лишенных остроумия выражениях браня непогоду. Он уселся со своим стаканом в уголке, у огня, но Ральднор ощущал его спокойный, темный, заравийский взгляд. Через некоторое время заравиец поднялся и, прихватив кувшин с вином, подошел и сел рядом с ними.
— Прошу прощения за вторжение, но я вижу, что наш друг продал вам самое скверное вино в таверне. Позвольте. — С этими словами он взял со стола стакан Ральднора, выплеснул на землю его содержимое и наполнил из своего кувшина. После этого то же самое по очереди повторилось со стаканами его товарищей.
— Я вынужден возразить, — подал голос пораженный Орван.
— Ну, если вынуждены, то возражайте.
— Нам нечем заплатить вам, — просто сказал Орван.
— Мне уже уплачено, причем вдвое, — сказал незнакомец, целуя руку Аниси.
Казалось, они в один миг попали во власть пришельца. Он оказался совершенно очаровательным человеком с неистощимым чувством юмора.
Он заплатил за их обед и сообщил, что его зовут Зарос. Он был агентом одного ростовщика из Лин-Абиссы, по крайней мере, так он им сказал. Похоже, он откуда-то знал, что они приехали сюда не из праздного любопытства, а продать кое-какие товары, и позже Орван захватил его с собой, чтобы тот взглянул на цветные ткани, резьбу и несколько покрытых глазурью посудин, которые они привезли на продажу.
— В Зараре вы ничего не продадите, — вынес приговор Зарос. — Надо ехать в Лин-Абиссу.
— Мы уже вели здесь торговлю.
— Разве вы не заметили, мой друг, как опустели улицы? Вижу, до Степи почти не доходят новости. Повелитель Гроз гостит у Тханна Рашека в Абиссе, и весь Зарависс отправился туда вслед за ним, поглазеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44