То, что она слышала об этом человеке — тиран и возможный враг, — не вызывало желания общаться с ним, но даже это не имело для нее особого значения.
Однако ее снедало беспокойство. Заснуть не получалось, а необходимость сидеть в закрытом шатре, куда ее отвела одна из дам, ничуть не радовала принцессу.
Снаружи, под дождем, стоял на часах один из солдат Айроса.
Принцесса окинула мысленным взором жизнь, которую ей отныне придется вести, и то, что она увидела, заставило ее расплакаться. В своем унизительном положении Улис-Анет не ждала от будущего ничего хорошего. Но мудрость подсказывала ей, что нет ничего глупее слез.
Человек встал у входа, стряхивая дождевые капли с плаща.
— Добрый вечер, Бийх, — произнес Рармон.
— Великие боги, Рэм! Ни за что бы не подумал, что ты меня вспомнишь!
— Мне кажется, Бийх, что ты и сейчас не думаешь. Теперь я уже не Рэм.
Сначала истрисский солдат решил обидеться, но затем смирился.
— Да, вы высоко поднялись в этой жизни. Прошу прощения, мой лорд.
— Итак, — кивнул Рармон, — ты здесь по поручению Кесара. Что ему надо от меня?
— Он хочет увидеться с вами.
— Мы виделись во время ужина.
— Увидеться наедине, лорд Рэм... то есть Рармон.
— Нет.
Бийх уставился на старого товарища. Он был еще одним из Девятых в тайной гвардии Кесара, но, в отличие от Рэма, так и не поднялся по жизненной лестнице, оставшись простым солдатом и посыльным.
— Но, мой лорд...
— Твой король мог бы подумать, как будет выглядеть со стороны, если я тайно прошмыгну в его шатер, а потом назад, — внушительно произнес Рармон. — Будь добр, напомни ему, что я больше не состою у него на службе.
Бийх помедлил, видимо, не веря своим ушам, затем развернулся и скрылся за стеной дождя. Рармон уселся на стул и приготовился ждать.
Не исключено, что Кесару придет в голову банально убить его. Но вряд ли это случится прямо здесь, на нейтральной земле для дипломатических переговоров. Сейчас все слишком остро и нестабильно, чтобы решиться на такой шаг, как убийство... Рармон ощущал, что до сих пор не знает чего-то существенного, что не должно ускользнуть от него.
Однако он знал, что должен сделать Кесар.
Ждать пришлось менее получаса. В плеске дождя раздался шум шагов и вспыхнули дымные огни двух факелов. Пришельцы перебросились словами с дежурившими снаружи людьми Рармона — один из них порывался войти в шатер с докладом, но был вежливо отстранен. Вместо него появился солдат Кесара, поставил на пол большой кувшин вина и удалился. Следом за ним вошел сам Кесар.
Казалось, что он наполнил шатер наэлектризованной тьмой. Это было что-то нематериальное, но чрезвычайно мощное.
Совсем так же, как восемь лет назад, когда Рармон прощался с ним в Истрисе, Кесар сбросил мокрый плащ, на котором играли блики от светильников и тени.
— Наш приход сюда был ярким и шумным, — сказал он вместо приветствия. — Твой король обязан знать, что я здесь. По крайней мере, мы приложили для этого все усилия.
— Отравлено? — Рармон указал на кувшин с вином. — Или я достоин лишь ножа в спину?
Кесар пристально взглянул на него.
— Встань, — приказал он.
Медленно, без видимого усилия Рармон поднялся. По лицу Кесара нельзя было прочесть никакого намека, никакой разгадки происходящего.
— Теперь расскажи, где ты оставил ребенка моей сестры.
Рармон внутренне собрался. Тот человек, которым он был, и тот, которым мог быть сейчас — он соединил их и велел им отвечать.
— В Ланне, мой лорд.
— Где именно в Ланне?
— Пираты захватили корабль Дхола — вы должны были слышать об этом. Я доставил их на берег. И там девушка сбежала от меня и унесла ребенка.
— Значит, ты признаешь, что подвел меня тогда. Пытался ли ты искать ребенка?
— Да, мой лорд.
Кесар помолчал, но продолжения не последовало.
— И что же ты нашел? — спросил он наконец.
— Волков, — произнеся это слово, Рармон почувствовал, как когти непостижимого рока сомкнулись на его плече. Почему он пошел по неверному пути? Не оттого ли, что сверхъестественный вариант событий был неприемлем для него? А может быть, оттого, что ненавидел Кесара — или оттого, что все еще был привязан к нему?
Вероятно, самого Кесара не так уж заботило все это. Для него ребенок был просто болтающейся нитью, которую можно обрезать или привязать — ничего иного с ней не сделаешь. И точно такой же болтающейся нитью был Рармон, которого можно убить или забыть. Или сначала убить, а потом забыть.
— И ты не соизволил явиться ко мне с рассказом, — наконец сказал Кесар.
— Я же подвел вас, как вы справедливо заметили.
— А теперь, после всего, ты нашел себе убежище. И как-то сумел обработать Ральданаша. Я слыхал, что он равнодушен к женщинам. Это так?
Неужели они снова в Истрисе? Ни в каком ином месте этот разговор просто не мог происходить.
Рармон не ответил. Кесар взял со столика одну из золотых чаш и наполнил ее вином из кувшина. Однако пил он без всякого удовольствия.
— Я все сильнее подозреваю, что уже тогда, в Кармиссе, тебе было известно, кто ты такой, — задумчиво произнес он. — Очевидно, тогда ты занимался сбором разных сведений, чтобы преподнести их в дар своему равнинно-ваткрианскому королю.
— Это не так, — коротко отозвался Рармон.
— С другой стороны, — продолжал развивать свою мысль Кесар, — ты вполне мог бы остаться в Дорфаре и собирать разные сведения в дар мне, — с этими словами он протянул Рармону недопитую чашу.
Дождь немного приутих. В наступившей тишине громовой раскат прокатился по небу и унесся куда-то вдаль, за двадцать холмов.
— Лорд Кесар, кажется, я уже доказал, что слуга из меня плохой, — твердо сказал Рармон. — И не забывайте, кем еще я являюсь. Мы с ним братья.
— О да, ты всегда был принцем, мой Рэм. Вором, головорезом, наемником — и принцем...
— А также сыном Ральднора эм Анакир, — добавил Рармон.
Взгляд Кесара скрестился с его взглядом. Затем эм Кармисс дотянулся до чаши, из которой так и не отпил Рармон, и нарочно выплеснул вино на ковер. Швырнув чашу обратно на столик, он вышел из шатра.
Кесар, владыка Кармисса и лорд-протектор Ланна, прошел через дорфарианский лагерь, направляясь к более скромной кармианской стоянке на другом берегу речки. Его факелы больше дымили, чем освещали путь, хотя дождь уже совсем прекратился.
Большой шатер Повелителя Гроз стоял возле узкого каменного мостика. Поодаль от него был возведен другой шатер для его последней, явно избыточной жены. В отсветах факелов поблескивали доспехи заравийцев. Полог был откинут, чтобы впустить дождевую прохладу. Внутри сидела женщина и читала при слабом освещении догорающих ламп.
Ее неясный силуэт чем-то смутил Кесара, но он тут же выбросил из головы это видение.
На исходе ночи, в час, который на Равнинах называют Часом Волка, Кесар внезапно вынырнул из сна и теперь лежал, уставившись во тьму широко раскрытыми глазами.
Ему приснился ребенок — колдовская дочь Вал-Нардии, а, может, всего лишь умерший принц-король Эмел. Припомнить точнее Кесару не удавалось, сон уже отлетел. Но он чувствовал во всем теле напряжение, как от неистовой яростной борьбы.
Он поднялся, хлебнул из кувшина разбавленного вина.
Делая это, Кесар представил в темноте лицо умирающего мальчика со светлыми волосами и вгляделся в него — без всяких угрызений совести. Эмел был напуган. Несмотря на свои девять лет, мальчик, похоже, понимал, что умирает, и не от чумы, а от чего-то куда более изощренного.
Толпы перед дворцом уже выкрикивали имя Кесара. Когда мальчик впал в кому, регент покинул его на смертном ложе. В следующий раз он увидел Эмела уже в ящике с пряностями, куда поспешно поместили тело. Погода стояла исключительно жаркая. С мрачным удовлетворением Кесар приказал соорудить сыну Сузамуна висский склеп в Кармианской королевской усыпальнице вместо того, чтобы предать тело огню по шансарскому обычаю. Понадобился закрытый гроб. Бальзамировщики, нанятые Ральднором эм Иоли, шептались, что тело начало разлагаться слишком быстро и неестественно, словно после яда, и это делает их работу почти невозможной. Но эти разговоры очень быстро пресекли. Как бы то ни было, когда Кесар произносил надгробную речь, толпа рыдала. Месяцем позже она посадила его на трон Истриса.
Память об Эмеле быстро заглохла.
Таков был второй ребенок, который подстерегал его во сне.
Когда Кесар покинул свой шатер, небо уже тронула предрассветная бледность. Скоро начнут просыпаться люди. С восходом кармианцы собирались в обратный путь. Цели достигнуты. Дорфар был оценен и, кажется, готов оказаться соблазненным.
Кесар побрел по берегу, прочь от обоих лагерей. Вокруг него высились деревья и шуршал пышными метелками тростник. Ночь цепко держала землю в своих объятиях. Речка, слегка вздувшаяся после грозы, журчала по камням. Кесар остановился под деревом, глядя на бегущую воду.
Память о пропавшем ребенке не желала уходить. Забавно, ему ведь совершенно не было дела до этого. Исчезнувшая девочка причинила ему даже меньше боли, чем убитый им Эмел. Даже колдовство утратило свое значение, став неважным после стольких лет. Еще тогда, годы назад, услышав о гибели корабля Дхола, Кесар решил для себя, что его ребенок мертв...
Что-то мелькнуло в тени на противоположном берегу. Кесар поднял глаза — и в полумраке над низкой водой увидел свою сестру Вал-Нардию.
Сперва он испытал лишь смятение, легкое, как порыв ветра — не более. Это мог быть просто призрак, порожденный его воображением. Но затем в пустоту захолодевшего сердца хлынуло понимание. Женщина была отчетливо видна в предутреннем сумраке, вода дробила на куски ее отражение. Она существовала. Вторая волна смятения стала куда сильнее — она накатилась на Кесара быстро и мощно, совсем как тогда, при известии о ее смерти. Отхлынув, она оставила его опустошенным, и в этом опустошении он шагнул с берега в речку.
Улис-Анет в оцепенении смотрела на идущего к ней мужчину, невольно отступив на полшага — и понимая бессмысленность этого отступления. Бегущая вода, как и переход через нее, была знаком, символом. Не в ее власти было уйти, и она осталась на каменистой отмели, наблюдая за незнакомцем. Он вышел на берег и остановился менее чем в шаге от нее. Осторожно взял ее руки в свои, ощутив шелк кожи и живое тепло плоти. Свет падал на нее сквозь кружево ветвей, и пламя ее волос, красное, как кармианский цветок, было первой краской, подаренной миру рассветом.
— Улис, — сказал он.
Услышав свое имя из уст незнакомца, Улис-Анет смогла лишь растерянно взглянуть на него. Ее словно парализовало или сковало чарами — у нее не было сил даже попытаться освободиться от этого прикосновения...
Она всю ночь пролежала без сна в душном шатре, слишком возбужденная, чтобы заснуть, и слишком усталая, чтобы подняться. Где-то за час до рассвета что-то погнало ее прочь из шатра и королевского лагеря. Это был необдуманный, ребяческий поступок. Она даже отослала своего телохранителя, и солдат, решив, что она идет искать короля, не стал спорить. В полном одиночестве, беззащитная, Улис-Анет достигла берега этой символической реки — и тогда из темного леса на другом берегу вышел мужчина, одетый во все черное. Поначалу она решила, что это один из кармианских офицеров, и осознала весь ужас своего положения. Она уже хотела без промедления броситься в бегство, но затем увидела его глаза — ни темнота, ни расстояние не помешали этому.
Именно так он и удержал ее — своим взглядом. Его напряжение вкупе с какой-то скрытой силой личности обрушились на девушку, полностью лишив ее воли. Она лишь тупо стояла и ждала, пока он не вышел из воды и не взял ее за руки.
Это прикосновение наполнило жизнью нереальную сцену. Замирая от ужаса, Улис-Анет уступила своим желаниям и открылась той ошеломляющей силе, что струилась от незнакомца. Она не видала его прежде, но ей вспомнилось подслушанное вчера описание, и она вдруг поняла, что перед ней — король Кармисса. И в этот миг он назвал ее по имени.
Его голос прозвучал хриплым измученным стоном. Против всякой логики, полуосознанно Улис-Анет поняла, что если он для нее — незнакомец, то она для него — нет.
Без слова, без движения стояла она перед Кесаром.
— Ты не призрак, — произнес он. — Тогда как ты оказалась здесь?
«Не призрак... Значит, я для него — кто-то давно умерший?» — подумалось ей. По-прежнему не находя слов, она молча покачала головой и почувствовала, как он еще сильнее сжал ее пальцы.
— Она лежит в истрисском мавзолее, — снова произнес мужчина. — Ты не можешь быть ею, — затем голос его стал мягче, и он спросил почти обычным тоном: — Так кто же ты тогда?
— Вы назвали меня по имени, — слова вырвались у нее, прежде чем она осознала, что способна говорить.
— Улис, — повторил он. И хлынули слова и титулы, ничего не значащие в этот миг: — Улис-Анет эм Зарависс, дочь Тханна За’ата, жена Ральданаша.
«Это все про меня?» — мелькнуло в голове у принцессы.
Мужчина словно обрел цвет. Сила, по-прежнему исходящая от него, опаляла Улис-Анет, как темное солнце. Но тень безумия, лежавшая на всем его облике, куда-то отступила.
— Одна из жен Повелителя Гроз, — уронил он, все так же держа ее в плену своих рук и глаз.
— Но кто же та, за которую вы меня приняли? — спросила она.
— Я не принимал. Это ты и есть.
— Нет, — испугалась она, и это была первая ее попытка сопротивления. Но он все так же не спускал с нее взгляда и не ослаблял своих рук — и она снова сдалась.
— Ты была еще ребенком, когда она умерла, — сказал король. — Сейчас тебе столько же лет, как ей тогда, Улис-Анет, жена Ральданаша Дорфарианского.
— Пустите меня, лорд Кесар, — попросила она.
Он едва заметно улыбнулся и выпустил ее руки — ослабевшие, будто разом лишенные костного мозга.
Было почти невозможно отвернуться от него... С огромным усилием Улис-Анет все же сделала это и двинулась прочь сквозь лес. Но и теперь, спиной, она ощущала его взгляд — он завораживал ее, даже когда она его не видела. Поднявшись на гребень холма, Улис-Анет не выдержала и обернулась.
Солнце уже взошло, и теперь силуэт мужчины казался темнее, чем тени деревьев. Ей чудилось, что этот человек получил странную власть над ней, непонятным образом привязав к себе ее душу.
Улис-Анет еще раз собрала все силы, чтобы заставить себя идти дальше.
Совершенно обессиленная, на свинцовых ногах, она двинулась к лагерю Повелителя Гроз.
Грозы не прекращались всю обратную дорогу до Анкиры.
Горячие новости, дошедшие до слуха Ральданаша в черном шатре на холмах Кумы, теперь горячо обсуждались в столице. С одной стороны — Закорис-в-Таддре, с другой — кармианский Ланн... Два этих клинка грозили сомкнуться на Междуземье, как ножницы.
Через двенадцать дней после возвращения Ральданаша в Анкиру небольшой конвой из трех кораблей вышел во Внутреннее море из маленького порта Тос на западе Дорфара. Его целью был Континент-Побратим, а ценным грузом — вести. Но путь туда и обратно требовал долгого времени — не один месяц, да и то, если ничего не случится.
Грозы терзали небо Анкиры, обрушиваясь прямо на здание Совета.
Сын Яннула стоял посреди княжеских покоев Рармона.
— Значит, он намерен оставить Ланн смешанным с грязью под каблуком Кармисса? — выговорил он со спокойствием отчаяния.
— Основной враг Ральданаша — Вольный Закорис, — отозвался Рармон. — У Дорфара не хватит мощи, чтобы воевать еще и с Кармиссом. Да и духу не хватит. Стоит нам двинуть войска в Ланн, и флот Йила обрушится на Дорфар, как прибой на берег.
— Понятно. Ланн остается в рабстве. Что ж, Рэм, вы можете гордиться своим прежним хозяином.
Рармон предпочел оставить без внимания этот выпад в свою сторону.
— Что ты собираешься делать? — спросил он вместо этого.
— Возвращаться в Ланн, что же еще? Письма не ходят ни туда, ни оттуда. Моя семья в Ланне, а здесь я не очень-то нужен. И ведь отец предупреждал меня! Надо было слушать его советы.
— Почему бы тебе для начала не послушать меня?
— Вас? — во взгляде Лар-Ральднора сквозило юношеское пренебрежение. — Я больше не знаю, на чьей вы стороне, мой лорд.
— Ни на чьей.
— Однако Кесар заявился к вам в шатер с большим шумом.
— Я не оставил ему другого выбора. И шум он устроил специально для того, чтобы ты и король были в курсе дела.
— Возможно. Прошу простить мою несдержанность — сейчас я слишком злюсь. Но я знаю, что делать. Ральданаш может лишить меня имени, но не крови. Я должен уехать, и я возвращаюсь домой.
— Когда же?
— Завтра, — Лар-Ральднор тяжело вздохнул и заговорил о другом: — Вы даже не попали бы в этот уголок земли, если бы не тот наш давний разговор.
Его взгляд был тверд и чист. Рармон снова почувствовал очарование той далекой ночи Застис. Терраса у дома Яннула, мерцающие светлячки и неясное чувство, которое ушло и больше не вернется...
— Рэм, — обратился к нему Лар-Ральднор, но теперь это была оговорка без всякого сарказма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Однако ее снедало беспокойство. Заснуть не получалось, а необходимость сидеть в закрытом шатре, куда ее отвела одна из дам, ничуть не радовала принцессу.
Снаружи, под дождем, стоял на часах один из солдат Айроса.
Принцесса окинула мысленным взором жизнь, которую ей отныне придется вести, и то, что она увидела, заставило ее расплакаться. В своем унизительном положении Улис-Анет не ждала от будущего ничего хорошего. Но мудрость подсказывала ей, что нет ничего глупее слез.
Человек встал у входа, стряхивая дождевые капли с плаща.
— Добрый вечер, Бийх, — произнес Рармон.
— Великие боги, Рэм! Ни за что бы не подумал, что ты меня вспомнишь!
— Мне кажется, Бийх, что ты и сейчас не думаешь. Теперь я уже не Рэм.
Сначала истрисский солдат решил обидеться, но затем смирился.
— Да, вы высоко поднялись в этой жизни. Прошу прощения, мой лорд.
— Итак, — кивнул Рармон, — ты здесь по поручению Кесара. Что ему надо от меня?
— Он хочет увидеться с вами.
— Мы виделись во время ужина.
— Увидеться наедине, лорд Рэм... то есть Рармон.
— Нет.
Бийх уставился на старого товарища. Он был еще одним из Девятых в тайной гвардии Кесара, но, в отличие от Рэма, так и не поднялся по жизненной лестнице, оставшись простым солдатом и посыльным.
— Но, мой лорд...
— Твой король мог бы подумать, как будет выглядеть со стороны, если я тайно прошмыгну в его шатер, а потом назад, — внушительно произнес Рармон. — Будь добр, напомни ему, что я больше не состою у него на службе.
Бийх помедлил, видимо, не веря своим ушам, затем развернулся и скрылся за стеной дождя. Рармон уселся на стул и приготовился ждать.
Не исключено, что Кесару придет в голову банально убить его. Но вряд ли это случится прямо здесь, на нейтральной земле для дипломатических переговоров. Сейчас все слишком остро и нестабильно, чтобы решиться на такой шаг, как убийство... Рармон ощущал, что до сих пор не знает чего-то существенного, что не должно ускользнуть от него.
Однако он знал, что должен сделать Кесар.
Ждать пришлось менее получаса. В плеске дождя раздался шум шагов и вспыхнули дымные огни двух факелов. Пришельцы перебросились словами с дежурившими снаружи людьми Рармона — один из них порывался войти в шатер с докладом, но был вежливо отстранен. Вместо него появился солдат Кесара, поставил на пол большой кувшин вина и удалился. Следом за ним вошел сам Кесар.
Казалось, что он наполнил шатер наэлектризованной тьмой. Это было что-то нематериальное, но чрезвычайно мощное.
Совсем так же, как восемь лет назад, когда Рармон прощался с ним в Истрисе, Кесар сбросил мокрый плащ, на котором играли блики от светильников и тени.
— Наш приход сюда был ярким и шумным, — сказал он вместо приветствия. — Твой король обязан знать, что я здесь. По крайней мере, мы приложили для этого все усилия.
— Отравлено? — Рармон указал на кувшин с вином. — Или я достоин лишь ножа в спину?
Кесар пристально взглянул на него.
— Встань, — приказал он.
Медленно, без видимого усилия Рармон поднялся. По лицу Кесара нельзя было прочесть никакого намека, никакой разгадки происходящего.
— Теперь расскажи, где ты оставил ребенка моей сестры.
Рармон внутренне собрался. Тот человек, которым он был, и тот, которым мог быть сейчас — он соединил их и велел им отвечать.
— В Ланне, мой лорд.
— Где именно в Ланне?
— Пираты захватили корабль Дхола — вы должны были слышать об этом. Я доставил их на берег. И там девушка сбежала от меня и унесла ребенка.
— Значит, ты признаешь, что подвел меня тогда. Пытался ли ты искать ребенка?
— Да, мой лорд.
Кесар помолчал, но продолжения не последовало.
— И что же ты нашел? — спросил он наконец.
— Волков, — произнеся это слово, Рармон почувствовал, как когти непостижимого рока сомкнулись на его плече. Почему он пошел по неверному пути? Не оттого ли, что сверхъестественный вариант событий был неприемлем для него? А может быть, оттого, что ненавидел Кесара — или оттого, что все еще был привязан к нему?
Вероятно, самого Кесара не так уж заботило все это. Для него ребенок был просто болтающейся нитью, которую можно обрезать или привязать — ничего иного с ней не сделаешь. И точно такой же болтающейся нитью был Рармон, которого можно убить или забыть. Или сначала убить, а потом забыть.
— И ты не соизволил явиться ко мне с рассказом, — наконец сказал Кесар.
— Я же подвел вас, как вы справедливо заметили.
— А теперь, после всего, ты нашел себе убежище. И как-то сумел обработать Ральданаша. Я слыхал, что он равнодушен к женщинам. Это так?
Неужели они снова в Истрисе? Ни в каком ином месте этот разговор просто не мог происходить.
Рармон не ответил. Кесар взял со столика одну из золотых чаш и наполнил ее вином из кувшина. Однако пил он без всякого удовольствия.
— Я все сильнее подозреваю, что уже тогда, в Кармиссе, тебе было известно, кто ты такой, — задумчиво произнес он. — Очевидно, тогда ты занимался сбором разных сведений, чтобы преподнести их в дар своему равнинно-ваткрианскому королю.
— Это не так, — коротко отозвался Рармон.
— С другой стороны, — продолжал развивать свою мысль Кесар, — ты вполне мог бы остаться в Дорфаре и собирать разные сведения в дар мне, — с этими словами он протянул Рармону недопитую чашу.
Дождь немного приутих. В наступившей тишине громовой раскат прокатился по небу и унесся куда-то вдаль, за двадцать холмов.
— Лорд Кесар, кажется, я уже доказал, что слуга из меня плохой, — твердо сказал Рармон. — И не забывайте, кем еще я являюсь. Мы с ним братья.
— О да, ты всегда был принцем, мой Рэм. Вором, головорезом, наемником — и принцем...
— А также сыном Ральднора эм Анакир, — добавил Рармон.
Взгляд Кесара скрестился с его взглядом. Затем эм Кармисс дотянулся до чаши, из которой так и не отпил Рармон, и нарочно выплеснул вино на ковер. Швырнув чашу обратно на столик, он вышел из шатра.
Кесар, владыка Кармисса и лорд-протектор Ланна, прошел через дорфарианский лагерь, направляясь к более скромной кармианской стоянке на другом берегу речки. Его факелы больше дымили, чем освещали путь, хотя дождь уже совсем прекратился.
Большой шатер Повелителя Гроз стоял возле узкого каменного мостика. Поодаль от него был возведен другой шатер для его последней, явно избыточной жены. В отсветах факелов поблескивали доспехи заравийцев. Полог был откинут, чтобы впустить дождевую прохладу. Внутри сидела женщина и читала при слабом освещении догорающих ламп.
Ее неясный силуэт чем-то смутил Кесара, но он тут же выбросил из головы это видение.
На исходе ночи, в час, который на Равнинах называют Часом Волка, Кесар внезапно вынырнул из сна и теперь лежал, уставившись во тьму широко раскрытыми глазами.
Ему приснился ребенок — колдовская дочь Вал-Нардии, а, может, всего лишь умерший принц-король Эмел. Припомнить точнее Кесару не удавалось, сон уже отлетел. Но он чувствовал во всем теле напряжение, как от неистовой яростной борьбы.
Он поднялся, хлебнул из кувшина разбавленного вина.
Делая это, Кесар представил в темноте лицо умирающего мальчика со светлыми волосами и вгляделся в него — без всяких угрызений совести. Эмел был напуган. Несмотря на свои девять лет, мальчик, похоже, понимал, что умирает, и не от чумы, а от чего-то куда более изощренного.
Толпы перед дворцом уже выкрикивали имя Кесара. Когда мальчик впал в кому, регент покинул его на смертном ложе. В следующий раз он увидел Эмела уже в ящике с пряностями, куда поспешно поместили тело. Погода стояла исключительно жаркая. С мрачным удовлетворением Кесар приказал соорудить сыну Сузамуна висский склеп в Кармианской королевской усыпальнице вместо того, чтобы предать тело огню по шансарскому обычаю. Понадобился закрытый гроб. Бальзамировщики, нанятые Ральднором эм Иоли, шептались, что тело начало разлагаться слишком быстро и неестественно, словно после яда, и это делает их работу почти невозможной. Но эти разговоры очень быстро пресекли. Как бы то ни было, когда Кесар произносил надгробную речь, толпа рыдала. Месяцем позже она посадила его на трон Истриса.
Память об Эмеле быстро заглохла.
Таков был второй ребенок, который подстерегал его во сне.
Когда Кесар покинул свой шатер, небо уже тронула предрассветная бледность. Скоро начнут просыпаться люди. С восходом кармианцы собирались в обратный путь. Цели достигнуты. Дорфар был оценен и, кажется, готов оказаться соблазненным.
Кесар побрел по берегу, прочь от обоих лагерей. Вокруг него высились деревья и шуршал пышными метелками тростник. Ночь цепко держала землю в своих объятиях. Речка, слегка вздувшаяся после грозы, журчала по камням. Кесар остановился под деревом, глядя на бегущую воду.
Память о пропавшем ребенке не желала уходить. Забавно, ему ведь совершенно не было дела до этого. Исчезнувшая девочка причинила ему даже меньше боли, чем убитый им Эмел. Даже колдовство утратило свое значение, став неважным после стольких лет. Еще тогда, годы назад, услышав о гибели корабля Дхола, Кесар решил для себя, что его ребенок мертв...
Что-то мелькнуло в тени на противоположном берегу. Кесар поднял глаза — и в полумраке над низкой водой увидел свою сестру Вал-Нардию.
Сперва он испытал лишь смятение, легкое, как порыв ветра — не более. Это мог быть просто призрак, порожденный его воображением. Но затем в пустоту захолодевшего сердца хлынуло понимание. Женщина была отчетливо видна в предутреннем сумраке, вода дробила на куски ее отражение. Она существовала. Вторая волна смятения стала куда сильнее — она накатилась на Кесара быстро и мощно, совсем как тогда, при известии о ее смерти. Отхлынув, она оставила его опустошенным, и в этом опустошении он шагнул с берега в речку.
Улис-Анет в оцепенении смотрела на идущего к ней мужчину, невольно отступив на полшага — и понимая бессмысленность этого отступления. Бегущая вода, как и переход через нее, была знаком, символом. Не в ее власти было уйти, и она осталась на каменистой отмели, наблюдая за незнакомцем. Он вышел на берег и остановился менее чем в шаге от нее. Осторожно взял ее руки в свои, ощутив шелк кожи и живое тепло плоти. Свет падал на нее сквозь кружево ветвей, и пламя ее волос, красное, как кармианский цветок, было первой краской, подаренной миру рассветом.
— Улис, — сказал он.
Услышав свое имя из уст незнакомца, Улис-Анет смогла лишь растерянно взглянуть на него. Ее словно парализовало или сковало чарами — у нее не было сил даже попытаться освободиться от этого прикосновения...
Она всю ночь пролежала без сна в душном шатре, слишком возбужденная, чтобы заснуть, и слишком усталая, чтобы подняться. Где-то за час до рассвета что-то погнало ее прочь из шатра и королевского лагеря. Это был необдуманный, ребяческий поступок. Она даже отослала своего телохранителя, и солдат, решив, что она идет искать короля, не стал спорить. В полном одиночестве, беззащитная, Улис-Анет достигла берега этой символической реки — и тогда из темного леса на другом берегу вышел мужчина, одетый во все черное. Поначалу она решила, что это один из кармианских офицеров, и осознала весь ужас своего положения. Она уже хотела без промедления броситься в бегство, но затем увидела его глаза — ни темнота, ни расстояние не помешали этому.
Именно так он и удержал ее — своим взглядом. Его напряжение вкупе с какой-то скрытой силой личности обрушились на девушку, полностью лишив ее воли. Она лишь тупо стояла и ждала, пока он не вышел из воды и не взял ее за руки.
Это прикосновение наполнило жизнью нереальную сцену. Замирая от ужаса, Улис-Анет уступила своим желаниям и открылась той ошеломляющей силе, что струилась от незнакомца. Она не видала его прежде, но ей вспомнилось подслушанное вчера описание, и она вдруг поняла, что перед ней — король Кармисса. И в этот миг он назвал ее по имени.
Его голос прозвучал хриплым измученным стоном. Против всякой логики, полуосознанно Улис-Анет поняла, что если он для нее — незнакомец, то она для него — нет.
Без слова, без движения стояла она перед Кесаром.
— Ты не призрак, — произнес он. — Тогда как ты оказалась здесь?
«Не призрак... Значит, я для него — кто-то давно умерший?» — подумалось ей. По-прежнему не находя слов, она молча покачала головой и почувствовала, как он еще сильнее сжал ее пальцы.
— Она лежит в истрисском мавзолее, — снова произнес мужчина. — Ты не можешь быть ею, — затем голос его стал мягче, и он спросил почти обычным тоном: — Так кто же ты тогда?
— Вы назвали меня по имени, — слова вырвались у нее, прежде чем она осознала, что способна говорить.
— Улис, — повторил он. И хлынули слова и титулы, ничего не значащие в этот миг: — Улис-Анет эм Зарависс, дочь Тханна За’ата, жена Ральданаша.
«Это все про меня?» — мелькнуло в голове у принцессы.
Мужчина словно обрел цвет. Сила, по-прежнему исходящая от него, опаляла Улис-Анет, как темное солнце. Но тень безумия, лежавшая на всем его облике, куда-то отступила.
— Одна из жен Повелителя Гроз, — уронил он, все так же держа ее в плену своих рук и глаз.
— Но кто же та, за которую вы меня приняли? — спросила она.
— Я не принимал. Это ты и есть.
— Нет, — испугалась она, и это была первая ее попытка сопротивления. Но он все так же не спускал с нее взгляда и не ослаблял своих рук — и она снова сдалась.
— Ты была еще ребенком, когда она умерла, — сказал король. — Сейчас тебе столько же лет, как ей тогда, Улис-Анет, жена Ральданаша Дорфарианского.
— Пустите меня, лорд Кесар, — попросила она.
Он едва заметно улыбнулся и выпустил ее руки — ослабевшие, будто разом лишенные костного мозга.
Было почти невозможно отвернуться от него... С огромным усилием Улис-Анет все же сделала это и двинулась прочь сквозь лес. Но и теперь, спиной, она ощущала его взгляд — он завораживал ее, даже когда она его не видела. Поднявшись на гребень холма, Улис-Анет не выдержала и обернулась.
Солнце уже взошло, и теперь силуэт мужчины казался темнее, чем тени деревьев. Ей чудилось, что этот человек получил странную власть над ней, непонятным образом привязав к себе ее душу.
Улис-Анет еще раз собрала все силы, чтобы заставить себя идти дальше.
Совершенно обессиленная, на свинцовых ногах, она двинулась к лагерю Повелителя Гроз.
Грозы не прекращались всю обратную дорогу до Анкиры.
Горячие новости, дошедшие до слуха Ральданаша в черном шатре на холмах Кумы, теперь горячо обсуждались в столице. С одной стороны — Закорис-в-Таддре, с другой — кармианский Ланн... Два этих клинка грозили сомкнуться на Междуземье, как ножницы.
Через двенадцать дней после возвращения Ральданаша в Анкиру небольшой конвой из трех кораблей вышел во Внутреннее море из маленького порта Тос на западе Дорфара. Его целью был Континент-Побратим, а ценным грузом — вести. Но путь туда и обратно требовал долгого времени — не один месяц, да и то, если ничего не случится.
Грозы терзали небо Анкиры, обрушиваясь прямо на здание Совета.
Сын Яннула стоял посреди княжеских покоев Рармона.
— Значит, он намерен оставить Ланн смешанным с грязью под каблуком Кармисса? — выговорил он со спокойствием отчаяния.
— Основной враг Ральданаша — Вольный Закорис, — отозвался Рармон. — У Дорфара не хватит мощи, чтобы воевать еще и с Кармиссом. Да и духу не хватит. Стоит нам двинуть войска в Ланн, и флот Йила обрушится на Дорфар, как прибой на берег.
— Понятно. Ланн остается в рабстве. Что ж, Рэм, вы можете гордиться своим прежним хозяином.
Рармон предпочел оставить без внимания этот выпад в свою сторону.
— Что ты собираешься делать? — спросил он вместо этого.
— Возвращаться в Ланн, что же еще? Письма не ходят ни туда, ни оттуда. Моя семья в Ланне, а здесь я не очень-то нужен. И ведь отец предупреждал меня! Надо было слушать его советы.
— Почему бы тебе для начала не послушать меня?
— Вас? — во взгляде Лар-Ральднора сквозило юношеское пренебрежение. — Я больше не знаю, на чьей вы стороне, мой лорд.
— Ни на чьей.
— Однако Кесар заявился к вам в шатер с большим шумом.
— Я не оставил ему другого выбора. И шум он устроил специально для того, чтобы ты и король были в курсе дела.
— Возможно. Прошу простить мою несдержанность — сейчас я слишком злюсь. Но я знаю, что делать. Ральданаш может лишить меня имени, но не крови. Я должен уехать, и я возвращаюсь домой.
— Когда же?
— Завтра, — Лар-Ральднор тяжело вздохнул и заговорил о другом: — Вы даже не попали бы в этот уголок земли, если бы не тот наш давний разговор.
Его взгляд был тверд и чист. Рармон снова почувствовал очарование той далекой ночи Застис. Терраса у дома Яннула, мерцающие светлячки и неясное чувство, которое ушло и больше не вернется...
— Рэм, — обратился к нему Лар-Ральднор, но теперь это была оговорка без всякого сарказма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61