А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Затем Каби до отказа повернула диск; Брюс, Бур, Севенси и бедолага
Сидди оказались распластаны на полу примерно увосьмеренным тяготением.
Там, где была я, должно быть, было полегче - я надеялась, что так,
хотя трудно было судить, глядя на Сидди; он валялся ничком, раскинув руки,
и одна рука была так близко ко мне, что я могла бы ее коснуться (но не
освободить!), он втягивал воздух уголком раскрытого рта; я почти ощущала,
как его позвоночник стремится продавиться в живот. Брюс еще пытался
приподнять голову и одно плечо. Это напоминало иллюстрации к "Аду" Доре,
где отъявленнейших грешников в самом внутреннем круге ада замораживают во
льду.
Меня гравитацией не сковало, хотя левая рука ощущала тяжесть. Большая
часть моего тела находилась в секторе Восстановителя, но я тоже свалилась
на пол, отчасти из-за моего дурацкого сострадания, но главным образом
потому, что я не желала дать Каби возможность вмазать мне.
Эрих, Марк и Илли остались чистенькими и теперь они направились к
нам. Мод выбрала момент, чтобы сыграть свою роль; собственно, время-то ей
выбирать как раз и не приходилось. Когда-то Старая Дева слишком
привередничала с выбором, но теперь, я догадывалась, мысли о свершившемся
с ней чуде вспыхнули одновременно со страхом, что все это будет похищено,
и это, должно быть, много для нее значило, потому что она бросилась
вперед, намереваясь одной рукой впихнуть Каби в зону высокой гравитации, а
другой вырвать у нее Малый Хранитель.

14. "ТЕПЕРЬ ТЫ БУДЕШЬ ГОВОРИТЬ?"
Когда гранят бриллианты, от них летит
алмазная пыль; так же и с людьми.
Вебстер
У критянок есть глаза на затылке, прикрытые волосами, или же, называя
вещи своими именами, Развлекатели - это не Солдаты. Каби уклонилась в
сторону, неуловимо взмахнула рукой и бедная старушка Мод отправилась туда,
куда она пыталась запихнуть Каби. Мне стало худо, когда я увидела, как она
свалилась под тяжестью своего тела.
Я могла бы вскочить и совершить четвертую попытку покушения на Каби,
но у меня всегда пропадает смелость, когда на кон ставятся такие вещи,
как, скажем, моя жизнь.
Лили сделала попытку подняться, демонстрируя свое изумление от
происходящего. Каби легонько пихнула ее назад и спокойно спросила: "Где
он?" а затем с размаху влепила ей затрещину. Меня потрясло то, как Каби
это сделала. Я еще могу себе представить, что человек выходит из себя и
двинет кого-нибудь, или даже накачивает в себе злость, чтобы потом
выкинуть что-нибудь дикое, но от этого хладнокровия меня чуть не
вывернуло.
Щека Лили покраснела так, что казалось, будто из нее вот-вот брызнет
кровь, но она больше не выглядела изумленной и зубы у нее были крепко
стиснуты. Каби схватила ее жемчужное ожерелье, обкрутила вокруг шеи, нить
не выдержала и жемчужины разлетелись вокруг, словно шарики от пинг-понга.
Тогда Каби сдернула с волос Лили ее серую шелковую ленту, и вновь сдавила
шею. Сквозь плотно сомкнутые губы Лили прорвался стон. Эрих, Марк и Илли
подошли к ним и стояли рядом, но похоже, они были довольны той работой,
которую проделывала Каби.
- Послушай, сучка, - сказала Каби, - у нас нет времени. Здесь на
Станции есть лечебница. Я сумею ей воспользоваться.
"Вот оно", - подумала я, взмолившись о том, чтобы сознание меня
покинуло. Это превосходит всякую меру, это хуже самой смерти. Они хотят
притащить сюда мои ночные кошмары, то чудовище, которое носит мое имя. Они
не хотят позволить мне спокойно взорваться. Им не достаточно атомной
бомбы. Они хотят устроить для меня персональный ад.
- Есть такая штука, которая называется Инвертор, - Каби сказала это
именно так, как я и ожидала, хотя в действительности я этого не слышала -
раздвоение личности, которое я потом как-нибудь объясню. - Он тебя
вскрывает таким образом, что твои внутренности можно лечить без того, чтоб
разрезать твою кожу или чтобы где-нибудь кровоточило. Он тебя большими
кусками выворачивает наизнанку, но кровеносные сосуды остаются
нетронутыми. Вся твоя оболочка - твои глаза, уши, нос, твои пальчики и все
такое - становится обрамлением маленькой дырочки, полузаполненной твоими
волосами. А тем временем твои внутренности становятся доступны для того,
что с ними собирается сделать целитель-хилер. А ты какое-то время живешь
внутри той дырки. Прежде всего хилер дает тебе подышать газом, который
усыпляет тебя, иначе ты сойдешь с ума, не успеет твое сердце отстучать
пятидесяти ударов. Посмотрим, как ты будешь себя чувствовать после десяти
ударов сердца - без усыпляющего газа... Теперь ты будешь говорить?
Я не слышала ее, или, по крайней мере, это была не настоящая я, а
может, я сошла с ума, хотя до пытки дело еще не дошло. Помню, я слышала
как-то от Дока, что наша печень гораздо более таинственная и куда более
удаленная от нас вещь, чем звезды, потому что, хоть вы и живете весь век
со своей печенкой внутри, вы никогда в жизни ее не видите, и не сможете
сходу показать, где она у вас находится. Мысль о том, что кто-то может
возиться с самым интимным и непознанным, что только есть у вас внутри...
это чересчур.
Я понимала, что мне нужно что-то делать, и побыстрее. Дьявольщина,
как только забрезжило интроверсией, до того даже, как Каби произнесла это
слово, Илли передернуло так, что его щупальца растопырились, словно
толстые обросшие перьями колбасы. Эрих вопросительно глянул на него, но
этот поганый лунатик полностью уронил себя в моих глазах, проскрипев: "Не
обращайте на меня внимания, я слишком чувствителен. Займитесь девушкой.
Заставьте ее говорить".
Да, я знала, что мне нужно что-то сделать, а здесь, лежа на полу, я
могла делать только одно: думать, думать напряженно и на больших оборотах
о чем-либо другом. Эта скульптура из шариков, которую Эрих пытался
расколоть, лежала в футе от моего носа. В том месте, где она шмякнулась об
пол, осталось немного белого порошка. Я протянула руку и прикоснулась к
нему; он был очень мелкий и твердый, как толченое стекло. Я перевернула
скульптуру: на той ее части, которой она ударилась об пол, ничего не было
повреждено, она даже не потускнела; серые шары все так же празднично
сверкали. Я поняла, что порошок - это алмазная пыль, выкрошенная из
мозаичного пола чем-то еще более твердым.
Мне стало ясно, что эта скульптура была чем-то необычна, и, быть
может, у Дока была какая-то стоящая мысль в его проспиртованных мозгах,
когда он совал нам эту штуку и пытался что-то сказать. Он ничего тогда так
и не сказал, но ведь он же говорил раньше, когда собирался объяснить нам,
что делать с бомбой, и может быть, все это как-то было связано.
Я изо всех сил скрутила свою память и отпустила ее раскручиваться
назад, и получила "Инверш... яш-ш-ч..." Яшчерица! Все-то им, выпивохам
чертовым, ящерицы мерещатся, то простые, то инвертированные.
И я снова стала раскурочивать свою память и наконец вышла на
"перч-ш-ш..." и тут я так глубоко вздохнула, что чуть не чихнула от
алмазной пыли. Я увидела, как разрозненные кусочки начинают складываться в
цельную картинку у меня в голове, будто я смотрю ускоренное кино.
Это все началось с той черной гусарской перчатки на правую руку, что
Лили преподнесла Брюсу. Только она ну никак не могла найти ее на Складе,
потому что мы там после обыскали каждую мышиную норку, и там не было
вообще никаких перчаток, в том числе и той, лишней левой. Дальше. Началось
все с того, что у Брюса было две перчатки на левую руку, а мы облазили всю
Станцию с зубочисткой, и валялись только две черных перчатки на полу -
там, где Брюс смахнул их со стойки бара - только эти две: левая, которую
Брюс принес с собой и правая, которую ему преподнесла Лили.

Так что левая перчатка исчезла - последний раз, когда я ее видела,
Лили положила ее на поднос - а правая перчатка появилась. Что могло
произойти в одном только случае: Лили превратила левую перчатку в
идентичную ей правую. Она не могла бы этого сделать, просто вывернув
наизнанку, потому что подкладка отличается от верха.
Но я же до омерзения точно знаю, как это можно выворачивать вещи
наизнанку необычным способом, и не только вещи, но и человека. Нужно
просто положить этот предмет на Инвертор в хирургическом кабинете и
переключить его в положение "полная инверсия".
А еще можно переключатель поставить в положение "частичная инверсия",
и ты получишь прекрасное трехмерное зеркальное отражение исходного
предмета, то есть именно то, чем правая перчатка является относительно
левой. Умники называют это вращением в четырех измерениях; я слышала, что
оно используется в хирургии для весьма асимметричных марсиан, или даже для
того, чтобы сотворить безупречную правую руку человеку, у которого ее
отняли, превращая ампутированную правую в ампутированную левую.
Вообще-то в хирургическом кабинете делают инверсию только живым
существам и не приходит в голову, что то же можно проделать и с
неодушевленным предметом, особенно на такой Станции, где Док - пропойца, а
в кабинет никто не заходил уже сотню снов.
Но если вы вот только что влюбились, вы думаете о прекрасных
глупостях, которые можно сделать для людей. Опьяненная любовью, Лили
отнесла лишнюю левую перчатку Брюса в Хирургию, частично инвертировала ее,
и, получив правую, отдала ее Брюсу.
То, что Док пытался выразить своим "Инверш... яш-ш-ч..." означало
"Инвертируйте ящик", то есть что мы должны подвргнуть бронзовый сундук
полной инверсии, чтобы добраться до бомбы и обезвредить ее. Кроме того, у
Дока была идея насчет того трюка, который Лили выкинула с перчаткой. Не
могу себе представить, каким образом будет выглядеть вывернутая наизнанку
тактическая атомная бомба, да мне и не очень хотелось бы это увидеть. Но
похоже, придется.
Но ускоренная кинолента тем временем все крутилась у меня в голове.
Потом Лили, так же, как и я, решила, что призыв ее любовника к мятежу не
получит должного отклика, если она не обеспечит ему действительно
внимательных слушателей и, может быть, именно тогда она начала воображать,
как она сплетет гнездышко для брюсовых цыплят и... и все прочее, чему мы
ненадолго поверили. Так что она взяла Главный Хранитель, вспомнила о своей
перчатке и, не прошло и нескольких секунд, как она поставила на полку в
Галерее Искусств предмет, которым никто и не подумал бы интересоваться -
кроме человека, который помнил эту Галерею всю наизусть.

Я посмотрела на абстрактную скульптуру в футе от моего носа, на это
нагромождение серых шаров размером с мяч для гольфа. Я знала, что
внутренность Хранителя состоит из чрезвычайно плотных, чрезвычайно твердых
гигантских молекул, но я и не подозревала, что они НАСТОЛЬКО большие.
Я сказала себе: "Грета, похоже, что ты на этом совсем свихнешься, но
заниматься всем этим придется именно тебе, потому что никто не будет
вслушиваться в твои дедукции, когда они все живут уже практически в
отрицательном времени".
Я спокойно встала, как будто вылезала из постели, в которой меня не
должно было быть - есть некоторые вещи, которые и у Развлекателей неплохо
получаются - а Каби в это время как раз говорила "...ты сойдешь с ума, не
успеет твое сердце отстучать пятидесяти ударов". Все стояли, уставившись
на Лили. Сид вроде бы пошевелился, но у меня не было времени на него; я
только надеялась, что он не сделает ничего, что привлекло бы внимание ко
мне.
Выскользнув из туфель, я быстро направилась в Хирургию - у этого
твердого пола только одно достоинство, что он не скрипит. Прошла через
экран кабинета - будто сквозь стенку непрозрачного, лишенного запаха
сигаретного дыма - и сконцентрировалась на том, чтобы вспомнить свое,
закончившееся полным конфузом, обучение профессии медсестры. Не успела я
еще удариться в панику, как скульптура уже лежала на сверкающем столе
Инвертора.
Найдя нужный переключатель, на мгновение я замерла, пытаясь
вспомнить, чем же меня так обеспокоило, что вывернутый наизнанку мозг
становится больше и что у него нет глаз. И то ли в тот момент, когда я
погрузилась с головой в свои кошмары, то ли когда я прощалась с остатками
своего душевного здоровья, но я все-таки повернула выключатель до отказа -
и передо мной очутился Главный Хранитель, уютно подмигивающий голубым
глазком, примерно три раза каждую секунду.
Должно быть, все то время, пока Хранитель был инвертирован, он
работал так же прекрасно и надежно, как и прежде, не считая того, что в
этом состоянии он свел с ума индикаторы направления.

15. ЛОРД ПАУК
Черноногие пауки с сердцами,
наполненными пламенем ада.
Маркиз
- Иисус! - я вздрогнула и обернулась. На фоне экрана торчало лицо
Сида, как раскрашенный барельеф на серой стене; казалось, он неожиданно
для себя проник сквозь щель между гобеленами в спальню королевы Елизаветы.
У него не было времени задерживаться на своих переживаниях, даже если
бы он и захотел, потому что сквозь экран прорвался локоть с медным
налокотником и вломил Сиду под ребра, а потом Каби промаршировала в
кабинет, волоча Лили за шею. Сразу вслед за ней появились Эрих, Марк и
Илли. Они тут же заметили голубые вспышки и остановились, как вкопанные,
уставившись на драгоценную пропажу. Эрих бросил на меня взгляд, который
должен был означать: "Так значит, это ты вытворила; впрочем, неважно".
Затем он шагнул вперед, взял прибор, крепко прижал его к левому боку; его
пальцы, предплечье и грудь образовали при этом два прямых угла. И наконец
он коснулся переключателя интроверсии, причем выражение лица у него было
такое, будто он открывал бутыль виски.
Голубой огонек погас и Ветры Перемен подули на меня, как долгожданная
волна опьянения, как звонкое пение трубы из неведомого далека.
Я ощутила, как изменяющееся прошлое течет сквозь меня, и со свистом
проносится мимо неопределенность, и застывшая реальность размягчается,
вместе со всеми своими обязанностями и необходимостями, и как воспоминания
рвутся на клочки и улетают, кружась, как осенние листья, оставляя за собой
призрачные тени, и терзавшее меня безумие смывается, будто очистительным
дождем с на вечерней улице. Внутренний голос сказал мне, что совершенно
неважно, несут ли эти Ветры смерть Грете Форзейн, если их дуновение
настолько приятно.
Я почувствовала, что те же ощущения овладели и всеми остальными. Даже
истерзанная, плотно стиснувшая зубы Лили и то, казалось, говорила: вы
заставляете меня глотать эту гадость, и я ненавижу вас за это, но все-таки
это очень приятно. Легко было догадаться, что все мы мучились от тревоги,
что даже найдя и экстровертировав Хранитель, мы не сможем снова вернуться
в космос и никогда больше не ощутим этих Ветров, которые мы так ненавидим
и любим.
Но пока мы так стояли и сияли от восторга, мы вдруг снова были
поражены - нет, не мыслью о бомбе, хотя эта мысль точно пришла бы через
несколько мгновений - нет, это был голос Сида. Он все еще стоял у экрана,
только теперь лицо его было обращено наружу, и мы видели только часть его
спины в сером камзоле, но, естественно, его восклицание "Иисусе!" мы
услышали сквозь экран так, как если бы оно было обращено к нам.
Вначале я не могла сообразить, с кем же он разговаривает, но могу
поклясться, что никогда прежде не слыхала, чтобы он говорил таким
льстиво-подобострастным голосом, таким звучным и в то же время исполненным
благоговейного трепета и еще там был... да, это был сдерживаемый ужас.
- Господин, все мое существо потрясено той высочайшей честью, которой
вы удостоили меня, посетив эту жалкую Станцию и вашего ничтожного слугу...
хотя я всегда верой и правдой служил вам, не смея мечтать, что вы
когда-либо снизойдете... но все же я знал, что ваш взор всегда устремлен
на меня... хоть я и ничтожный клочок пыли, витающий меж солнцами... Я
повергаю себя к вашим ногам. Поведай, чем я могу служить тебе, сир? Я не
ведаю даже, как верно обратиться к тебе, Лорд... Король... Император
Пауков!

Я почувствовала, что становлюсь совсем маленькой, но от этого совсем
не менее заметной; вот не повезло;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15