У нас было что обсудить. Шел обычный треп про войну: "Змеи
закладывают минные поля в Пустоте"; "Не могу я в это поверить, как это
можно заминировать ничто?" - и о том, чего нам здесь не хватает -
например, бурбона, заколок для волос и стабилитина, который живо привел бы
Марка в порядок - и что с кем стало: "Марсия? А, ее здесь больше нет". (Ее
унесла Буря Перемен - тело позеленело и разложилось в пять секунд, но не
буду же я об этом рассказывать.) А еще надо было рассказать Марку про
Брюсову перчатку, и мы снова корчились от хохота, вспоминая этот эпизод, а
римлянин в ответ вспомнил про гонца, который весь долгий путь мучился
животом, потому что ему небывало повезло - вместо обычной соли ему
нечаянно выдали сахар. Эрих поинтересовался у Сида, нет ли новых
девушек-призраков на складе, а Сид выставил свою бороду, как старый козел
(каковым он и является): "И ты посмел в этом усомниться, похотливый
германец? У меня есть замечательные прелестницы, среди них
графиня-австриячка из Вены времен Штрауса, и если она не украсит наше
общество... М-м-м..."
Я ткнула пальцем в грудь Эриха между сверкающими пуговицами с
изображенными на них черепами.
- Ты, крошка фон Гогенвальд, представляешь собой угрозу для нас,
настоящих девушек. Слишком уж ты интересуешься этими полусонными
призраками.
Он назвал меня своим маленьким Демоном и сдавил в объятиях изо всех
сил, стараясь переубедить, а затем предложил, чтобы Брюса познакомили с
Галереей Искусств. Мне показалось, что это прекрасная идея, но когда я
попыталась отговорить его самого от участия в экскурсии, он уперся. Нужно,
видите ли, проявить внимание к Брюсу и Лили. Об ударе саблей напоминала
только тонкая красная полоска на щеке Брюса; Лили смыла запекшуюся кровь.
Наша Галерея впечатляет. Это куча рисунков и скульптур, и особенно
всяких странных безделушек. Все это сделано отдыхающими здесь Солдатами из
того барахла, которое они понатащили с Войны Перемен - медных патронов,
осколков стекла, обломков древних горшков, склеенных в футуристические
конструкции, переплавленного золота инков, которое заново чеканил кто-то
из марсиан, клубков сверкающей проволоки с Луны. Здесь были рисунок
темперой на покрытом трещинами толстом кварцевом диске, который когда-то
служил иллюминатором космического корабля, и шумерская надпись, высеченная
на кирпиче из стенки ядерного реактора.
В Галерее множество всякой всячины и я каждый раз обнаруживаю
что-нибудь, чего никогда не видела прежде. Я всегда волнуюсь, когда думаю
о тех парнях, которые все это сделали, и о том, что они думали, о древних
временах и местах, откуда они пришли, а иногда, когда у меня скверное
настроение, я прихожу сюда и смотрю на все это, а настроение еще больше
ухудшается; так что наконец появляется желание встряхнуться и выйти отсюда
в нормальном состоянии духа. Только здесь пишется история Станции, и
меняется она на удивление мало, потому что вещи, которые находятся в
Галерее и чувства, которыми они наполнены, лучше, чем что-либо иное,
противостоят Ветрам Перемен.
Ну а пока что разговор Эриха со мной свелся к обсуждению моих больших
ушей, которые я пытаюсь скрыть под своей мальчишеской стрижкой; а я тем
временем раздумывала, как это ужасно, что существуют не только изменения,
но и Изменения. Невозможно быть уверенным, что твое настроение или мысль,
пришедшая в голову - действительно твои собственные, а не результат того,
что прошлое изменено Пауками или Змеями.
Ветры Перемен могут принести не только смерть, но и все, что угодно,
вплоть до самых причудливых фантазий. Они дуют гораздо быстрее, чем бежит
время, но никто не может точно сказать, насколько быстрее, и что именно
принесет с собой тот или иной порыв Ветра, как далеко распространится его
действие и когда оно затихнет. Большое Время - это вам не малое время.
И еще, что касается Демонов, все мы боимся, что изменится наша
личность, и что кто-то иной по-хозяйски влезет в твою шкуру, а ты об этом
и не узнаешь. Считается, правда, что мы, Демоны, способны сохранять свое
сознание вне зависимости от Изменений; потому-то мы и Демоны, а не
Призраки, как другие Двойники, не говоря уже о Зомби или Неродившихся; и,
как верно сказал Бур, среди нас нет великих людей. Вообще нас очень мало -
мы относимся к редкому сорту людей - поэтому Паукам приходится вербовать
нас, где бы они нас не нашли, не задумываясь о том, кем мы были и что мы
знали и умели раньше. Иностранный Легион Времени - странный народ, всегда
на заднем плане, невзирая на заслуги. Наш цинизм и наша ностальгия всегда
при нас. Мы так же легко приспосабливаемся к обстоятельствам, как
метаморфисты с Центавра и обладаем такой же крепкой памятью, как
шестирукие обитатели Луны - одним словом, Люди Перемен, сливки общества.
Общества прОклятых.
Но иногда я задумываюсь, действительно ли наша память так хороша, как
мы полагаем; что, если все прошлое было когда-то совершенно другим, чем мы
помним, а мы забыли, что мы это забыли...
Как я уже говорила, созерцание Галереи навевает дурные мысли, и
поэтому я сказала себе, "Возвращайся-ка к своему паршивому комендантику,
детка" и мысленно дала себе крепкого пинка.
Эрих держал в руках зеленый кубок, на котором были нарисованы золотые
- не то дельфины, не то космические корабли - и говорил:
- Как мне кажется, это доказывает, что этрусское искусство происходит
от египетского. Согласен, Брюс?
Брюс, еще весь сияющий от общения с Лили, переспросил его:
- О чем ты говоришь, дружище?
Лицо Эриха стало мрачным, как Дверь, и я порадовалась, что гусары
убрали свои сабли вместе с киверами, но, прежде чем он успел вспомнить
свои немецкие ругательства, к нему подплыл Док, находившийся в такой
стадии опьянения, что казался загипнотизированным трезвенником. Протянув
руку, как марионетка, он изъял у Эриха чашу и сообщил:
- Прекрасный образец Средне-системного Венерианского искусства. Когда
Эйгтайч завершил работу над ней, он сказал мне, что невозможно глядеть на
нее и не ощутить, как над тобой плещутся волны Северо-Венерианского
мелководья. Но после инверсии она, наверное, выглядела бы еще лучше.
Любопытно... Кто вы, юный офицер? Nichevo, - он аккуратно поставил чашу на
ее полку и покатил дальше.
Дело в том, что Док наизусть знает все, что есть в Галерее, лучше
любого из нас, он ведь старейший здешний житель. Другое дело, что он
выбрал неудачное время для демонстрации своих познаний. Эрих порывался
последовать за ним, но я его удержала:
- Спокойно, Kamerad, вспомни о перчатках и сахаре, - и он
довольствовался тем, что пожаловался мне:
- Это "nichevo" звучит так уныло и безнадежно, ungeheuerlich. Я уже
говорил тебе, Liebchen, что не следовало бы брать русских на работу к
Паукам, даже в качестве Развлекателей.
Я улыбнулась ему и сжала его руку.
- Да, Док не очень-то нас здесь развлекает.
Он усмехнулся мне в ответ как-то по-овечьи, лицо его смягчилось, и в
голубых глазах на мгновение вновь мелькнула нежность.
- Мне бы не надо все время так огрызаться на всех, но временами,
Грета, я становлюсь просто брюзгливым старикашкой, - это не вполне
соответствовало действительности, потому что ему тридцать три года и ни
днем больше, хотя волосы у него почти совсем седые.
Наши голубки переместились тем временем еще на несколько шагов и
почти уткнулись в экран Хирургии. Если бы мне пришлось выбирать место для
того, чтобы скромненько, по-британски почмокаться, то о Хирургии я
подумала бы в последнюю очередь. Но Лили, похоже, не разделяла моих
предрассудков, хотя, помнится, как-то говорила, что ей пришлось
повертеться в полевом госпитале Паукообразных до того, как ее перевели на
Станцию.
Но у нее не могло быть ничего и отдаленно похожего на тот опыт,
который я приобрела за свою короткую и неплодотворную карьеру в качестве
медсестры у Пауков, когда у меня начались мои отвратительные кошмары, -
после того, как я плюхалась на пол, увидев, как доктор щелкает тумблером и
существо, тяжко израненное, но тем не менее имеющее вполне человеческий
облик, вдруг превращается в кучу странных сверкающих фруктов - уф, это
воспоминание у меня всякий раз вызывает тошноту. И подумать только, мой
дорогой папка мечтал, чтобы его Греточка стала доктором!
Ладно, чувствую, это меня заведет слишком далеко, и, в конце концов,
вечеринка продолжается.
Док что-то очень быстро лопотал Сиду - и я только надеялась, что он
не будет по своему обыкновению подражать крикам животных - звучит это
очень неприятно, и как-то раз отдыхавшие здесь внеземляне были всерьез
оскорблены.
Мод показывала Марку, как пляшут тустеп в 23 веке, а Бур сидел за
роялем и импровизировал, стараясь попасть ей в такт.
Наконец глубокие успокаивающие звуки подействовали на нас; лицо Эриха
прояснилось и он привлек меня к себе. И мне захотелось оторвать ноги от
мозаичного пола, который мы не покрываем коврами, потому что большинству
наших обожаемых внеземлян это не нравится, и я далеко откинулась на
кушетку, ту, что возле рояля, обложила себя подушками и взяла новую порцию
выпивки, а мой дружок-нацист собрался разрядить свою мировую скорбь через
песню. Меня это не очень беспокоило, потому что его баритон вполне
переносим.
И все было хорошо, и Хранитель работал вхолостую, просто поддерживая
существование Станции, пришвартованной к космосу, без напряжения, разве
что время от времени делая ленивый гребок. Временами уединенность Станции
создает ощущение счастья и комфорта.
Бур поглядел на Эриха, который кивнул ему в ответ, и они запели ту
песню, которую все мы знали, хотя мне так и не удалось выведать, откуда же
она у нас появилась. На сей раз она заставила меня вспомнить о Лили, и я
задумалась, почему бы это; и еще почему в традиции Восстановительных
Станций называть новенькую Лили, хотя на сей раз оказалось, что это было
ее истинное имя.
Ты стоишь в дверях вне пространства,
Ветры Перемен дуют вокруг тебя,
но не касаются твоего лица;
Ты улыбаешься и нежно шепчешь,
"Добро пожаловать ко мне, отдыхающий;
Операция кончена, заходи
и закрой за собой дверь."

4. SOS ИЗ НИОТКУДА
Де Байаш, Фреска, миссис Кеммел кружились
Вокруг содрогающегося Медведя,
Расщепленные на атомы.
Элиот
Я вдруг осознала, что Эрих поет без аккомпанемента рояля, повернула
голову и увидела, что Бур, Мод и Сид со всех ног несутся к контрольному
дивану. На Главном Хранителе мигал зеленым индикатор экстренного вызова, и
даже я мгновенно поняла, что это - сигнал бедствия; на секунду мне стало
нехорошо. Когда Эрих дошел наконец до слова "Дверь", я мысленно дала себе
хорошего пинка в зад (это иногда помогает), и мы рванулись к центру
Станции. Марк бежал вместе с нами.
Мигание уже прекратилось к тому времени, когда мы подбежали, и Сид
сказал, чтобы мы не шевелились, потому что наши тени ему мешают. Он
вперился глазами в индикатор, а мы застыли, как статуи, пока он нежно
шевелил ручки настройки, будто ласкал любимую.
Затем его рука метнулась к Малому Хранителю и тут же Станция
погрузилась во мрак, столь же плотный, как тот, что царит в наших душах.
Все исчезло; я догадывалась, что Сид пытается раздуть зеленый огонек,
которого мне было совершенно не видно, хотя глаза уже адаптировались к
темноте.
Наконец, очень медленно, зеленый огонек снова стал разгораться, и я
увидела в его отблеске надежные лица старых друзей - хотя зеленые блики
делали их похожими на водяных - и вот индикатор разгорелся совсем ярко.
Сид включил освещение и я выпрямилась.
- Я поймал их, парни, кто бы и откуда они ни были. Готовьтесь к
приему.
Бур, который, естественно, был ближе всех к нему, метнул на Сида
вопросительный взгляд. Тот в замешательстве пожал плечами.
- Показалось мне вначале, что это был сигнал с нашей планеты из эпохи
за тысячу лет до рождения Господа, но тот сигнал замерцал и исчез, как
огонек эльфов. А вот этот вызов пришел из какого-то места, меньшего, чем
Станция, и я уверен - оно дрейфует в космосе. И еще показалось мне, что я
знаю, кто меня зовет - это атомщик из антиподов, именуют его Бенсон-Картер
- но и это потом изменилось...
- Мы ведь сейчас не в подходящей для приема фазе ритма
космос-Станция, не так ли, сэр? - спросил Бур.
- В общем-то, не очень.
Бур продолжил:
- Я не припоминаю, чтобы у нас был намечен прием. Или хотя бы - чтобы
был приказ о готовности.
- Нет, не было, - подтвердил Сид.
У Марка заблестели глаза. Он хлопнул Эриха по плечу.
- Октавианский динарий против десяти рейхсмарок, что это змеиная
ловушка!
Эрих оскалил зубы в ухмылке.
- Давай сначала впустим в дверь следующую нашу операцию, и я готов!

Мне не надо было объяснять, что положение серьезное, и не было
трагических мыслей, что вот наконец пришлось столкнуться с угрозой,
исходящей извне космоса. Змеи не раз взламывали наш код.
Мод спокойно разносила оружие, Док помогал ей. Только Брюс и Лили
стояли в стороне, но и они не были безучастными.
Индикатор засиял еще ярче. Сид приник к Хранителю, бросив нам:
- Все в порядке, дражайшие. Помните, сквозь эту дверь входят самые
презренные нечестивцы в космосе и вне его.
Дверь появилась выше и левее того места, где мы ждали ее, и темнеть
она стала слишком быстро. Я почувствовала, если так можно выразиться, вкус
затхло-соленого морского ветра, но никакого усиления Ветра Перемен не
ощутила - а я внутренне напряглась, ожидая его дуновения. Наконец, Дверь
стала чернее чернил, на ее фоне промелькнуло что-то вроде обтянутого мехом
хлыста, на мгновение почудилось чье-то меднокожее тело, а потом нечто
темное. Цокнули копыта; Эрих поудобнее пристроил ствол автомата. Затем
Дверь исчезла и перед нами появились отливающий серебром лунянин и сатир с
Венеры.
Лунянин сжимал в щупальцах охапку одежды и оружие. Сатир помогал
женщине с осиной талией тащить тяжеленный окованный медью сундук. На даме
была короткая юбка и темно-коричневый, почти черный, кожаный жакет со
стоячим воротником. У нее была странная двурогая прическа и все ее тело
было довольно вызывающе вызолочено. На ней были сандалии, медные поножи и
налокотники - в одном из них вмонтировано вызывное устройство. На широком
медном поясе висел обоюдоострый боевой топорик с короткой рукоятью. Ее
лицо было смуглым, с небольшими лбом и подбородком, но эти детали не
вызывали ощущения слабости - лицо было прекрасным, как может быть
прекрасным наконечник стрелы - и ей-богу, лицо это было мне знакомо!
Но не успела я воскликнуть: "Кабисия Лабрис!", как вздрогнула от
визга Мод:
- Да это же Каби с друзьями! Придется выпустить пару
девочек-призраков!
Тут всем стало ясно, что действительно встретились друзья дома. Я
узнала своего старого приятеля-лунянина Илилихиса и ощутила, посреди всей
этой суматохи, приступ самодовольства, что способна отличить одну заросшую
серебристым мехом морду от другой.
Они подошли к контрольному дивану, Илли швырнул свою ношу, его
спутники опустили сундук; Каби пошатнулась, но отпихнула двух внеземлян,
когда они бросились ей на помощь и бросила гневный взгляд на Сида, когда
тот попытался сделать то же самое (хотя она-то и есть тот самый добрый
приятель с Крита, о котором он упоминал в разговоре с Брюсом).
Она вцепилась в спинку дивана судорожно вытянутыми руками и сделала
два нервных вдоха, таких глубоких, что под бронзовой кожей можно было
пересчитать все ребра; а потом встряхнула головой и скомандовала: "Вина!"
Бур рванулся выполнять приказ, а Сид вновь попытался взять ее за
руку, говоря:
- Душа моя, мне ни разу не приходилось раньше слышать твоего вызова,
а он был очень коротким, и я не сразу узнал его... - но его тут же
оборвали:
- Прибереги свои любезности для лунянина! - тут я обернулась и
увидела - о Зевс! - что одно из шести щупалец Илилихиса полуоторвано.
Этим предстояло заняться мне и, идя к нему, я напоминала себе: "Не
забудь, он весит всего пятьдесят фунтов, несмотря на то, что в нем добрых
семь футов в высоту;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15