Девчонка, а сколько в ней смелости, твердости. Настоящий кремень. А сколько боевого умения! Идя в атаку, я никогда не смотрю назад. Уверена, туда смотрит Шура. И смотрит, и все видит. Еще не было случая, чтобы вражеский истребитель атаковал нас внезапно. Двух она уже уничтожила. Короче, я за ней, как за стеной каменной..."
Верочка
Редко, когда в полку служат два брата, вместе летают вместе дерутся с врагом. Редко, но бывает. Бывает, когда на одном самолете летают брат и сестра, брат летчиком, сестра воздушным стрелком-радистом. Всякое бывает. Но такого, наверное, не было: мать улетает на боевое задание, а дочь, пятилетняя девочка, бегает близ самолетной стоянки, играет. Не было, но есть, И это в полку Домущея.
А что делать? Так сложились обстоятельства. Мать Тамары больна, а сестренка Августа учится. Обстановка в Калинине трудная. И вот Верочка здесь. Веселая, радостная - она с матерью, у нее много друзей: летчики, механики, девушки-оружейницы. Кто свободен, тот с ней и занимается: присматривает, оберегает, ухаживает. И Тамара спокойна. Дочка одета, обута, накормлена. И всегда у нее на глазах. Не у нее, так у кого-то другого. И всегда в надежных руках. Что может быть надежнее, теплее, ласковее рук однополчан, боевых товарищей, друзей!
Смотрит Тамара на дочку-смуглякку, а видит Василия. Все у отца взяла: подвижность, общительность, самостоятельность. И внешне портрет отца: такие же темные волосы, такие же большие карие глаза.
- Верочка, что ты здесь делаешь? - спрашивают летчики, увидев ее с куклой у технической каптерки. - Ты ждешь маму? Может, ее прислать? Или тебя к ней проводить?
- Не надо, - подумав, отвечает девчушка, - и присылать не надо, и провожать не надо.
- А почему, Верочка? Ты разве не скучаешь без мамы?
- Скучаю, - отвечает Верочка и поясняет: - Но у мамы свои дела, а у меня свои.
- А какие у тебя дела, маленькая?
- Как какие? - удивляется Верочка. И прижимая к себе куклу, поясняет: - Дочку накормить надо, а потом спать уложить.
А время идет. Позади остались бои за Нарву и Псков. Наши войска воюют в Эстонии. Вот уже и Восточная Пруссия. Лейтенант Константинова - опытный воин, кавалер боевых орденов.
- Кузьмич, как у тебя Константинова? - спрашивает подполковник Зеленцов.- Летчик она хороший?
Николай Кузьмич - это подполковник Домущей, командир 566-го полка, а Павел Зеленцов - командир 999-го полка той же 277-й дивизии, в которую входит и полк Домущея. Значит, они командиры братских полков, друзья по общему делу. А вообще, они разные. Домущей - пожилой, солидный, медлительный. "Выка" - называют его летчики. За глаза, безусловно. Но он об этом узнал. Думали обидится, а он ничего, ему даже понравилось, что его называют медведем. Да еще по-молдавски, на его родном языке. "Медведь зверь уважаемый", - сказал Домущей в ответ на теплую шутку летчиков.
Николай Кузьмич - ветеран авиации. В начале 30-х годов летал на ТБ-3, попал в аварию. След от нее - золотые вставные зубы. Все двадцать восемь.
Зеленцов - из молодых. Недавно был штурманом дивизии, теперь командир полка, крепкий, подтянутый, быстрый на решения.
Не часто, но все же бывает, когда братские полки оказываются на одном полевом аэродроме. Вот и сейчас вместе, и Зеленцов зашел к Домущею для решения общих дел. Дела решены, и теперь командиры беседуют просто так, по-дружески, вспоминают старых знакомых, делятся новостями, впечатлениями. Вот и спросил Зеленцов о Тамаре.
Не просто так спросил, с целью. Зеленцов знает Тамару с первых же дней ее службы в полку Домущея. Будучи старшим штурманом этой же, 277-й дивизии, он принимал у нее зачет по знанию района нарвского участка фронта. Тогда и узнал, что она бывший летчик-инструктор, убедился, что она хороший методист. Возглавив 999-й авиаполк, он снова вспомнил о ней и постоянно имеет ее в виду, постоянно к ней присматривается. Грамотный, думающий командир, летающий сам на задания, он ценит хороших воздушных бойцов, а особенно тех, кто творчески мыслит, умеет анализировать полет, умеет к нему подготовиться и подготовить других. Под предлогом, что Тамара хорошо знает У-2, много летала на этой машине, он несколько раз приглашал ее на облет линии фронта, много с ней разговаривал. Домущей, прижимистый молдаванский крестьянин, чувствуя, что это все неспроста, ворчал:
- Что ты на моих летчиков посягаешь?
Зеленцов отшучивался:
- Так я же не на летчиков, я только на летчицу.
Вечереет. На командном пункте - в обычной деревенской избе - полумрак. Две лампочки, от которых струится красноватый неяркий свет, не в силах осветить довольно просторную комнату, и хитроватый Зеленцов, сидящий спиной к свету, улыбается, наблюдая за Домущеем, его попыткой спрятать внутрь беспокойство, вызванное вопросом о Тамаре, попытку смолчать, не ответить, перевести разговор на другую тему.
"Что у тебя хорошего, нового?" - хочет спросить Домущей, но Зеленцов упреждает его:
- Так как Константинова, летчик хороший?
Домущей, поняв причину этих вопросов, тоже хитрит, отвечает уклончиво:
- Ты разве не знаешь? Прекрасно знаешь. Зачем тогда спрашиваешь?
- Темнишь, брат, - упорствует Зеленцов.- Константинова хоть и недавно воюет - летчик хороший, опытный.- Неожиданно спрашивает: - Так? - и, видя утвердительный кивок Домущея, ставит вопрос в упор: - Почему же она в рядовых ходит? Ей звено можно доверить, а она даже пару не водит. Почему? Возмущенно бросает: - Не доверяешь!
- Дело совсем не в этом! - оправдывается Домущей.
Действительно, дело в другом, дело в наличии вакантных должностей. Нет их. Полк военного времени - единица не очень большая. Всего три эскадрильи, в каждой по три звена. Причем первое звено возглавляет лично комэск. Получается, что в эскадрилье по штату всего два командира звена.
- В чем же дело, Кузьмин, если не в недоверии? - спрашивает Зеленцов.
- В вакансии, - отвечает Домущей.- Нет у меня вакантной должности командира звена. Заняты все.
Звонит телефон. Домущей берет трубку и долго говорит с кем-то из штаба дивизии, может, с командиром, может, с начальником штаба - оба они полковники, а Домущей, обращаясь к командиру или начальнику, как и положено, называет его по званию. Но вот наконец трубка положена. Домущей молчит, считая, что дружеский, хотя и не очень приятный разговор с Зеленцовым окончен, ждет, что он сейчас спросит: "Ну что там? К чему-нибудь надо готовиться?" Но Зеленцов себе на уме. Говорит как бы между прочим:
- Извини, Кузьмич, за вмешательство, но я, как говорится, на правах друга, соседа и в порядке любопытства. Если бы должность была, ты бы Тамару назначил командиром звена?
- Безусловно! - великодушно соглашается Домущей.- И неосмотрительно попадает впросак: - Будет у тебя свободная должность, честно говорю, предложил бы Тамару на повышение. Не пожалел бы ради такого случая.
- Ловлю на слове, старый медведь, - хохочет Зеленцов.- Ловлю, дружище, на слове. Должность у меня есть, вопрос о Тамаре уже решен с руководством, и на днях будет приказ.
Домущей возмущен уже по-серьезному:
- Пройдоха! Чего же морочил мне голову?
- Мы же друзья, Кузьмич, - смеется Зеленцов.- Не мог я тебя обидеть. Но ты не жалей, это нужно для пользы дела, нашего общего дела.
Любит Домущей Зеленцова как летчика , как боевого товарища. Гордится его успехами, быстрым служебным ростом. Такой молодой, а уже командир полка, подполковник. Догнал Домущея, сравнялся со старым пилотом. Другой, возможно, обиделся, высказал бы все комдиву, а он - ничего, комдиву ни слова, а Зеленцову - звонок: "Поздравляю, Паша, с назначением". А вскоре еще звонок: "Поздравляю с очередным званием. Рад успехам твоим, подполковник. Больше того, будешь комдивом, рад буду служить под твоим знаменем".
- Знаю. Знаю, что нужно для дела, - ворчит Домущей.- Но будь на твоем месте кто-то другой, Тамары ему не видать. Объявил бы ему войну, добился отмены приказа. Но с тобой спорить не буду. Ладно. Пусть будет по-твоему. Ну и пройдоха же ты, Зеленцов!
И вот Константинова в новом полку, в эскадрилье капитана Евгения Иванова. Молодой командир растрогал ее своей внимательностью, чуткостью и чисто воинским отношением. Когда Тамара доложила о том, что она прибыла в его эскадрилью для прохождения службы, он крепко, по-мужски, пожал ей руку. "Встретил не как женщину, слабое и капризное существо, и даже не как летчицу, а как летчика", - с благодарностью подумала Тамара. И тем более это было приятно, что она слышала об Иванове как о смелом воздушном бойце, очень толковом ведущем.
- Место, где вы будете жить с вашим стрелком и дочкой, уже подготовлено. Располагайтесь, устраивайтесь, - сказал капитан.
И это была новая неожиданность. Тамара ждала, что разговор начнется о службе, полетах, делах - так ведь всегда бывает, а он вдруг сразу о дочке, удобствах... Получилось одновременно и по-фронтовому сурово, и по-домашнему тепло и трогательно. Тамара смутилась, растерялась.
- Вы знаете, что у меня есть дочка и что она находится здесь, на аэродроме? - спросила она и почувствовав, что задала нелепый вопрос, смутилась еще больше. Иванов же понял ее и, стремясь разрядить неловкость, пошутил:
- Кто же об этом не знает! Весь Ленинградский фронт. Полк Домущея тем и прославился, что в нем служит женщина-штурмовик, а при ней пятилетняя дочка.
И все, смущения, неловкости - как не бывало. Перед Тамарой уже не командир эскадрильи, известный на фронте летчик, герой, а просто хороший товарищ, заботливый друг.
- Не ожидала, товарищ капитан, не ожидала, - в тон Иванову, смеясь, говорила Тамара, - такое неуважение к коллективу, воспитавшему и взрастившему меня, теперь вашего летчика и даже командира звена. Вы что же, заслуги таких героев, как Мачнев, Паников, Обелов, Корчагин, не признаете? А ведь они мои учителя, воспитатели; не признавать их - не признавать и меня.
И разговор начался простой, задушевный.
- А начнем мы с двухместной машины, - сказал потом Иванов, - с проверки техники пилотирования. Это закон. Его не обойдешь. Да и зачем обходить, если от этого только польза?
Под колпаком по приборам потренируемся. Тоже надо. Прибалтика в отношении погоды, сами знаете, - гнилой угол: дожди, туманы, низкая облачность. Строем походим для тренировки и для знакомства - я должен знать вашу подготовленность. А потом - на боевое задание.
И опять началась боевая страда. В летной книжке Тамары такие ежедневные записи: "Штурмовой удар по зенитным батареям противника и удар по артбатареям", "Штурмовой удар по траншеям в районах Раушен, Шигиштиммен, Хабихтау, Бракупенен", "Удар по эшелону противника на железнодорожнолм перегоне", "Удар по танкам противника"... "Разведка..."
В эскадрилье Афанасия Мачнева Тамара летала в паре с Мачневым. В эскадрилье Евгения Иванова она летает в паре с Ивановым. По той же причине: она мастерски бомбит и стреляет, хорошо держится в строю, свободно маневрирует, не теряется в сложной огневой обстановке, она надежный товарищ. С Ивановым она летает и на разведку. Мысль использовать ее в качестве разведчика Иванову подал Зеленцов. Летая с Тамарой, он видел, как она ориентируется в воздухе, как знает район полетов, запоминает характерные ориентиры.
Вечерами, после напряженного летного дня, эскадрилья собирается вместе. Как правило, там, где живет командир. Или там, где Тамара и ее воздушный стрелок Мукосеева. Тепло у них и уютно. Потрескивают в печурке сухие поленца, пыхтит большой медный чайник. Здесь же, в кругу летчиков, вместе с Тамарой и Верочка. Летчики говорят о полетах, вспоминают погибших товарищей, мечтают о послевоенном времени. А Тамара спокойная, по-домашнему добрая, слушает их, разливает чай, ухаживает за ними. Будто сестра за братьями.
Они и любят ее как сестру. Любят и уважают. Ее душевной доброты, сердечности хватает на всех. Тамара делит с ними и опасность летной работы. И гордость за отлично выполненное задание, за удачный удар по объекту противника. И горечь утрат. И даже заботу о дочке - о ней беспокоится вся эскадрилья. Верочку любят все, а больше всех капитан Иванов. Он любит с ней разговаривать.
- О маме соскучилась? - спрашивает он Верочку, когда Тамара улетает без него с кем-то из летчиков.
- Соскучилась, - отвечает девчушка.- Все равно, пусть она полетает подольше.
- Верочка, - строго говорит командир эскадрильи и деланно сдвигает брови, - вижу, вы с мамой рассорились, и это меня беспокоит... В эскадрилье все должны быть дружны, один заступается за всех, все за одного.
- Не беспокойтесь, дядя Женя, у нас все хорошо, мы с мамой дружные, убеждает комэска Верочка.
- Почему же ты хочешь, чтобы она подольше летала?
Верочка отвечает не сразу, молчит, думает, открыть или не открыть секрет дяде Иванову, и наконец решается:
- Когда мама летает, я могу бегать везде. А при маме нельзя. Ругается: "Мины кругом, мины кругом... Взорвешься..."
Иванов нагибается, берет девочку на руки.
- Знаешь, Верочка, а ведь мама права, я хотел сказать тебе то же самое.
Верочка дружит со всеми, но больше всего с Ивановым. Бежит к нему даже от матери. Летчики смеются: "Неспроста это, товарищ командир, дети чувствительны..." Он отшучивается: - Верно, она чувствует отца-командира. Тамара его защищает, поддерживает:
- Не смущайтесь, товарищ капитан, любить детей - это большое счастье. Не каждому это дано. Я рада за вашу будущую жену и детей.
От души радовалась, но преждевременно... Не довелось Евгению Иванову испытать семейное счастье, любить жену, нянчить детишек.
...Им предстояла штурмовка опорного пункта противника. Этот пункт мешал продвижению наших войск, и его надо было разбить, подавить огневые точки. Полетели в составе шестерки Ил-2. Впереди капитан Иванов, рядом Тамара, его заместитель. Подполковник Зеленцов в ней не ошибся, она оказалась хорошим командиром звена, и ее снова повысили в должности, назначили заместителем командира эскадрильи, несколько раньше Тамара была награждена орденом Красного Знамени.
Капитан Иванов сделал все, чтобы внезапно выйти на цель: летчики соблюдали радиомаскировку, на последнем отрезке пути шли на малой высоте и только потом, сделав горку, поднялись на тысячу метров; прикрывались лучами солнца. Но враг был начеку, соблюдал постоянную бдительность. Зенитки начали бить значительно раньше, чем группа подошла к опорному пункту. Снаряды рвались вблизи боевого порядка, тугие ударные волны с силой били по фюзеляжам, крыльям, бросали машины вверх и вниз, сбивали их с курса.
- Атака! - скомандовал капитан Иванов. Разворотом влево Иванов отвалил от боевого порядка штурмовиков и бросил машину к земле. Вслед за ним развернулась Константинова.
И вот они на прямой. Тамара следит за ведущим, уточняет дистанцию. А зенитный огонь все плотнее. Особенно там, где идет Иванов. Он маневрирует, бесстрашно идет вперед. Вот пущены эрэсы. И вдруг на месте самолета яркая, словно молния, вспышка. И как молния мысль: "Попали, сбили..."
Всякое приходилось видеть, но такого Тамара еще не видела. Самолет Иванова развалился пополам. Две части его, словно две глыбы, мелькнули среди разрывов и вскоре пропали, скрылись на фоне земли. Потом, уже после полета, Тамара поразилась тому, что она даже не растерялась. А ведь на глазах погиб человек, близкий товарищ, командир эскадрильи. Мозг, будто машина, бесстрастно отметил: "Завтра надо будет приехать сюда. Сегодня же нужно сделать все, чтобы помочь наземным войскам выбить фашистов из этого опорного пункта. Затем Иванов и привел свою группу". В душе закипает лютая ненависть к врагу. Тамара жмет на кнопку радиосвязи.
- Командир погиб! Принимаю командование. Продолжать штурмовку!
Они сделали девять заходов. Много ли это? Много. Очень много. Тем более, что перед ними не стояла задача продержаться как можно дольше над целью. Эту задачу они поставили сами себе. И прежде всего Тамара. "Экономьте боеприпасы", - сказала она в эфир, и летчики поняли так, как и следует: каждая бомба, каждый реактивный снаряд, пушечный залп должен пойти только в цель, только на поражение.
Методично летчики делали заход за заходом, скрупулезно, оценивающе выбирали объекты, тщательно прицеливались и только тогда, когда были уверены, что бомба или снаряд пойдет куда следует, нажимали на кнопку электросброса или боевую гашетку. Тамара била спокойно, хладнокровно, расчетливо. И всегда, когда нажимала на кнопку, говорила сама себе: "За Василия!.. За командира!.."
Волю слезам она дала лишь на земле, на самолетной стоянке.
Огневые точки опорного пункта противника штурмовики буквально сровняли с землей, и наша пехота, поднявшись, быстро продвинулась вперед, освободила местность, где геройски погиб капитан Иванов. На розыск упавшей машины приехали командир полка, Константинова и еще несколько офицеров. Тамара быстро нашла место падения.
Передняя часть самолета вместе с кабиной летчика ушла глубоко в землю, задняя, со стрелком, была на поверхности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35