А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Когда летчики увидели первого штурмана, сидящего в кабине и держащего в руках веревки, протянутые к плоскостям, они невольно рассмеялись. Штурман напоминал извозчика с вожжами. И тем не менее люди гордились своей выдумкой: система действовала. Впрочем, действовала не безотказно. Были случаи, когда веревки, сбитые встречным воздушным потоком, запутывались, и мешки не срывались. И штурман, рискуя свалиться с крыла, сталкивал их рукой или ногой.
Нечто подобное случилось и у Бушуева с Константиновым. Правда, мешки были на бомбодержателях, а не на плоскости, не сверху, а снизу. Воздушным потоком мешок развернуло, самолет резко накренился, и летчику стало не под силу удерживать его в горизонтальном полете.
- Володя, бросай! - приказал Бушуев.
Константинов, поняв, что случилось, схватился было за тросы, но под самолетом была Волга, мешки могли упасть в воду.
- Попробуй дотянуть до берега! - закричал он.
Несмотря на усилия летчика, самолет заваливался на крыло, терял высоту. А тут еще ударили вражеские зенитные пулеметы.
- Володя, не теряй время, сбрасывай! - крикнул Бушуев.
- Подожди... минуту...- ответил Владимир.
Казалось, что он говорит с трудом, через силу. Обернувшись, летчик увидел, что штурман стоит на крыле и, схватившись левой рукой за борт передней кабины, правой тянется к ленте-расчалке, Бушуев хотел приказать ему вернуться назад, но понял, что его уже не вернешь и лучше ему не мешать. Из последних сил летчик старался удержать самолет от падения, а штурман пытался дотянуться до ленты-расчалки. Ледяной воздушный поток перехватывал дыхание, ослеплял, но штурман был уже близок к цели. Наконец он схватился за ленту и, держась за нее, с силой ударил ногой по мешку и повернул его в направлении полета. В тот же миг, видя, что береговая черта уже под самолетом, летчик дернул за шарики, укрепленные в его кабине, так же, как и в кабине штурмана. Груз упал туда, куда и было нужно.
22 ноября 1942 года. В полку идет митинг. За образцовое выполнение заданий командования, за проявленное при этом мужество и героизм личного состава полку присвоено звание гвардейского. Командир полка зачитал приказ народного комиссара обороны. Полк теперь именуется не 709-м, а 25-м гвардейским. Выступает комиссар Остромогильский:
- Дорогие товарищи! Присвоение полку высокого звания "гвардейский" совпадает с коренным переломом в боевых действиях наших войск в боях за Сталинград. Оборона закончилась. Защитники города на Волге стояли насмерть. И выстояли. Теперь наступают. Среди них и наша славная часть, наши славные воины. Спасибо вам, летчики, штурманы, техники и механики! Спасибо от имени Родины. Вы храбро и умело бились с врагом, защищая родной Сталинград. Теперь задача другая - не дать фашистам выйти из окружения...
"Да, мы бились отважно и храбро, - думает Владимир, - и умело. И мой командир Бушуев, и все мои боевые товарищи, однополчане: Балиашвили, Сысенко, Дудник, Воробьев, Сорокин, Ряховский, Сафонов, Кохановский..."
...Иван Балиашвили в полку не очень давно, с июня. Прибыл из истребительной части. Прибыл уже обстрелянным летчиком. Первое военное утро встретил он в Белоруссии, взлетал по тревоге: над аэродромом гудели немецкие бомбардировщики, их прикрывали истребители. Пара Ме-109 ходила над стартом, не давала взлетать нашим истребителям. Несколько И-16 все же взлетели. Завязался неравный бой. На землю падали немецкие самолеты и наши. Упал и самолет Балиашвили, летчик спасся на парашюте.
Недавний бой, участником которого оказался, помимо желания, Балиашвили, уже в этом полку, был на редкость неравным: одинокий тихоходный У-2 атаковали два истребителя. А Иван имел при себе особо важный пакет, предназначенный для командующего воздушной армией генерала Тимофея Тимофеевича Хрюкина. Не доставить пакет было просто нельзя. Уходя от прицельных очередей, Балиашвили крутился над верхушками сосен, маневрировал, повторяя извилины речек, лощин, наконец увидел церквушку. "Может, бог мне поможет", - подумал Иван и начал крутиться вокруг колокольни.
Помогло другое: хитрость и отвага пилота, высокая маневренность самолета У-2. Пытаясь атаковать его, фашист задел церквушку крылом. Обломки его самолета, покрывшие прицерковную площадь, охладили пыл второго фашиста: он ушел на свою территорию.
Так получилось, что этот, на редкость удивительный бой наблюдал сам командарм генерал Хрюкин, и когда Балиашвили передал ему особо важный пакет, он тепло, по-отечески обнял смелого летчика и крепко его расцеловал.
Балиашвили начал воевать на истребителях, а Дудник - на бомбардировщиках. В первое военное утро бомбил фашистов у переправы полноводного Буга. Был в составе девятки СБ - скоростных бомбардировщиков. В том же полете встретился с группой Ме-109. Был атакован, когда заходил на посадку. Ранен. Пулевое ранение в левую ногу, осколками - в правую. Машина тоже изранена, но сесть на ней было можно. Дудник сел, зарулил на стоянку, выключил моторы. Из кабины вылез с помощью техников.
Выйдя из госпиталя, воевал на У-2, но вначале в другом полку, выполнил там сто боевых вылетов. Потом пришел в 709-й, когда полк воевал под Валуйками, проявил себя смелым, тактически грамотным летчиком и вскоре возглавил эскадрилью, стал ее командиром.
Степан Романович Дудник - один из лучших разведчиков чести. На его самолет установили дополнительный бензиновый бак, и он, можно сказать, больше жил в небе, чем на земле. Разыскивал фашистские аэродромы, эшелоны с живой силой и техникой, мотоколонны... В какие переделки при этом ни попадал! Однажды чуть было к фашистам в лапы не угодил.
Это случилось уже здесь, под Сталинградом. С одним из полков У-2 была потеряна связь.
"Разыскать! Выяснить, где полк", - потребовал командующий. На разведку полетел Дудник, с ним вместо штурмана - офицер штаба воздушной армии.
Прибыли на аэродром, а полка там нет. Оказывается, полк взлетел по тревоге: в направлении аэродрома шла группа фашистских бомбардировщиков, и самолеты надо было вывести из-под удара. И как только Дудник приземлился, над аэродромом появились фашистские самолеты, засвистели бомбы. Потом показались танки. А Дудник не может запустить мотор своего самолета. Обстановка усложнялась с каждой секундой, и летчику оставалось одно бросить самолет и бежать. Но Дудник не бросил. И вот винт закрутился, мотор заработал, самолет взлетел.
Саша Халипский - заместитель комэска. Как и его командир Степан Дудник, он много летал на разведку, добывал данные в интересах штаба фронта. В меру уравновешенный, в меру отчаянный летчик, а главное, постоянно боеготовый. На любое задание шел как на работу, хотя и видел идет подчас на явную гибель. Это и спасало его - спокойствие, умение владеть собой в невероятно сложных условиях обстановки. Это и было причиной его боевых успехов.
Однажды полк получил задачу уточнить линию фронта южнее Сталинграда, а точнее, местонахождение передовых отрядов танковой группы противника, идущей на помощь окруженным фашистским войскам. На разведку вышел летчик Халипский и штурман эскадрильи Иван Лукьянов. День был пасмурный, высота облачности двести метров. Пересекли линию фронта, углубились, походили, посмотрели - ничего необычного.
Вернулись, кружат над своими войсками близ линии фронта - отдохнуть от огня надо, подумать, что делать дальше, и вдруг видят сигналы с земли: туда не ходите, собьют. А согласно последним данным, там своя территория. Пилота и штурмана осенило: а не там ли фашистские танки?
Не ошиблись. Там, в ложбине, и нашли скопление вражеской техники. Приземлившись в расположении нашей танковой бригады, доложили результаты разведки. И меры были приняты незамедлительно.
Вот какие они, друзья-однополчане, комсомольцы и коммунисты. Храбрые, благородные люди, для которых защита народа и честь своего государства превыше всего на свете.
Многие остались на поле великой битвы, но ни один из них не поступился своей честью, ни один из них не погрешил против совести до последнего удара сердца. И сейчас они, точно живые, в строю одержавших победу: летчики Бекаревич и Парфенов, Жуков и Дунин, Заплаткин и Коршаков, Чуваркин и Неделько, Кохановский и Железнов; штурманы -Слепов и Марченко, Шамшуров и Зелюкин, Бибиков и Гаркуша, Михеев и Кувичко; механики - Егоров, Радионов, Борисов... Люди, стоявшие насмерть.
А Виктор Шибанов и Николай Маркашанский живы. Они не вернулись с боевого задания 19 августа после бомбежки переправы через Дон. Товарищи видели: их самолет горел и шел со снижением. Что же случилось?
...Снаряд разорвался под левой плоскостью, отбил элерон, ударил летчика в левую руку. От боли, тошноты все поплыло перед глазами. Обессиленно прислонился к борту,
- Коля, я ранен...
- Я тоже, - ответил штурман.- Развернемся или пойдем на цель?
- Пойдем на цель.
Они уже многое видели, имели опыт, поэтому и сохранили уверенность, силу духа. Переправа уже близка, и вдруг резкий хлопок, взрыв, из-под сиденья - пламя. Что случилось? Сработала САБ. Воздушный поток вырвал ее из кабины, раскрыл парашют, бросил его на хвост самолета. У-2 загорелся.
И опять они не свернули, так и летели, освещенные собственной бомбой. Когда отбомбились, летчик выполнил переворот. Как он и предполагал, бомба с хвоста сорвалась, но самолет горел. По горящей машине немцы открыли огонь. Снаряд разорвался почти под мотором. Осколки ударили по ногам летчика. Отказало управление самолетом. Мотор начал работать с перебоями. Накренившись в левую сторону, самолет неудержимо понесся к земле.
Им повезло. Они упали на своей территории. Здесь были наши разведчики, они и оказали первую помощь. Сейчас летчик и штурман в госпитале. Пишут. Ждут не дождутся, когда возвратятся в родной авиаполк, в родной коллектив.
Выступает майор Хороших:
- Сталинградская битва... Как, чем, какой мерой можно измерить титанический труд советского народа, напряжение физических и моральных сил наземных войск, авиаторов, отданных достижению победы...
Владимир вспоминает бессонные, не дающие отдыха дни, суровые ночи боев. Они бомбили фашистские танки в посадках, обрамлявших сталинградский Центральный аэродром; бомбили войска в поселке тракторного завода; артиллерийские позиции и наблюдательные пункты на Мамаевом кургане, господствующей высоте города, в районе завода "Красный Октябрь". Много ночей бомбили войска фашистов, прорвавшиеся к заводу "Баррикады". При вспышках разрывов бомб Владимир видел, что не было там живого места, все было вспахано бомбами, артиллерийскими снарядами, минами.
25 октября высота облачности была всего двести метров. Ходить на этой высоте - это значит быть под обстрелом не только "эрликонов", пулеметов, но и автоматов. Что делали Бушуев и Константинов? Направляясь к городу, они входили в нижнюю кромку облаков и, маскируясь в них, ориентируясь по свету пожаров, по лучам прожекторов, выходили на цель, снижались, бомбили и снова ныряли в облачность. Так совершили пять вылетов.
Выполняя задачу по срыву железнодорожных перевозок противника, они бомбили эшелоны на станциях Гумрак, Басаргино, Карповская, Криволузгинская, бомбили на перегонах, в депо, тупиках. Сбросив зажигательные бомбы на станцию Криволузгинская, они неожиданно обнаружили бронепоезд. Бомбить уже было нечем. Снизившись до пятидесяти метров, они начали носиться над целью, обстреливать ее из пулемета, освещать ракетами. И расчет оправдался: сверху повисла светящая бомба - цель увидел другой экипаж.
29 октября, в холодную ветреную ночь, они летали на станцию Басаргино, выкуривали немцев из станционного здания - так и стояла задача: выкурить на мороз! Они взяли на борт зажигательные бомбы. Первый заход был неудачным, бомба упала с недолетом. Бушуев и Константинов снизились до высоты сто пятьдесят метров, и вторая бомба угодила точно в цель. Здание охватило пожаром.
С наступлением заморозков по Волге пошла шуга - первый молодой лед, разбитый течением. А это новая трудность для катеров Волжской флотилии, которые и без того несли потери от артиллерийского обстрела противника. И на полк У-2 легла еще большая нагрузка по снабжению всех трех плацдармов, на которых стояли насмерть бойцы дивизий Гурьева, Людникова, Родимцева, Горохова. Наконец Волгу сковало льдом, и переброска грузов стала обязанностью только авиаторов. Это были трудные полеты. Мешки сбрасывали с высоты двадцати -тридцати метров, от огня врага укрывались за высоким берегом Волги...
Спустя двадцать лет после Сталинградской битвы ветераны 709-го (25-го гвардейского) полка получат письмо от члена Военного совета - начальника политуправления Белорусского военного округа генерал-лейтенанта Владимира Александровича Грекова. Он напишет:
"Вы, вероятно, помните, в октябре - ноябре 1942 года, севернее тракторного завода, в районе поселков Спартановка и Рынок, в полуокружении дралась часть сил 62-й армии. В Орловке до начала октября сражалась 115-я отдельная стрелковая бригада. С выходом немцев на тракторный завод 15 октября 1942 года остатки этой бригады влились в группу войск под командованием полковника С. Ф. Горохова (124-я и 149-я бригады, которые бессменно до конца сражения удерживали поселки Спартановка и Рынок).
Группа Горохова выжила, устояла, не допустила немцев к Волге в значительной степени благодаря самоотверженной боевой работе и транспортировке грузов летным составом вашего полка бесстрашных".
Прочитав это письмо, Владимир вспомнит свои огненные полеты, вспомнит бои, ставшие испытанием его духовных и физических сил, профессионального мастерства, стойкости, мужества. Сражаясь за Сталинград, Владимир совершил 330 боевых вылетов, награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды, повышен в должности - назначен штурманом звена, стал офицером, младшим лейтенантом. Эти полеты, бои, это суровое время одновременно явились для него и испытательным сроком на высокое звание коммуниста. В августе он стал кандидатом в члены партии, а в январе, в период завершения Сталинградской битвы, - коммунистом, активным членом партии.
Фронтовые дороги
Тамару назначили в роту связи на Волховском фронте. Ей дали полуторку, в помощники девчонку-шофера, Нину Корнееву, маленькую, живую, веселую. "Странно, - думала Тамара, - рота связи, а занимается в основном доставкой снарядов на линию фронта". И еще одна необычность: за исключением командира и двух его помощников, все бойцы - девушки. Подразделение расположено в небольшой деревушке, расквартировано по домам. Тамара живет вместе с Ниной. Сколько людей в роте и сколько машин, сказать трудно. Все время они в разъезде.
- Расстояние до линии фронта определяем не километрами, а днями-ночами, - поясняет командир роты, невысокий смугловатый капитан Власенко. Говорит он не громко, не спеша, без лишних слов. При этом смотрит прямо в глаза то Нине, то Тамаре. Очевидно, затем, чтобы внимательно слушали.- Почему днями-ночами? Все зависит от погоды. Когда из-за дождей дороги размыты, ехать трудно. Скорость - будто пешком идешь. От погоды зависит и деятельность немецкой авиации. От нее - наша деятельность. О "мессершмиттах" слышали? Их и надо остерегаться. Гоняются за каждой автомашиной. Чтобы не привлекать их внимание, ездим не колоннами, а чаще одиночно, иногда, самое большее, по две-три машины...
Дорога к фронту... Бесконечная, в рытвинах и ухабах. Войны здесь не было, но по дороге прошли тысячи машин, и покрытие, рассчитанное, может, на десять - пятнадцать лет, пришло в негодность за месяцы. Слева и справа, примыкая к основной, асфальтированной, тянутся дороги грунтовые.
Рытвины, ухабы, воронки чуть ли не на каждом шагу. И Тамара ведет машину осторожно, аккуратно. Толчки, тряска, большая скорость опасны: снаряды могут взорваться. Лучше всего ездить не днем, а ночью. Никто тебя не увидит, никто не атакует. Но и здесь есть свои минусы: в темноте можно въехать в канаву, воронку от бомбы. А фары включить нельзя: закон прифронтовой маскировки.
Надсадно ревя на ухабах и рытвинах, машина упорно идет вперед, минуя села, деревни, деревушки в десять - пятнадцать дворов, церквушки с погостами. Дорога бежит то по краю болота, то по опушке леса, то средь ржаного поля. Хлеба уже сжаты, убраны, поле щетинится жнивьем, почерневшим от влаги, но их сладковатый, щекочущий в горле запах еще парит над землей, мешаясь с военным - запахом гари и взрывчатки.
Тамара сидит за рулем, Нина - рядом. Она отдыхает. Едут молча. В пути не до разговоров. Тамара внимательно смотрит вперед, выбирая места, где можно екать быстрее. Время от времени она переводит взгляд на карту-двухкилометровку, лежащую у нее на коленях. За картой могла бы следить и Нина, но такой у них уговор: тот, кто сидит за рулем, все и делает, за все отвечает. Иначе какой же отдых другому?
Иногда они останавливаются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35