Пел хорошо. И летчик был прирожденный, и методист отменный. Все Тамару учил, командир-воспитатель.
- Запомни, - говорил Паников, - боевой порядок подразделения в воздухе, его монолитность, сплоченность - основа успеха, победы, вместе с тем это и гарантия от всяких случайностей. Тебе нужны примеры? Пожалуйста. Назову самый последний: лейтенант Харламов в бою с "мессершмиттами" не смог удержаться в строю, оторвался, попал под огонь. Результат: тяжелое ранение. Жить будет, летать - нет. Итак, сохранение боевого порядка, сохранение своего места в строю - это, Тамара, закон.
- Еще, Тамара, закон, - поучал он, - постоянная требовательность к себе. Запомни, постоянная! Летчик никогда не должен расслабляться, если он на фронте. Устал ты, не выспался, горе у тебя непомерное, но если уж ты сел в самолет, ты - в первой степени боеготовности. Устремления, воля, мысли все сконцентрировано, все нацелено на полет, на выполнение боевого задания. Летчик, требовательный к себе, никогда не упустит машину на взлете, а Ростислав Долинский упустил, потерял направление. Результат знаешь сама: самолет разбит, летчик получил тяжелую травму. Летать больше не сможет.
Еще закон - безусловное знание района аэродрома в радиусе двести километров. На память, Тамара! На чистом листе бумаги надо на память чертить систему линейных и площадных ориентиров, их правильное расположение. Твердо знать расстояния, время полета и курсы от аэродрома до крупных характерных ориентиров. Знать расположение целей, по которым придется действовать сегодня и завтра, их нумерацию. Для чего это нужно? Предположим, ты летишь штурмовать цель номер один, а тебя перенацеливают на одиннадцатую. Не копаясь в карте, ты должна мысленно представить себе эту цель, вспомнить, где она находится, и безошибочно взять на нее курс.
Хороший учитель был Паников, очень хороший летчик. Быстро стал командиром эскадрильи. Командовал третьей, а летать приходилось и с первой, где раньше был командиром звена. И погиб на глазах у первой, у старых своих товарищей: Левы Обелова, Бори Чекина, Тамары Константиновой...
С аэродрома Ястребино они поднялись в составе шестерки. Им предстояла штурмовка переднего края в районе Нарвы. Погода стояла плохая: дымка, низкая облачность. Полетели без сопровождения. Зачем оно, если такая погода? А над целью погода оказалась получше, облачность немного повыше. Этим и воспользовались немецкие истребители.
Выполнив боевое задание, штурмовики собрались и пошли на свою территорию. В этот момент и появились "мессеры". Шестерка. Их заметили сразу, группа сомкнулась. Немцы сделали пять или шесть атак, но все они были отбиты.
И все же бой для грозной и для очень тяжелой машины Ил-2 с легким, маневренным и скоростным Ме-109 - это бой неравный. Скорость штурмовика у земли немногим более трехсот, у истребителя - пятьсот. Уйти все равно не удастся. Единственное, что могли предпринять наши пилоты, - это усложнить условия атаки по их самолетам маневрированием.
Бой был уже над нашей территорией, когда один из фашистов скользнул под строй штурмовиков и атаковал ведущего снизу. Очевидно, летчик был ранен, а машина повреждена. Паников вел свой "ил" со снижением, но силы, наверное, оставили пилота, самолет потерял управление и взорвался, врезавшись в землю,
"Правильно ли мы действовали? - переживает Тамара.- Все ли мы сделали в том бою, чтобы его не сбили, вообще никого не сбили?"
Они сделали все, что могли. Ошибок не было. И все-таки Паников сбит, а все остальные пришли на поврежденных машинах. Они могли бы встать в оборонительный круг, и немцы, возможно, ушли бы ни с чем. Но могло быть и хуже: посадка на чужой территории без горючего, - а оно было на исходе гибель всей группы.
Да, они действовали правильно. Но истребитель есть истребитель, он и создан для воздушного боя. Штурмовик, встретясь с истребителем, нападать может лишь в исключительных случаях, при благоприятных для этого условиях: если истребитель окажется в передней его полусфере, перед пушками летчика. В основном же штурмовик обороняется, причем огонь ведет только стрелок из своего пулемета. Но поражаемая дальность пулемета штурмовика значительно меньше поражаемой дальности пушек истребителя. "Мессершмитт" может стрелять по Ил-2 с дистанции пятьсот метров и более, оставаясь при этом неуязвимым.
Конечно, не женское это дело, война. Мужчинам и то нелегко, а Тамаре тем более. Трудности на каждом шагу. Прежде всего, неустроенность, жизнь кочевая. Но она привыкла. Так вроде и надо. За роскошь считает, если живет в деревенской избе, и здесь же поблизости - банька.
И к труду своему Тамара привыкла. Нелегкое дело водить "летающий танк", но она втянулась и даже не замечает, как это трудно. "Я сильная, говорила она генералу, командиру учебно-тренировочного полка, когда тот отговаривал ее учиться летать на "иле", - у меня крепкие руки..." Действительно, она оказалась сильной, выносливой. Мужчины устают подчас от непомерной летной нагрузки, а она ничего, держится. Больше того, всегда работоспособна, бодра, уверена в себе.
К постоянной опасности тоже привыкла - все время ведь под огнем, над чужой территорией, в боях с "мессершмиттами", зенитками, в борьбе с собой, со своими нервами. Привыкла, закалилась.
Ко всему можно привыкнуть и очерстветь при этом. Душой очерстветь, сердцем. И такое бывает. И, надо сказать, бывает со многими. В полку погиб летчик, старшина Шахов. Тамара почти не знала его, видела несколько раз, и все, вместе летать не приходилось. Вроде бы посторонний для нее человек, но гибель его больно отозвалась в сердце. И не потому, что Василия вспомнила, а потому, что жаль не успевшего пожить парня, почти юношу.
Нет, Тамара не очерствела. Прежней осталась: чуткой к чужому горю, отзывчивой, мягкой, душевной. Она скучает о дочке, скорбит о погибшем муже. Беспокоится о брате. Писал, радовался, что будет летать на новой машине, строил планы, восторгался данными "ила", а потом поутих, присмирел. Тамара написала ему, спросила, в чем дело. Ответил коротко, ясно: переучиванию конца не видать... Надо успокоить его, сказать, что сейчас время иное, не сорок первый год, когда в бой ходили порой без достаточной подготовки. Сказать-то можно, а поймет ли...
Спасибо друзьям, не дают голову вешать, духом падать, отвлекают от дум тяжелых и мрачных. Бывало, скажут: "Пойдем, Тамара, на вечер, что дома скучать..." В полку вечера отдыха бывают нередко. Артисты иногда приезжают с концертами. Художественная самодеятельность выступает. А в основном, вечера - это танцы.
Любит Тамара на танцы ходить. Целый день ведь на аэродроме пропадает, целый день в рабочем комбинезоне, в тяжелых кирзовых сапогах. А тут единственная возможность! - можно одеться легко и красиво: туфли, юбка, новенькая гимнастерка с погонами, со звездочками. Приятно ходить в гимнастерке: и лейтенантские звездочки видно, и орден Красной Звезды.
Приятно Тамаре на людей посмотреть, на то, как они в редкие часы досуга веселятся - летчики, техники, девушки - оружейницы, мотористки, парашютоукладчицы. Приятно и грустно. Молодежь кругом, а ей уже двадцать пять. Мачнев, командир эскадрильи, и то моложе на целых три года. И другие тоже: Чекин, Обелов, Масленников...
- Пойдем, Тамара, покружимся, - приглашает Обелов.
Чуткий, добрый товарищ Лева Обелов. И девчонок не забывает, и с Тамарой танцует. Все смотрят на них, когда они вместе: рослые оба, красивые, видные, и оба летчики. Причем Обелов уже командир эскадрильи. Недавно назначили вместо погибшего Паникова. Но дело, конечно, не в этом. Просто она благодарна Обелову за внимательность, чуткость. Всегда он подойдет, когда особенно нужно, когда на душе тяжело.
Вот рядом кружат с девчатами Мачнев и Чекин: раскрасневшиеся лица, задорные, озорные глаза. Словно и не было четыре часа назад жестокого боя, тяжелых минут.
Сколько их было, этих тяжелых минут! Этих на всю жизнь запомнившихся боевых эпизодов, случаев, когда жизнь висела на волоске и попавший в беду товарищ нередко доходил до дома лишь потому, что рядом были друзья, настоящие, преданные, для которых нет выше закона: сам погибай, а товарища выручай.
Хотя бы вот этот случай. Четыре летчика - Обелов, Чекин, Коротков и Константинова получили боевое задание - проштурмовать вражеские войска. Группу возглавил Обелов, заместителем, как и обычно, был Чекин. Так они летают всегда: Обелов - командиром, Чекин - заместителем. Так и по должностям они рядом шагали.
В том знаменательном для них вылете Обелов был еще заместителем комэска. Как и всегда, он вышел на цель, строго соблюдая свой принцип: нагрянуть неожиданно, ударить с ходу. И как всегда, немного увлекся, излишне задержался над целью. Сделай он четыре захода на цель, как и предписывалось, и немецкие истребители, возможно, их не настигли бы. Обелов же сделал шесть.
Погода стояла солнечная, видимость, как говорят летчики, миллион на миллион, безгранична, как по горизонту, так и по вертикали. Спрятаться некуда. Не успев еще снизиться, чтобы хоть как-то замаскироваться, затеряться на фоне земли, группа шла на высоте восьмисот метров. В этот момент и настигла ее шестерка ФВ-190. А до линии фронта более семидесяти километров, двадцать минут полета.
До этого Тамара встречалась только с Ме-109, знает их сильные и слабые стороны, привыкла к ним, если так можно сказать в отношении вражеских истребителей. С "фокке-вульфами" еще не встречалась. И вот встретилась. У нее поневоле екнуло сердце. В боях с нашими истребителями, особенно с Як-3, они не очень зарекомендовали себя - тяжеловаты, маломаневренны. Но в бою со штурмовиками и бомбардировщиками, где маневренность не так уже важна, а важен пушечный залп, к сожалению, зарекомендовали: четыре пушки, бьющие залпом, чего-нибудь да стоят...
Настигнув штурмовиков, фашисты ринулись в атаку. Все было на их стороне: и численное превосходство, и тактически выгодное положение возможность почти беспрепятственно атаковать штурмовиков снизу, - и то, что под крылом своя территория: можно, если возникнет необходимость, оставить машину, спастись на парашюте. Атакуя машину Обелова, фашист стремился прежде всего сбить ведущего группы. И своего добился: снаряд попал в водяной радиатор. "Фоккер" все же отвалил, получив хороший заряд от стрелка. Но дело было сделано. Радиатор расположен внизу, под ногами пилота, и кипяток стал хлестать в кабину. Нестерпимо жгло ноги, руки, лицо. Пар, густо наполнивший кабину, мешал видеть обстановку воздушного боя, своих ведомых. Но Обелов терпел и страстно желал одного, чтобы вода не ушла из системы, чтобы мотор не сгорел, не заклинился. Но воды оставалось все меньше и меньше, и мотор, перегреваясь, начал терять силу, перестал тянуть самолет с нужной скоростью. "Из-за меня могут сбить и других!" - подумал Обелов и подал команду:
- Всем немедленно уходить!
"Как он мог такое сказать? - в душе возмутилась Тамара.- И подумать, что мы оставим его на съедение?" Очевидно, так подумал и Чекин. Он не вышел вперед, не возглавил, как это положено, группу, а подал команду: "Змейка". Обелов как шел, так и остался впереди, продолжая вести свою группу, а группа, имея избыток в скорости, стала ходить над ним "змейкой", прикрывая командира огнем, не подпуская к нему вражеских летчиков.
Получив моральную и огневую поддержку, Обелов воспрянул духом и сделал все возможное, чтобы помочь товарищам и стрелку Николаю Касьянову. Когда Николай закричал: "Пулемет отказал! Утыкание!..", он сразу понял причину: мешок, в который падают стреляные гильзы, наполнился доверху.
- Сними мешок!-приказал он Касьянову.- Или разрежь его. Быстро!..
Николай выполнил указание командира, и пулемет заработал.
Так, прикрывая своего командира, отбиваясь от наседавших фашистов, они шли до линии фронта, шли, казалось, целую вечность, целых двадцать минут. И все двадцать минут под непрерывным огнем.
Ко всему Тамара привыкла... Достойно, вместе со всеми выдержала этот неравный, смертельный бой, нечеловеческое напряжение и не дрогнула, не спасовала, сражалась уверенно, дерзко. А когда Обелов вышел из кабины, обожженный, черный от усталости и хриплым, клокочущим басом сказал: "Спасибо, друзья!", не выдержала: разрыдалась откровенно, по-женски безудержно.
И еще один эпизод. Недавний. Группа в составе шести экипажей - Мачкев, Обелов, Чекин, Харламов, Масленников и Константинова -выполняла задание по сопровождению пехоты в наступлении. Так как удар был по переднему краю, истребителей сопровождения не было.
Когда штурмовка закончилась, сзади появилась четверка Ме-109. Обрушились неожиданно и в самый опасный момент: экипажи, выйдя из последней атаки, не успели сомкнуться, наладить огневое взаимодействие в группе. Впереди шел Мачнев, его догонял Обелов, другие были еще на подходе к ведущему. Тамара шла последней и была еще далеко, а первый удар, как известно, всегда приходится по последнему. И фашисты уже заходили в атаку.
Все решали секунды. Мачнев это увидел, понял, какая опасность грозит Константиновой, и сразу принял решение: прикрыть ее, отсечь от нее атаку вражеских истребителей. Он мог приказать это любому из летчиков, но никто лучше его, он был уверен в этом, не видел всей остроты ситуации, а чтобы ее увидеть, оценить, принять решение на атаку и выполнить маневр, надо было иметь какой-то минимум времени. Но его уже не было...
- Обелов, выйди вперед! Всем подтянуться немедленно! Приготовиться к бою! - скомандовал Мачнев.
Его намерения поняли все, поняла и Тамара. Он прибрал обороты мотора, чтобы уменьшить скорость, чтобы как можно скорее оказаться над ее самолетом. Она, напротив, увеличила ее и быстро нырнула под его самолет. Замыкающим стал Мачнев. Его стрелок и встретил фашистов. Но силы слишком неравны. Один против четверых. У них восемь пушек, у него только один пулемет. В данном случае, когда атакуют сзади, летчик может лишь маневрировать, уходить от прицельных ударов. И все время стремиться вперед, догонять своих товарищей, уходить под огонь пулеметов воздушных стрелков, под их защиту.
Он и стремился. Но не успел. Четыре Ме-109 атаковали его слева, справа, снизу и сверху, подбили самолет.
Штурмовики были уже над своей территорией, и фашисты вернулись назад, преследовать не стали. Подбитый штурмовик Мачнева упал на болото. Это летчика и спасло. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы довелось приземлиться на лес, на окопы, на поле, изрытое снарядами, бомбами.
О том, что Мачнев жив, стало известно не сразу, а спустя какое-то время: три или четыре часа. А тогда никто из группы не сомневался, что Мачнев погиб. Так думали летчики, так и доложили командиру полка. И можно только представить, что было с Тамарой, пока она не узнала, что Мачнев жив и здоров и скоро прибудет в часть. Она считала, что командир погиб из-за нее, из-за ее, как ей казалось, нерасторопности, неправильных действий в сложной обстановке.
Ко всему можно привыкнуть: к тяготам фронтовой жизни, к постоянной опасности, но к тому, что товарищ погиб из-за твоей оплошности, привыкнуть нельзя, невозможно.
Огонь на себя
Лев Обелов идет на разведку. Его задача - сфотографировать оборону противника на одном из участков фронта. Вместе с ним в группе прикрытия идет и Тамара. Она должна посмотреть, как будет действовать разведчик. Как он будет строить маневр при заходе на цель, фотографировать...
Обелов, развернув карту, инструктирует Тамару:
- Чтобы сфотографировать оборону противника, надо точно над ней пройти. Вот эта прямая между двумя точками - линия боевого пути. Ее длина тридцать - тридцать два километра, это шесть минут полета. На столько хватает пленки. Все шесть минут надо идеально выдерживать скорость, курс, высоту. Иначе снимки не получатся. "Шелохнулся", - начинай все сначала.
Это не первая их беседа, и Тамара ясно представляет себе, как летчик включает фотоаппаратуру над первой заданной точкой, то есть в начале боевого пути. Но до выхода в точку, на пути в два-три километра, он подправляет курс, уточняет его. Этот путь так и называется: участок уточнения боевого курса. Уже на этом участке противник открывает огонь по разведчику. Бьет и по тем, кто его сопровождает, но больше всего по нему. Из всех видов оружия. Здесь нужны железные нервы.
Обычно в помощь Обелову, когда он идет на разведку, придается группа подавления огневых средств противника - лучшие летчики-штурмовики. Сопровождая Обелова, они подавляют на его пути огневые точки противника, не дают им сбить самолет-разведчик. В группу подавления огневых средств, как правило, входит шесть летчиков. Сегодня среди них Константинова, а ведет группу прикрытия Ворис Чекин.
Для прикрытия Обелова назначены и истребители. Тоже шестерка. И тоже самые лучшие летчики. Их обязанность: не допустить к разведчику вражеских истребителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
- Запомни, - говорил Паников, - боевой порядок подразделения в воздухе, его монолитность, сплоченность - основа успеха, победы, вместе с тем это и гарантия от всяких случайностей. Тебе нужны примеры? Пожалуйста. Назову самый последний: лейтенант Харламов в бою с "мессершмиттами" не смог удержаться в строю, оторвался, попал под огонь. Результат: тяжелое ранение. Жить будет, летать - нет. Итак, сохранение боевого порядка, сохранение своего места в строю - это, Тамара, закон.
- Еще, Тамара, закон, - поучал он, - постоянная требовательность к себе. Запомни, постоянная! Летчик никогда не должен расслабляться, если он на фронте. Устал ты, не выспался, горе у тебя непомерное, но если уж ты сел в самолет, ты - в первой степени боеготовности. Устремления, воля, мысли все сконцентрировано, все нацелено на полет, на выполнение боевого задания. Летчик, требовательный к себе, никогда не упустит машину на взлете, а Ростислав Долинский упустил, потерял направление. Результат знаешь сама: самолет разбит, летчик получил тяжелую травму. Летать больше не сможет.
Еще закон - безусловное знание района аэродрома в радиусе двести километров. На память, Тамара! На чистом листе бумаги надо на память чертить систему линейных и площадных ориентиров, их правильное расположение. Твердо знать расстояния, время полета и курсы от аэродрома до крупных характерных ориентиров. Знать расположение целей, по которым придется действовать сегодня и завтра, их нумерацию. Для чего это нужно? Предположим, ты летишь штурмовать цель номер один, а тебя перенацеливают на одиннадцатую. Не копаясь в карте, ты должна мысленно представить себе эту цель, вспомнить, где она находится, и безошибочно взять на нее курс.
Хороший учитель был Паников, очень хороший летчик. Быстро стал командиром эскадрильи. Командовал третьей, а летать приходилось и с первой, где раньше был командиром звена. И погиб на глазах у первой, у старых своих товарищей: Левы Обелова, Бори Чекина, Тамары Константиновой...
С аэродрома Ястребино они поднялись в составе шестерки. Им предстояла штурмовка переднего края в районе Нарвы. Погода стояла плохая: дымка, низкая облачность. Полетели без сопровождения. Зачем оно, если такая погода? А над целью погода оказалась получше, облачность немного повыше. Этим и воспользовались немецкие истребители.
Выполнив боевое задание, штурмовики собрались и пошли на свою территорию. В этот момент и появились "мессеры". Шестерка. Их заметили сразу, группа сомкнулась. Немцы сделали пять или шесть атак, но все они были отбиты.
И все же бой для грозной и для очень тяжелой машины Ил-2 с легким, маневренным и скоростным Ме-109 - это бой неравный. Скорость штурмовика у земли немногим более трехсот, у истребителя - пятьсот. Уйти все равно не удастся. Единственное, что могли предпринять наши пилоты, - это усложнить условия атаки по их самолетам маневрированием.
Бой был уже над нашей территорией, когда один из фашистов скользнул под строй штурмовиков и атаковал ведущего снизу. Очевидно, летчик был ранен, а машина повреждена. Паников вел свой "ил" со снижением, но силы, наверное, оставили пилота, самолет потерял управление и взорвался, врезавшись в землю,
"Правильно ли мы действовали? - переживает Тамара.- Все ли мы сделали в том бою, чтобы его не сбили, вообще никого не сбили?"
Они сделали все, что могли. Ошибок не было. И все-таки Паников сбит, а все остальные пришли на поврежденных машинах. Они могли бы встать в оборонительный круг, и немцы, возможно, ушли бы ни с чем. Но могло быть и хуже: посадка на чужой территории без горючего, - а оно было на исходе гибель всей группы.
Да, они действовали правильно. Но истребитель есть истребитель, он и создан для воздушного боя. Штурмовик, встретясь с истребителем, нападать может лишь в исключительных случаях, при благоприятных для этого условиях: если истребитель окажется в передней его полусфере, перед пушками летчика. В основном же штурмовик обороняется, причем огонь ведет только стрелок из своего пулемета. Но поражаемая дальность пулемета штурмовика значительно меньше поражаемой дальности пушек истребителя. "Мессершмитт" может стрелять по Ил-2 с дистанции пятьсот метров и более, оставаясь при этом неуязвимым.
Конечно, не женское это дело, война. Мужчинам и то нелегко, а Тамаре тем более. Трудности на каждом шагу. Прежде всего, неустроенность, жизнь кочевая. Но она привыкла. Так вроде и надо. За роскошь считает, если живет в деревенской избе, и здесь же поблизости - банька.
И к труду своему Тамара привыкла. Нелегкое дело водить "летающий танк", но она втянулась и даже не замечает, как это трудно. "Я сильная, говорила она генералу, командиру учебно-тренировочного полка, когда тот отговаривал ее учиться летать на "иле", - у меня крепкие руки..." Действительно, она оказалась сильной, выносливой. Мужчины устают подчас от непомерной летной нагрузки, а она ничего, держится. Больше того, всегда работоспособна, бодра, уверена в себе.
К постоянной опасности тоже привыкла - все время ведь под огнем, над чужой территорией, в боях с "мессершмиттами", зенитками, в борьбе с собой, со своими нервами. Привыкла, закалилась.
Ко всему можно привыкнуть и очерстветь при этом. Душой очерстветь, сердцем. И такое бывает. И, надо сказать, бывает со многими. В полку погиб летчик, старшина Шахов. Тамара почти не знала его, видела несколько раз, и все, вместе летать не приходилось. Вроде бы посторонний для нее человек, но гибель его больно отозвалась в сердце. И не потому, что Василия вспомнила, а потому, что жаль не успевшего пожить парня, почти юношу.
Нет, Тамара не очерствела. Прежней осталась: чуткой к чужому горю, отзывчивой, мягкой, душевной. Она скучает о дочке, скорбит о погибшем муже. Беспокоится о брате. Писал, радовался, что будет летать на новой машине, строил планы, восторгался данными "ила", а потом поутих, присмирел. Тамара написала ему, спросила, в чем дело. Ответил коротко, ясно: переучиванию конца не видать... Надо успокоить его, сказать, что сейчас время иное, не сорок первый год, когда в бой ходили порой без достаточной подготовки. Сказать-то можно, а поймет ли...
Спасибо друзьям, не дают голову вешать, духом падать, отвлекают от дум тяжелых и мрачных. Бывало, скажут: "Пойдем, Тамара, на вечер, что дома скучать..." В полку вечера отдыха бывают нередко. Артисты иногда приезжают с концертами. Художественная самодеятельность выступает. А в основном, вечера - это танцы.
Любит Тамара на танцы ходить. Целый день ведь на аэродроме пропадает, целый день в рабочем комбинезоне, в тяжелых кирзовых сапогах. А тут единственная возможность! - можно одеться легко и красиво: туфли, юбка, новенькая гимнастерка с погонами, со звездочками. Приятно ходить в гимнастерке: и лейтенантские звездочки видно, и орден Красной Звезды.
Приятно Тамаре на людей посмотреть, на то, как они в редкие часы досуга веселятся - летчики, техники, девушки - оружейницы, мотористки, парашютоукладчицы. Приятно и грустно. Молодежь кругом, а ей уже двадцать пять. Мачнев, командир эскадрильи, и то моложе на целых три года. И другие тоже: Чекин, Обелов, Масленников...
- Пойдем, Тамара, покружимся, - приглашает Обелов.
Чуткий, добрый товарищ Лева Обелов. И девчонок не забывает, и с Тамарой танцует. Все смотрят на них, когда они вместе: рослые оба, красивые, видные, и оба летчики. Причем Обелов уже командир эскадрильи. Недавно назначили вместо погибшего Паникова. Но дело, конечно, не в этом. Просто она благодарна Обелову за внимательность, чуткость. Всегда он подойдет, когда особенно нужно, когда на душе тяжело.
Вот рядом кружат с девчатами Мачнев и Чекин: раскрасневшиеся лица, задорные, озорные глаза. Словно и не было четыре часа назад жестокого боя, тяжелых минут.
Сколько их было, этих тяжелых минут! Этих на всю жизнь запомнившихся боевых эпизодов, случаев, когда жизнь висела на волоске и попавший в беду товарищ нередко доходил до дома лишь потому, что рядом были друзья, настоящие, преданные, для которых нет выше закона: сам погибай, а товарища выручай.
Хотя бы вот этот случай. Четыре летчика - Обелов, Чекин, Коротков и Константинова получили боевое задание - проштурмовать вражеские войска. Группу возглавил Обелов, заместителем, как и обычно, был Чекин. Так они летают всегда: Обелов - командиром, Чекин - заместителем. Так и по должностям они рядом шагали.
В том знаменательном для них вылете Обелов был еще заместителем комэска. Как и всегда, он вышел на цель, строго соблюдая свой принцип: нагрянуть неожиданно, ударить с ходу. И как всегда, немного увлекся, излишне задержался над целью. Сделай он четыре захода на цель, как и предписывалось, и немецкие истребители, возможно, их не настигли бы. Обелов же сделал шесть.
Погода стояла солнечная, видимость, как говорят летчики, миллион на миллион, безгранична, как по горизонту, так и по вертикали. Спрятаться некуда. Не успев еще снизиться, чтобы хоть как-то замаскироваться, затеряться на фоне земли, группа шла на высоте восьмисот метров. В этот момент и настигла ее шестерка ФВ-190. А до линии фронта более семидесяти километров, двадцать минут полета.
До этого Тамара встречалась только с Ме-109, знает их сильные и слабые стороны, привыкла к ним, если так можно сказать в отношении вражеских истребителей. С "фокке-вульфами" еще не встречалась. И вот встретилась. У нее поневоле екнуло сердце. В боях с нашими истребителями, особенно с Як-3, они не очень зарекомендовали себя - тяжеловаты, маломаневренны. Но в бою со штурмовиками и бомбардировщиками, где маневренность не так уже важна, а важен пушечный залп, к сожалению, зарекомендовали: четыре пушки, бьющие залпом, чего-нибудь да стоят...
Настигнув штурмовиков, фашисты ринулись в атаку. Все было на их стороне: и численное превосходство, и тактически выгодное положение возможность почти беспрепятственно атаковать штурмовиков снизу, - и то, что под крылом своя территория: можно, если возникнет необходимость, оставить машину, спастись на парашюте. Атакуя машину Обелова, фашист стремился прежде всего сбить ведущего группы. И своего добился: снаряд попал в водяной радиатор. "Фоккер" все же отвалил, получив хороший заряд от стрелка. Но дело было сделано. Радиатор расположен внизу, под ногами пилота, и кипяток стал хлестать в кабину. Нестерпимо жгло ноги, руки, лицо. Пар, густо наполнивший кабину, мешал видеть обстановку воздушного боя, своих ведомых. Но Обелов терпел и страстно желал одного, чтобы вода не ушла из системы, чтобы мотор не сгорел, не заклинился. Но воды оставалось все меньше и меньше, и мотор, перегреваясь, начал терять силу, перестал тянуть самолет с нужной скоростью. "Из-за меня могут сбить и других!" - подумал Обелов и подал команду:
- Всем немедленно уходить!
"Как он мог такое сказать? - в душе возмутилась Тамара.- И подумать, что мы оставим его на съедение?" Очевидно, так подумал и Чекин. Он не вышел вперед, не возглавил, как это положено, группу, а подал команду: "Змейка". Обелов как шел, так и остался впереди, продолжая вести свою группу, а группа, имея избыток в скорости, стала ходить над ним "змейкой", прикрывая командира огнем, не подпуская к нему вражеских летчиков.
Получив моральную и огневую поддержку, Обелов воспрянул духом и сделал все возможное, чтобы помочь товарищам и стрелку Николаю Касьянову. Когда Николай закричал: "Пулемет отказал! Утыкание!..", он сразу понял причину: мешок, в который падают стреляные гильзы, наполнился доверху.
- Сними мешок!-приказал он Касьянову.- Или разрежь его. Быстро!..
Николай выполнил указание командира, и пулемет заработал.
Так, прикрывая своего командира, отбиваясь от наседавших фашистов, они шли до линии фронта, шли, казалось, целую вечность, целых двадцать минут. И все двадцать минут под непрерывным огнем.
Ко всему Тамара привыкла... Достойно, вместе со всеми выдержала этот неравный, смертельный бой, нечеловеческое напряжение и не дрогнула, не спасовала, сражалась уверенно, дерзко. А когда Обелов вышел из кабины, обожженный, черный от усталости и хриплым, клокочущим басом сказал: "Спасибо, друзья!", не выдержала: разрыдалась откровенно, по-женски безудержно.
И еще один эпизод. Недавний. Группа в составе шести экипажей - Мачкев, Обелов, Чекин, Харламов, Масленников и Константинова -выполняла задание по сопровождению пехоты в наступлении. Так как удар был по переднему краю, истребителей сопровождения не было.
Когда штурмовка закончилась, сзади появилась четверка Ме-109. Обрушились неожиданно и в самый опасный момент: экипажи, выйдя из последней атаки, не успели сомкнуться, наладить огневое взаимодействие в группе. Впереди шел Мачнев, его догонял Обелов, другие были еще на подходе к ведущему. Тамара шла последней и была еще далеко, а первый удар, как известно, всегда приходится по последнему. И фашисты уже заходили в атаку.
Все решали секунды. Мачнев это увидел, понял, какая опасность грозит Константиновой, и сразу принял решение: прикрыть ее, отсечь от нее атаку вражеских истребителей. Он мог приказать это любому из летчиков, но никто лучше его, он был уверен в этом, не видел всей остроты ситуации, а чтобы ее увидеть, оценить, принять решение на атаку и выполнить маневр, надо было иметь какой-то минимум времени. Но его уже не было...
- Обелов, выйди вперед! Всем подтянуться немедленно! Приготовиться к бою! - скомандовал Мачнев.
Его намерения поняли все, поняла и Тамара. Он прибрал обороты мотора, чтобы уменьшить скорость, чтобы как можно скорее оказаться над ее самолетом. Она, напротив, увеличила ее и быстро нырнула под его самолет. Замыкающим стал Мачнев. Его стрелок и встретил фашистов. Но силы слишком неравны. Один против четверых. У них восемь пушек, у него только один пулемет. В данном случае, когда атакуют сзади, летчик может лишь маневрировать, уходить от прицельных ударов. И все время стремиться вперед, догонять своих товарищей, уходить под огонь пулеметов воздушных стрелков, под их защиту.
Он и стремился. Но не успел. Четыре Ме-109 атаковали его слева, справа, снизу и сверху, подбили самолет.
Штурмовики были уже над своей территорией, и фашисты вернулись назад, преследовать не стали. Подбитый штурмовик Мачнева упал на болото. Это летчика и спасло. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы довелось приземлиться на лес, на окопы, на поле, изрытое снарядами, бомбами.
О том, что Мачнев жив, стало известно не сразу, а спустя какое-то время: три или четыре часа. А тогда никто из группы не сомневался, что Мачнев погиб. Так думали летчики, так и доложили командиру полка. И можно только представить, что было с Тамарой, пока она не узнала, что Мачнев жив и здоров и скоро прибудет в часть. Она считала, что командир погиб из-за нее, из-за ее, как ей казалось, нерасторопности, неправильных действий в сложной обстановке.
Ко всему можно привыкнуть: к тяготам фронтовой жизни, к постоянной опасности, но к тому, что товарищ погиб из-за твоей оплошности, привыкнуть нельзя, невозможно.
Огонь на себя
Лев Обелов идет на разведку. Его задача - сфотографировать оборону противника на одном из участков фронта. Вместе с ним в группе прикрытия идет и Тамара. Она должна посмотреть, как будет действовать разведчик. Как он будет строить маневр при заходе на цель, фотографировать...
Обелов, развернув карту, инструктирует Тамару:
- Чтобы сфотографировать оборону противника, надо точно над ней пройти. Вот эта прямая между двумя точками - линия боевого пути. Ее длина тридцать - тридцать два километра, это шесть минут полета. На столько хватает пленки. Все шесть минут надо идеально выдерживать скорость, курс, высоту. Иначе снимки не получатся. "Шелохнулся", - начинай все сначала.
Это не первая их беседа, и Тамара ясно представляет себе, как летчик включает фотоаппаратуру над первой заданной точкой, то есть в начале боевого пути. Но до выхода в точку, на пути в два-три километра, он подправляет курс, уточняет его. Этот путь так и называется: участок уточнения боевого курса. Уже на этом участке противник открывает огонь по разведчику. Бьет и по тем, кто его сопровождает, но больше всего по нему. Из всех видов оружия. Здесь нужны железные нервы.
Обычно в помощь Обелову, когда он идет на разведку, придается группа подавления огневых средств противника - лучшие летчики-штурмовики. Сопровождая Обелова, они подавляют на его пути огневые точки противника, не дают им сбить самолет-разведчик. В группу подавления огневых средств, как правило, входит шесть летчиков. Сегодня среди них Константинова, а ведет группу прикрытия Ворис Чекин.
Для прикрытия Обелова назначены и истребители. Тоже шестерка. И тоже самые лучшие летчики. Их обязанность: не допустить к разведчику вражеских истребителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35