А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Зачем — горушка? Дом у меня там собственный об одну светелку, прикупил я вовремя. Торчит над городом, как поганка на тонкой ножке, вход заколочен, окошки узенькие. Гляди себе сверху, сколько влезет, ни единая душа и не приметит.— Под твою ответственность! — строго проговорил командор, уже понимая, что слова лишние: уж чего-чего, а ответственности у бродячего менестреля было не более чем у бездомного пса.Харр по-Харрада вздохнул и с убитым видом протянул принцессе руку. 20. Два талисмана Узенькое, точно бойница, окошко располагалось на уровне пола, и мона Сэниа, бросив куртку на пыльные доски, устроилась на ней, с хорошо скрываемым равнодушием обозревая раскинувшиеся внизу плоские крыши чужедальнего становища, зеленеющего, точно весенний огород. Зелень, действительно, была повсюду: в кадках и горшках по краям крыш, вьюнками — по стенам, даже из окон торчала щетинистая поросль, точно волосы из ноздрей у тролля. Глянцевитые плитки, которыми были крыты ближайшие строения, перила, даже статуи на одном из домов — все приятно отливало теплыми нефритовыми тонами.Неплохо бы и на Игуане завести такое.В кривых проулочках время от времени проскальзывали тени, тоже зеленоватые; прохожие жались к стенкам, торопливо перебегая от дома к дому. И — неестественная тишина, ни топота стражников, ни говора толпы, ни лошадиного ржания.— Впечатление такое, будто город замер, точно завороженный, — заметила принцесса. — Здесь всегда так? Харр! Ты хоть в окно погляди!— Нагляделся. — Харр, присевший на какой-то узел с тряпьем посреди светелки, даже не шелохнулся.С тем же отрешенным видом, что и в первые дни после своего возвращения с Ала-Рани, он теперь ждал только, когда же, наконец, его отпустят на родимую Тихри, чтобы больше никогда, никогда, никогда не вспоминать об этой проклятой земле, по которой когда-то ступали узенькие сандалии с алыми ремешками.Мона Сэниа угадала его тоскливое нетерпение, нахмурилась: уж если кому и было невтерпеж, так это ей самой. Не разглядывать же этот пришибленный городишко она сюда прилетела, в самом деле! Сейчас ей нужно было только быстренько приметить побольше всяких подробностей, о которых можно будет по возвращении повествовать добрый час, а то и больше.— Ты бы все-таки рассказал мне, чьи дома гут внизу. Потом и отпущу.Менестрель вздохнул так, что из-под потолка сорвался клок паутины и, призрачно колеблясь, закружил в воздухе, подхваченный сквозняком.— А один хрен, все они зеленюкой заросшие, внутрь не проглянешь. А отличка у них проста: с телесами окамененными поверху — это аманта стенового; с елками шипастыми — лесового. Подале, где крыша гнутая, точно спина у горбаня, хоромина гостевальная для пришлых менял купецких. А вот прямо под низом у тебя — да ты высунь-то голову, не робей — то и есть рокотанщикова домина. Ишь, красотой велел себя окружать несказанной, козлина трухлявый, а вот теперь остался один как перст, даром, что ему мудродейка напророчила еще тридцать лет без единого году… Да ты вот в покрывальце какое закутайся — барахла-то я натаскал сюда немеряно — да по становищу и поброди, чать не обидят.Было очевидно, что толку от него больше ни малейшего не добьешься.— Ладно, — сказала мона Сэниа. — Лети себе на все четыре стороны.— Зачем — на четыре? Мне бы в степь мою родимую, строфионами потоптанную. Где ж еще лучше забыться, как не в травушке духмяной?— Да, да, — рассеянно отвечала принцесса, как-то ненароком отмечая, что никакой особой красоты в этом домике, что располагался прямо под окошком, сверху не наблюдалось: перильца зеленые, башенка самая обыкновенная посреди крыши. Честно говоря, даже убого…А вот это уже интересно:— Смотри-ка, Харр, а от твоего рокотанщика кто-то выходит!Не дождавшись ответа, она обернулась. Так. Воспользовался ее разрешением и поспешил унести ноги. И даже не попрощался — да какой спрос с вечного бродяги! Теперь и ей следовало поторопиться, но неистребимое любопытство заставило ее еще раз глянуть вниз. Харр ведь сказала, что рокотанщик теперь одинок. Выходило — нет.Закутанная с ног до головы в пестрое покрывало дородная фигура вышеупомянутому козлу принадлежать никак не могла. Судя по плавным, хотя и торопливым движениям — дама состоятельная, не просто служанка. Между прочим, направляется прямо сюда, к Харровой «поганке», опасливо хороня под одеждами что-то не слишком объемистое, но, несомненно, ценное. Вот пропала из вида — зашла под входной навес.Внизу стукнуло, натужно заскрипело; судя по гулким шагам, незнакомка вошла. А ведь стоит ей подняться, застать незваную гостью, и визгу будет на все становище… Ни секунды не раздумывая, мона Сэниа уже была на пустынной улочке. На всякий случай глянула наверх.Округлая каменная башня с редкими окнами-бойницами круто вздымалась вверх, увенчанная широкой нашлепкой, на которой и гнездилась та продуваемая всеми ветрами светелка, где они с Харром сидели всего минуту тому назад. Разглядывать эту «поганку», как величал ее сам хозяин, времени не было, и принцесса острожно двинулась вокруг башни. Ага, дверь. Доски прибиты крест-накрест, но, оказывается, только для вида: сквозь образовавшуюся щель видна пестрая ткань, слышится торопливое шебуршание. Мона Сэниа стукнула костяшками пальцев по доске — все стихло.— Не скажешь ли ты мне, добрая женщина… — начала она, и тут же дверь и грохотом распахнулась настежь:— Пошла прочь, побируха!М-да. Юрг как-то заметил, что это только на первый взгляд контакт между женщинами устанавливается гораздо легче, чем между мужчинами.— Я ищу ворожейку, у которой можно купить амулет приворотный, — сколь возможно миролюбивее проговорила принцесса. — Вот и подумала, не живет ли она в дому сем диковинном…— Не водилось тут отродясь мудродеек, мой это дом, мой, господином моим Гарпогаром завещанный!Мона Сэниа с изумлением разглядывала незнакомку, замершую на пороге с видом дикой кошки, защищающей вход в свое логово. И глаза кошачьи, желтоватые. Какие-то узелки прижаты к груди. Молода, несмотря на пышные, не девичьи формы. Была бы даже миловидна, если бы не волосы, прямо от переносицы рыжим мыском перекрывающие лоб. И сколько же на ней понавешено…Неужели — Махида? Тогда просто бесчеловечно будет не открыть ей, что жив-здоров ее ненаглядный. Но расспросов тогда посыплется видимо-невидимо, а ей ведь надо торопиться. Значит — не сейчас, через день-другой она сюда вернется, когда все окончательно выяснится на Невесте.Только вот почему она назвала менестреля Гарпогаром?Принцесса машинально дотронулась до хрустального колокольчика, висевшего у нее на шее — безотказный амулет верно служил ей во всех странствиях, позволяя воспринимать чужую речь как свою.— А почему…Договорить она не успела — Махида, как коршун, ринулась на нее, вцепилась в отвороты куртки и рывком втащила в дом. Захлопнула дверь.— Отвечай, курва гололобая, отколь на тебе Гарпогаров ожерелок? Поперед м'сэймов на дно прорвы спустилась, мертвяков обобрала?Принцесса спокойно перехватила ее руки, развела в стороны — как-никак не встречала она еще женщины, способной с ней силой меряться.— Уймись, — проговорила она хладнокровно, — ожерелий таких целый десяток. Вся наша дружина в них.Она намеренно не сказала: «моя», чтобы избежать лишних вопросов. Но Махида, поняв ее по-своему, недоверчиво прищурилась:— Врешь. Чтобы господин мой Гарпогар бабу под свое начало принял… Да и не одного вы племени: и рожей ты не по-евоному светла, и пальцев-то на руке поболее.— Глазастая ты, Махида, — усмехнулась принцесса. — Ну, гляди тогда: у кого ты еще такой меч видала?Трудно сказать, что произвело большее впечатление: точно угаданное имя или сверкнувшее голубой сталью драгоценное оружие, но только в следующий миг Махида уже лежала у ног растерянной джасперянки, торопливо срывая с себя бесчисленные ожерелья, запястья и наушные цепочки.— Возьми… Все возьми… И еще добавлю — помоги только!— Помогу. Но не сегодня. Жди через два дня на этом же месте.— Помоги сейчас! Поздно будет! Знал бы господин наш, что отказываешь — ввек не простил бы!Принцесса с трудом удержалась, чтобы не скрипнуть зубами.— Ладно. Говори, в чем беда, только быстро, — проговорила она, убирая меч в ножны.Махида вскочила, пинком отправила свои узелки вместе со сброшенными на пол побрякушками под лестницу — там уже виднелась порядочная куча такого добра; бесцеремонно надвинула моне Сэниа капюшон на лоб и потащила ее прочь из дома, не забыв крутым боком поддать дверь, чтобы та надежно захлопнулась.— А далеко ли…— Молчи! Рядом туточки. Да пригнись пониже, уж больно ты ликом непутева, еще примут за м'сэймову лазутчицу…Вот уж что ей совсем было ни к чему, так это чтобы ее еще за кого-нибудь приняли. Она и так согласилась выполнить Махидину просьбу только потому, что чувствовала: дольше будет объясняться; дело-то явно немудреное, всего несколько секунд и займет. А потом — к маггирам!Под ногами мелькали камешки, какая-то зеленоватая крошка; мона Сэниа старалась не поднимать головы. Перед нею возникла стена с окошком, ну конечно, Махида притащила ее обратно к рокотанщикову дому. Стук, скрежет, распахнулась дверка — и навстречу хлынул запах, тошнотворная вонь людского стойла. Черные небеса, как только Харр выдерживал такое!— Ну, говори, в чем дело? — процедила она, задерживая дыхание.— Побожись сперва, что ни един человек не узнает того, что ты сейчас увидишь! — свистящим шепотом потребовала Махида.— Раньше надо было предупреждать… Ну ладно, клянусь.— Именем господина нашего Гарпогара поклянись!— Мы его как-то привыкли величать рыцарем Харром по-Харрадой. Это я к слову. Клянусь именем.— Слушай тогда: чтобы рокотаны сладкозвучными получались, пожелал Иофф, пердун душной, красотой несказанной себя окружить… Вот и присоседили к нему Мадиньку нашу да еще одного скопчика сладкомордого — он-то ее и выдал, на наследство дедово позарился. Только не впрок ему то пошло: сказывают, перед тем как господина нашего в прорву скинули, кто-то из амантовой челяди навострил ему стрелу прям в глаз, тут он, гад, и окочурился. А Иофф тут такой вой поднял, что с горбанями холощеными родимчики приключились: мол, ни в жисть не притронется к рокотанам, коли последней красы его возлюбленной лишат. А рокотаны — это ж прибыль какая всем амантам зелогривским!..Она внезапно оборвала свой торопливый шепот и, схватив принцессу за руку, потащила ее по каким-то закоулкам; в их полутьме никакой особой красоты мона Сэниа опять же не заметила (или проворная Махидушка успела все перетаскать в Харрову «поганку»), но вот пол был гладкий, вощеный, и вздымающийся при каждом шаге медово-кипарисовый дух как мог, старался заглушить запах старческого немытого тела и подмоченной постели. Махида отдернула полог, зазвеневший крупным бисером, и пропустила гостью вперед.Обшитая золотистыми досочками светелка, по углам толстые нити, натянутые меж полом и потолком; у дальней стены низенькое ложе, а по полу — сплошное тряпье бесформенными кучками, над которыми бесшумно парили голубые светляки. Мона Сэниа обратила к своей проводнице недоуменный взгляд, но та, оттолкнув ее, нырнула в комнатку и, припав к полу, запричитала:— Опять навострилась бежать, болезная, а куда побежишь, ежели цепка держит?Свет сквозь оконце, заставленное горшками с зеленью, проникал скудно, и только хорошенько приглядевшись можно было различить, что на полу простерлось щуплое полудетское тело, прикрытое тряпками.— Вот как уйду, так замотается всей одежкой, что под руку попадет, и норовит пятки намылить. Все тоскует да младенчиком своим бредит, будто жив он.— Постой, Махида, так это…— Тс-с-с! Не велено даже имени вслух произносить. Вымолил ее Иофф у амантов; они, свою корысть блюдя, и отдали ее под зарок, чтоб жила она в дому токмо для погляда, будто истукан окамененный. Хорошо я рядом крутилась, выходить ее вызвалась, возвернуть ее красоту несказанную. Только какая тут краса, коли цепкой зелененой к полу приковали, теперь как помрет, придется доску вырезать да так с оковой и хоронить.— Слушай, давай ее хоть на постель отнесем!Погодь. Я на тую нужду тебя позвала, что один только Гарпогаров меч мог бы путы ее разрубить. У тебя, кажись, такой же — ослобони подружку мою, яви милость!— Да о чем ты говоришь, тут и меча не потребуется.Она торопливо вытащила из-за пояса свой миниатюрный, специально для нее изготовленный десинтор, наклонилась над лежащей, брезгливо отодвинута в сторонку тряпки, чтобы не вспыхнули. Зелененое ножное запястье, к которому была примкнута цепь, свободно охватывало истончившуюся щиколотку, настолько узенькую, что казалась выточенной из кости. Инстинктивно страшась дотронуться до такого безжизненно-холодного на вид тела, мона Сэниа оттянула скользкую цепочку и, переведя калибратор на самый тонкий луч, полоснула им по кольцу. Маленькая молния сверкнула в полутьме, и голубые светляки, шарахнувшись вверх, влипли в потолок.Махида бесстрашно подсунула руку чуть не под самый разряд, дернула цепь — кольцо послушно развалилось надвое. Она без малейшего усилия подхватила на руки беспамятную подружку, понесла на постель, благодарно бормоча:— Щас тебя выведу, погоди чуток, только водицей ее сбрызну…— О том не заботься, сама дорогу найду, — успокоила ее принцесса. — А как с делами своими разберусь, приду снова. Лекаря приведу искусного.— Лекарь ей не надобен, — горестно покачивая головой, возразила Махида. — Жизнью она истекает, все от тоски по младенчику своему загубленному…— Да жив ее маленький, жив! — не выдержала принцесса. — Так и скажи ей, когда очнется. Орет за двоих, сосет молоко за четверых, зубешки уже прорезалисьЧто-то замелькало вверху — светляки с пронзительным жужжанием выметывались в окошко. А Махида, потрясенная, отмахивалась, как от наваждения — не верила.— Мы ж ни одной ночи спокойно проспать не могли, пока его в отдельную горницу не выставили, — для пущей убедительности добавила принцесса. — Харр говорит, Эзерисом его нарекли…— Харр? Говорит?— И этот жив-здоров. Такие вот дела.— Где?! — Махида рванулась к ней так. что загудели-зазвенели струны, натянутые по углам.— Если я не ошибаюсь, в данный момент он направляется в свои родные края. — Она не могла вдаваться в подробности, и так времени было потеряно сверх всякой меры. — И все, все на сегодня. Вернусь — расскажу, что смогу. И о вас позабочусь.Она бросилась к двери, задернула за собой бисерную занавеску и только тогда, сделав еще один шаг, перенеслась для начала совсем недалеко, под лестницу Харрова жилища. Теперь оставалось привести себя в надлежащий вид: стащить куртку, завернуть в нее меч и одним движением переправить все это на Игуану, в заветное свое место на пустынном восточном мысу. Потом она вытянула из груды накраденного Махидушкой добра длинный шарф, обмотала вокруг пояса и надежно запрятала под него десинтор. Если маггиры заартачатся, можно будет вместо предъявления своих полномочий пальнуть в потолок сигнальным разрядом, зрелище впечатляющее.Хотя нет, еще примут за нападение. Что же придумать? Ау, неслышимый мой? Что-то и на этой земле от него подсказки не дождешься. А, была, не была, дело секундное…Еще шаг, и из подлестничного мрака она перенеслась прямо на обласканную солнышком вершину Алэлова холма. Маленький король, присев на корточки, сосредоточенно следил за тем, как пяток явно несовершеннолетних свяничей, елозя на брюхе, полировали собственной шелковой шерсткой овальную лазуритовую пластину.— Прости мою назойливость, о мудрый властитель, — чертовски неловко просить обратно то, что было отдано без всяких оговорок, — но не позволишь ли мне на недолгое время взять у тебя ракушечный талисман? Он сейчас у тебя не в работе, а я верну его через несколько минут, честное слово!Алэл отечески улыбнулся видя, что ее смущение неподдельно:— Он — твой.— Благодарю! — И, замирая от страха, что время безнадежно упущено, ринулась туда, где должна была быть уже давно: в укромный грот, оставленный ею вчерашним вечером… Или утром? Совсем запуталась в этой постоянно круговерти дня и ночи.Ее тело вошло в душистую темноту, как в теплое море; на миг ей даже померещилось блаженное состояние невесомости. Незримая пряная сказочность колдовских владений так и манила опуститься на дно, забыться хотя бы на краткое время, чтобы изгнать из себя остатки воздуха рокотанова жилища, где все было напитано миазмами медленного умирания.Она встряхнулась, машинально оправила мятое платье и ринулась прочь из своего потаенного грота, раздвигая лицом и грудью ласковые вьюнки. Сад, так поразивший ее при солнечном свете, в ослепительном ночном сиянии был и вовсе неописуем. Настоянный серебром воздух был недвижен, и все-таки каждый лист трепетал, отбрасывая зеркальные блики; затаившиеся днем и остающиеся невидимыми и сейчас, крылатые обитатели лиственных зарослей сливали свои трели, щебет, воркование и трескотню в гармоничный гул, словно каждый отдельный звук был придирчиво подобран гениальным дирижером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55