А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Поэтому эти вопросы отрабатывались на бригаде самым тщательным образом. Мы понимали, насколько это будет важно при совместных минных постановках в плохую видимость или ночью.
Дело, конечно, нелегкое, но все были вознаграждены красотою — иначе и не скажешь, именно красотою! — и четкостью совместных эволюции всех заградителей. Смотришь и любуешься, сердце радуется. Наблюдая, как выполняют эволюции заградители, начальник Морских сил Дальнего Востока М. В. Викторов как-то сказал:
— Маневрируют четко, красиво, как линкоры.
Более высокую оценку трудно заслужить.
Один за другим вступали в строй новые корабли. Постепенно налаживался и наш быт. Заботами командования бригады почти весь командный состав получил ордера на жилье. И мы стали строить грандиозные, дерзкие по своему замыслу планы устройства личной жизни. Атмосфера была до предела насыщена мечтами о приезде жен, детей, о домашнем уюте, о всем том, что называется семейным счастьем и так дорого каждому. Думали-гадали, где и как приобрести самое необходимое. Постепенно все устроилось. Можно было вызывать семьи.
Получив вызов и собрав свой немудреный багаж, жены Головко, Михайлова и моя выехали во Владивосток. Об этом они сообщили нам телеграммой. Поезда обычно опаздывали на несколько суток. Поэтому наша троица — Головко, Михайлов и я — решила дежурить по очереди на квартире Михайлова на Посьетской, недалеко от железнодорожного вокзала, а накануне приезда — всем там ночевать.
Всю ночь мы не спали, места себе не находили, волновались, как юнцы. Часа три ждали на перроне вокзала. Наконец-то появился поезд, а вот и пятый вагон. В окно видим дорогие, взволнованные лица. Радости и счастью нашему не было границ…
Нам дали трое суток отпуска на устройство домашних дел. Они пролетели молниеносно. Надо было возвращаться на корабль. Когда через несколько дней я вернулся с моря, в дверях комнаты нашел записку: «Ключ там, где условились. Начала работать в политическом управлении. Не волнуйся. Все хорошо. Зоя». Так поступали жены многих моих товарищей. Никто из женщин не хотел сидеть дома.
Своими силами личный состав бригады на острове Русском построил летнюю дачу для детского сада. Этим садом многие годы заведовала жена Петра Павловича Михайлова.
В 1937 году в нашей стране широко развернулось патриотическое движение женщин-энтузиасток, которые по призыву Валентины Хетагуровой, не страшась трудностей, отправились на Дальний Восток помогать обживать и перестраивать этот богатейший край. Но это было несколько позже…
Приехавшие к нам жены тоже стремились внести свой посильный вклад в общее дело. Хотя женщинам было очень нелегко на новом месте, все невзгоды они переносили стоически. В борьбе с трудностями, в совместной напряженной работе росла и крепла настоящая дружба. Такая дружба истинна и бесценна.
Как только вступил в строй последний минный заградитель, бригада ушла для боевой подготовки в залив Суходол. Освоили залив Стрелок, все бухты, включая залив Америка, затем залив Славянский, побывали во всех уголках Амурского залива вплоть до Посьета.
Часто плавали в тумане, не имея никаких электронавигационных приборов. Показаниям лагов полностью доверять было нельзя: на вертушку наматывалась морская трава, в изобилии плавающая в море. Поэтому самым верным показателем скорости были обороты машин. От того, насколько точно машинисты держали заданные обороты, зависела точность счисления. К чести машинистов, они были на высоте.
Для боевой подготовки уходили на длительные сроки, возвращались в базу лишь пополнить запасы угля и продовольствия. Часто даже не сходили на берег, не имели возможности побывать дома. Ошвартуешься, бывало, к стенке, а на дом свой только поглядишь.
Корабельные штурмана после каждого похода приходили ко мне со своими отчетными кальками. Мы их совместно анализировали, искали причины, повлиявшие на точность счисления. Постепенно накапливался опыт, росло штурманское мастерство.
Уже в период переоборудования кораблей выявились высокие командирские качества многих их командиров. Особенно хочется сказать о командире «Ставрополя» Марине. Этот человек имел богатый и разносторонний морской опыт, который сказывался во всем. Как-то так получалось, что заводские работы, производившиеся силами личного состава; на его корабле шли наиболее споро, размещение экипажа в кубриках, оборудование ходового мостика и многое другое было более рациональным.
После окончания ремонта кораблям часто приходилось подходить к причалам, швартоваться. И здесь все увидели, что лучше всех это делает Марин. Он швартовался быстрее всех, с минимальным реверсом. Хорош был на этом корабле и комиссар Александр Гольдштейн, тот самый Саша, с которым мы по комсомольской мобилизации в числе пятисот комсомольцев Москвы в декабре 1922 года были посланы па Балтийский флот. Пожалуй, именно это удачное сочетание прекрасного командира корабля и опытного комиссара позволило «Ставрополю» по морской культуре, организации службы и боевой подготовке выйти вперед.
Вступив в строй, минные заградители форсированными темпами стали отрабатывать организацию службы, которую, как и курсы и перечни упражнений по боевой подготовке по каждой специальности, штабу бригады и флагманским специалистам — Андрееву, Брезинскому, Головко, Парийскому, Соколову пришлось разрабатывать самостоятельно. В этой области большую работу проделали старпомы минных заградителей Каратаев, Кремов и командиры кораблей Новиков, Марин.
Все работали с огоньком, словно одержимые, месяцами не сходя на берег. Корабли часто выходили в море, отрабатывали совместное плавание, организацию минных постановок в дневных, а затем и в ночных условиях, в сложных условиях погоды.
Обычно, совершив совместное продолжительное плавание в заливе Петра Великого и маневры при постановке условных линий минных заграждений, мы шли в бухту Суходол, заливы Славянский, Америка, где производили фактическую постановку учебных мин, качество которой определялось прежде всего точностью счисления, контролировавшегося обсервацией мест поставленных в начале и в конце каждой линии мин. Все собранные данные накладывались на общую карту, со штурманами производился тщательный анализ, выявлялись ошибки каждого, каждому давалась оценка, которую докладывали командованию бригады. Такая методика применялась при любом совместном плавании.
Стала заметно повышаться штурманская культура. Но нам очень мешало отсутствие электромеханических лагов. Ломали голову, как выйти из создавшегося положения. Наконец, набравшись храбрости, я пошел к начальнику штаба бригады и предложил ему послать меня в командировку в Ленинград, где, как мне было известно, в лаборатории Кудревича испытывались несколько советских электромеханических лагов.
— Если вы пошлете меня в командировку, то Кудревич, с которым мне приходилось не раз встречаться, вникнув в наше положение, обязательно даст нам для трех минных заградителей три лага. Уверен, что даст, — горячо доказывал я Басистому необходимость такого шага.
— А еще в чем вы уверены? — не без иронии спросил Николай Ефремович.
— В том, что начальник гидрографии даст нам хронометры, нужное число отечественных магнитных компасов и мы наконец сможем выбросить всю иностранную музейную рухлядь. Уверен и в вашей поддержке, так как другого выхода нет.
— Штурман, вы неисправимый фантазер и витаете где-то в облаках. Все командировки на запад запрещены и расцениваются как «чемоданные настроения»…
— Товарищ начальник штаба, позвольте доложить? Если в командировку нельзя, то отпустите в отпуск.
— Какой может быть отпуск?! Года не прошло…
— Мне отпуск положен еще за 1931 год. Я не использовал его, хотя мне и предоставляли путевки в санаторий…
Задумался начальник штаба. Молчит. Вышел я из каюты обескураженный. Последняя надежда раздобыть лаги и компасы рухнула. А без них не может быть и речи о повышении точности путеисчисления.
Через два дня меня вызвал Васильев. Вхожу в каюту. Там уже Басистый и военком бригады Григорьев.
— Товарищ Андреев, — говорит комбриг, — расскажите-ка нам о ваших предложениях насчет поездки в Ленинград. На чем базируется ваша уверенность в успехе?
Подробнейшим образом снова обо всем доложил.
— А что, пожалуй, это дело стоящее, — поддержал меня военком. — Нужно доложить начальнику Морских сил и получить разрешение предоставить формально отпуск Андрееву. Ну а если в Ленинграде сделать ему ничего не удастся, то строго спросить с него.
Кудревич и начальник гидрографического управления отнеслись к нашим просьбам более чем внимательно. Дали три лага, четверо часов полухронометров, несколько компасов и много штурманского имущества. Всего груза набралось около полутора тонн. Такой багаж пассажирским поездом не принимали, и его удалось отправить только при помощи работников транспортного отдела ГПУ. Я на радостях отправился курьерским поездом. Полухронометры и штурманский инструмент взял с собой.
Курьерский поезд до Владивостока шел почти две недели. Когда приехал на место, отправленное штурманское имущество еще не прибыло. Через три месяца, вернувшись с моря, я получил от железнодорожников извещение. В нем меня предупреждали, что если в ближайшее время не будет получен отправленный мною из Ленинграда багаж, то его продадут с аукциона. Дело кончилось тем, что за длительное хранение груза на железной дороге мне пришлось раскошелиться заплатить сумму, большую чем мой месячный оклад.
На заводе вот-вот должны были спустить на воду первую подводную лодку типа «Щ» (командир Г. Н. Холостяков). Но на ней не было лага. Пришлось поделиться — отдать один лаг, а «Ставрополь» по-прежнему остался с веревочным лагом.
…Три минных заградителя под флагом комбрига вышли в штурманский поход до мыса Егорова. Во время этого похода мы заходили во все неизвестные нам ранее бухты, в районы рыбозаводов.
Когда отряд стал на рейде Тетюхе, где в глубине материка были рудники, штурмана подошли на шлюпке к пристани. Вышли на причал. Нас встретил сторож — древнейший дед, вооруженный видавшей виды берданкой. Как водится, закурили. Мы поинтересовались, почему с рудника не подают вагонетки с породой.
— Стоим уж много дней. Угля нет, — пояснил сторож.
Закончив свои дела, оставили симпатичному деду махорки и отправились на «Томск». Там я доложил комбригу о том, что рудник не работает — нет угля. И тогда Васильев приказал всем кораблям выгрузить на пристань сэкономленный уголь. Только после того как приказ был выполнен, отряд снялся с якоря и пошел во Владивосток.
В условиях когда все нужно начинать на голом месте, взаимная выручка особенно необходима.
Однажды, в бытность мою уже командиром заградителя «Теодор Нетте», осенью на стоянке у пирса на Малом Улиссе получил я приказание доставить в бухте Врангеля летчиков. Готовимся к походу, прогреваем машину. Появляются летчики, и среди них мой однокашник по Военно-морскому подготовительному училищу Сергей Тихонов. Крепко обнялись. Оказалось, он и есть командир эскадрильи. Разместили наших дорогих гостей по каютам начсостава. За кают-компанейским чайком поговорили по душам.
К утру пришли к месту назначения. Мы с Сергеем первыми сошли на берег. И перед нашими глазами открылась суровая картина. Самым лучшим жильем была полуземлянка, сделанная из ящиков. Угля нет, ближайший кустарник и тот вырублен. Семья Сергея — жена и двое ребятишек — разместились в полуземлянке. Холодно. Сынишка влез в огромные отцовские унты. Но никаких жалоб. Летчики благодарят нас за гостеприимство. Распрощались. И мы со старшиной шлюпки — командиром отделения кочегаров пошли к берегу.
— Товарищ командир, давайте отдадим летчикам уголь!
— Какой уголь? — недоумеваю я.
— Ну тот самый, который сэкономили.
Вот это товарищеская выручка — старшина смены кочегаров предлагает отдать летчикам уголь, сэкономленный в поте кочегарского труда! Отдать законную премию, на которую для экипажа «Теодор Нетте» приобретались дополнительные продукты.
Догребли до корабля и вместе со старшиной спустились в кубрик кочегаров. Говорю ему:
— Докладывай предложение.
Внимательно выслушав старшину, все согласились с ним. Решили засыпать уголь в мешки, через угольные шахты поднять их на верхнюю палубу, погрузить в шлюпку, доставить на берег, а там двести метров нести на своих плечах. Кочегары готовы были сделать это не по приказанию, а по велению души, по велению закона товарищества.
Это пример из жизни одного корабля, но так было на всем флоте. Подобных примеров можно привести тысячи…
В новогоднюю ночь
Декабрь 1932 года выдался суровым. Дули сильные норд-весты. На подходе к Владивостоку торговые суда обмерзали, превращались прямо-таки в айсберги. Кораблям поменьше приходилось и того хуже.
Мы тоже хлебнули лиха, возвращаясь и последней пятидневке декабря из очередного похода в Малый Улисс. Еле очистили «Томск» ото льда и стали готовиться к Новому году.
Накануне праздника под вечер норд-вест завыл с особым усердием. На «Томске» завели дополнительные швартовы. Начальство отпустило меня на берег только после ужина. А в два часа ночи раздался настойчивый стук в дверь и требовательный голос:
— Товарищ флагштур!.. Товарищ флагштур!.. Комбриг срочно вызывает вас на корабль.
Вышли вместе с рассыльным. Ночь темная. В городе идти было еще сносно: из окон падал свет. Зато, как только пошли через Гнилой угол, окунулись в полную темноту. Вот и причал. «Томск» дымит, из трубы стоящего у борта тральщика тоже валит дым. Бегом по трапу. В каюте комбрига кроме него самого Григорьев и Басистый. Оказывается, в море пропал сторожевой корабль «Красный вымпел». И нам предстоит выйти на поиск вместе с тральщиком «Геркулес». В море выйдем, как только на борт «Томска» прибудет начальник Морских сил.
— Вас, товарищ Андреев, прошу определить район поиска и проложить курсы, — обратился ко мне Васильев.
В штурманской рубке читаю последнее донесение, полученное с «Красного вымпела»: «Обледенел. Команда укачалась. Вперед двигаться не могу. Уносит в море». Далее указывались широта и время — 22 часа 30 минут. Место оказалось в 27 милях на зюйд-вест от острова Аскольд.
Было уже 3.30. За пять часов корабль унесло далеко. А пока мы дойдем до него, унесет еще дальше.
Рассчитал район и курсы поиска — двумя кораблями Строем фронта. Только нанес все на карту, как раздались авральные звонки и в рубку вошел одетый в кожаный реглай Михаил Владимирович Викторов. Он тут же подошел к карте и утвердил наши расчеты по поиску.
…Дует норд-вест — восемь баллов. Чем дальше уходим к югу, тем ветер становится сильнее, волна выше, а южнее параллели Аскольда началось такое, что и описать трудно. «Геркулес» то поднимется на гребень волны, то провалится вниз так, что видны одни только мачты. Мороз крепкий, водяные брызги разом стынут. Постепенно борта «Томска» становятся глазированными, а лебедки, трюмы, палубы одеваются в ледяной панцирь. Это у нас — на корабле с высоким бортом, а каково же малышу «Геркулесу»!.. Там уж давно вся команда работает ломиками, освобождая тральщик ото льда.
Подходим к району поиска. На корабле на каждом борту поставлено дополнительно по два наблюдателя. Но нет и нет «Красного вымпела». Море пустынно. Кроме нас — никого. Так мы ходим много часов, ищем…
— Куда он делся? Точно в воду канул, — вслух недоумевает командир корабля Ренталь.
— Типун вам на язык! — сердито бросает Викторов.
— Товарищ начальник Морских сил, дошли до южной границы района поиска, — докладываю я.
После некоторого раздумья Викторов приказывает еще час идти прежним курсом. Прошли. Ничего не обнаружили, кроме пустого бочонка из-под селедки.
— Штурман, пройдемте к карте.
Спустились в рубку. Стоим у штурманского стола. Викторов внимательно смотрит на карту, думает. Нахмурился, чувствую, что волнуется.
Волевой, преданный делу, умный и разносторонне образованный моряк, он бывал нередко суров, но мог проявить и удивительную заботу о человеке. Это я знал по себе. Хотелось сказать ему сейчас что-то утешительное. Раньше, когда я был под его непосредственным началом, пожалуй, мог бы, а сейчас не скажешь: дистанция увеличилась, а с нею и субординация…
— Что же мы с вами, штурман, будем делать? Нет нашего «Вымпела». Куда теперь путь держать? Остается приблизиться к Аскольду и запросить пост наблюдения, может, он видел, в каком направлении скрылся «Вымпел».
Повернули. Тут-то мы и почувствовали, что такое норд-вест, когда идешь навстречу ветру — в мордотык. «Томск» встает на дыбы, а на «Геркулес» смотреть страшно. Ход замедлился. Тральщик стал отставать. Ветер и брызги бьют в лицо с такой силой, что смотреть невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35