А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Подлиннее, конечно, чем у юного княжича, но — все ж!
Уже подбегая к отцовским палатам, Младояр услышал слева какой-то шум, звякнул металл. Иггельд тоже не был глух, резко притормозив, ведун свернул на левую улицу, побежал между трехэтажных теремов зажиточных горожан. Привлеченные шумом, из домов выбегали хозяева, большинство — без кольчуг, но все — с мечами, так и сверкавших в лучах почти полной луны!
Вот и княжичи. Крутомил голыми руками отбивался от троих с мечами. Плохо сказано — отбивался, не то слово. Молодой богатырь, ухитрялся не только отводить выпады клинков, не жалея кольчуги на рукавах, но и наносить удары. Вот один из нападавших совсем потерял осторожность, Крутомил, схватив его за грудь левой рукой, нанес страшный удар правой в челюсть, снизу вверх. Громкий хруст — еще бы, ведь старший княжич на спор забивал кулаком взрослого быка!
Иггельд бросился куда-то направо, в темноту. Высокий забор закрывал и без того слабый свет Ночной Хозяйки. И как только углядел, может у Иггельда в роду были рыси? Звон металла, из темноты выкатилась, прямо к ногам чуть растерявшегося Младояра, отрубленная голова — рот в оскале. Какой-то высокий, с выпученными глазами бросился на княжича, рука отрока сама развернула мечна навстречу, нападавший отступил, обливаясь кровью. Младояр, мгновенно собравшись, сделал шаг вперед, отводя руку назад, противник замахнулся мечом, глупо… Княжич кольнул в прямом выпаде точно в этот, навыкате, мутно-белый глаз, почувствовав, как железо пробивает тонкую кость глазницы. Младояр разом отступил, оборачиваясь с одновременным отмахом меча — вдруг да кто был сзади, ведь с тем пучеглазым уже покончено. Пусто, больше никто не нападает. Появился из темноты Иггельд, ведя перед собой еще одного вражину, смешно так ведя —засунув меч ему в брюхо! Лекарь извлек меч, освобожденное тело со стуком и скрежетом — броней понавешал — упало на дерево мостовой. Младояр проследил взглядом — его противник лежал, не шевелясь. Оглянулся — старший брат, лежа на животе, держал за ногу еще одного, явно пытавшегося удрать. Бросок, вот Крутомил уже сверху, противник ничком, безжалостно заломлена нога, княжич не смог остановиться — хруст ломаемых костей ног, затем — шеи. Богатырь встал, покачиваясь — да ведь он еще и пьян…
Горожане — кто в чем был одет, кто-то в кольчуге на голое тело — принесли еще двоих таких же, со странными глазами — навыкате. Мечи крутенцев в крови — справились сами. Дидомысл как-то хвастал — нужда придет — каждый дом в городе даст два-три дружинника в полном вооружении! Но где Иггельд — ведь только что был, и снова сгинул.
— Млад! Крут! Сюда! — послышался из темноты крик лекаря.
Княжичи бросились, не раздумывая, вперед. Но мечи оказались бесполезны. Кто-то из крутенцев подошел с факелом. Иггельд безуспешно пытался зажать жилу на шее Гориполка, из-под его пальцев то и дело выскакивал фонтанчик жидкой крови. Младояр попытался помочь, начал накладывать жгут на левую руку, вся мясная часть которой, по плечо, как ножом срезана — вместе с кольчугой, видно удар был силен.
— А что с ногой делать? — воскликнул Крутомил, — у него в паху…
Кровь как-то сразу перестала течь, сама, больше не возникало фонтанчика и под пальцами лекаря. Младояр приложил ухо к груди Гориполка. Слушал долго, надеясь на чудо. Потом его кто-то поднял. Гориполка прикрыли его собственным плащом — таким голубым, нежным, шелковым, с вышитым золотом змеем крылатым. И вся эта красотища — в багровой крови! Ну почему в жизни так?
Вокруг стояли горожане и дружинники, смотрели на княжича молча, все понимая. Крутомил сидел рядом, закрыв лицо руками, слегка вздрагивал. «Плачет» — догадался Младояр. Иггельд закрыл глаза убитому княжичу, те вокруг, кто были в шлемах, обнажили головы.
* * *
Княжеский двор был освещен со всех сторон десятками факелов. Сюда приносили трупы врагов, складывали в ряд. Князь ходил вперед и назад, рта не открывая. Молча указал лекарю на тела. Иггельд велел дружинникам снять одежду с трупов, Младояр, услышав, как дрожит голос наставника, понял, что тот сам еле сдерживается.
Двое дружинников принесли откуда-то Бегуню, положили подле остальных тел. Иггельд, осматривавший крайний труп — видно, собирался по порядку осмотреть их все — кивнул Младояру, мол, взгляни, что с отроком. Княжич начал стаскивать с бездыханного, как ему показалось, Бегуни рубаху, и тут же, ощутив живое тепло, усомнился. На шее и на запястье обнаружился пульс, приглядевшись, княжич приметил и движения груди вверх и вниз.
— Он жив! — воскликнул Младояр.
— Отнесите отрока Бегуню в палаты, да стражу поставьте! — распорядился лекарь. Дружинники сразу — исполнять, сейчас Иггельда слушали, как самого князя, — А ты, — добавил старик, обращаясь к Младояру, — иди с ними, да не отходи от этого… Может, проболтается о чем?
Отрока занесли по скрипучей лестнице на третий этаж терема, положили на лавку подальше от окна, кто-то принес свечей. Княжич сел рядом, готовясь провести здесь остаток ночи. Вдруг да Бегуня очнется, расскажет… «А потом уж мы узнаем, где искать Белого Ведуна» — размечтался Младояр, заглядывая в широко открытые, но, казалось, ничего не видящие глаза мальчика. Напрасные ожидания… Младояр так и просидел до рассвета.
— Просыпайся, княжич! — голос Иггельда, прикосновение к плечу.
— Да я не сплю, — слабо возмутился Младояр.
— Пошли, Младушка, может твой глаз острей моего, старческого, посмотришь на Белого Ведуна, — позвал ведун.
— Ну да, острей, — княжич хорошо помнил собственную беспомощность в ту ночь, ведь он ничего не видел там, где Иггельд сумел зарубить двоих, потом спохватился, — а что, Белого Ведуна словили?
— Принесли труп, — сообщил Иггельд, — только уж больно просто все, так шею и подставил…
Труп старика с длинными седыми волосами лежал отдельно от остальных. Белая рубаха, кольчуги нет. Борода… Младояра чуть не стошнило — в Крутене бороды, особенно длинные, почитались за гнусность. Пусть они кого-то и греют зимой. Но туда же падают крошки, залипает мед, присыхает пиво, потом разводятся мучные черви…
— Что скажешь, Млад?
Княжич поднял голову. Странно, как можно не заметить собственного отца, стоявшего рядом. Будто зрение стало каким-то узким, не видишь ничего, кроме того, куда направлен взгляд. Да, это отец, князь, смотрит сейчас на него печально, глаза красные. Гориполк…
— Я этого… Бегуню… Караулил. Но он ничего не сказал!
— Какая теперь разница, вот он — злыдень! — отец указал на мертвого старика.
— Он или не он? — усомнился Иггельд.
— Вот и разберитесь, вы же — ведуны, — в голосе князя не чувствовалось и тени насмешки.
— Единственный, кто знает Белого Ведуна в лицо — это Бегуня, — заметил лекарь, — но он молчит.
— Околдован, — предположил княжич.
— Или убит, а потом оживлен, — добавил Иггельд.
— Как эти? — князь указал на трупы. Младояр уже успел сосчитать — одиннадцать.
— Может, и как этот, — лекарь указал на труп старика.
— Что же он, сам себя убил, а потом — оживил? — князь не поверил.
— Я слышал о таком обряде, он дает огромную силу, — сказал Млад.
— Я не о том, — повертел головой Иггельд, — может, Белый Ведун себе пару приготовил, как раз на такой случай?
— Вот-вот, — зачастил младший княжич, — если бы ведун умер, его чары пропали бы, а Бегуня все лежит бессловесно, околдованный!
— Никакие это не чары, — рассердился лекарь.
— А что? — князь пристально посмотрел на ведуна.
— Ну… — растерялся Иггельд, пытаясь объяснить то, названия чего не знал сам, — Слова без волшбы, но человека гнетущие. Внушение…
— Ладно, — отмахнулся Дидомысл, — ты, лекарь, осмотри этого, с бородой, если убедишься, что не Белый Ведун, скажешь!
Князь отошел, Иггельду ничего не оставалось, как приступить к делу. Старик долго и пристально вглядывался в окаменевшее, как маска, лицо мертвеца. Потом приподнял веки, вглядываясь в зрачки убитого. Покачал головой.
— Млад, помоги его раздеть!
— Не хочу…
— Что?! — поразился Иггельд словам воспитанника.
— Мерзко…
— Потом руки обмоешь!
— Все одно — мерзко!
— Тогда забудь мечты стать ведуном, овладеть наукой лекарской, — разочарованно бросил наставник, начав снимать с мертвеца рубаху.
Младояр сжал зубы, сплюнул. И — стащил с мертвеца сапог. Грязная обувка казалась княжичу в этот момент менее поганой, чем рубаха убитого, ведь последнюю касалась борода. Сняв второй сапог, Младояр помог стащить порты, удивляясь неподатливой тяжести окоченевшего тела. Еще мгновение — и труп обнажен полностью.
— Кольчуги не было, — заметил княжич.
Лекарь лишь кивнул, его длинные пальцы обследовали раны, принесшие смерть бородачу. Все честь по чести, одно из ранений — сквозное, прямо через сердце. Еще одна глубокая рана — под ложечкой. Вполне достаточно, чтобы наверняка убить человека. Далее Иггельд начал изучать рубцы и шрамы. А Младояр наклонился, разглядывая наколотые картины.
— Разве найдешь теперь след укола, — махнул рукой Иггельд, — куда колдуны колят, в аккурат чей-то меч въехал!
— А это брат его? — вяло поинтересовался Младояр.
— Да.
— Наколки странные, — княжич почесал в голове.
— Отчего же? — отмахнулся лекарь, — Я смотрел, все правильно, вот мужья, вот — ведунские узоры, это — посвящение…
— Дык они все одинаковые!
— Как одинаковые? Разные — здесь одни знаки, тут — другие, и краски разные…
— Та, что в пятнадцать лет получена, должна бы уже и поистереться, поболее, чем в посвящении. А выглядят — все свеженькими…
Иггельд принялся рассматривать узоры на теле мертвеца. Перевернул труп, заглядывал и так, и эдак. Потом вдруг переключился на ноги, прошло еще мгновение — и лекарь, схватив кисть убитого, всмотрелся в мозоли…
— Ну что, Игг? — Младояр уже догадался, каков будет ответ.
— Подмена, — кивнул ведун.
— Всегда ходил в лаптях, натер руки на пахоте хлебной?
— Да, руки не обманут, — лекарь встал с корточек.
— Сюда, люди добрые! — услышали Младояр с Иггельдом голос воеводы, становившийся все громче — к ним приближались, — Вот он, злыдень, смотрите, узнавайте!
— Точно он!
— И борода длинная…
— Он, кто еще с такой бородой…
Трое мужиков, порты как будто из одной грязи после дороги, жмясь друг к другу, рассматривали убитого. Сильно сказано — рассматривали… Бросят взгляд, и тут же очи — в сторону, опасаются даже глаз задержать!
— Привезли с Гремячей, — пояснил Яснополк, — говорят, видывали Белого колдуна.
— Бороду его они видывали! — рассердился Иггельд, — Вы, люди добрые, что-нибудь кроме белой бороды у злодея помните?
Мужи помялись, глаза — ниже травы, потом один из землепашцев признался:
— Не…
Воевода резко повернулся, первым заметивший приближение князя. Дидомысл был со старшим сыном, оба выглядели так что — не подходи, коли жить хочешь!
— Ну? — бросил князь.
— Признали за Белого Ведуна, — махнул рукой Яснополк.
— А чего издали? — рявкнул Дидомысл, добавив со злостью, — Пусть поближе подойдут… Эй, славные мужи, внуки Свароговы, чего боитесь? Мертвые не кусаются!
«Славные мужи» вместо того, чтобы подойти, так и шарахнулись назад, подальше от трупа со страшной белой бородой. Воевода взял одного из деревенских за шкирку, как щенка, да подтащил поближе.
— Он оживет! — воскликнул один из деревенских, — Говорил сколько раз, умрет — оживет.
— Точно оживет!
— Ночью придет, Смерть принесет…
— Ага, — не выдержал Младояр, в голосе так и просвечивало презрение, — уже оживает, глянь — борода шевелится, задышал, поди!
Седые волосы и впрямь слегка шевелились — ветерок, все-таки. Но это понимал младший княжич, что же до мужиков… Тот, которого держал Яснополк, дико закричал, вырвался — и бежать, сломя голову. Как по команду, рванули прочь и остальные. Князь понял сына — тот не шалил, это бесилась в княжиче бессильная злоба…
— Толку-то с них, — заметил воевода, — истину молвил Иггельд, ничего, окромя бороды они и не помнили. Да и злодея видывали только издали…
Князь подошел поближе, вцепился руками в бороду мертвеца, дернул во всю силушку, в ладони остался клок волос. Дидомысл смахнул мерзость с рук, сплюнул.
— Борода настоящая. Значит — и колдун настоящий! — приговорил князь, голос раздраженный, еле сдерживает злость.
— Может, подождем, пока околдованный отрок оправится? — предложил Иггельд.
— С отроком еще разберемся, во всем разберемся, — загремел железом в голосе Дидомысл, — а ты, Иггельд, отправляйся, зови жрецов Виевых, пускай обряды проведут — что б не ожил ненароком. И тех «смельчаков» — назад пусть приведут, слышь, воевода?
— Слышу, Дидо…
— Пусть посмотрят, как их колдуна силы лишать будут. И на костер, при них же, чтобы потом всем, возле Гремячей речки живущим, рассказали. Будут упираться — держи. Потом штаны новые подаришь, коли собственные изгадят…
— Я так думаю… — попытался возразить Иггельд.
— Все, слово князь сказал — мало тебе? — владыка, на удивление, даже не рассердился на старика, — Сказано тебе, приговорено — мертв Белый Ведун, сжечь и пепел — в отхожее место! А ты куда, Млад?
— Руки обмыть, я… — княжич кивнул на мертвеца.
— А и верно, сынок, — спохватился Дидомысл, вдруг став ласковым и каким-то беззащитным, — я ведь тоже руки опоганил… Пошли вместе!
* * *
Во время последней церемонии можно было плакать — ветер относил черный дым прямо в лицо стоявшему впереди Младояру. Где-то рядом стояли отец и брат, теперь уже единственный! Юноша не поднимал глаз, он так ни разу и не взглянул на самых дорогих ему людей. В жизни Младояра это была первая осмысленная потеря близкого человека. Мать он не помнил, она умерла, когда княжич родился. Конечно, Младояр понимал, что люди смертны, рано или поздно кто-то из близких умрет. Но то, что этим кто-то явится Гориполк, юноша, лишь чуть двумя годами старше его самого, княжич никак не мог предположить. Растерянность — и, одновременно, черная дума, камнем лежащая на сердце — не мог ли он, Младояр, сделать все по-другому, так, чтобы не стоять сейчас у погребального костра брата? Если бы он поехал тогда с Гориполком на охоту? Ну и что — горько подшутил над собой княжич — лежал бы сейчас без памяти на месте Бегуни… Но вот в ту ночь, с Иггом, вместо того, чтобы рассуждать о разных разностях, если бы только чуть раньше вспомнили о неутоленном чувстве мести Белого Ведуна. Эх, часом раньше… Какое там часом, и четверть часа оказалась бы достаточной, чтобы все повернулось по другому, они с Иггельдом ни за что бы не выпустили Гориполка из палат!
В отличие от воспитанника, Иггельд наблюдал церемонии почти равнодушно. Что есть жизнь, как не череда вот таких погребальных костров, уносящих, одного за другим, те лица, к которым привыкаешь за долгие годы. Когда-нибудь, может — уже скоро, и тебя унесет черный дым. Вот суетятся жрецы, говорят слова, которые ничего не изменят. Человека не воскресить, а от того, что сказать на прощание, уже мало чего зависит, если душа — далеко-далеко. Может, правду говорят, что люди были когда-то совсем другими, змеями или вовсе чудищами, но потом от них остались только души, долго искавшие нового пристанища. И вот, в незапамятные времена эти бесплотные духи нашли убежища в бренных телах, вроде того, в котором мается сейчас дух Иггельда. Мудрецы говорят, что тела наши совсем не подходят к душам, живущим в них, это — чужие тела. Но — ведь нет же других. И душа стремится к свободе! Вот сейчас, смешавшись с черным дымом, и дух Гориполка получил свободу. Если, конечно — рассуждал Иггельд — он не получил свободу в тот момент, когда остановилось сердце юного княжича, с последним вздохом…
Никто никого не выгоняет с обряда, так принято, даже когда костер догорает полностью, и даже тогда, когда собран пепел для Даны, можно еще стоять и стоять, хоть три дня и три ночи, как в старых сказках. Иггельд решил не уходить раньше, чем церемонию покинет Младояр, а княжич все стоял и стоял. Вот уже разошлась дружина, ушли князь и Крутомил, нарисовав пеплом лицах древние знаки, разошлись и волхвы. А Младояр все стоял и стол. Может — хотел сказать что-нибудь на прощание — наедине? Но нет. К удивлению Иггельда княжич опустился у костра — но не на колени, а на корточки, руки подростка погрузились в угольки, местами еще горящие. Малодояр долго перебирал еще теплый пепел, у Иггельда и в мыслях не было спросить воспитанника о цели такого странного занятия. Наконец, княжич нашел то, что искал, оглянувшись, Младояр убедился, что за ним не наблюдет никто, кроме наставника. Ничего не сказав, паренек спрятал находку куда-то за пазуху. Ушел…
Вечером Иггельд застал воспитанника за точильным камнем. Вот теперь Иггельду стало все ясно. Кость уже была наточена до остроты швейной иглы. Княжич действовал хоть и неумело, но аккуратно, не спеша, его губы шевелились, что-то приговаривая.
— На стрелу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42