Оно было странным и недоброжелательным и собиралось, рано или поздно, убыть его.
В рассказах добрые пришельцы численно превосходили злых. Фантастика в основном была литературой надежды.
Но пока длились июньские теплые дни, надежды на ранчо Квотермесса явно было меньше, чем на страницах этих книг.
После полудня семнадцатого июня, когда Эдуардо сидел в кресле гостиной, потягивая пиво и читая Уолтера М.Миллера, зазвонил телефон. Он отложил книгу, но не пиво, и прошел на кухню, чтобы снять трубку.
Тревис Поттер сказал:
- Мистер Фернандес, вам не о чем волноваться.
- Не о чем?
- Я получил факс из гослаборатории - результаты тестов с образцами ткани этих енотов: они не были инфицированы.
- Но они точно умерли, - зло сказал Эдуардо.
- Не от бешенства. И не от чумы. Ни от чего такого, что можно назвать инфекцией или что передается через их укусы и блох.
- Вы сделали вскрытие?
- Да, сэр.
- Так что, их скука убила, что ли?
Поттер помолчал.
- Единственное, что я смог найти, - воспаление и сильное разбухание мозга.
- Хотя, как вы говорите, это не было инфекцией?
- Не было. Ни ран, ни нарывов или гноя, просто воспаление и чрезвычайное увеличение. Чрезвычайное.
- Может быть, гослаборатория сможет протестировать мозговую ткань?
- Мозговая ткань входила в тот набор, что я послал им в первый же раз.
- Понятно.
- Я никогда не видел ничего подобного, - сообщил Поттер.
Эдуардо ничего не сказал.
- Очень странно, - продолжал ветеринар. - Их больше не было?
- Мертвых енотов? Нет. Только три.
- Я собираюсь провести некоторые токсикологические исследования, посмотреть, не имеем ли мы здесь дело с ядом.
- У меня нет никаких ядов.
- Это может быть промышленный токсин.
- Может быть? Да здесь, черт возьми, нет никакой промышленности!
- Ну... тогда природный.
Эдуардо сказал:
- Когда вы их вскрыли...
- Да?
- ...то открыли череп и увидели воспалившиеся и распухшие мозги...
- Очень сильное давление, даже после смерти, кровь и спинномозговая жидкость била струей, когда я распилил череп.
- Живой образ.
- Извините. Но поэтому у них были выпучены глаза.
- Так вы просто взяли образцы мозговой ткани или...
- Да?
- ...действительно вскрывали мозг?
- Я действительно провел церебротомию двум из них.
- Вскрыли целиком им мозги?
- Да.
- И ничего не нашли?
- Только то, о чем я уже вам сказал.
- И ничего... необычного?
Озадаченность в молчании Поттера была почти слышимой. Затем он спросил:
- А что вы думали, я должен был найти, мистер Фернандес?
Эдуардо не отвечал.
- Мистер Фернандес?
- Что с их позвоночником? - спросил Эдуардо. - Вы осматривали их позвоночник, по всей длине?
- Да, осматривал.
- Вы нашли что-нибудь... присоединенное?
- Присоединенное? - повторил Поттер.
- Да.
- Что вы имеете в виду?
- Ну, могло выглядеть... могло выглядеть как опухоль.
- Выглядеть как опухоль?
- Скажем так - опухоль... что-то в этом роде?
- Нет. Ничего похожего. Вообще ничего.
Эдуардо отнял трубку телефона от своего рта на время, достаточно долгое, чтобы глотнуть немного пива.
Когда он снова поднес ее к уху, то услышал слова Тревиса Поттера:
- Знаете что-то, что не сказали мне?
- Ничего такого, о чем бы я знал, - солгал Эдуардо.
Ветеринар на время умолк. Может быть, он сам посасывал пиво. Затем:
- Если вы наткнетесь еще на таких животных, то позвоните?
- Да.
- Не только енотов.
- Хорошо.
- Вообще любых животных.
- Конечно.
- Не трогайте их, - сказал Поттер.
- Не буду.
- Я хотел бы увидеть их "in situ", прямо там, где они найдутся.
- Как скажете.
- Что ж...
- До свидания, доктор.
Эдуардо повесил трубку и пошел к раковине. Он поглядел за окно на лес вверху склона заднего двора, к западу от дома. Подумал: как же долго ему придется ждать? У него была смертельная болезнь ожидания.
- Ну, - сказал он тихо спрятавшемуся в лесу наблюдателю.
Он был готов. Готов к аду, или небесам, или вечному ничто, ко всему, что ни явится.
Он не боялся умереть.
Его пугало только, как умрет. Что ему придется выдержать. Что с ним сделается в последние минуты или часы его жизни. Что он может увидеть.
* * *
Утром двадцать первого июня, когда Эдуардо завтракал и слушал мировые новости по радио, то поглядел вверх и увидел на окне северной стены кухни белку. Она сидела на оконной раме и глядела через стекло на него. Очень спокойно. Пристально. Как еноты.
Он смотрел на нее некоторое время, затем снова сконцентрировался на своем завтраке. Каждый раз поднимая голову, видел, что белка по-прежнему на своем посту.
Вымыв посуду, он подошел к окну, пригибаясь, и оказался лицом к лицу с белкой. Только стекло было между ними. Зверя, казалось, не встревожило подобное бесцеремонно-близкое рассматривание.
Постучал ногтем по стеклу прямо перед мордой белки. Зверь не шелохнулся.
Поднялся, открыл щеколду, и начал приподнимать нижнюю часть фрамуги.
Белка соскочила с рамы и перебежала в боковой двор, где развернулась и снова уставилась на него.
Эдуардо закрыл и запер на задвижку окно и пошел наружу - сидеть на переднем крыльце. Две белки уже были здесь, в траве, ожидая его. Когда Эдуардо сел в кресло-качалку из орешника, одна из маленьких тварей осталась в траве, но другая взобралась на верхнюю ступеньку крыльца и продолжила наблюдение за ним с этого угла.
Той ночью, лежа в кровати в своей снова забаррикадированной комнате, пытаясь заснуть, он слышал, как белки носятся по крыше. Маленькие коготки царапали кровлю.
Когда он наконец засунул, ему приснились грызуны.
Следующий день, двадцать второго июня, белки оставались с ним. У окна. Во дворе. На крыльце. Когда он вышел прогуляться, они следовали за ним на расстоянии.
Двадцать третьего было то же самое, но утром двадцать четвертого он нашел мертвую белку на заднем крыльце. Сгустки крови на ушах. Высохшая кровь на ноздрях. Глаза, вывалившиеся из впадин. Он нашел двух других на дворе и четвертую на ступенях переднего крыльца, всех в таком же состоянии.
Они выжили под контролем больше, чем еноты.
Очевидно, что пришелец учился.
Эдуардо, решил позвонить доктору Поттеру. Но вместо этого, собрал четыре тельца и перенес их в центр восточного луга и бросил в траву, где любители падали могли их легко найти и пожрать.
Подумал еще о воображаемом ребенке на далеком ранчо, который мог видеть фары "чероки" две недели назад, когда он возвращался от ветеринара. Напомнил себе, что обязался этому ребенку - или другим детям, которые действительно существуют, - рассказать Поттеру всю историю. Он должен попытаться ввести власти в курс дела, даже если для того, чтобы ему кто-либо поверил, придется пережить бесполезные и унизительные обследования.
Может быть, это было от пива, которое все еще глотал с утра до вечера, но он больше не мог испытать чувство общности, которое пережил в ту ночь: всю свою жизнь провел, избегая людей, и не мог в один миг найти в себе желание слиться с ними.
Кроме того, все изменилось, когда он вернулся тогда домой и нашел свидетельства присутствия "гостя": крошащиеся шмотки земли, мертвых жуков, земляных червей, полоску голубой ткани на углу дверцы плиты. Он в ужасе ожидал следующих ходов в этой части игры, все еще отказываясь размышлять о ней, немедленно блокируя любую запрещенную мысль, которая возникала в его измученном мозгу. Когда, наконец, эта страшная схватка произойдет, он не сможет разделить ее с незнакомыми людьми. Ужас был слишком личным, предназначенным для него одного - ощущать и терпеть.
Он все еще записывал в дневник происходящее, и в желтом блокноте появился отчет от белках. Но ни желания, ни сил фиксировать свои наблюдения так же детально, как делал это вначале, у него не осталось: писал так сжато, как возможно, не отбрасывая ни одной имеющей отношение к делу информации. Считая всю свою жизнь ведение дневника обременительным, теперь он был неспособен прекратить это.
Пытался понять пришельца, записывая все это. Пришельца... и себя.
* * *
В последний день июня он решил съездить в Иглз Руст - купить всякой бакалеи и других продуктов. Теперь, когда он считал, что живет глубоко в тени неизвестного и фантастического, ему казалось, что каждое светское действие - готовка пищи, заправка постели каждое утро, покупки - какая-то бессмысленная, пустая трата времени и сил, абсурдные попытки приделать фасад нормальности к существованию, которое было искаженным и странным. Но жизнь продолжалась.
Когда Эдуардо вывел "чероки" из гаража на дорожку, большая ворона соскочила с перил переднего крыльца и пролетела над капотом машины, широко размахивая крыльями. Он нажал на тормоза и остановил мотор. Птица парила высоко в серо-пятнистом небе.
Позже, уже в городе, когда Эдуардо вышел из супермаркета, толкая впереди себя тележку с покупками, ворона сидела на капоте его автомобиля. Он подумал, что это та же самая птица, что встретилась ему меньше двух часов назад.
Она оставалась на капоте, разглядывая его через ветровое стекло, когда он пошел к задней части "чероки" и открыл багажник. Пока он запихивал сумки за заднее сиденье, ворона не спускала с него глаз. Она продолжала смотреть и тогда, когда Эдуардо отогнал пустую тележку к супермаркету, вернулся, и сел за руль. Птица поднялась в воздух, только когда он завел мотор.
Шестнадцать миль монтанской дороги ворона следовала за ним в вышине. Он мог держать ее в поле зрения, нагибаясь к рулю, чтобы глядеть сквозь верх ветрового стекла или просто высовываясь через боковое окно, в зависимости от положения птицы, которое она меняла во время своего наблюдения за ним. Иногда она летала параллельно, сохраняя дистанцию, а иногда выбивалась вперед так далеко, что превращалась в пятнышко, почти исчезла в облаках, только затем, чтобы совершив облет, вернуться и снова двигаться параллельно его курсу. Ворона была рядом всю дорогу домой.
Пока Эдуардо ужинал, птица сидела на внешней раме окна северной стены кухни, там же, где он видел белку-часового. Когда он оторвался от еды, чтобы поднять нижнюю половину фрамуги, ворона убралась с окна, подобно белке.
Он оставил окно открытым, пока не закончил ужин. Освежающий бриз сдул птицу на сумеречный луг. Но прежде чем Эдуардо дожевал последний кусок, ворона вернулась.
Птица продолжала сидеть на открытом окне, пока он мыл посуду, вытирал ее и ставил на место. Она отслеживала каждое его движение блестящими черными глазками.
Он взял еще пива из холодильника и вернулся за стол. Уселся на другой стул, не тот, на котором был во время ужина, а ближе к вороне. Они сидели на расстоянии вытянутой руки друг от друга.
- Чего ты хочешь? - спросил старик, удивляясь, что не видит ничего дурацкого в подобной беседе с мерзкой птицей.
Конечно, он разговаривал не с вороной. Он обращался к тому, что ей управляло. К пришельцу.
- Ты хочешь просто смотреть на меня? - поинтересовался он.
Птица глядела.
- Тебе хочется поболтать?
Птица подняла одно крыло и, засунув под него голову, клювом принялась раздвигать перья, как будто выклевывая блох.
Глотнув еще пива, Эдуардо произнес:
- Или ты хочешь управлять мною так же, как этими тварями?
Ворона попереминалась с ноги на ногу, встряхнулась, вздернула голову и уставилась на него одним глазом.
- Ты можешь вести себя как обычная пичуга сколько хочешь, но я-то знаю, что ты не такой, совсем не такой.
Ворона сохраняла спокойствие.
За окном сумерки уступили место ночи.
- Ты можешь управлять мной? Или, может быть, ты ограничен во власти - только над простыми существами, с менее сложной нервной системой?
Черные глаза блеснули. Острый оранжевый клюв слегка раскрылся.
- Или ты, может быть, изучаешь пока экологию, флору и фауну, примеряешь, как твоя сила работает здесь, оттачиваешь мастерство? А? Наверное, подбираешься ко мне? Так?
Ворона смотрела.
- Знаю, что тебя нет в птице - ничего физического. Так же, как и в енотах. Вскрытие это установило. Хотя, ты, возможно, помещаешь что-то в животных, чтобы управлять ими, что-нибудь электронное. Я не знаю, может быть, и биологическое. Хотя, вероятно, вас там много в лесу: улей, гнездо, и, может быть, один из вас действительно входит в животное, чтобы управлять. Я, честно говоря, ожидал, что Поттер найдет что-нибудь странное - личинку, живущую в мозгах енота, какую-нибудь сороконогую тварь, которая впилась им в позвоночник. Зерно, неземной паук, что-нибудь. Но ты так не работаешь, да?
Он глотнул немного "Короны".
- А... Хороший вкус.
Он протянул пиво вороне.
Птица уставилась на него поверх бутылки.
- Трезвенник, да? Это я запомню. Очень любопытные твари мы, люди. Быстро учимся и хорошо используем то, что выучили, умеем отвечать на вызов. Тебя это ничуть не волнует?
Ворона подняла хвост и оправилась.
- Это был комментарий, - удивился Эдуардо, - или просто часть имитации птичьего поведения?
Острый клюв разинулся и закрылся, открылся и закрылся, но никакого звука птица не издала.
- Как-то ты управляешь этими зверями с расстояния?.. Телепатия, что-то в этом роде? С неплохого расстояния, в случае с этой птичкой. Шестнадцать миль до Иглз Руст. Ну, может быть, четырнадцать миль полета вороны.
Если пришелец и понял, что Эдуардо произнес скверный каламбур, то никак не дал об этом знать через птицу.
- Ты умен, если это телепатия или что-то такое. Но ведь точно, черт возьми, это требует кое-каких усилий, нет? Однако, ты улучшаешь свои знания об ограниченности местного рабского населения.
Ворона снова занялась выклевыванием блох.
- Ты уже делал попытки управлять мной? Потому что, если делал, не думаю, что осознавал это. Это не ощущается, как кто-то лезет мне в голову, я не видел никаких чужих образов перед глазами, ничего такого, о чем пишут в этих рассказах.
Ворона занималась туалетом.
Эдуардо вытряс остатки "Короны" в рот. Вытер губы рукавом.
Подцепив блоху, птица спокойно поглядела на него, как будто говоря, что готова просидеть здесь всю ночь, слушая его болтовню, если он захочет.
- Мне кажется, что ты двигаешься слишком медленно в своих экспериментах. Этот мир кажется достаточно нормальным для тех, кто родился здесь, но, может быть, для тебя это одно из самых странных мест, которые ты видел. Наверное, ты чувствуешь себя здесь не очень уверенно.
Ему не следовало начинать разговора в надежде, что ворона станет ему отвечать. Это же не какой-то диснеевский фильм. Но ее продолжающееся молчание начало расстраивать и раздражать его, возможно, потому, что весь день он провел на волне пива и теперь был полон пьяной злости.
- Ну же! Кончай тут вынюхивать. Давай.
Ворона просто смотрела.
- Иди сюда сам, отплати мне визитом, ты - настоящий, не птица или белка, или енот. Приходи сам. Никаких костюмов. Сделай это. Давай разберемся.
Птица взмахнула крылом, раскрыв его наполовину.
- Ты хуже, чем ворон у По. Ты даже ни единого слова не скажешь, просто сидишь. Что ты за тварь?!
Глядит и глядит.
"Неподвижный, неподвижный... восседает
Ворон черный, несменяемый дозорный".
Хотя По и не был никогда его любимцем, а лишь писателем, которого читал, пока не нашел того; что его действительно восхитило, он начал громко читать пернатому часовому, придавая словам страсть, которая обуревала рассказчика, созданного гением поэта:
Светом лампы озаренный, смотрит, словно демон сонный.
Тень ложится удлиненно, на полу лежит года.
Внезапно он осознал, слишком поздно, что птица и стих, и собственные предательские мозги привели его к встрече с той ужасной мыслью, которая давила на него с тех пор, как он вычистил землю и другие остатки посещения десятого июня. В центре поэмы По "Ворон" была погибшая девушка, юная Линора. А рассказчик пребывал в жуткой уверенности, что Линора вернулась из...
Эдуардо захлопнул воображаемую дверь перед остальной частью мысли. В приступе гнева он швырнул пустую пивную бутылку. Она попала в ворону. Птица и бутылка свалились в ночь.
Он вскочил со стула и бросился к окну.
Птица потрепыхалась на лужайке, затем взмыла, бешено размахивая крыльями, в темное небо.
Эдуардо закрыл окно с такой силой, что едва не разбил стекло, и обхватив руками голову, как будто желая вырвать из нее страшную мысль, чтобы она больше его не давила.
Этой ночью он был очень пьян. Сон, который наконец к нему пришел, был самым большим приближением к смерти из всех, которые он знал.
Если птица и приходила к нему на окно спальни во время его сна или прогуливалась по краю крыши над ним, он ничего этого не слышал.
* * *
Эдуардо спал до десяти минут пополудни первого июля. Остаток дня борьба с похмельем и попытки излечиться от него заняли его целиком и удержали мозг от воспоминания строк давно умершего поэта.
Ворон был с ним и первого июля, и второго, и третьего: с утра до ночи, без перерывов, но старик пытался его не замечать. Больше никаких игр в гляделки с другими часовыми, никаких односторонних бесед. Эдуардо не сидел на крыльце. Когда он находился внутри, то не глядел за окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
В рассказах добрые пришельцы численно превосходили злых. Фантастика в основном была литературой надежды.
Но пока длились июньские теплые дни, надежды на ранчо Квотермесса явно было меньше, чем на страницах этих книг.
После полудня семнадцатого июня, когда Эдуардо сидел в кресле гостиной, потягивая пиво и читая Уолтера М.Миллера, зазвонил телефон. Он отложил книгу, но не пиво, и прошел на кухню, чтобы снять трубку.
Тревис Поттер сказал:
- Мистер Фернандес, вам не о чем волноваться.
- Не о чем?
- Я получил факс из гослаборатории - результаты тестов с образцами ткани этих енотов: они не были инфицированы.
- Но они точно умерли, - зло сказал Эдуардо.
- Не от бешенства. И не от чумы. Ни от чего такого, что можно назвать инфекцией или что передается через их укусы и блох.
- Вы сделали вскрытие?
- Да, сэр.
- Так что, их скука убила, что ли?
Поттер помолчал.
- Единственное, что я смог найти, - воспаление и сильное разбухание мозга.
- Хотя, как вы говорите, это не было инфекцией?
- Не было. Ни ран, ни нарывов или гноя, просто воспаление и чрезвычайное увеличение. Чрезвычайное.
- Может быть, гослаборатория сможет протестировать мозговую ткань?
- Мозговая ткань входила в тот набор, что я послал им в первый же раз.
- Понятно.
- Я никогда не видел ничего подобного, - сообщил Поттер.
Эдуардо ничего не сказал.
- Очень странно, - продолжал ветеринар. - Их больше не было?
- Мертвых енотов? Нет. Только три.
- Я собираюсь провести некоторые токсикологические исследования, посмотреть, не имеем ли мы здесь дело с ядом.
- У меня нет никаких ядов.
- Это может быть промышленный токсин.
- Может быть? Да здесь, черт возьми, нет никакой промышленности!
- Ну... тогда природный.
Эдуардо сказал:
- Когда вы их вскрыли...
- Да?
- ...то открыли череп и увидели воспалившиеся и распухшие мозги...
- Очень сильное давление, даже после смерти, кровь и спинномозговая жидкость била струей, когда я распилил череп.
- Живой образ.
- Извините. Но поэтому у них были выпучены глаза.
- Так вы просто взяли образцы мозговой ткани или...
- Да?
- ...действительно вскрывали мозг?
- Я действительно провел церебротомию двум из них.
- Вскрыли целиком им мозги?
- Да.
- И ничего не нашли?
- Только то, о чем я уже вам сказал.
- И ничего... необычного?
Озадаченность в молчании Поттера была почти слышимой. Затем он спросил:
- А что вы думали, я должен был найти, мистер Фернандес?
Эдуардо не отвечал.
- Мистер Фернандес?
- Что с их позвоночником? - спросил Эдуардо. - Вы осматривали их позвоночник, по всей длине?
- Да, осматривал.
- Вы нашли что-нибудь... присоединенное?
- Присоединенное? - повторил Поттер.
- Да.
- Что вы имеете в виду?
- Ну, могло выглядеть... могло выглядеть как опухоль.
- Выглядеть как опухоль?
- Скажем так - опухоль... что-то в этом роде?
- Нет. Ничего похожего. Вообще ничего.
Эдуардо отнял трубку телефона от своего рта на время, достаточно долгое, чтобы глотнуть немного пива.
Когда он снова поднес ее к уху, то услышал слова Тревиса Поттера:
- Знаете что-то, что не сказали мне?
- Ничего такого, о чем бы я знал, - солгал Эдуардо.
Ветеринар на время умолк. Может быть, он сам посасывал пиво. Затем:
- Если вы наткнетесь еще на таких животных, то позвоните?
- Да.
- Не только енотов.
- Хорошо.
- Вообще любых животных.
- Конечно.
- Не трогайте их, - сказал Поттер.
- Не буду.
- Я хотел бы увидеть их "in situ", прямо там, где они найдутся.
- Как скажете.
- Что ж...
- До свидания, доктор.
Эдуардо повесил трубку и пошел к раковине. Он поглядел за окно на лес вверху склона заднего двора, к западу от дома. Подумал: как же долго ему придется ждать? У него была смертельная болезнь ожидания.
- Ну, - сказал он тихо спрятавшемуся в лесу наблюдателю.
Он был готов. Готов к аду, или небесам, или вечному ничто, ко всему, что ни явится.
Он не боялся умереть.
Его пугало только, как умрет. Что ему придется выдержать. Что с ним сделается в последние минуты или часы его жизни. Что он может увидеть.
* * *
Утром двадцать первого июня, когда Эдуардо завтракал и слушал мировые новости по радио, то поглядел вверх и увидел на окне северной стены кухни белку. Она сидела на оконной раме и глядела через стекло на него. Очень спокойно. Пристально. Как еноты.
Он смотрел на нее некоторое время, затем снова сконцентрировался на своем завтраке. Каждый раз поднимая голову, видел, что белка по-прежнему на своем посту.
Вымыв посуду, он подошел к окну, пригибаясь, и оказался лицом к лицу с белкой. Только стекло было между ними. Зверя, казалось, не встревожило подобное бесцеремонно-близкое рассматривание.
Постучал ногтем по стеклу прямо перед мордой белки. Зверь не шелохнулся.
Поднялся, открыл щеколду, и начал приподнимать нижнюю часть фрамуги.
Белка соскочила с рамы и перебежала в боковой двор, где развернулась и снова уставилась на него.
Эдуардо закрыл и запер на задвижку окно и пошел наружу - сидеть на переднем крыльце. Две белки уже были здесь, в траве, ожидая его. Когда Эдуардо сел в кресло-качалку из орешника, одна из маленьких тварей осталась в траве, но другая взобралась на верхнюю ступеньку крыльца и продолжила наблюдение за ним с этого угла.
Той ночью, лежа в кровати в своей снова забаррикадированной комнате, пытаясь заснуть, он слышал, как белки носятся по крыше. Маленькие коготки царапали кровлю.
Когда он наконец засунул, ему приснились грызуны.
Следующий день, двадцать второго июня, белки оставались с ним. У окна. Во дворе. На крыльце. Когда он вышел прогуляться, они следовали за ним на расстоянии.
Двадцать третьего было то же самое, но утром двадцать четвертого он нашел мертвую белку на заднем крыльце. Сгустки крови на ушах. Высохшая кровь на ноздрях. Глаза, вывалившиеся из впадин. Он нашел двух других на дворе и четвертую на ступенях переднего крыльца, всех в таком же состоянии.
Они выжили под контролем больше, чем еноты.
Очевидно, что пришелец учился.
Эдуардо, решил позвонить доктору Поттеру. Но вместо этого, собрал четыре тельца и перенес их в центр восточного луга и бросил в траву, где любители падали могли их легко найти и пожрать.
Подумал еще о воображаемом ребенке на далеком ранчо, который мог видеть фары "чероки" две недели назад, когда он возвращался от ветеринара. Напомнил себе, что обязался этому ребенку - или другим детям, которые действительно существуют, - рассказать Поттеру всю историю. Он должен попытаться ввести власти в курс дела, даже если для того, чтобы ему кто-либо поверил, придется пережить бесполезные и унизительные обследования.
Может быть, это было от пива, которое все еще глотал с утра до вечера, но он больше не мог испытать чувство общности, которое пережил в ту ночь: всю свою жизнь провел, избегая людей, и не мог в один миг найти в себе желание слиться с ними.
Кроме того, все изменилось, когда он вернулся тогда домой и нашел свидетельства присутствия "гостя": крошащиеся шмотки земли, мертвых жуков, земляных червей, полоску голубой ткани на углу дверцы плиты. Он в ужасе ожидал следующих ходов в этой части игры, все еще отказываясь размышлять о ней, немедленно блокируя любую запрещенную мысль, которая возникала в его измученном мозгу. Когда, наконец, эта страшная схватка произойдет, он не сможет разделить ее с незнакомыми людьми. Ужас был слишком личным, предназначенным для него одного - ощущать и терпеть.
Он все еще записывал в дневник происходящее, и в желтом блокноте появился отчет от белках. Но ни желания, ни сил фиксировать свои наблюдения так же детально, как делал это вначале, у него не осталось: писал так сжато, как возможно, не отбрасывая ни одной имеющей отношение к делу информации. Считая всю свою жизнь ведение дневника обременительным, теперь он был неспособен прекратить это.
Пытался понять пришельца, записывая все это. Пришельца... и себя.
* * *
В последний день июня он решил съездить в Иглз Руст - купить всякой бакалеи и других продуктов. Теперь, когда он считал, что живет глубоко в тени неизвестного и фантастического, ему казалось, что каждое светское действие - готовка пищи, заправка постели каждое утро, покупки - какая-то бессмысленная, пустая трата времени и сил, абсурдные попытки приделать фасад нормальности к существованию, которое было искаженным и странным. Но жизнь продолжалась.
Когда Эдуардо вывел "чероки" из гаража на дорожку, большая ворона соскочила с перил переднего крыльца и пролетела над капотом машины, широко размахивая крыльями. Он нажал на тормоза и остановил мотор. Птица парила высоко в серо-пятнистом небе.
Позже, уже в городе, когда Эдуардо вышел из супермаркета, толкая впереди себя тележку с покупками, ворона сидела на капоте его автомобиля. Он подумал, что это та же самая птица, что встретилась ему меньше двух часов назад.
Она оставалась на капоте, разглядывая его через ветровое стекло, когда он пошел к задней части "чероки" и открыл багажник. Пока он запихивал сумки за заднее сиденье, ворона не спускала с него глаз. Она продолжала смотреть и тогда, когда Эдуардо отогнал пустую тележку к супермаркету, вернулся, и сел за руль. Птица поднялась в воздух, только когда он завел мотор.
Шестнадцать миль монтанской дороги ворона следовала за ним в вышине. Он мог держать ее в поле зрения, нагибаясь к рулю, чтобы глядеть сквозь верх ветрового стекла или просто высовываясь через боковое окно, в зависимости от положения птицы, которое она меняла во время своего наблюдения за ним. Иногда она летала параллельно, сохраняя дистанцию, а иногда выбивалась вперед так далеко, что превращалась в пятнышко, почти исчезла в облаках, только затем, чтобы совершив облет, вернуться и снова двигаться параллельно его курсу. Ворона была рядом всю дорогу домой.
Пока Эдуардо ужинал, птица сидела на внешней раме окна северной стены кухни, там же, где он видел белку-часового. Когда он оторвался от еды, чтобы поднять нижнюю половину фрамуги, ворона убралась с окна, подобно белке.
Он оставил окно открытым, пока не закончил ужин. Освежающий бриз сдул птицу на сумеречный луг. Но прежде чем Эдуардо дожевал последний кусок, ворона вернулась.
Птица продолжала сидеть на открытом окне, пока он мыл посуду, вытирал ее и ставил на место. Она отслеживала каждое его движение блестящими черными глазками.
Он взял еще пива из холодильника и вернулся за стол. Уселся на другой стул, не тот, на котором был во время ужина, а ближе к вороне. Они сидели на расстоянии вытянутой руки друг от друга.
- Чего ты хочешь? - спросил старик, удивляясь, что не видит ничего дурацкого в подобной беседе с мерзкой птицей.
Конечно, он разговаривал не с вороной. Он обращался к тому, что ей управляло. К пришельцу.
- Ты хочешь просто смотреть на меня? - поинтересовался он.
Птица глядела.
- Тебе хочется поболтать?
Птица подняла одно крыло и, засунув под него голову, клювом принялась раздвигать перья, как будто выклевывая блох.
Глотнув еще пива, Эдуардо произнес:
- Или ты хочешь управлять мною так же, как этими тварями?
Ворона попереминалась с ноги на ногу, встряхнулась, вздернула голову и уставилась на него одним глазом.
- Ты можешь вести себя как обычная пичуга сколько хочешь, но я-то знаю, что ты не такой, совсем не такой.
Ворона сохраняла спокойствие.
За окном сумерки уступили место ночи.
- Ты можешь управлять мной? Или, может быть, ты ограничен во власти - только над простыми существами, с менее сложной нервной системой?
Черные глаза блеснули. Острый оранжевый клюв слегка раскрылся.
- Или ты, может быть, изучаешь пока экологию, флору и фауну, примеряешь, как твоя сила работает здесь, оттачиваешь мастерство? А? Наверное, подбираешься ко мне? Так?
Ворона смотрела.
- Знаю, что тебя нет в птице - ничего физического. Так же, как и в енотах. Вскрытие это установило. Хотя, ты, возможно, помещаешь что-то в животных, чтобы управлять ими, что-нибудь электронное. Я не знаю, может быть, и биологическое. Хотя, вероятно, вас там много в лесу: улей, гнездо, и, может быть, один из вас действительно входит в животное, чтобы управлять. Я, честно говоря, ожидал, что Поттер найдет что-нибудь странное - личинку, живущую в мозгах енота, какую-нибудь сороконогую тварь, которая впилась им в позвоночник. Зерно, неземной паук, что-нибудь. Но ты так не работаешь, да?
Он глотнул немного "Короны".
- А... Хороший вкус.
Он протянул пиво вороне.
Птица уставилась на него поверх бутылки.
- Трезвенник, да? Это я запомню. Очень любопытные твари мы, люди. Быстро учимся и хорошо используем то, что выучили, умеем отвечать на вызов. Тебя это ничуть не волнует?
Ворона подняла хвост и оправилась.
- Это был комментарий, - удивился Эдуардо, - или просто часть имитации птичьего поведения?
Острый клюв разинулся и закрылся, открылся и закрылся, но никакого звука птица не издала.
- Как-то ты управляешь этими зверями с расстояния?.. Телепатия, что-то в этом роде? С неплохого расстояния, в случае с этой птичкой. Шестнадцать миль до Иглз Руст. Ну, может быть, четырнадцать миль полета вороны.
Если пришелец и понял, что Эдуардо произнес скверный каламбур, то никак не дал об этом знать через птицу.
- Ты умен, если это телепатия или что-то такое. Но ведь точно, черт возьми, это требует кое-каких усилий, нет? Однако, ты улучшаешь свои знания об ограниченности местного рабского населения.
Ворона снова занялась выклевыванием блох.
- Ты уже делал попытки управлять мной? Потому что, если делал, не думаю, что осознавал это. Это не ощущается, как кто-то лезет мне в голову, я не видел никаких чужих образов перед глазами, ничего такого, о чем пишут в этих рассказах.
Ворона занималась туалетом.
Эдуардо вытряс остатки "Короны" в рот. Вытер губы рукавом.
Подцепив блоху, птица спокойно поглядела на него, как будто говоря, что готова просидеть здесь всю ночь, слушая его болтовню, если он захочет.
- Мне кажется, что ты двигаешься слишком медленно в своих экспериментах. Этот мир кажется достаточно нормальным для тех, кто родился здесь, но, может быть, для тебя это одно из самых странных мест, которые ты видел. Наверное, ты чувствуешь себя здесь не очень уверенно.
Ему не следовало начинать разговора в надежде, что ворона станет ему отвечать. Это же не какой-то диснеевский фильм. Но ее продолжающееся молчание начало расстраивать и раздражать его, возможно, потому, что весь день он провел на волне пива и теперь был полон пьяной злости.
- Ну же! Кончай тут вынюхивать. Давай.
Ворона просто смотрела.
- Иди сюда сам, отплати мне визитом, ты - настоящий, не птица или белка, или енот. Приходи сам. Никаких костюмов. Сделай это. Давай разберемся.
Птица взмахнула крылом, раскрыв его наполовину.
- Ты хуже, чем ворон у По. Ты даже ни единого слова не скажешь, просто сидишь. Что ты за тварь?!
Глядит и глядит.
"Неподвижный, неподвижный... восседает
Ворон черный, несменяемый дозорный".
Хотя По и не был никогда его любимцем, а лишь писателем, которого читал, пока не нашел того; что его действительно восхитило, он начал громко читать пернатому часовому, придавая словам страсть, которая обуревала рассказчика, созданного гением поэта:
Светом лампы озаренный, смотрит, словно демон сонный.
Тень ложится удлиненно, на полу лежит года.
Внезапно он осознал, слишком поздно, что птица и стих, и собственные предательские мозги привели его к встрече с той ужасной мыслью, которая давила на него с тех пор, как он вычистил землю и другие остатки посещения десятого июня. В центре поэмы По "Ворон" была погибшая девушка, юная Линора. А рассказчик пребывал в жуткой уверенности, что Линора вернулась из...
Эдуардо захлопнул воображаемую дверь перед остальной частью мысли. В приступе гнева он швырнул пустую пивную бутылку. Она попала в ворону. Птица и бутылка свалились в ночь.
Он вскочил со стула и бросился к окну.
Птица потрепыхалась на лужайке, затем взмыла, бешено размахивая крыльями, в темное небо.
Эдуардо закрыл окно с такой силой, что едва не разбил стекло, и обхватив руками голову, как будто желая вырвать из нее страшную мысль, чтобы она больше его не давила.
Этой ночью он был очень пьян. Сон, который наконец к нему пришел, был самым большим приближением к смерти из всех, которые он знал.
Если птица и приходила к нему на окно спальни во время его сна или прогуливалась по краю крыши над ним, он ничего этого не слышал.
* * *
Эдуардо спал до десяти минут пополудни первого июля. Остаток дня борьба с похмельем и попытки излечиться от него заняли его целиком и удержали мозг от воспоминания строк давно умершего поэта.
Ворон был с ним и первого июля, и второго, и третьего: с утра до ночи, без перерывов, но старик пытался его не замечать. Больше никаких игр в гляделки с другими часовыми, никаких односторонних бесед. Эдуардо не сидел на крыльце. Когда он находился внутри, то не глядел за окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39