– Мы - по важному делу, - вставил Петр.
– Дела у них!… Марш в убежище!
– Нам надо в НКВД, - сказал Павел твердо.
– Срочно, - добавил Петр. Дежурные переглянулись.
– Пусть бегут, - сказала одна из девушек. - Может, и верно дело.
– Давайте, - кивнул парень. - Только быстро. Обстрел.
Братья побежали.
Какой обстрел? Почему обстрел?
Киндер трусил рядом.
Вот и здание НКВД. Окна первого этажа прихвачены решетками. У подъезда с тяжелыми дверьми - часовой.
Братья остановились отдышаться, посматривали робко на дом, на решетки, на тяжелые двери.
– Проходите, - сказал часовой. - Здесь стоять нельзя.
– А нам сюда, - сказал Павел, мотнув головой в сторону дверей.
– Нельзя.
– А как же… - начал Петр.
– Бюро пропусков за углом.
Братья побежали за угол. Остановились у неказистой двери с надписью: "Бюро пропусков". Дверь открывалась тяжело, со скрипом, а когда они протиснулись в нее, закрылась сама, гулко бухнула, сработала тугая пружина.
Киндер остался ждать на улице.
В пустой комнате с белеными, как в больнице, стенами стояло несколько стульев, в углу - стеклянная будка с телефоном. В противоположной стене проделано окошко, похожее на шкафчик с прикрытой дверцей. Над окошком надпись: "Выдача пропусков".
Павел постучал по дверце костяшками пальцев. Окошко приоткрылось, и в нем показалось мужское сонное лицо. Глаза смотрели на братьев устало и безразлично.
Братья молчали.
– Ну, - произнесло лицо в окошке.
– Нам нужно к начальнику, - сказал Павел тихо.
– К самому главному, - сказал Петр.
– По какому делу?
– По важному.
– Вас вызывали?
– Нет.
– Звоните по телефону двенадцать - пятнадцать.
Окошко закрылось.
Братья вдвоем втиснулись в стеклянную будку с телефоном.
Павел снял трубку. В трубке шипело, потом женский голос произнес:
– Говорите.
– Пожалуйста, двенадцать - пятнадцать.
– Соединяю.
И тотчас мужской голос сказал:
– Дежурный по управлению.
– Здравствуйте, - сказал Павел. - Нам нужно попасть к самому главному начальнику.
– По какому делу?
И чего все спрашивают одно и то же? Мало ли какое дело может быть к начальнику. Всем не расскажешь!
– По важному, - ответил Павел.
– У нас все дела важные, товарищ. Кто вы? И откуда звоните?
– Из бюро пропусков. Мы артисты Лужины из цирка.
– Изложите кратко суть дела.
– Нашу маму арестовали. А она ни в чем не виновата.
– Все?
– Все.
– Хорошо. Ждите. Я доложу.
– Ну что?… - спросил Петр.
– Доложит. Велел ждать.
В будке было душно. Петр открыл стеклянную дверь.
– Говорите? - спросила трубка женским голосом.
– Говорим, говорим, - торопливо ответил Павел.
Так они и стояли в тесной будке: Павел, прижимая повлажневшую трубку к уху, а Петр выжидающе глядя на брата.
И не заметили, как в бюро пропусков вошел невзрачный мужчина в косоворотке, мятых брюках и белых, перепачканных баретках. Он остановился возле будки и с любопытством рассматривал братьев.
– Мы сейчас, - сказал Павел, решив, что тот ждет, когда освободится телефон.
– Ну-ну… - неопределенно буркнул мужчина и спросил: - Который из вас Павел?
– А ты, стало быть, Петр… Трубочку-то повесь.
Павел, не отводя взгляда от пришедшего, несколько раз провел трубкой мимо рычага. Мужчина спокойно отобрал у него трубку и повесил ее на место.
– Вы ж уехали с цирком.
– Уехали, - подтвердил Петр.
– Как же вы здесь оказались?
– Вернулись, - сказал Павел.
– Маму выручать, - добавил Петр.
– Сбежали?
Павел кивнул.
– И давно в городе?
– Мы прямо с вокзала, - сказал Павел.
– Мы на поезде приехали, - уточнил Петр.
– Поезда не ходят, - возразил мужчина.
– На товарном, - пояснил Павел.
– А вещи где?
– Мы без вещей, - ответил Петр.
– А сбежали когда?
– Вчера вечером.
– Та-ак… И чем питались?
Братья переглянулись.
– Ничем.
Мужчина вздохнул.
– Снять бы с вас штаны, да ремнем…
– За что? - взъерошился Павел.
– За все разом и на сто лет вперед, - сердито сказал мужчина. - Ладно. Идемте.
– Куда? Мужчина усмехнулся.
– Вам же к самому главному начальнику нужно!…
Он открыл двери. Палило солнце. Висел над улицей дым. Неумолчный раскатистый гул стоял в нагретом воздухе.
Киндер вильнул хвостом.
– Ваш? - спросил мужчина.
– Наш.
– И тоже голодный? Хоть бы скотину пожалели.
– Что это рокочет все время? - спросил Павел.
Мужчина глянул на него искоса.
– Немцы подошли к городу. У реки бой идет. А вы…
Они свернули за угол. Мужчина кивнул часовому, открыл тяжелые двери, пропустил братьев вперед. Киндер шмыгнул за ними, он не хотел оставаться один на жаркой улице.
В большом каменном вестибюле было прохладно. Мужчина поднялся по лестнице, провел братьев длинным коридором, в который справа и слева выходило множество дверей. В коридоре было тихо и за дверьми тихо. Будто здание брошено и в нем никого нет, кроме них. А может, и верно никого? Эвакуировались? Или ушли на фронт?
Мужчина ввел братьев в комнату, казенно обставленную: большой письменный стол, возле - два стула. У стены - диван с высокой спинкой, обитый потрескавшимся, черным дерматином. Над диваном портрет Дзержинского во весь рост, в длинной кавалерийской шинели и фуражке. В углу несгораемый металлический шкаф, крашенный под дерево.
На столе лампа с зеленым абажуром, как у директора школы, два телефона, графин с водой, стакан, серая мраморная чернильница, такое же пресс-папье с медной шишечкой сверху и мраморный стакан.
Все это братья рассмотрели детально, потому что мужчина ушел, велев им сидеть здесь и дожидаться его.
Окно комнаты выходило во двор, мощенный булыжником. В углу двора, возле открытых дверей стоял грузовик с брезентовым верхом. Какие-то военные затаскивали в него подоскам железный шкаф, такой же, что стоял здесь, в комнате.
Братья отошли от окна и сели на диван.
Мужчины долго не было. Братья сидели молча, подавленные тишиной дома и гулом за его стенами. Очень хотелось есть.
Киндер лежал у их ног, положив голову на вытянутые передние лапы, и дремал.
Наконец вернулся мужчина с какими-то кульками в руках.
Киндер оживился, потянул носом воздух, беспокойно вильнул хвостом.
А мужчина деловито расстелил на столе газету, вынутую из ящика. Выложил на нее белую булку, круг прикопченной колбасы, пряники. Достал из кармана перочинный нож, нарезал булку и колбасу неровными толстыми кусками.
– Ешьте.
И сам взял кусок колбасы, содрал с него тонкую темную кожицу.
Павел и Петр тоже взяли по куску булки и колбасы.
– Ешьте, ешьте… Последняя колбаска, - сказал мужчина. - Сгорел мясокомбинат.
Киндер, сохраняя достоинство, лежал, положив голову на лапы. Только черный нос его нетерпеливо подрагивал да дергались брови.
– Можно Киндеру дать кусочек? - спросил Павел.
– Разумеется.
– Возьми, Киндер, - Павел протянул псу кусок булки с колбасой.
Киндер поднялся, осторожно взял бутерброд, вернулся на старое место и стал есть.
– Так… Теперь поговорим.
– А вы - главный начальник? - спросил Петр.
– Нет, не главный.
– Но вы можете отпустить маму? - спросил Павел.
– Нет, не могу.
– Но ведь она ни в чем не виновата! Честное пионерское! - горячо сказал Павел.
– Честное пионерское! - как эхо сказал Петр.
– Знаю.
– Знаете? А арестовываете?
– Так надо.
Павел и Петр растерялись. Как же это? Не виновата. Арестовали. И еще говорят "так надо".
Мужчина смотрел в окно. Слышно было, как там затарахтел грузовик.
– Мы хотим говорить с самым главным начальником, - нахмурился Петр.
– И самый главный начальник скажет вам то же самое.
– Но почему? Почему?… - запальчиво спросил Павел.
Мужчина отвернулся от окна, посмотрел на братьев.
– Мама ваша жива и здорова.
– Где она? - спросил Петр.
– Где надо.
– В тюрьме? - спросил Павел.
Мужчина пожал плечами.
– Что Гертруда Иоганновна Лужина наказала своим сыновьям? Чтобы верили ей, что все будет хорошо. Чтобы слушались Флича. Так? - Мужчина повысил голос: - Я спрашиваю, так?
– Так, - тихо ответил Павел.
– А как поступили вы? Удрали от Флича. Явились в город, в который завтра войдут немцы.
– Мы пошли выручать маму! - упрямо сказал Петр.
– Не-ет, да вы - типы! - удивился мужчина. - Вам - "а", а вы - весь алфавит! - Он сел за стол и сжал голову ладонями. - Ну что? Что я с вами теперь делать буду?
Киндер вскочил, ощерился и залаял на дверь. Дверь открылась и в комнату вошел еще один мужчина, большеголовый, в сером костюме.
– Киндер! - строго окликнул Павел пса.
Мужчина в косоворотке встал.
– Это еще что? - спросил вошедший.
– Собака, - ответил Петр.
– Спасибо, что не слон, - вошедший взял стул, повернул его к себе и сел.
– Вот, товарищ майор, - сказал мужчина в косоворотке и показал на братьев.
– Что же это вы, товарищи дорогие, самовольничаете? Цирк эвакуировали по приказу Москвы. А вы, выходит, дезертиры. А? Отец на фронте. Бьет фашистов. А вы тут… бегаете?
– Но мы… - пролепетал Павел.
– Знаю… Помолчите, когда старшие говорят. Нехорошо. Нехорошо, - повторил майор. - Идет война. И если каждый будет делать что ему захочется… Нехорошо.
– Но мама… - начал Петр.
– Вы что ж, в маме своей сомневаетесь? Маме не верите? Вот что, артисты. Самое большее, что я могу для вас сделать, это помочь вам убраться из города. Алексей Павлович, - майор кивнул на мужчину в косоворотке, - увезет вас к деду в Березов.
– Откуда вы знаете?… - снова удивился Павел.
– По долгу службы. И никаких фокусов!
Зазвонил телефон, майор снял трубку.
– Да. Я… Что?… Ясно, - он подержал трубку в руках. Потом тихонько положил на рычаг. - Фашисты перерезали железную дорогу и шоссе в районе Дубравки.
Павел и Петр вспомнили Дубравку, маленькое село с магазином и закусочной, в которую стояла длинная очередь беженцев. В магазине никаких продуктов не было. Все раскупили до последней банки консервов. В закусочной продавали бутерброды с очень соленой хамсой на тоненьком кусочке хлеба и клюквенный квас, розовый и кислый.
– Это же далеко, - сказал Павел. - Километров двадцать пять. Мы там были.
– Да. Двадцать четыре на восток, - уточнил майор.
– Танки? - спросил Алексей Павлович.
Майор кивнул.
– Березов отменяется. Придется искать для них убежище в городе.
– А как же мама? - спросил Павел.
Майор нахмурился.
– Слушайте меня внимательно. Алексей Павлович пока спрячет вас в городе. На улицу носа не высовывать. Ни одна живая душа не должна знать, что вы здесь. Ясно? Если же так сложатся обстоятельства, что вам придется выйти, где бы и с кем бы вы ни увидели свою маму, на глаза ей не показывайтесь. Это очень серьезно. Очень. От этого зависит ее жизнь.
– Мамина?
– Да. Я не имел права вам это говорить. Но деваться некуда. При первом же удобном случае вас выведут из города. И упаси вас боже заниматься какой-нибудь самодеятельностью! Я говорю ясно?
– Ясно.
– Алексей Павлович, займитесь убежищем сейчас же. Переправите их с наступлением темноты. А пока пусть поскучают здесь.
Майор поднялся.
– А как с собакой, товарищ майор? - спросил Алексей Павлович.
– А что с собакой?
– Ее ж выводить надо.
– Решайте сами.
Майор кивнул и направился к двери, но остановился.
– И еще запомните, на всякий пожарный случай, вы никого в этом городе не знаете, кроме школьных приятелей. Ни-ко-го! И Алексея Павловича не знаете. И не видели никогда.
Майор ушел. Алексей Павлович убрал со стола газету с хлебными крошками.
– Да-а… Мастера вы кашу варить. Сидите здесь. За вами придут. Если что приспичит, по коридору направо вторая дверь. Телефон не трогать. На звонки не отвечать. Все, пожалуй. Я пошел.
Алексей Павлович вышел и прикрыл дверь. Павел и Петр остались одни.

4
Василь и Толик выскочили к реке у поворота. Оба поцарапались, перелезая через заборы и заборчики, пробираясь напрямик сквозь кусты шиповника.
Рубахи прилипли к спинам. Глаза заливал пот. Губы стали солеными. Каждая царапина на теле саднила. Не хватало воздуха, оба дышали торопливо, глубоко, но жаркий воздух только сушил глотки.
Они выскочили на берег и поползли в высокой осоке. Так еще недавно ползали к "антилопам" Великие Вожди на великой охоте. Ох уж эта осока!… Бритва трава!
Река в этом месте круто сворачивала.
Городская сторона, заросшая осокой, была пологой и плоской. Лесной берег подмывала буйная вода, он был обрывист и весь оплетен обнаженными корнями деревьев. Возле него возникали водовороты, крутился мусор. Сюда должно было снести тело лейтенанта, если его не зацепили прибрежные ветлы или какой-нибудь топляк-коряга.
Мальчики напряженно всматривались в воду у противоположного берега. Они лежали плашмя, видно было плохо, а встать не решались. Вдруг и там, за деревьями, немцы?
Вода кипела, крутила остатки моста - доски, щепки, сломанные, еще зеленые ветки деревьев.
Толик то и дело утирал глаза ладонью: затекал пот.
Василь скрюченными пальцами вцепился в сухую тину. На мгновение ему показалось, что вода ворочает вместе с досками беспомощное тело человека. И тут же оно исчезло. Может, померещилось? Может, так сильно хотелось найти лейтенанта, что лейтенант и в самом деле почудился?
Василь сел, отряхнул с ладошек песок.
А если не почудился?
– Толик, плывем?…
– Что ты? Закрутит…
– Дрейфишь?… А лейтенант там пропадает.
– Да нет его.
– Я видел, - Василь уже и в самом деле верил в то, что видел лейтенанта. - Плывем.
Он сполз в воду и поплыл против течения, чтобы не так быстро сносило, сначала он медленно отдалялся от берега, словно бы барахтался на одном месте. Потом вода подхватила его, понесла, а он все взмахивал руками, не даваясь, отвоевывая у реки пространство пядь за пядью.
Толик заплакал, так ему стало жалко Ржавого, и себя, и лейтенанта. Вода, лес, Ржавый - все слилось от слез в пестрое рябое пятно. Да что же это? Что ж это?! Там, в лесу, может, прячутся фашисты. Может, целятся из пушки в Ржавого!
Толик шмыгнул носом, протер глаза тыльной стороной ладони, решительно сунулся в воду, отчаянно поплыл саженками, выбрасывая попеременно руки вперед, ощущая упругий ток реки. Ну и пусть… целятся… пусть!… И в них… целятся… красноармейцы… Еще неизвестно, кто выстрелит первым!
В плечо стукнула доска, но не больно. Городской пологий берег отдалялся. Лес вырастал. Вода студила тело, и зуд от царапин утих. Толик несколько раз глотнул воду, выплюнул попавшую в рот щепку.
Течение прибило мальчишек к берегу чуть ниже поворота. Хватаясь за торчащие из земли обнаженные корни, они выбрались наверх, огляделись. Немцев не было. Пригибаясь на всякий случай, они побежали к повороту, легли плашмя и свесили головы вниз. Вода пенилась, крутила доски и мусор. А у самого берега висячие корни держали лейтенанта. Белое лицо запрокинуто, глаза закрыты. На мокрой гимнастерке возле плеча проступало розовое пятно. По ногам хлестала бурая пена, словно старалась стянуть с них сапоги.
Василь и Толик спустились вниз, к самой воде. Из-под ног скатывались комья земли.
– Не поднять нам его! - крикнул Толик
– Надо. Пропадет!
– Мертвый он…
– Надо. Стой крепче. Бери за ту подмышку.
Лейтенант, небольшой ростом, оказался таким тяжелым! Словно смерть прибавила ему весу. Или он воды нахлебался?
Они оторвали его тело от нижних корней, подтащили повыше. И пока один держал лейтенанта, не давал ему сползти вниз, другой нащупывал точку опоры повыше. Лейтенанта подтягивали вверх на несколько сантиметров, и снова передышка, поиск корня потолще - опоры. И - вверх, вверх…
Подойди сейчас немцы вплотную, мальчишки их просто не заметили бы. Они уже не видели ни кипящей внизу реки, ни города за пологим берегом, ни леса над головой. Только тяжелое, обмякшее тело лейтенанта, белое лицо его, розовое пятно на гимнастерке около плеча и витые корни, петлями торчащие из размытой, порушенной земли.
Вверх, вверх, еще, еще немного, еще чуток… Ну же, ну…
Сколько времени они поднимали лейтенанта? Не все ли равно! Они подняли его. Подняли, оттащили от обрыва и повалились рядом, обессиленные. И лежали некоторое время молча. Даже говорить сил не было.
Потом Толик позвал тихонько:
– Василь… Ржавый…
– Ну…
– Жалко лейтенанта.
– Ясно жалко.
– Чего мы с ним теперь?…
– Схороним.
– Даже не знаем, как его звать…
Они снова помолчали. Потом Василь поднялся на колени, посмотрел на лейтенанта.
– Толик, может, у него документы есть?
Тот тоже поднялся.
– Погляди.
Лейтенант лежал на спине. Мокрые светлые волосы прилипли к бескровному белому лбу с четкой полоской поперек.
Василь протянул руку, отстегнул пуговку кармана гимнастерки, хотел пошарить, поискать документы, но тут ему показалось, что белесые ресницы лейтенанта дрогнули. Тень от ветки? Лучик солнца?… А может, и верно ресницы?
– Толик, - сказал Василь шепотом. - А вдруг он живой еще?… Воды наглотался?
– Зеркальце надо, - сказал Толик. - Ко рту. Запотеет, значит, живой.
– Нету зеркальца. А ну, помоги. - Василь осторожно обхватил лейтенанта, с помощью Толика перевернул лицом вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34