Манипу обнял девушку покрепче и проникновенно ответил:
– Ты спрашиваешь меня, понимаю ли я твое положение? Но ведь мое положение вождя и моя молодость привлекают ко мне всех девушек племени, и я никогда не могу понять: любит ли меня моя избранница или ей хочется быть отмеченной вождем. Маора меня никогда не любила, ей нравилось быть первой женщиной в племени и получать самые дорогие и красивые подарки. Никто не хочет согреть мое сердце, хотя моя постель никогда не была пустой, я обладал красивейшими женщинами, но это не принесло мне счастья.
Энни почувствовала себя невероятно польщенной. Несмотря на обилие любящих его красавиц, Манипу любит только ее, смотрит только на нее и мечтает быть с Энни всю жизнь. Может быть, он и есть ее судьба? Да, она доверила свое сердце человеку, который разбил его, но она все еще любит его и, возможно, будет любить очень долго. Разве можно позволить себе жить с человеком, которому ты не нужна, который отказался от твоей нежности ради первой же красотки, подвернувшейся ему? Джек не отказывается от удовольствий, даже если они доставляют глубокое страдание Энни. Он унижает ее своим пренебрежением, так можно ли остаться с ним? Нет! Нет! Она не позволит себе любить человека, который не уважает ее, не бережет ее чувства. Этот брак обречен: она будет страдать рядом с Джеком с первого дня свадьбы до своего последнего вздоха.
С другой стороны, ей предлагает руку и сердце и свою безграничную любовь молодой, красивый, опытный мужчина, который дорожит ею как бесценным сокровищем. Она могла бы принести много пользы аборигенам: научить их читать и писать, рассказать о всемирной истории, о правилах поведения цивилизованных людей, о религии… Конечно, это совсем не то, о чем она мечтала… О любви, о взаимной страсти ей придется забыть надолго, но, можетбыть, со временем уважение к Манипу перерастет в любовь.
Маориец легким поцелуем прикоснулся к щеке Энни. Он дрожал от возбуждения, ему хотелось впиться в ее губы долгим поцелуем, поднять юбку, увидеть, наконец, то, о чем долго мечтал, раздвинуть руками ее белоснежные бедра, войти в нее, обладая любимой целиком и полностью. Но Манипу огромным усилием воли сдержал себя. Он так боялся, что второго такого шанса у него может не быть.
Сейчас Энни оскорблена, не верит Джеку, но уверена в любви вождя, и он не должен сделать ни одного неверного шага. Туземец чувствовал, как девушка трепещет у него под руками, поэтому он осторожно погладил ее по спине, успокаивая:
– Я никогда не сделаю ничего против твоей воли, – прошептал Манипу, отводя прядь волос от мокрой щеки Энни и целуя ее в висок.
Сердце девушки стучало как сумасшедшее. Ее ревнивое воображение рисовало ей картины близости Джека с коварной Олавой; она, казалось, слышала, как туземка смеется над ней, над ее преданной любовью, над ее слепотой и покорностью Джеку. Так нет же, не будет Олава смеяться над ней! Она приблизила свои дрожащие губы к лицу Манипу и, зажмурившись, поцеловала его в щеку. Тотчас девушка ощутила, как властно обнял ее маориец, а его жадный язык проник к ней в рот.
Туземец сжал ее стан, а потом опустил свою руку ниже… Энни чувствовала, как все ее существо противится блиаости с Манипу. Она принадлежит Джеку, потому что любит его, и пусть он ее обманул, пусть она больше никогда не будет с ним вместе, но ни с кем другим жить Энни не сможет. «Я люблю мою любовь, и моя любовь любит меня», – с болью в сердце вспомнила она слова поэта. Как она сможет жить без Джека? Ей показалось, что земля уходит из-под ног. Решительно вырвавшись из объятий маорийца, Энни крикнула в лицо Манипу:
– Нет, никогда я не буду твоей, прости меня!
Манипу затрясло от гнева. Он был терпелив и нежен с этой женщиной, а она отвергает его!
С угрозой в голосе он произнес:
– Энни, не играй со мной, я не тот человек, которого можно поцеловать, а потом оттолкнуть!
Энни умоляюще сложила руки и горячо возразила:
– Я и не думала играть с тобой! Просто я сейчас поняла, что не могу принадлежать никому другому, кроме человека, которого люблю!
Манипу зло сощурил глаза и процедил:
– Этот мужчина выбрал другую, и ты не нужна ему!
Энни пошатнулась от его слов, как от удара, но, овладев собой, с достоинством произнесла:
– Дело не в том, что я выбрала мужчину, недостойного моей любви, а в том, что мне не нужен человек, которого я не люблю!
– Если бы я мог выбросить тебя из сердца, неблагодарная! О, как бы я был счастлив освободиться от тебя, от этой мучительной страсти! Словно незрелый юнец я повсюду ищу тебя глазами, и моя душа не может насытиться видом твоей красоты! Мне кажется, я умру от тоски, если не смогу увидеть тебя больше!
Энни была тронута таким проявлением любви, хотя эгоизма в таком чувстве было гораздо больше, чем самопожертвования, но она не могла ответить ему взаимностью. Девушка замолчала, обдумывая, как бы помягче объяснить Манипу, что любовные отношения между ними невозможны, как вдруг громкий звук, похожий на взрыв, прервал ее размышления.
Она с удивлением увидела, как на невысокой горе, ближней к деревне, на самой верхушке, расцвел ярко-розовый цветок необычайной красоты.
– Что это, Манипу? – прошептала она, указывая на гору.
Вождь изменился в лице, его исказил страх, столь непривычный для этого мужественного воина. Упав на колени и молитвенно сложив руки, он взволнованно заговорил:
– О, Великий Дух, не гневайся на меня! Я не смог прогнать эту женщину из своего сердца и своего племени, за это ты гневаешься на меня и хочешь погубить мой народ! Умоляю тебя, дай мне один день, и белая женщина уйдет из моей жизни навсегда! Пощади нашу деревню, не сжигай ее!
Энни удивленно заметила, как раскаленная, светящаяся в темноте лава, скатившись до середины горы, вдруг замерла в нерешительности и больше не двинулась с места!
Манипу вскинул руки к небу:
– Благодарю тебя, Великий Дух, Манипу не отступится от обещанного!
Обернувшись к Энни, он устало сказал:
– Ты сама все слышала. Джек ранен, поэтому я позволю ему и Олаве остаться здесь. Но ты и твой брат завтра же к полудню покинете деревню. Я слишком долго забывал о своем высоком предназначении. Я вождь, и мое сердце должно принадлежать моему народу. Так оно отныне и будет. Прощай, Энни!
Манипу повернулся к ней спиной и зашагал в ночь. А Энни осталась одна. С одной стороны, она могла прямо завтра уехать по направлению к цивилизованному миру, так как твердо решила, что жить теперь будет только в городе; с другой стороны, ее сердце разбито, и ничто в мире не вернет ей радости свободной жизни. Ее сердце принадлежит коварному Джеку Уиллоби, и он не собирается отдавать его обратно. Что ж, придется жить без сердца, ничего не поделаешь. Энни пробовала поплакать, так ей стало жалко себя, но ничего не вышло – даже слез у нее не было. Вздохнув, Энни побрела к своей хижине. На улице, несмотря на темноту, было полно народу. Люди слишком испугались взрыва вулкана, чтобы теперь заснуть. Манипу что-то объяснял им на своем гортанном наречии. Рядом с ним стоял жрец, который поддакивал каждому его слову. Очевидно, им удалось убедить народ, что ничего страшного не произошло, потому что толпа начала медленно расходиться. Энни дошла до своей хижины и, упав на лежанку, тотчас же заснула крепким сном без сновидений.
На следующее утро Энни проснулась внезапно, как от удара. Сначала она не могла вспомнить, что же произошло, но вдруг смертельная боль пронзила ее: Джек не любит ее, он предпочел Олаву. Бежать, бежать из этой деревни, бежать так далеко, чтобы ее не догнали даже мысли о нем, а не только он сам. Значит, уехать надо незаметно, тайно.
Выскользнув из хижины, Энни отправилась разыскивать Патрика. Тот еще спал, утомленный вчерашними ночными происшествиями. Энни легонько потрясла брата за плечо:
– Вставай, Патрик! Мне надо срочно с тобой поговорить! Это не может ждать!
Патрик сначала сел, а потом открыл глаза. Он недовольно посмотрел на сестру и уже открыл было рот, чтобы возразить, но, увидев расстроенное лицо Энни, передумал и вышел вслед за ней на улицу.
– Я вчера узнала, что Джек и Олава любят друг друга, – мгновенно и быстро начала Энни. – Не возражай, я видела это собственными глазами. Со вчерашней ночи Олава живет с ним в одной хижине.
Щеки ирландца окрасились ярким румянцем. Ему показалось, что на него вылили чан с кипящей смолой. Его лучший друг, жених Энни, и Олава! Как же после этого жить?
– Я вижу, ты испытываешь те же чувства, что и я, – сказала девушка, с сочувствием глядя на брата. – Поэтому давай исчезнем незаметно. Вождь истолковал извержение вулкана как предупреждение, и он теперь уже рад избавиться от нас. Мы возьмем пищи на два дня и охрану до границ территории племени Манипу. Умоляю, ничего не говори Джеку и Олаве, дай нам возможность уйти достойно.
– Хорошо, – растерянно произнес потрясенный Патрик. – Я напишу им письмо, в котором поблагодарю их за дружбу и помощь в трудные времена и пожелаю им счастья.
– Передай им добрые слова и от моего имени, – тихо произнесла Энни. – Собирайся скорей, Патрик, а я найду Манипу и попрощаюсь с ним.
Манипу она нашла у входа во временное святилище, перед которым он стоял в глубокой задумчивости. Девушка тихо позвала его и поразилась переменам в его внешности, когда он повернулся: он, казалось, постарел на несколько лет.
– Вождь, я пришла тебе сказать, что мы с братом уезжаем. Я прошу тебя дать нам еды на два дня и проводника до границ вашей территории, – попросила Энни.
– Я дам вам двух воинов, которые будут сопровождать вас до самого дома. Я должен быть уверен, что с тобой ничего плохого не произойдет, – ответил он.
– Я больше не хочу жить на ферме. Мы с Патриком перебираемся в город, – пряча глаза, сказала Энни.
Манипу легко дотронулся до ее лица:
– Я понимаю тебя. Как это больно, когда тебя не любят. В твоей груди лежит сокровище, которое ты хочешь подарить, чтобы осчастливить навсегда, а любимая отворачивается от него, словно от груды мусора…
– Пожалуйста, не говори так, – горячо воскликнула Энни. – Я ценю тебя, восхищаюсь тобой, но разве можно приказать сердцу разлюбить одного и полюбить другого? Ты знаешь, что это неподвластно человеку. Если бы я могла…
Манипу смотрел на нее не отрываясь, его глаза были полны нежности, которая, казалось, физически изливалась на Энни. Он словно хотел запомнить ее, запечатлеть в своей памяти навсегда.
– Прощай, моя любовь, я буду помнить тебя всегда, – попрощался он с Энни и, наклонившись, с безграничной нежностью коснулся ее губ легким поцелуем.
Энни повернулась и стремительно пошла к хижине. Из глаз ее ручьем текли слезы. Как несправедливо устроена жизнь! Почему она не полюбила этого красивого и благородного человека, а вместо этого отдала свое сердце такому ветренику, как Джек. Как бы ей сейчас было хорошо и спокойно. Но нет, она вынуждена бежать без оглядки, чувствуя себя оскорбленной, ненужной, глупой девчонкой, которую бросили после нескольких часов утехи. «Ничего, дорогая, – сказала себе Энни. – Впредь ты будешь умнее. Ты бросилась в объятия первому попавшемуся, упала, словно спелое яблоко. Конечно, когда ему было оценить тебя? Нужно время, чтобы залечить раны, но она обязательно будет счастлива. Пусть не скоро, пусть через несколько лет, но она забудет свою неудавшуюся первую любовь, и полюбит человека достойного ее сердца».
С такими мыслями Энни решительно вошла в хижину, чтобы собрать свои нехитрые пожитки. Через полчаса она была готова и отправилась за Патриком. Каково же было ее удивление, когда около своего брата она увидела четверых мощных туземцев, державших на плечах пирогу средних размеров.
– Вождь дает нам такое многочисленное сопровождение? И разве мы поедем не на лошадях? – недоуменно спросила Энни брата.
– Манипу объяснил мне, что по реке путешествовать безопаснее, и лучше вовсе не приставать к берегу, пока не доберемся до города, – ответил ей Патрик.
– Но ведь у города нет реки! – воскликнула Энни.
– Нам останется пройти пешком не более десяти миль, – возразил ей молодой человек. – А теперь хватит болтать, нам пора отправляться, если ты действительно не хочешь встретиться с Джеком и Олавой.
Путники подняли свои дорожные мешки и зашагали вслед за аборигенами к реке, унося в своем сердце самые печальные воспоминания. Патрик прощался со своей несостоявшейся любовью, которая была так мимолетна и так прекрасна. Он искренне желал Олаве счастья, и муки ревности не терзали его. Он знал, что Джек бережно, с уважением относится к Олаве и будет ей хорошим мужем.
Патрик не знал, что за ним следит, захлебываясь слезами, спрятавшаяся в кустах, прекрасная туземка. С невыносимой тоской смотрела она на его удаляющуюся рыжую голову.
Энни сидела в лодке в своей обычной одежде – причудливые одеяния туземок племени маори казались ей теперь не более чем фантастическим сном. Девушку одолевала усталость, ведь она столько пережила за последнее время. Патрик с отсутствующим видом смотрел на воду, иногда вставая, чтобы поменяться с туземцем, которого звали Кива, веслами. Время растянулось по водной глади, часы казались такими же длинными, как эта река. Тяжелые мысли одолевали брата и сестру…
Они уже целые сутки поднимались вверх по реке Кава-Кава, сделав за это время всего лишь одну остановку, чтобы зажарить на костре рыбу и поесть. Энни боролась со сном, так как ее сновидения были настолько сладостными, что просыпаться совсем уже не хотелось. И все-таки она немного задремала, и ей приснился их родной дом в Ирландии.
За обеденным столом, под уютной лампой сидели все члены семьи: отец, мать, Патрик и она сама. Женщины занимались рукоделием, а мужчины беседовали, вернее, слушали, что рассказывает частый гость семьи, брат матери:
– В стране, которую многие называют Новый Свет, есть такая река – Огайо… Она вся состоит из водопадов! Неподалеку от Луисвиля есть водопад, который распадается на три рукава. Один из них имеет множество ступенчатых порогов, их образовывают выступающие из воды острые скалы; другой падает прямо и ровно, словно вода у мельничной плотины; а третий рукав образовывает стремительный неудержимый поток, увлекающий за собой камни! А по берегам растут прекрасные пирамидальные тополя, сочные травы и цветут магнолии…
Энни, улыбаясь, слушает дядюшку, следит за ровной строчкой вышивки и поглядывает на дверь: она кого-то ждет, но не помнит – кого именно. Вдруг дверь открывается, и она с радостным изумлением видит стоящего на пороге Джека. Она оборачивается к маме, и та кивает ей, лукаво улыбаясь. Вскочив со стула, Энни срывается с места, чтобы обнять жениха, но – просыпается, и, оглядевшись, видит только черную гладь воды да папоротники по берегам.
Когда Кива причалил к берегу, Энни разбудила крепко заснувшего Патрика. Здесь они тщательно спрятали пирогу в кустах и отправились пешком. Приходилось соблюдать осторожность, поэтому шли они медленно и только через день к вечеру подошли к городу, поблизости от которого простились со своим молчаливым, но доброжелательным проводником.
Как только путники вошли в городок и Патрик заметил доброжелательные взгляды, которыми их встретили обитатели городка, он понял, что не ошибся, когда решил привезти Энни в Веллингтон. Только разлука с Олавой омрачала его приподнятое настроение.
* * *
Прошло несколько недель… Колокол с колокольни местной церкви известил о том, что пробило восемь часов утра, а затем, отзвучав, постепенно затих. Одетая в бледно-желтое муслиновое платье с рукавами-пуфами, закрытым воротом и с завышенной талией, Энни плавно шла по длинному коридору, вдоль которого были расположены закрытые двери, ведущие в кельи монахинь. Наряд Энни дополняла теплая вязаная шаль, накинутая на плечи. Ее и Патрика приютил отец Доджсон, католический священник, пользующийся уважением в быстро растущей общине. Патрика приняли в городскую общину, и он стал одним из мастеров по изготовлению мебели и дверей, припомнив многое из того, чему учил его отец.
В прозрачном холодном воздухе чувствовалось уже приближение осени. Энни с нетерпением ждала наступающий день, чтобы вновь отправиться к городским воротам. Она привыкла долгие часы следить за прибывающими к стенам городка телегами, груженными мехами и яркими перьями, которые потом шли во все города Европы на наряды для модниц. Туземцы меняли их на съестные припасы и оружие, на лекарства. В глубине души она надеялась, что с одним из таких караванов прибудет и Джек. Просто увидеть его было бы уже огромным счастьем!
Энни все больше тосковала по любимому, к которому стремилось ее сердце. Жизнь научила ее выносить многие лишения, но не разлуку с Джеком! Энни утратила радость жизни, она двигалась, как во сне, силой заставляя себя заниматься повседневными делами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28