Ревность снова захватила Энни. С тех пор как они приехали в деревню, Джек скрывает их отношения всеми способами и, конечно же, причина этого – прекрасная маорийка, которая свела с ума всех мужчин, кроме Манипу. Он единственный не провожал взглядом ее хрупкую, изящно сложенную фигурку, когда она проходила по улице. А это ее притворное угождение ей, Энни! Девушке хотелось надеть Олаве на голову миску с едой всякий раз, как та бросалась угощать Энни, которой стоило только посмотреть на то или иное блюдо. Притворщица! Хочет, чтобы ее забрали в дом Джека, чтобы там спокойно и без помех окончательно свести его с ума! Нет, эта проходимка не получит ее любимого, – как бы она ни старалась, уж Энни то сумеет хорошенько приглядывать за мужем и его так называемой «сестрой».
Энни не знала, что сердце Джека терзают весьма сходные чувства. Он видел, с каким обожанием смотрит на его невесту Манипу, и мечтал только об одном: скорей уехать из маорийской деревни в город, забрав Энни. Он не доверял вождю и боялся, что тот придумает какую-нибудь каверзу, чтобы не отпустить его любимую. С одной стороны, Джек знал, что Манипу благородный и прямой мужчина, с другой стороны, там, где в дело вмешалась любовь, от человека можно ожидать чего угодно. Особенно, если этот человек обладает неограниченной властью в своем племени.
Джек, нервничал всякий раз, когда Манипу подходил к Энни, сгорал от ревности, вспоминая, сколько времени его девушка провела наедине с вождем. Он знал, что маориец страстный и нетерпеливый мужчина, поэтому воображение, рисовало Джеку ужасный разврат, в котором Энни и Манипу были главными героями. Он никогда не спрашивал невесту о том, что происходило между ней и вождем, понимая, что у нее не было выбора, но жестоко мучился, думая об этом. Джек надеялся, что, когда они с Энни поженятся, эти мучительные картины поблекнут, станут прошлым, которое не властно над их браком. До этих пор ему оставалось ждать, ревниво охраняя свою возлюбленную, пока Манипу разрешит уехать из деревни. А тот, как нарочно, изобретал все новые предлоги, чтобы задержать их отъезд. Сегодня этот праздник, завтра он пригласил их с Патриком на охоту, причем в такой форме, что отказать, не оскорбив маорийца, было невозможно. Если Джек срочно не придумает какую-нибудь серьезную причину их скорого отъезда, их визит грозит привести к печальным результатам.
Возможно, Манипу только для вида согласился отпустить Энни, чтобы завоевать ее симпатию и доверие. Находиться в деревне сейчас – все равно что сидеть на пороховой бочке с зажженным фитилем.
Манипу увидел приближающихся к общему костру Джека и Энни, и в сердце его зажегся черный огонь ненависти. Как этот бледнолицый смеет так использовать его гостеприимство! На лице у Энни, как в книге, было написано, что сейчас она занималась любовью. Как он может, даже не женившись на девушке, обладать ею прямо у него, Манипу, под носом! Неужели он думает, что имеет дело с кроткой овечкой, которая идет туда, куда ее поведут? Нет, вождь маорийцев – это сильный свирепый медведь, и кажется, он придумал способ, чтобы доказать это Джеку.
Громко хлопнув в ладоши, вождь крикнул, обращаясь к своему народу:
– Кто из вас хочет показать свою воинскую доблесть нашим белым гостям?
– Три самых лучших воина шагнули из темноты в круг, освещаемый костром. Каждый из них был исполинского роста и отличался свирепостью в бою. Джек понял, что забава грозит кончиться смертью одного из участников, и попробовал вывернуться:
– Благодарю, вождь, но я уже видел твоих воинов в бою: они сильны, как барсы, и бесстрашны, как медведи!
Манипу понял уловку Джека и, подняв брови, невозмутимо ответил:
– Ты видел их в бою с англичанами, но у тебя не было случая убедиться в этом лично! Может быть, ты боишься ранить кого-нибудь? Не опасайся, бой будет на шестах с закругленным концом, это безопасно!
Энни не понимала, что говорит вождь, так как он говорил по-новозеландски, но поняла, что дело плохо по встревоженному лицу Джека.
Джек чувствовал, что избежать драки не удастся, тем более что туземцы очень любили такие забавы и сейчас собирались в кучки, делая ставки на того или другого участника. Это было очень опасно, так как Джек, который не раз был зрителем таких сражений, видел, что иногда бойца уносят с арены без глаза, с переломанным носом, а иногда и с пробитым горлом.
Туземцы владели техникой боя с шестами виртуозно, чего он не мог сказать о себе, ни тем более о Патрике. Между тем отказаться было невозможно, но надо было выгородить хотя бы Патрика, который был хорошим охотником, но никогда не участвовал в боях. Поэтому Джек крикнул в ответ:
– Мой друг очень миролюбив, и он никогда даже не видел боев с шестами, поэтому участвовать в драке буду только я!
Манипу довольно улыбнулся. Он рассчитывал на такой ответ Джека, так как ему вовсе не хотелось калечить брата своей невесты и настраивать ее против себя. Пусть она просто увидит, как неловок ее жених в бою, а может быть, его ранят, и таким образом задержатся и Энни, и Олава, и Патрик.
Джек тоже вышел на освещенный круг. Он снял рубашку и его смуглый, точно вылепленный из мышц торс блестел при свете костра. Он взял шест и замер, точно статуя в ожидании первого противника. Его соперник был огромен, как Голиаф. Широкоскулое лицо с большим приплюснутым носом и круглыми, точно разваренными, губами дышало свирепостью, бугры мышц поражали своими размерами.
Энни побледнела как полотно, когда поняла, что сейчас произойдет. Она кинулась к Манипу, чтобы уговорить его отменить драку, но ее перехватила рука Олавы.
– Не вздумай мешать, – гневно проговорила она. – Ты опозоришь Джека. С мужчиной, который прячется за юбки своей женщины, никто в нашем племени разговаривать не станет. Он уже не будет гостем в деревне, он будет рабом.
Энни выдернула свою руку и высокомерно посмотрела на Олаву.
– Я не собиралась ничему мешать. Просто хотела подойти поближе.
С болью в сердце девушка смотрела на своего любимого, которому предстояло сейчас нелегкое испытание, в котором она ничем не может помочь. Энни мысленно молила Бога спасти ее жениха, защитить его от опасности, укрыть своей невидимой защитой. Сердце ее стучало как сумасшедшее, на лбу выступила испарина.
Соперники закружились по площадке глядя друг на друга, каждую секунду ожидая нападения противника. Со стороны могло показаться, что они исполняют какой-то странный ритуальный танец.
Джек не особенно опасался первого противника, видя, что, несмотря на свою огромную силу, он неуклюж. «Измотать его движением, закружить, утомить – вот основная моя задача, в этом бою», – решил про себя Джек. Через несколько минут туземец начал нервничать, делать резкие выпады с шестом, от которого Джек ловко уворачивался. Если бы хоть один удар пришелся по нему, то, учитывая мощь маорийца, в лучшем случае, европейцу грозила опасность переломанных костей. Наконец, наступил момент, которого ждал Джек: маориец подставил живот, подняв обе руки вверх и делая выпад в сторону Джека, который ловко увернулся и изо всей силы ткнул туземца шестом в живот. Тот сложился пополам и упал на землю, задыхаясь. Толпа восторженно взревела, приветствуя Джека. Он стоял опираясь на шест, пытаясь отдышаться, восстановить дыхание и приготовиться к следующему бою.
На этот раз противник Джека был среднего роста, и худой, казалось, что у него совсем не было жира, – так отчетливо под кожей играли сплетения мышц. У него был длинный хвост, перехваченный кожаной завязкой, и пронзительные умные черные глаза, которые, казалось, видели соперника насквозь.
«Вот сейчас все очень серьезно, – подумал Джек, разглядывая противника. – Он сильный и выносливый, а я уже устал после первого боя. Самый безобидный вариант с ним – это самому подставить плече. Конечно, я недели две не смогу управляться с рукой, но, по крайней мере, останусь жив».
На площадке снова разгорелась схватка. На Джеке не осталось ни одной сухой нитки, так вымотал его туземец бесконечными выпадами, что европеец едва успевал увернуться или отбить удар своим шестом. Бой проходил в таком бешеном темпе, что зрители совсем обезумели от восторга. Они кричали, прыгали на месте, махали руками. На этот раз симпатии толпы явно были на стороне маорийца. Только три человека всем сердцем желали победы Джеку: Энни, Олава и Патрик. Глядя на сражение, горячий ирландец, забыв об осторожности, кричал уже весьма опасные вещи, вроде: «Давай, дружище, влепи этому дикарю, чтоб он больше не поднялся!»
Патрик не видел гневно сощуренных глаз Маниду и его широко раздувающихся ноздрей. «Благодари своего Бога, бледнолицый недоумок, что ты брат Энни, а иначе я бы засунул твои слова в твою поганую глотку! Называешь нас дикарями, а сам ведешь себя в гостях столь неучтиво, что достоин смерти!» – Манипу нервничал. Он очень надеялся на второго воина, которого звали Унга-Ра, что означало по-новозеландски «Быстрый Барс». Этот боец неизменно побеждал на всех соревнованиях, а на шестах он был непревзойденный мастер, который обучал этому искусству новичков, юношей, которые вошли в тот возраст, когда им разрешали участвовать в сражениях. И вот теперь он столько времени не может поразить неопытного в боях на шестах европейца!
Джек обливался потом, уворачиваясь от нападений Унга-Ра, ему никак не удавалось подставить плечо, не подвергая опасности голову; недавняя рана в боку давала о себе знать, дыхание сбивалось, с каждой минутой шансов на спасение оставалось все меньше. Туземец чувствовал свое совершенное превосходство и играл с ним, как кот с мышью, забавляя зрителей и оттягивая решительный момент. Наконец он сделал резкий выпад и изо всей силы ударил шестом в левое плечо бледнолицего. От острой боли и слабости Джек упал на землю, отбрасывая шест и поднимая вверх правую здоровую руку в знак того, что признает себя побежденным. Толпа разочарованно закричала, а Унга-Ра поднял вверх руки, потрясая шестом.
Манипу жестом подозвал воина к себе и спросил вполголоса:
– Почему ты был с ним так осторожен? Я же видел, что ты мог поразить его гораздо раньше и намного сильнее!
Унга-Ра склонился в почтительном поклоне перед Манипу и ответил:
– Я знал, что этот бледнолицый – гость вождя, и не хотел вызвать гнев…
– Ладно, иди, – раздраженно бросил Манипу, стараясь успокоиться.
Конечно, ранение пустяковое, но этого достаточно, чтобы задержать путников на несколько дней в деревне. Одни боги знают, что может произойти с ними за это время. Возможно, Энни останется с Манипу навсегда, хотя сейчас она думает иначе.
Энни подбежала к Джеку и помогла ему подняться. Рядом она услышала звучный голос вождя, который обращался к Джеку:
– Боюсь, завтрашняя охота отменяется. Ты ранен, позволь я отведу тебя в хижину, которую построили для меня. Она гораздо просторнее твоей и там нет никого, кроме Манипу и его служанки.
– О, спасибо, – благодарно ответила вместо Джека Энни и растроганно посмотрела на Манипу.
«Ты хочешь держать меня под присмотром», – подумал Джек, а вслух ответил:
– Благодарю тебя, вождь, я с радостью приму твое приглашение!
Подошла Олава и обратилась к Манипу с умоляющим видом:
– Вождь, позволь мне быть рядом, чтобы ухаживать за моим названным братом! Я знаю много целебных трав и приготовлю ему отвар, который снимет боль и поможет быстрому выздоровлению!
Манипу поймал недовольный взгляд Энни и сообразил, что здесь замешана ревность. Сделав вид, что ничего не заметил, хитрый туземец ответил:
– Конечно, Олава, в моей хижине найдется место и для тебя! Сейчас же бери свои травы и перебирайся.
Энни задохнулась от возмущения, голос ее завибрировал на высоких тонах:
– Манилу, я тоже хочу ухаживать за женихом, и у меня куда больше на это прав, чем у Олавы!
Но тут вмешался Джек. Ему совсем не нравилась идея Энни, и он не хотел, чтобы девушка ночевала и проводила много времени днем в хижине у вождя. Поэтому он решительно проговорил:
– Нет, Энни, не стоит так злоупотреблять гостеприимством Манипу! Я ранен совсем не опасно, просто нужно отлежаться, а Олава знает, как помочь человеку с вывихнутым плечом. Совершенно не нужно, чтобы и ты поселилась в этой хижине. Право же, Энни, это абсолютно лишнее!
Энни смотрела на Джека и чувствовала, что сейчас разрыдается при всех. Как он мог так обманывать ее! Девушка теперь была уверена, что ее просто использовали. Джек брал ее когда хотел и забывал, как только она исчезала из поля зрения. Настоящей его любовью была Олава. Эта хитрая лисица обвела его вокруг пальца, вертит им как хочет да еще имеет наглость называть его своим братом! Бедный Патрик, он тоже влюблен в туземку, его сердце будет так же разбито, как и сердце сестры. Энни чувствовала, что больше никогда не поверит в любовь мужчины.
Глаза Энни затуманились от страдания, но она нашла в себе силы уйти достойно. Она гордо выпрямилась и, бросив презрительный взгляд на Джека и склонившуюся над ним Олаву, сказала:
– Хорошо, я не буду мешать. Если ты считаешь, что Олава позаботится о тебе лучше, то пусть она останется рядом. Я знаю, что оставляю тебя в хороших руках.
Девушка быстро шла вперед, стремясь как можно скорее найти укромный уголок и выплакаться вдали от любопытных глаз. Внутри у нее бушевал ураган, ей казалось, что ее мир в одночасье рухнул и она больше никогда-никогда не будет счастлива. Узнать любовь, чтобы очень скоро понять, что ею просто воспользовались, как же это ужасно, как не справедливо!
Наконец она добралась до обочины, где людские голоса не были слышны. Энни упала на землю и горько разрыдалась. Слезы были такими жгучими, что скоро стало жечь щеки. Ну и пусть, пусть она будет с красными веками и раздраженной кожей. Как бы она ни старалась, ей никогда не сравниться с красавицей-туземкой, которая обольстила всех мужчин, кроме Манипу. Манипу… Это единственный человек, который любит ее беззаветно и трепетно, не обращая внимания на других, только у него не кружится голова от прекрасных черных глаз Олавы…
Девушка не знала, что рядом с ней, всего в нескольких шагах, сливаясь с темнотой, точно призрак, стоит вождь маорийцев. Сердце Манипу ликовало. Энни больше не верит Джеку, она чувствует себя оскорбленной, и самое время проявить понимание и заботу.
Туземец осторожно отошел подальше, а затем стал звать Энни, как будто он ходил и разыскивал ее. Больше всего он боялся, что она не отзовется. Придется ему тогда сделать вид, будто он нашел девушку случайно.
– Энни, Энни, – тихо и ласково звал он, точно подзывая недоверчивого зверька. – Где ты, моя дорогая? Ночью здесь довольно опасно: дикие животные подходят в темноте совсем близко к деревне в поисках пищи. Энни, отзовись, я слышал твой голос! Мое сердце не спутает его ни с каким другим…
Девушка слышала нежный голос, так настойчиво» зовущий ее, и так хотела откликнуться, но какое-то шестое чувство предостерегало Энни. В конце концов она решилась:
– Манипу, я здесь. Пойдем, проводи меня к хижине…
Абориген подошел вплотную, его фигура нависала над Энни, словно скала. Она почувствовала мускусный, терпкий запах, исходящий от вождя. Манипу наклонил к ней голову, его длинные черные волосы коснулись ее лица, а его глаза, казалось, прожигали девушку насквозь.
– Подожди, Энни, у тебя заплаканное лицо, ты же не хочешь, чтобы на тебя сейчас глядели чужие любопытные люди и говорили о тебе? Не так ли?
Дрожащим голосом девушка прошептала:
– Ты прав. Наверное, мне стоит немного переждать.
Манипу нежно взял Энни за плечи и вкрадчиво заговорил, обжигая ухо девушки своим горячим дыханием:
– Я твой верный друг, я люблю тебя всем сердцем. Ты расскажешь мне, что случилось? Мне так тяжело видеть твои слезы… Иногда разговор но душам помогает, боль становится не такой сильной…
Энни припала к груди вождя и разрыдалась. Чувствуя его ласковые руки, которые нежно гладили ее по волосам, она стала объяснять, давясь слезами и запинаясь как ребенок:
– Он никогда не любил меня… Поступал, как ему удобно… Джек просто воспользовался мною, моими чувствами к нему… Я думала, что он хочет жениться на мне, потому что полюбил меня так же сильно, как и я его. Но, наверное, ему просто нужна была симпатичная молодая и преданная жена-европейка, каких мало встретишь в этих краях. Сюда приезжают в основном замужние женщины вслед за своими мужьями или старые девы, которые из-за своих внешних данных или бедности не смогли найти раньше себе пару. Я нужна ему для того, чтобы заботиться о его доме, рожать ему детей, встречать-принимать гостей, вместе с ним ходить на приемы, которые ему иногда приходится делать по работе… Он не дорожит мною как женщиной, как человеком. В его глазах я просто хорошее приобретение: удобное, красивое, вызывающее зависть друзей… Я отдалась тому, кому это совершенно не нужно, ты понимаешь меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28