- Я... я издали... чуть-чуть. Я с-под колес...
- Сколько их было?
- Да я... да что... стемнело уже... И я... мало ли кто по канашкам лазит...
- По чем? - не понял Тулаев.
- По канашкам... Ну, по канализациям... Может, монтеры, а
может, наши кто... вот... свободные, значит, люди...
- Свободные? - хмыкнул Тулаев.
Значит, у бомжей существовала своя философия, и пока он, иногда встречаясь с ними на улицах Москвы, жалел их, они, оказывается, в свою очередь, жалели его как человека, так и не узнавшего, что можно стать свободным и ни от кого не зависеть. А мусорный бак? Раз они дрались за него, а точнее, за то, что в нем, то, получается, они от бака совсем и не свободны? Или они свободны от человеческих приличий и условностей? Тулаев на мгновение представил, что случится со страной, если все сразу станут такими же свободными, как вокзальные бродяги, и его перекоробило еще сильнее, чем от вони, поднимающейся от линялых брюк бомжа.
- Так сколько все-таки их было? - повторил он вопрос.
- Две... ага... две пары, - попробовал трехдневную щетину бродяга.
- С чего ты взял, что именно пары?
- По задкам.
- По чему? - удивился Тулаев.
- Ну, по задницам, - заморгал бомж, прогоняя выдавленную солнцем слезу. - Они ж у мужиков и баб разные. У мужиков плоские... Ну, если сзади смотреть. А у баб, значит, гитарами. С ободами, значит...
- Но ведь было темно. Ты же сам говорил.
- Ага. Уже темень была, - почему-то обрадовался бомж. - Токо они пошли сначала туды, - показал он в конец состава, - супротив света прожекторов, и я, значит, их силуэты запечатлел. А потом... потом свернули под поезда и туда, вправо, ушли... Вот... и, видно, пьяные они были...
- С чего ты взял?
- А одна баба или, может, девка совсем на ногах не стояла.
Ее парень и другая девка волокли... Вот... А другой
парень... во-от... он какой-то мешок тащил.
- Они говорили о чем-нибудь?
Тулаев так пообвыкся рядом с бомжом, что уже и запах его перестал замечать. Хотя если считать вонь платой за сведения, то это была в общем-то небольшая плата.
- Не... не помню... Может, чего и брякнули, но по тем путям поезд пошел на Курский, к отправлению... Нет, ничего не слышал...
- А милиция когда здесь появилась?
- Менты? - бомж нахмурил выгоревший лоб и тут же испуганно
посмотрел на своего собеседника. - Ну, граждане милиционеры
где-то через час пришли... Или позже. Они все люки подряд
открывали... Во-от...
- Тебя они тоже разбудили?
- Они, конечно...
Похрустывая галькой, бомж переминался с ноги на ногу. В мусорном баке за спиной лежали в выброшенном из вагона пакете огрызки хлеба и колбасные шкурки, а этот странный человек с выбритыми до синевы щеками, внимательными зелеными глазами и редкими волосенками на округлой голове спрашивал то, что он уже рассказывал прошлой ночью милиционерам. Вчера его пожалели и почему-то не увезли в отстойник, откуда толпой отправляли бродяг за сотый километр. Неужели сегодня их жалость кончилась, и они отнимут у него сразу и вокзал, и постель в старой солдатской шинели между шпал, и вкусные розовые шкурки от вареной колбасы?
- Ты им показал тот люк?
- А как же, товарищ начальник... Мы всегда...
- И что они там нашли?
- А эту... как ее... помаду бабскую... Красную такую... Коробочку в смысле...
- Футляр, - помог Тулаев.
- Ага. Хвутляр... Токо без помады... А в нем - бумажка.
- А что в ней?
- Ну, это мне граждане милиционеры вовсе не показали, - обиженно ответил он и подумал, что колбасные шкурки можно и не есть, а обменять на три глотка водки у того бомжа, с которым он только что дрался.
У каждого из людей свое понятие о свободе.
9
Кабинет Межинского имел небольшую переднюю. Человек, входящий в "Техотдел", попадал сначала в комнатенку с пустым канцелярским столом и одиноким стулом, а уже потом через плотно обитую дверь - к хозяину кабинета.
В первый свой приход сюда Тулаев решил, что именно за столом в передней будет его рабочее место, но Межинский о размещении вообще речи не вел. "Для какого-нибудь гуся с "волосатой лапой" приготовил", - подумал тогда Тулаев. Но вот минул месяц, а никто так и не занял стол, и он сиротливо стоял у дальней стены и почему-то казался лошадью, которую никто не покупает.
В пятнадцать пятьдесят девять Тулаев плотно прикрыл за собой утяжеленную обивкой дверь, и Межинский поднялся из кресла с довольным видом.
- По тебе часы сверять можно, - табачным духом окатил он Тулаева, крепко пожимая руку.
- Здравствуйте, Виктор Иванович, - не заметил комплимента Тулаев.
- Присаживайся... Ну, что нового?
Его лицо было благостно-безразличным. И только пальцы, сноровистые нервные пальцы рывком достали сигарету из пачки и поднесли ее к губам чуть быстрее, чем вчера.
- А с чего начинать, с хорошего или с плохого? - поинтересовался Тулаев.
- С самого плохого, - пыхнул дымом Межинский. - Дерьма много?
Тулаев ощутил неловкость. Начальник с первых минут показался ему подчеркнуто интеллигентным человеком, и услышанное резануло ухо.
- Прокуратура увидела во мне конкурента, - усилием воли выдавив из себя неприятное удивление, спокойно ответил Тулаев. - Врут, недодают документов, скрывают вещдоки...
- А ты чего хотел? Такой куш на кону лежит! Это тебе не наша стандартная отмазка в виде премии в один месячный оклад...
- Нехорошо как-то. Делим шкуру неубитого медведя.
- Да ты не волнуйся, Саша, - улыбнулся Межинский. - Это хорошо, что они темнят. Значит, хоть делом займутся. А не будь этих полста тыщ "зеленых", они б вообще пальцем не пошевелили! Вспомни: сколько громких убийств было, а хоть одно раскрыли?
- Думаете, Виктор Иванович, что виной всему - лень?
- Сашенька, - подался вперед Межинский, - мы все так воспитаны, что нам все по фигу! Весь мир удивляется, почему наши самолеты с сотнями пассажиров падают, и никак, дураки, не поймут, что летчикам тоже все по фигу. Предупреждали о неполадке перед вылетом, а он лапой махнул: ничего, авось дотянем. Попросил сынуля сесть за отцовский штурвал, а отец и разрешил. Не положено было по инструкции менять курс, а он сменил, чтоб путь срезать - и об гору. И падают, падают, падают...
Из Межинского перло публицистикой. В жизни Тулаева уже встречался один такой начальник-говорун. Кажется, он мог бы переговорить самого Горбачева. Неужели все начальники такие? Или как только кому попадает под зад хорошее кресло, он тут же начинает разглагольствовать о глобальных проблемах вместо того, чтобы решить хотя бы одну крохотную проблемку в своем ведомстве.
Межинский резко смолк, словно расслышав мысли Тулаева. Быстрым движением он достал из кармана пиджака коричневый мундштук, удлиннил его сигаретой и с долгими, смаковыми затяжками прикурил.
- Ладно. Давай докладывай по порядку, - разрешил он.
Тулаев рассказал о встрече со следователем, о показаниях свидетелей, о гильзе - единственном вещдоке, который он сегодня увидел, о бомже и футляре от помады.
- Записка, значит, была? - удивился Межинский. - И что же в ней?
- К сожалению, сам ее прочесть я не смог, - ответил
Тулаев. - Записку с рапортом из отделения подали вверх по инстанции, но сержанта, который первым развернул ее, я нашел-таки. Сержант уверяет, что это уголок газеты, на котором довольно коряво и явно в спешке написано: "Мафино Селли".
- А сержант не того?.. Не ошибается?
- Я проверю, конечно, - помялся Тулаев. - Но ефрейтор, который был с ним в одной патрульно-постовой группе, подтверждает написанное буква в букву.
- Чушь какая-то! - пыхнул дымом Межинский. - Стоило так рисковать, чтобы оставить абракадабру вместо четкого следа!
- По пути сюда, Виктор Иванович, я тоже думал, что это абракадабра. Более того, это очень похоже на итальянские имя и фамилию...
- Мафино? - с четким ударением на предпоследнем слоге,
так, как это делают только итальянцы, произнес Межинский. - М-да... Кроме аналогии с мафией ничего в голову не лезет. А Селли?
- Ну, вообще-то по второму слову у меня сомнений не было. Селли - это уменьшительно-ласкательное от имени американки - Селлестина. У них, штатников, так принято. Не Уильям, а Билл, не Кристофер, а Крис...
Под стряхивание на стекло сантиметровой головки пепла с сигареты Межинский помолчал. Тулаев думал, что в этот момент начальник сверяет его догадку со своей, но на самом деле Межинский просто никак не мог вспомнить фамилию американки, хотя зачем ему сейчас эта фамилия, он даже не знал. Во всяком случае, на загадочное "Мафино" она явно не походила.
В последней, виденной им у президента на столе бумаге из американского посольства, значилось то ли Райт, то ли Уайт, то ли еще что-то похожее на компьютерный термин "байт", и от того, что в фамилии было что-то компьютерное, Межинский и представил девушку сидящей перед монитором и что-то быстро-быстро набирающей на клавиатуре своими тоненькими спичечными пальчиками.
- Она... ну, эта американка, внешне худощава? - решил он вопросом проверить созданный образ.
- Американка? - Тулаеву пришлось вспомнить показания свидетелей. Вообще-то да, щупленькая такая...
Межинский ощутил, как щекотнула сердце приятная истома. Он
угадал образ. Значит, с интуицией все в порядке. Вот и к
этому лысеющему парню в светлой рубашке он интуитивно ощущал
симпатию, хотя пока и не знал, на чем она основана.
- Ладно, - загасил он недокуренную сигарету о пепельницу. - Над этой клятой Мафино мы еще поколдуем. Я подключу криптологов... Что там еще было по вещдокам?.. А-а, гильза от "Ческой збройовки"...
- Да, явно свеженький ствол, - напомнил Тулаев.
- Я запрошу сведения у ребят, отслеживающих каналы переправки оружия из Чехии к нам.
Межинскому явно не хотелось говорить о том, что сказать все-таки следовало. Он посмотрел на окно, за которым гудела, ревела, выла автомобильным стадом насквозь прожаренная тропическим солнцем Москва, скользнул взглядом на пластиковую коробку на подоконнике, которая внешне казалась уродливым квадратным радиоприемником, хотя на самом деле была прибором, не позволяющим кому-либо извне снять со стекла кабинета их голоса, и все-таки сказал:
- По предварительной информации, полученной от наших людей, внедренных в орггруппировки по Москве и области, ни одна из них к налету на инкассаторов не причастна.
Слово "наших" резануло ухо Тулаеву, и он только теперь понял, что стол в прихожке "Техотдела" никто никогда не займет. Штат отдела "Т" уже был набран. Частично из таких, как он, застоявшихся в безделии антитеррористов, частично из эфэсбэшной и эмвэдэшной агентуры, уже давным-давно внедренной в банды и группировки. И вот именно эти "засланные казачки" и составляли главную силу отдела. Лишь они могли предупредить о готовящемся теракте. Но в чем тогда состояла его, Тулаева, задача? Гоняться за террористами-одиночками, которых никаким методом не вычислишь, или выполнять роль мальчика на подхвате?
Межинский додумать не дал.
- Скорее всего, это мелкая банда, - пояснил он. - Три, максимум - пять человек. Ни на какую группировку не замыкаются, никому дань не платят. Можно сказать, самый поганый вариант, - Межинский хмуро помолчал. - М-да, не дело нашего отдела, конечно, в этом копаться. Но...
- Я еще о машине не доложил, - вспомнил Тулаев.
- Машине? - Межинский посмотрел на телефон, из которого
час назад ему уже рассказали последние новости о красных "жигулях", трусливо бежавших от дружков-грабителей. - Ты имеешь в виду автомобиль бандитов?
- Так точно, - изобразил излишнюю служивость Тулаев. - Машину нашли не так уж далеко от места происшествия. Просто сейчас в каждом дворе столько автомобилей стоит, что поневоле запутаешься. Она оказалась, естественно, угнанной. Осмотр салона ничего не дал. Вы же знаете, Виктор Иванович, отпечатков пальцев сейчас никто не оставляет.
- Ты так считаешь?
- Я по телевизору слышал, - ушел от авторства бессмертной фразы Тулаев.
- Понятно, - улыбнулся одними уголками губ Межинский.
- Ну да... Это один эксперт говорил. А по тому шоферу, что
в "жигулях", пожалуй, самая хорошая новость. Его видели две женщины, ведшие собак на прогулку. Составлен фоторобот. Возможно, от этого шофера самая большая ниточка и потянется... Я как раз хотел, Виктор Иванович, в экспертизу съездить, остальные вещдоки посмотреть, фоторобот...
- Завтра, Саша, съездишь. Завтра, - упрямо повторил Межинский. - А сегодня вечером тебе нужно побывать в Бутырке.
- Где? - не понял Тулаев.
- В Бутырской пересыльной тюрьме, - хрипло вздохнул Межинский. - Там, где сидел Емельян Пугачев, а попозже - Клим Ворошилов... Вот... Но это все лирика. А дело такое: начальнику тюрьмы от одного из лиц, осужденных на смертную казнь, поступил сигнал на своего соседа по камере, тоже, кстати, приговоренного к высшей мере. Сигнал таков, что подпадает под компетенцию нашего отдела...
Тулаев с неохотой посмотрел на пекло за окном, которое здесь, в кабинете с кондиционером, совсем не ощущалось, и ему сразу стал неприятен этот смертник-сексот, заставляющий его ехать через весь город в каменный мешок Бутырки. Он слышал о множестве таких историй, когда осужденный ради лишней минуты нахождения вне камеры готов был давать самые фантастические показания. А если поверят, то такого героя могли и этапировать на место, где он бы хотел показать следы какого-то нового, нераскрытого преступления.
- Как туда ехать, знаешь? - спросил Межинский, и Тулаев, оглушенный своими мыслями, только теперь понял, что не услышал что-то важное.
- Только в общих чертах... Где-то на Новослободской...
- Правильно, - Межинский протянул листок с номерами телефонов. Созвонись с заместителем начальника тюрьмы. Начальник у них в отпуске. Этот зам, он - майор, паренек тоже ничего. Только пугливый. Но, может, оно и хорошо. Во всяком случае, он наверх доложил, а из МВД вышли на Службу безопасности президента...
- А что он сказал? Ну, дословно... - понимая, что может вызвать гнев, все же решился на вопрос Тулаев.
- Дословно?
Межинский и сам не заметил, в общих чертах он передал фразу смертника или слово в слово и, вытягивая из памяти весь этот странный текст, врастяжку произнес:
- "Ничего-ничего. Это не президент мне в помиловании отказал, а я ему. Еще немного - и он на том свете президентствовать будет..." Вот такую фразу этот убийца произнес в запале в камере.
_
10
Спекшаяся от жары июльская ночь висела над землей. И хотя казалось, что ничего в мире не может быть чернее этой ночи, на самом ее дне, между извилистой лентой речушки и серой полосой шоссе, плотным сгустком угля лежал лес. Ни одна травинка, ни один листок внутри этого мрачного сплава даже не шевелился, словно в онемелом ужасе перед случившимся. И когда лучи автомобильных фар ожгли сгусток, вырвали на свет его тайну - стволы и ветви - лес как-то странно вздохнул.
- Долго еще ехать? - прохрипели с заднего сиденья.
- А бел-лый лебедь на пруду кач-чает падшую звезду, - пробубнил в нос водитель, льдистыми, неживыми глазами провел по сплетениям веток и, будто прочтя в них что, ответил: - Приехали. Дальше на одиннадцатом трамвае потопаем, - и омертвил фары.
Чернота вернулась, но стон от странного вздоха остался, и когда трое выбрались из машины на издолбанный асфальт дороги, один из них, самый щуплый и низенький, первым услышал его.
- Что это? - потянув горячий воздух длинным носом, спросил он у ночи.
- Чего? - не понял самый высокий и хриплый, который еле распрямился после сидения в мелком для него салоне "жигулей".
- Вот это... Гул...
- Тут авиатрасса, - пояснил третий, выбравшийся с водительского места. - Потопали. Деревня за лесом. От шоссе - налево.
Он заботливо закрыл дверку на ключ, будто в этой владимирской глуши да еще и среди ночи мог объявиться угонщик, и первым канул во тьму. Двое - за ним.
- Ты что, бывал тут? - прохрипел здоровяк и потрогал макушку, которую он натер о крышу "жигулей".
- Ни разу, - ответил водитель.
- А чего тогда Сусанина изображаешь?
- Мне по карте показали. Иди, помалкивай, - вперед, во
тьму, огрызнулся водитель.
- Вот, сука, куда спрятался!- харкнул под ноги здоровяк.
- Это не самолеты! - обрадовался своему открытию самый маленький, семенящий за ними во тьме человечек. - Это ток идет по проводам. Видите опоры высоковольток?
- Заткнись! - еще раз огрынулся водитель. - Вон огонек видишь?.. А?.. Так это и есть село. Его дом - третий по левой стороне улицы. Секите во все глаза. А то вдруг он до ветру вышел. Шеф приказал его тепленьким взять. Забыли, что ли?
- Он у меня сразу холодненьким станет, - мрачно пошутил здоровяк.
- Я сказал, молчать, - шепотом прохрипел водитель.
Базар потом разводить будем... Не тормози...
Они гуськом спустились к реке, перелезли поочередно через
три ветхих деревянных забора, отделявших огороды за каждым из домов на этой стороне села, полежали в пыльной картофельной ботве после того, как взбрехнула в одном из дворов собака.
- Чего у него окно синее? - еле смог изобразить шепот
здоровяк.
- Телик смотрит, скотобаза, - раздавил водитель на шее
упавшего с ботвы колорадского жука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45