Смотреть на это больше не хотелось.
Щелкнул дверной ключ и напомнил, что главное, ради чего он вернулся, это не сумка, а "костюмчик"...
- Нет проблем! - выслушав просьбу, выкрикнул Мишка. - За мной!
Вдвоем спустились во двор, перешли улицу. Мишка завел его в коммерческий магазинчик, о чем-то пошептался с лысым продавцом и показал на дверь в подсобку:
- Иди, будем мерять.
Когда, выбрав, пожалуй, лучшее из всего, что висело в магазине майгатовского размера, они вышли на улицу, Мишка попросил:
- Только не уделай. Напрокат же взяли.
- В смысле? - не понял Майгатов.
- На сутки. Пять "баксов" дал. Он, гад, дорогой. Настоящая Италия...
- Круто, круто! На фирмача тянешь, - оценил костюм Иванов. - Не-ет, уже не тянешь, - сбавил эмоции, взглянув на ботинки.
- Мишка сказал: немецкие, - тоже посмотрел на них Майгатов.
Для него все ботинки в мире были одинаковы. Лишь бы не жали.
- Немецкие тоже разные бывают. Эти дешевы для костюма. Ты запомни: на Западе встречают не по одежке, а по обуви и часам. Покажешь так небрежно золотой "Ролекс" из-под рукава - и вопросов нет.
- Так это на Западе.
- Вообще-то да. Но наши тоже уже просекать начинают. А ты что: так без куртки и ехал?
- Подходящей не было. Да и дождя вроде нет. Пойдем? - кивнул на залитый светом железобетонный куб, который в прошлой жизни был то ли киноцентром, то ли домом культуры, а сейчас перевоплотился в ночной клуб.
- С ума сошел? Сегодня вход - пятьдесят "баксов". И металлоискатели такие - арками - стоят.
- А зачем же тогда... это, надевали? - ткнул себя пальцем в стальной живот.
- Помнишь, как в том фильме: настоящие герои всегда идут в обход. Мы повторим их маршрут...
Они действительно обогнули в кромешной, почти полночной тьме здание и подошли к слабо освещенному стеклянному подъезду. Иванов властно постучал ногой по алюминиевой раме. Подождал чуть-чуть и повторил свое футбольное движение. В полумраке что-то зашевелилось, шагнуло в полосу робкого света, и Майгатов удивленно чуть не вскрикнул. И только когда хозяин "черного входа" приблизился к двери, он понял, что обознался. Издали охранник очень походил на Сосо: и ростом, и массой, и кулаками, и лунообразно выгнутым лицом. Когда же он открыл дверь, осталось все, кроме лица, которое хоть и было выгнуто, но все-таки оказалось славянским.
- ФСК. По звонку, - ткнул Иванов в охранника развернутой "ксивой".
- Знаю, - хмуро ответил тот, по-коровьи выжевывая жвачку.
- Это - со мной, - властно сказал Иванов, больно пнул Майгатова по ноге и прошел мимо амбала в здание.
- А "ксива"? - угрюмо промычал охранник.
Но Майгатов уже успел войти, а ставший каким-то начальственно холодным Иванов ответил за него:
- Есть. Все у него есть. Мы спешим. Куда идти?
Наверное, он сказал слишком много слов для охранника, чтобы тот успел их переварить за несколько секунд. Тот хмуро покатал морщину по узкому лбу, то ли забыв, что он требовал, то ли вспоминая, куда же на самом деле нужно идти двум эфэскашникам, и все-таки показал вправо, на лестницу.
Иванов пошел к ней так, словно он здесь хозяин клуба, а не гость. Майгатов торопливо двинулся следом, неприятно ощущая, как после холода улицы становилось мокро и тепло под панцирем бронежилета.
На втором кордоне, уже перед залом, охранник оказался еще покладистее. Он не стал даже смотреть на их одну на двоих "ксиву" и просто отошел в сторону.
Они шагнули в грохот музыки, в океан света, в визг, писк, крики, и у Майгатова от такого резкого перехода прямо закружилась голова. В училищные годы он несколько раз заходил на танцы, но они ему не понравились, потому что уж очень напоминали боксерскую тренировку: много прыжков, много резких движений и слишком густой запах пота.
Здесь же, в огромном, с пол футбольного поля, зале ночного клуба было еще больше прыгающих, еще резче движения, но совсем не пахло потом. Кондиционеры гнали свежий воздух, а сотни оттенков французских, американских и итальянских духов сплетали такую немыслимую сеть, в которую Майгатов просто не мог не попасться.
Он ошарашенно обводил подрагивающим в такт юпитерам, никак не сосредоточащимся взглядом танцующих, подиум с завозной из-за "бугра" черной "звездой", длинную стойку бара, столики, стоящие между пальм, а Иванов сходу вник в обстановку.
- Пока - чисто. Пошли займем столик.
Они сели за самый крайний. В центре его непонятно зачем горел желтым светом плафон в виде цветочного бутона.
- И за эти танцы - пятьдесят долларов? - удивился постепенно пришедший в себя и пообвыкший Майгатов.
- Обычно - пятнадцать. Но сегодня есть "звезда". Вот тот - черный. Цена подскочила.
- Наверно, в обычный день народу больше.
- Из-за цены, что ли? Да конечно! Наоборот, когда есть "звезда", народ валом валит. Пойми, Майгатов, для тех, кто сюда зарулил, нет разницы: что пятьдесят долларов, что пятнадцать.
Рука Майгатова машинально нащупала в теплом нагрудном кармане заветные полста "зеленых". После того, что он узнал, они как-то уменьшились для него, хотя остались в том же номинале.
- Это все - преступники? - тихо спросил он Иванова.
- Ну почему же все! Конечно, вон те - явно рэкетиры, - глазами показал он на двух стриженых квадратов, лениво дергающихся под музыку. - Наверно, есть дети чиновников-взяточников, но, в основном, коммерсанты, фирмачи, обслуга казино, ресторанов, баров, - и резко прервал перечисление, обменявшись взглядами с высоким стройным парнем, который прошел мимо их столика и скрылся за резной двухстворчатой дверью.
- Сейчас пойдем в казино, - вдруг заговорил он строгим, командным голосом. - Первое: на входе обменяй эти деньги на фишки, - сунул ему в карман пиджака сложенную вчетверо бумажку. - Играть не нужно, но так хоть на время с себя внимание снимешь. Второе: стань возле игрового стола рулетки. И, самое главное, третье: ничего не предпринимай. Стой мешком - и все. Понял?
Майгатов тряхнул чубом.
- Ну, с Богом!
Они прошли за дверь и, как только она закрылась, удивленно ощутили кладбищенскую тишину. Как будто весь огромный, ревущий, орущий, грохочущий музыкой ночной клуб "Титаником" погрузился в пучину, а на плаву остался лишь маленький, тихий, весь обитый и застеленный зеленым отсек казино.
Вслед за Ивановым Майгатов обменял бесценные доллары на три смешные пластиковые фишки и, зажав их в кулаке, прошел к рулетке. Наверное, у стола с "блэк-джэком" было интереснее, потому что там игра, начинаясь, как-то быстро заканчивалась и все менялось с калейдоскопической быстротой, а за столом рулетки крупье совершал свое таинство с такой медлительностью и величавостью, словно действительно хотел доказать, что рулетка - игра дворянская, а "блэк-джэк" - плебейская.
- Делайте ваши ставки, господа! - предложил он шестерке игроков.
Пьяненькая, в черном, с блестками, платье, дама поставила на красный цвет. Маленький худой мужичок, явно иностранец, который после каждых слов крупье отклонялся назад, к переводчице, выбрал "нечет". Два пузана, с расстегнутыми пиджаками и одинаково вспухшими на шеях венами, предпочли "дюжины": один - первую , другой - третью. Фирмач с эспаньолкой, поблескивая кольцом с бриллиантом, рассыпал фишки в совершенно глупом порядке, будто ему больше хотелось проиграть, чем выиграть, а, может, его и вообще игра не интересовала, а просто некуда было девать деньги. Он громко вслух пострадал над тем, что в этой рулетке был всего один "Зеро", а вот когда он играл в том году в Лас-Вегасе, то у них - целых два. Шестой, невзрачный мужичонка с аккуратно подстриженной окладистой бородкой походил на ученого, кандидата наук, как минимум, который отчаялся честно заработать в родном еле дышащем институте и решил поискать счастья в рулетке. Два своих жетона он бережно положил на "каре" и этим движением заставил крупье, симпатичного, с чуть великоватой для него "бабочкой", парня крутнуть рулетку.
Завертелось колесо, а по его верхнему, гладкому, из коричневого пластика, ободу заскользил одинокий шарик из слоновой кости. До того, как он, устав, упадет в ячейку, для каждого из шести он был милее матери, жены и детей. Он еще оставался символом надежды.
Ставки можно было делать и когда шарик все еще бежал по ободу, но никто к этому не стремился, и крупье, наметанным глазом отметив, что шарик слабеет и вот-вот нырнет в какую-нибудь "квартирку", наконец произнес:
- Ставки сделаны!
Когда шарик, все-таки подчинившись закону всемирного тяготения, нырнул в черную квартирку с интересным номером "13", пятеро возненавидели его сильнее, чем самого главного своего врага. Даже фирмач с эспаньолкой, который, оказывается, был хладнокровен до ставок, но никак не после появления результата. И лишь "ученый" радостно отер мокрую ладонь об усы и бороду. Черное "13" входило в его "каре".
Руками крупье сгреб к себе все фишки со стола, кроме двух, лежащих на "каре", обернулся к стэку, где стопками по двадцать стояли точно такие же фишки, ловко вынул шестнадцать из одной обоймы и такой же ровной башенкой поставил их перед бородачом. Майгатов шагнул чуть ближе к нему, чтобы поздравить мужчину с удачей при такой сверхрисковой игре, но тот, как-то резко, быстро бросил взгляд на его ботинки и, забыв о фишках, встал и направился к выходу.
Шагнувшему за ним высокому парню он, так же резко обернувшись, из какого-то аппарата, зажатого в кулаке, ударил в лицо струей газа и не побежал, а просто выпрыгнул из казино. Парень сел на пол, закрыв глаза ладонями. У стола с "блэк-джэком" с грохотом упал стул. Сваливший его игрок подбежал к парню, тоже что-то прыснул ему поверх ладоней и над головой, а потом сразу бросился из зала. Иванов - за ним.
Все произошло так молниеносно, так безмолвно, словно Майгатов смотрел немой фильм. Сбросив оцепенение, он тоже выбежал из казино в зал и тут же ослеп и оглох. Негр извивался на подиуме под молотобойное "техно", прожектора, рыская по залу, били прямо в глаза горячим желтым светом, и от этого казалось, что он вбежал совсем в другой зал. И только когда увидел идущего к нему Иванова с утомленным, посеревшим лицом, понял, что он находится все там же.
- Говорил же - ботинки! - пройдя мимо, прокричал Иванов.
Сел за пустой столик и приказал:
- Обменяй фишки на деньги и возьми в баре по глотку водки!
Майгатов послушно, ничего не понимая, выполнил команду, принес два огромных стакана, на дне которых сиротливо плескалось по сорок грамм бесцветной жидкости, поставил перед Ивановым.
- Что стряслось? - сел, не испытав облегчения. Бронежилет, бочкой обхвативший тело, надоел до ужаса. Если бы сейчас его разрешили бы снять с мокрой, жаром пышущей груди, ему б, наверное, показалось, что он заново родился.
Иванов с молчаливым раздражением всадил в глотку два горьких глотка, поставил на стол опустевший стакан и виновато посмотрел на высокого, вышедшего из казино парня.
- Я же просил, - вытирая слезы упрекнул тот.
- Кто ж знал, Слав, - встав, развел руками. - На выходе, - торопливо показал вглубь зала, - на выходе взяли его.
- А шуму сколько! Как на пилораме!
Он подошел к столику, взял майгатовский стакан, опрокинул его в себя и, брезгливо не замечая напарника Иванова, посоветовал:
- Больше лохов с собой не води.
- Что ты сказал?! - подбросила ярость Майгатова.
- Что слышал.
- Сядь! Юра, сядь! - одернул сзади голос Иванова.
- Ты кого лохом назвал?!
- Чего тут у вас? - подошел тот любитель "блэк-джэка", что поливал ладони парня газом. - Может, татами вынести? Поборетесь! Пошли, Слав, взял за локоть парня, из ненавидящих, сузившихся глаз которого вытекали большие, какие-то ненастоящие, капли.
Плачущий подчинился.
- Я сказал: сядь! - вновь потребовал от собравшегося догонять его Майгатова.
- Сволочь твой Слава! - вернулся, но не сел. - И нахал, - увидел пустой стакан.
- Не сволочь, а майор ФСК. Они киллера брали.
- Киллера? - вогнала новость Майгатова в кресло.
- Еще какого! На нем смертных грехов, как игрушек на новогодней елке, - и вдруг погрустнел. - Но, понимаешь, не тот, которого я ищу. Борода похожа, а остальное - нет.
- А тот, второй, с майором, кто?
- Кто? А-а - это капитан, - уловив, что вопрос задан был не просто так, а с подтекстом, пояснил: - Ты думал: раз газом брызгается, значит, тоже бандит? Не-ет, это он Славику нейтрализатором газа прополоскал. Флакон с маркером "R" - для закрытых помещений, - похвастался осведомленностью и погрустнел. Может быть, от того, что эта осведомленность была из прошлого, из того прошлого, что он потерял навсегда.
6
На кухне было душно. Но не от жара печки, на которой гудел разогреваемый чайник, и не от тепла батарей, все время утробно перебулькивающих. Душно было от тоски.
Въевшийся в ноздри, застрявший там запах духов, запавшие в память девичьи лица, ноги, руки, жесты, улыбки вдруг остро напомнили Майгатову как он одинок. И от того, что кто-то даже не испытывал этого гнетущего чувства, купаясь в любви и нежности, его ощущение одиночества показалось еще горше и острее, чем в Севастополе.
Огромная ночная Москва лежала пустыней, в которой ему хотелось волком выть, но, даже если бы он завыл, ничего бы не произошло. Никому не было дела до его одиночества. Ни тем, кто его испытывал так же в эти минуты, потому что у них было их одиночество, ни тем, кто спал, его не испытывая, потому что на время они лишились своего одиночества и вряд ли были от этого несчастны.
Спал, постанывая, Мишка. Спали соседи. Засыпал даже, кажется, электронный будильник, который переводил стрелки с таким нежеланием, так медленно, что минут через пять, когда наступил час ночи, бросил бы свое занятие и заснул.
Рука сама подтащила телефон, сама вдавила между плечом и головой трубку, сама начала накручивать диск. Где-то далеко отсюда, в центре города, в квартире, которую он сто раз представлял себе, но представить ни разу не смог, запульсировали его звонки. Напрасные, в пустоту звонки.
- Да, - хрипло ответила трубка, но это "а" в слове он не воспринял как звук. В ухе оно вибрировало всего лишь новым гудком.
- Кто это? - уже чище прозвучал голос.
Он вздрогнул и, посмотрев на указательный палец с красным ободком, точно он один был виноват в неверном наборе, заторопился с объяснениями:
- Извините, я, наверное, не туда попал.
- Конечно, не туда. Тем более в час ночи.
Голос вряд ли мог точно передать возраст своего обладателя, но то, что не меньше пятидесяти, - это он мог гарантировать.
- А какой вам нужен номер?
Кажется, у голоса больше сочувствия, чем раздражения. Он выслушал семь цифр и неожиданно сказал:
- Это - наш номер.
- Может, Лена ошиблась, - сразу о самом худшем подумал он.
- Вы знаете Лену? - искренне удивился голос.
- Я знаю Лену Кудрявцеву, ту, что в Эфиопии.
Голос помолчал и вдруг испугал его:
- Она не в Эфиопии. Она - в соседней комнате.
- Правда? - уже как игру воспринимал разговор Майгатов.
Он где-то слышал, что есть и дамы бальзаковского возраста, и даже старушки, готовые говорить о чем угодно. Лишь бы говорить. Наверное, они были еще более одиноки, чем он. И чтобы избавиться сразу от такой полуночной говоруньи, он прямо попросил:
- А вы не можете ее позвать к телефону?
- Вообще-то она прилетела в обед. Очень устала... Ну, ладно, я попробую. Как вас представить ей?
Он испугался еще сильнее. Горло стало шершавей напильника.
- Юр...Юрий Ма-майгатов. Из Севастополя.
- Постараюсь не забыть.
Он ждал две минуты. Ему показалось - два часа.
- Здра-а-авствуйте, - под зевок ответил измененный кабелем, микрофоном, измененный расстоянием голос. - Какой Юрий?
Он все-таки узнал его. Узнал по московской певучести, по мягкости, узнал сквозь даль времен голос, звучавший в жаркой палате, голос, вернувший его к жизни.
- Это - я. Майгатов. Юра. Старший лейтенант с "Альбатроса".
Наверное, он все-таки испугал ее. Или это его испуг перелился по проводу в ее трубку, плеснул в заспанное лицо.
- Ю-у-у-ра, - тихо протянула она. - Мама, мама, это тот Юра, о котором я тебе рассказывала! Ю-у-ура! Ты здесь, в Москве?
- Да, - он даже не знал, сможет ли он разговаривать или будет с трудом выдавливать односложные "да" и "нет".
- Ты звонил мне?
- Да.
- А никого не было. Мама - на даче. Я - на юге... Ты еще долго будешь в Москве?
- Да.
- Что - да?
- Да. То есть долго. Наверное, долго. Не меньше месяца.
Ему совсем не хотелось говорить. Хотелось слушать, слушать, слушать ее голос. Так путник в пустыне готов пить, пить, пить воду. А он и был тем путником, а Москва - пустыней. И вот барханы кончились. Блеснул огонек костра, и сердце заныло от сладкого расставания с одиночеством.
- Юра, знаешь, я так себя потом кляла, что не зашла, не осмелела. Тот кагэбист...
- Его уже уволили. Он там не служит.
- Из Эфиопии хотела написать, но что-то держало...
- Я тоже хотел. Уже из Севастополя. Но так закрутилось... А ты надолго?
- Навсегда.
- А этот... как его... контракт?
- Разорвала. Я разорвала, Юрочка, контракт.
- Ну, может, так и лучше.
- Ты не думай, что я эпидемии испугалась или там жары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31