Он делал это каждый вечер, и в его действиях было что-то ритуальное. Кэтрин уже успела убедиться, что Джеку нравится установившийся в его жизни порядок, и он нарушал его только в случае крайней необходимости. Через несколько минут он осторожно подбросит в огонь топлива, завернется в одеяло и заснет, сжимая свое ружье толстопалой лапой.
Кэтрин улеглась на свое одеяло прежде, чем он успел убрать свой нож и песчаник. Даже тетя Ди могла бы поклясться, что уже через несколько минут Кэтрин уснула.
Уродина Джек завершил свой ежевечерний ритуал и с хриплым вздохом устроился на своей импровизированной постели. Девушка настороженно ждала, стараясь дышать размеренно. В тишине ночи слышно было только, как поблизости пасутся лошади, да нежно посвистывает какая-то ночная птица. А потом, наконец, к этим звукам добавился храп Уродины Джека.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Кэтрин разрешила себе сесть. Ее рука осторожно обшарила землю вокруг и наткнулась на камень. Пальцы Кэтрин ощупали его и определили, что он слишком мал. Следующий, похоже, был подходящий. Она крепко сжала его в руке и поднялась на ноги.
Крошечные острые камешки врезались в стоптанные подошвы ее сапог, пока она осторожно обходила костер. У головы Уродины Джека она остановилась. Он мирно спал, но Кэтрин не могла медлить. И она знала, какая ей грозит опасность, если одного удара окажется недостаточно. Если Кэтрин ошибется, Джек ее прикончит.
Отбросив сомнения и в самый последний миг зажмурив глаза, она нагнулась и изо всей силы ударила камнем в лоб Джека. Плечо и локоть у нее заболели от напряжения. Отвратительный звук вызвал тошноту. Кэтрин отбросила камень: ей претило то, что она вынуждена была сделать. Она не раз – и по-всякому – защищала себя, но никогда еще не причиняла вреда тому, кто не нападал на нее первым.
Долгие секунды она стояла неподвижно, борясь с охватившей ее слабостью, опасаясь, что, открыв глаза, обнаружит, что убила его. У ее ног послышался слабый шорох, и вдруг Уродина Джек захрапел. Она распахнула глаза и попятилась.
Стремительно повернувшись, она начала поспешно собирать свои вещи. Сердце ее отчаянно колотилось. В последнюю секунду она вернулась к Уродине Джеку и, затаив дыхание, осторожно вытянула ружье из его ослабевших пальцев.
Оседлав Сэди, Кэтрин освободила вторую лошадь, хотя похоже было, что конек не имеет желания воспользоваться неожиданной свободой. Девушке не нужно было ничего, кроме ружья. Она сочла, что имеет на него полное право – взамен своего собственного.
ГЛАВА 9
Ди отвернулась от окна гостиной, с горечью осознав, что снова с тревогой и надеждой смотрела на горизонт. Жизнь давно уже убедила ее в том, насколько бесполезно это занятие. Вот так она ждала у окна Форда-старшего, а он так и не возвратился. Она высматривала Кэтрин, но это не вернуло девочку от похитивших ее команчей. И вот сейчас она опять у окна, но возвратит ли это ей племянника и племянницу…
Тихо опустив занавеску, Ди печально вздохнула.
«Тебе нужна собственная жизнь, Ди Маккенна», – мысленно она снова услышала эти негромкие слова Дойла, и на ее губах появилась чуть заметная улыбка. Похоже, что он прав. Дойл Шанли хочет жениться на ней, и Ди чувствовала, что ей следует согласиться. Когда он прикасался к ней, ее тело забывало, что по возрасту она годилась в бабушки Шей.
– Мисс Ди? – окликнул ее Йейтс от задней двери, и она пошла посмотреть, как они с Шей справились с поручением собрать яйца. Шей хотелось делать все больше и больше, она испытывала свои способности и терпение тетки.
К ее великому облегчению, Йейтс по-прежнему улыбался. Шей гордо протянула ей корзинку:
– Видишь, мама?
– Да, милочка, тетя Ди видит.
Шей начала звать ее мамой через несколько дней после отъезда Кэтрин. Ди каждый раз поправляла ее, но особенно не объясняла девочке, что та ошибается, боясь расстроить малышку. Однако Шей нужна была мать, и она упорно говорила Ди «мама». Ди все труднее и труднее было справиться с тем теплом, которое наполняло ее душу всякий раз, когда она слышала это.
– Бен, мы этим утром поедем в церковь с мистером Шанли. Пока нас не будет, ты не забьешь мне молодого цыпленка для жарки?
Йейтс кивнул и отвернулся, чувствуя беспокойство. Да, все стало стремительно меняться. Шанли проводит здесь столько времени, сколько позволяют приличия, против чего Йейтс вовсе не возражает: Шанли – человек порядочный. Но брать малышку в церковь… Ну, тут он был не уверен. Народ в городе бывает очень жесток.
Готовясь к церковной службе, Ди поймала себя на том, что вполголоса напевает. Аккуратно завязав шелковые волосы Шей лентой, она с грустью вспомнила, как многие годы так же одевала перед воскресной службой Форда и Кэтрин. Они с Фордом продолжали ходить в церковь все долгие месяцы, пока Кэтрин была в плену, и они даже не знали, жива ли она. Страшно сказать, но тогда им порой казалось, что было бы лучше, если бы ее просто убили.
Ди не переставала ходить в церковь до тех пор, пока однажды после возвращения Кэтрин, войдя туда с ней и Фордом и предвкушая, как ее братья и сестры по вере разделят ее радость, она встретила вместо этого негодование.
Недоумение Ди мгновенно сменилось не меньшим возмущением. После того, как она, Кэтрин и Форд вместе с Шей вышли в тот день из церкви, они больше туда не ходили. Пастор несколько раз приезжал к ним на ферму, уговаривая и даже требуя, чтобы они вернулись. Но Ди навсегда запомнила выражение боли на лице Кэтрин, и решимость ее была твердой. Она предложила пастору присоединиться к их собственной воскресной молитве за кухонным столом, наотрез отказавшись когда-либо посетить церковь.
Однако в последнее время Ди все чаще стала думать, что они поступили неправильно. Дойл был в этом уверен.
– Вы не дали им шанса, – настаивал он. – Любой человек, совершивший глупость, заслуживает того, чтобы ему дали еще хотя бы один шанс. Пусть жители получше узнают Шей, и они ее непременно полюбят.
Ди и Шей уже были готовы, когда Дойл остановил свой возок у двери дома. Ведя девочку за руку, Ди вышла на крыльцо и улыбнулась ему.
Видно было, как Дойл ими любуется, когда, сойдя с возка, он подошел к ним. На лице его появилась широкая улыбка. Шанли бережно подсадил Ди, а потом подал ей Шей, и Ди ощутила себя не только нужной, но и любимой. Он стоял и смотрел на них, словно они были смыслом его существования – его настоящими женой и дочерью. Светлые волосы Дойла блестели на солнце, голубые глаза искрились, и Ди ощутила гордость. Ей было тридцать четыре, и она была обременена ребенком. Большинство мужчин сочли бы его обузой, но самый завидный жених Нью-Браунфелса при каждой возможности старался быть с нею.
Ее тело остро отреагировало на его близость, когда он уселся рядом с ней, плечо к плечу, чуть касаясь ногой ее юбки.
Слегка пошевелив вожжами, он дал лошадям знак трогаться. Когда его мускулистое плечо коснулось ее, Ди ощутила горячую волну желания, и это заставило ее покраснеть. Может, ей и удастся убедить большинство достойных жителей Нью-Браунфелса, что, позволив, наконец, ухаживать за собой мужчине, она исходит из практических соображений (в конце концов, каждой женщине надо думать о будущем). Но саму себя Ди обманывать не могла: с Дойлом Шанли она забыла об одиночестве, и у нее появилась надежда на будущее счастье.
Только когда они подъехали к маленькой побеленной церкви, Ди упала духом. Казалось, Дойл ощутил ее колебания. Он бросил взгляд на небольшую группку людей, собравшихся у двери, на минуту оставил вожжи только в одной руке, а другой сжал ее пальцы. Он даже не взглянул на нее, но этот жест заставил Ди почувствовать себя уверенно, и она приободрилась.
Шей, сидевшая на коленях у Ди, от возбуждения начала подпрыгивать, когда Шанли остановил возок и поставил колеса на тормоз. Спрыгнув на землю и улыбаясь болтовне Шей, Дойл протянул руки, чтобы поймать девочку в отважном прыжке. Поставив ее рядом с собой на землю, он осторожно и нежно снял с возка Дейрдре Маккенну на глазах нескольких десятков зрителей.
Когда Ди наклонилась, чтобы взять Шей на руки, Дойл ее остановил.
– Я понесу Шей, – негромко сказал он.
Ди медленно выпрямилась. Он упрямо вздернул красиво очерченный подбородок, и Ди поняла, чего он хочет добиться: он еще раз повторяет для всех в городе, что считает Ди и Шей своей семьей и предупреждает присутствующих, что они не смеют оскорблять тех, кого он избрал. Ди почувствовала, как напряжение покидает ее.
Ласково прижимая Шей к груди, Дойл стоял, глядя на женщину, которую обожал. Когда она улыбнулась и взяла его под руку, он ответил ей широкой улыбкой.
Они повернулись и вместе пошли к прихожанам.
Ни одна душа в этой небольшой церкви не решилась принять брошенный Дойлом Шанли вызов.
ГЛАВА 10
Кэтрин инстинктивно старалась как можно дольше не приближаться к Красной реке. Вдоль ее течения наверняка могли встретиться индейцы – и не только команчи, но и кайова. И неизвестно, чем могла закончиться встреча с последними.
Открытое плоскогорье продувалось ледяным зимним ветром, настолько сильным, что под его порывами Сэди то и дело спотыкалась. Девушке оставалось только надеяться, что лошадь ее движется в нужном направлении: от холода у Кэтрин слезились глаза, и она потеряла возможность ориентироваться по звездам. Ей очень хотелось остановиться, но она не решалась. И чем дальше она ехала, тем больше ее мучили сомнения: правильно ли она поступила, убежав от Слейда и отправившись в путь самостоятельно.
Наступившее утро тепла с собой не принесло. Небо было затянуто такими же серебристыми облаками, как и накануне. После полудня она направила Сэди ближе к реке, на северо-запад. Нервы ее натянулись, как струны, когда она увидела, что русло реки начинает углубляться в ущелье. Каньон Пало Дуро был уже близко, очень близко. Приближался и решающий для нее час – мгновение, когда она увидит Убивающего Волков и должна будет принять решение.
Два часа спустя Сэди остановилась на краю глубокого ущелья с почти отвесными красными склонами. Именно здесь Кэтрин провела первые, ужасные месяцы своего плена среди команчей. Теперь она возвращается сюда добровольно.
Под ней была деревня Сломанной Стрелы. Кэтрин угадывала это по тому волнению, которое охватило ее при виде вигвамов с их новыми каркасами и стенами из бизоньих шкур. Она видела, как внизу двигаются люди, слышала их голоса, слабо доносившиеся из гигантского каньона. Скоро она узнает, кто из ее прежних друзей пережил ту ужасную ночь у Стоун Крик.
Она хотела было пустить Сэди вниз по склону, но раздавшийся сзади грубый хохот заставил девушку остановиться и повернуться. Кровь застыла у нее в жилах.
Перед ней был Уродина Джек. В руках он держал какой-то странный пистолет, дуло которого было направлено прямо на нее.
В сощуренных до щелок глазах Джека пылала ярость.
– Мне следовало бы пристрелить тебя на месте, сучка!
Кэтрин понимала, что единственный путь к спасению – это крутая извилистая тропинка за ее спиной, которая сбегала вниз среди отвесных скал. В долю секунды Кэтрин приняла решение.
Изумленная тем, как ее всегда мягкая хозяйка резко рванула поводья, и ощутив на ребрах сильные удары каблуков, Сэди стремительно развернулась и ринулась вниз.
У Кэтрин горела спина в ожидании пули, которая с такого близкого расстояния, конечно, не пролетит мимо. Однако выстрела не было. Вместо этого девушка услышала за собой неровный топот копыт. Она надеялась, что Сэди сумеет удержаться на крутизне, а конек Уродины Джека споткнется под его весом. Она вспомнила минуту, когда могла нанести Джеку второй и, может быть, смертельный, удар и пожалела, что не сделала этого.
Они были уже в конце спуска, совсем близко от первого вигвама. У Кэтрин пересохло горло и болела грудь, она задыхалась. Вдруг камень под копытом Сэди покатился. Кобыла упала на колени, а Кэтрин перелетела через нее. Больно ударившись о каменистую землю, она проехала вниз, разорвав о какой-то кактус рукав и оцарапав кожу. Ключица ее сильно стукнулась о грубый ствол кедра. В конце крутой тропинки Кэтрин поспешно попыталась встать и с отчаянием почувствовала, что ноги ее не держат. Уродина Джек настиг ее прежде, чем она смогла сделать еще одну попытку подняться. Он схватил девушку за волосы и дернул так, что она вынуждена была посмотреть ему в лицо. Он злобно ощерился, и она вспомнила его пса. Ножом, который Джек так часто точил, он с пугающим энтузиазмом размахивал у самого ее лица. Кэтрин закрыла глаза и прикусила губу, чтобы не вскрикнуть, когда лезвие вонзится в ее тело.
– Что здесь происходит?
Знакомые слова на языке команчей заставили ее открыть глаза. Рядом стоял молодой воин, весь напрягшийся, но еще не решивший, следует ли ему вмешаться.
– Мужчина обращается со своей рабыней так, как ему вздумается, – уклончиво ответил Уродина Джек.
Кэтрин увидела, как юный воин нахмурился, но поняла, что это не означает тревоги за нее. Еще секунда – и он отвернется. Он знает Уродину Джека и доверяет ему, тем более тот один, если не считать этой женщины, которую Джек назвал рабыней. Кроме того, мужчина действительно имеет право обращаться с рабыней так, как хочет.
– Стой! – позвала она юношу быстро, прежде чем Уродина Джек успел заставить ее замолчать. Воин снова посмотрел ей в лицо, и она увидела в его взгляде легкую озадаченность: может, из-за того, что она произнесла слово на его языке, а может, из-за неясного воспоминания. Индеец видел ее гордой скво в мягких шкурах, а эту растрепанную женщину в одежде белых людей он едва узнавал.
– Ты должен меня выслушать! – взмолилась она.
Уродина Джек сильнее потянул ее за волосы и приблизил нож к самому ее лицу.
Но воин угрожающе проворчал:
– Нет!
Чувство облегчения чуть не лишило Кэтрин последних сил, но она все же сумела спросить:
– Разве женщина Убивающего Волков – рабыня? Это не было ложью. Хотя Убивающий Волков не назвал ее своей женой, никто в племени не сомневался в том, что он это сделает. Но раньше этого случился Стоун Крик.
Теперь воин узнал ее.
– Это Смелый Язык?
Побежденный Уродина Джек отступил. Чувствуя, что пальцы его разжались, Кэтрин поднялась на ноги, стараясь не обращать внимания на царапины и ушибы.
– Это она, – ответила она негромко. Воспоминания нахлынули на нее. «Смелый Язык» – имя, данное ей в гневе, в сердцах, когда – так давно – она яростно не повиновалась тем, кто взял ее в плен.
– Ты идешь.
Он игнорировал белого торговца.
– Моя кобыла, – требовательно сказала Кэтрин, указывая на Сэди, мирно стоявшую поблизости.
Прежде чем Кэтрин успела подойти к своей лошади, Уродина Джек вытащил из седельного чехла ружье. Ему хотелось, чтобы Кэтрин начала протестовать. Но ей сейчас ружье казалось ненужным, и она промолчала. Воин подхватил свободно висящие поводья, и Кэтрин немного успокоилась, когда Сэди двинулась за ним не хромая.
Кэтрин шла за ними. Все тело девушки болело, тяжелые мысли мучили ее. Как отреагирует на ее появление Убивающий Волков? Только сейчас, когда он был уже так близко, она почувствовала страх. Говоря с молодым воином, она назвалась женщиной Убивающего Волков, но у нее не было уверенности, что выбор ее правильный.
Выпрямившись, Кэтрин гордо шагнула вперед. Она не сделала ничего дурного. Она не будет входить в лагерь своего народа как побитая собака.
Вигвамы были разбросаны по поляне, окруженной кедровой рощей. Неподалеку протекал чистый ручей, который впадал в реку. Увидев белых людей в сопровождении одного из своих воинов, индейцы, находившиеся на поляне, замолчали. Некоторых из них Кэтрин узнала с первого взгляда, в других ей пришлось долго всматриваться. Прошедший год принес с собой много изменений.
Вигвам Сломанной Стрелы стоял в середине лагеря, и именно у него они остановились. Сломанная Стрела был мирным вождем этой части племени. Когда не было войны, решающее слово принадлежало ему. Он решал все споры. У него была и самая большая колдовская сила.
Одна из женщин, терпеливо очищавшая свежую бизонью шкуру у входа в вигвам, при приближении Кэтрин и ее спутников нырнула внутрь. Через несколько секунд вышел Сломанная Стрела. Он постарел. Ужасные события этого года: потеря стольких жизней в деревне, оказавшейся беззащитной перец нападением белых солдат, уничтожение великолепного табуна, гибель в огне с таким трудом собранных вещей первой необходимости – такое могло превратить, и превратило, уважаемого, но стареющего воина в старика. Племя все-таки сохранило себя, несмотря на все потери, но прежней атмосферы зажиточности, которую Кэтрин прекрасно помнила, не было.
Сломанная Стрела сразу узнал Кэтрин.
– Смелый Язык!
Ей показалось, что он чуть заметно улыбнулся. Она наклонила голову, молча подтверждая, что это – она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Кэтрин улеглась на свое одеяло прежде, чем он успел убрать свой нож и песчаник. Даже тетя Ди могла бы поклясться, что уже через несколько минут Кэтрин уснула.
Уродина Джек завершил свой ежевечерний ритуал и с хриплым вздохом устроился на своей импровизированной постели. Девушка настороженно ждала, стараясь дышать размеренно. В тишине ночи слышно было только, как поблизости пасутся лошади, да нежно посвистывает какая-то ночная птица. А потом, наконец, к этим звукам добавился храп Уродины Джека.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Кэтрин разрешила себе сесть. Ее рука осторожно обшарила землю вокруг и наткнулась на камень. Пальцы Кэтрин ощупали его и определили, что он слишком мал. Следующий, похоже, был подходящий. Она крепко сжала его в руке и поднялась на ноги.
Крошечные острые камешки врезались в стоптанные подошвы ее сапог, пока она осторожно обходила костер. У головы Уродины Джека она остановилась. Он мирно спал, но Кэтрин не могла медлить. И она знала, какая ей грозит опасность, если одного удара окажется недостаточно. Если Кэтрин ошибется, Джек ее прикончит.
Отбросив сомнения и в самый последний миг зажмурив глаза, она нагнулась и изо всей силы ударила камнем в лоб Джека. Плечо и локоть у нее заболели от напряжения. Отвратительный звук вызвал тошноту. Кэтрин отбросила камень: ей претило то, что она вынуждена была сделать. Она не раз – и по-всякому – защищала себя, но никогда еще не причиняла вреда тому, кто не нападал на нее первым.
Долгие секунды она стояла неподвижно, борясь с охватившей ее слабостью, опасаясь, что, открыв глаза, обнаружит, что убила его. У ее ног послышался слабый шорох, и вдруг Уродина Джек захрапел. Она распахнула глаза и попятилась.
Стремительно повернувшись, она начала поспешно собирать свои вещи. Сердце ее отчаянно колотилось. В последнюю секунду она вернулась к Уродине Джеку и, затаив дыхание, осторожно вытянула ружье из его ослабевших пальцев.
Оседлав Сэди, Кэтрин освободила вторую лошадь, хотя похоже было, что конек не имеет желания воспользоваться неожиданной свободой. Девушке не нужно было ничего, кроме ружья. Она сочла, что имеет на него полное право – взамен своего собственного.
ГЛАВА 9
Ди отвернулась от окна гостиной, с горечью осознав, что снова с тревогой и надеждой смотрела на горизонт. Жизнь давно уже убедила ее в том, насколько бесполезно это занятие. Вот так она ждала у окна Форда-старшего, а он так и не возвратился. Она высматривала Кэтрин, но это не вернуло девочку от похитивших ее команчей. И вот сейчас она опять у окна, но возвратит ли это ей племянника и племянницу…
Тихо опустив занавеску, Ди печально вздохнула.
«Тебе нужна собственная жизнь, Ди Маккенна», – мысленно она снова услышала эти негромкие слова Дойла, и на ее губах появилась чуть заметная улыбка. Похоже, что он прав. Дойл Шанли хочет жениться на ней, и Ди чувствовала, что ей следует согласиться. Когда он прикасался к ней, ее тело забывало, что по возрасту она годилась в бабушки Шей.
– Мисс Ди? – окликнул ее Йейтс от задней двери, и она пошла посмотреть, как они с Шей справились с поручением собрать яйца. Шей хотелось делать все больше и больше, она испытывала свои способности и терпение тетки.
К ее великому облегчению, Йейтс по-прежнему улыбался. Шей гордо протянула ей корзинку:
– Видишь, мама?
– Да, милочка, тетя Ди видит.
Шей начала звать ее мамой через несколько дней после отъезда Кэтрин. Ди каждый раз поправляла ее, но особенно не объясняла девочке, что та ошибается, боясь расстроить малышку. Однако Шей нужна была мать, и она упорно говорила Ди «мама». Ди все труднее и труднее было справиться с тем теплом, которое наполняло ее душу всякий раз, когда она слышала это.
– Бен, мы этим утром поедем в церковь с мистером Шанли. Пока нас не будет, ты не забьешь мне молодого цыпленка для жарки?
Йейтс кивнул и отвернулся, чувствуя беспокойство. Да, все стало стремительно меняться. Шанли проводит здесь столько времени, сколько позволяют приличия, против чего Йейтс вовсе не возражает: Шанли – человек порядочный. Но брать малышку в церковь… Ну, тут он был не уверен. Народ в городе бывает очень жесток.
Готовясь к церковной службе, Ди поймала себя на том, что вполголоса напевает. Аккуратно завязав шелковые волосы Шей лентой, она с грустью вспомнила, как многие годы так же одевала перед воскресной службой Форда и Кэтрин. Они с Фордом продолжали ходить в церковь все долгие месяцы, пока Кэтрин была в плену, и они даже не знали, жива ли она. Страшно сказать, но тогда им порой казалось, что было бы лучше, если бы ее просто убили.
Ди не переставала ходить в церковь до тех пор, пока однажды после возвращения Кэтрин, войдя туда с ней и Фордом и предвкушая, как ее братья и сестры по вере разделят ее радость, она встретила вместо этого негодование.
Недоумение Ди мгновенно сменилось не меньшим возмущением. После того, как она, Кэтрин и Форд вместе с Шей вышли в тот день из церкви, они больше туда не ходили. Пастор несколько раз приезжал к ним на ферму, уговаривая и даже требуя, чтобы они вернулись. Но Ди навсегда запомнила выражение боли на лице Кэтрин, и решимость ее была твердой. Она предложила пастору присоединиться к их собственной воскресной молитве за кухонным столом, наотрез отказавшись когда-либо посетить церковь.
Однако в последнее время Ди все чаще стала думать, что они поступили неправильно. Дойл был в этом уверен.
– Вы не дали им шанса, – настаивал он. – Любой человек, совершивший глупость, заслуживает того, чтобы ему дали еще хотя бы один шанс. Пусть жители получше узнают Шей, и они ее непременно полюбят.
Ди и Шей уже были готовы, когда Дойл остановил свой возок у двери дома. Ведя девочку за руку, Ди вышла на крыльцо и улыбнулась ему.
Видно было, как Дойл ими любуется, когда, сойдя с возка, он подошел к ним. На лице его появилась широкая улыбка. Шанли бережно подсадил Ди, а потом подал ей Шей, и Ди ощутила себя не только нужной, но и любимой. Он стоял и смотрел на них, словно они были смыслом его существования – его настоящими женой и дочерью. Светлые волосы Дойла блестели на солнце, голубые глаза искрились, и Ди ощутила гордость. Ей было тридцать четыре, и она была обременена ребенком. Большинство мужчин сочли бы его обузой, но самый завидный жених Нью-Браунфелса при каждой возможности старался быть с нею.
Ее тело остро отреагировало на его близость, когда он уселся рядом с ней, плечо к плечу, чуть касаясь ногой ее юбки.
Слегка пошевелив вожжами, он дал лошадям знак трогаться. Когда его мускулистое плечо коснулось ее, Ди ощутила горячую волну желания, и это заставило ее покраснеть. Может, ей и удастся убедить большинство достойных жителей Нью-Браунфелса, что, позволив, наконец, ухаживать за собой мужчине, она исходит из практических соображений (в конце концов, каждой женщине надо думать о будущем). Но саму себя Ди обманывать не могла: с Дойлом Шанли она забыла об одиночестве, и у нее появилась надежда на будущее счастье.
Только когда они подъехали к маленькой побеленной церкви, Ди упала духом. Казалось, Дойл ощутил ее колебания. Он бросил взгляд на небольшую группку людей, собравшихся у двери, на минуту оставил вожжи только в одной руке, а другой сжал ее пальцы. Он даже не взглянул на нее, но этот жест заставил Ди почувствовать себя уверенно, и она приободрилась.
Шей, сидевшая на коленях у Ди, от возбуждения начала подпрыгивать, когда Шанли остановил возок и поставил колеса на тормоз. Спрыгнув на землю и улыбаясь болтовне Шей, Дойл протянул руки, чтобы поймать девочку в отважном прыжке. Поставив ее рядом с собой на землю, он осторожно и нежно снял с возка Дейрдре Маккенну на глазах нескольких десятков зрителей.
Когда Ди наклонилась, чтобы взять Шей на руки, Дойл ее остановил.
– Я понесу Шей, – негромко сказал он.
Ди медленно выпрямилась. Он упрямо вздернул красиво очерченный подбородок, и Ди поняла, чего он хочет добиться: он еще раз повторяет для всех в городе, что считает Ди и Шей своей семьей и предупреждает присутствующих, что они не смеют оскорблять тех, кого он избрал. Ди почувствовала, как напряжение покидает ее.
Ласково прижимая Шей к груди, Дойл стоял, глядя на женщину, которую обожал. Когда она улыбнулась и взяла его под руку, он ответил ей широкой улыбкой.
Они повернулись и вместе пошли к прихожанам.
Ни одна душа в этой небольшой церкви не решилась принять брошенный Дойлом Шанли вызов.
ГЛАВА 10
Кэтрин инстинктивно старалась как можно дольше не приближаться к Красной реке. Вдоль ее течения наверняка могли встретиться индейцы – и не только команчи, но и кайова. И неизвестно, чем могла закончиться встреча с последними.
Открытое плоскогорье продувалось ледяным зимним ветром, настолько сильным, что под его порывами Сэди то и дело спотыкалась. Девушке оставалось только надеяться, что лошадь ее движется в нужном направлении: от холода у Кэтрин слезились глаза, и она потеряла возможность ориентироваться по звездам. Ей очень хотелось остановиться, но она не решалась. И чем дальше она ехала, тем больше ее мучили сомнения: правильно ли она поступила, убежав от Слейда и отправившись в путь самостоятельно.
Наступившее утро тепла с собой не принесло. Небо было затянуто такими же серебристыми облаками, как и накануне. После полудня она направила Сэди ближе к реке, на северо-запад. Нервы ее натянулись, как струны, когда она увидела, что русло реки начинает углубляться в ущелье. Каньон Пало Дуро был уже близко, очень близко. Приближался и решающий для нее час – мгновение, когда она увидит Убивающего Волков и должна будет принять решение.
Два часа спустя Сэди остановилась на краю глубокого ущелья с почти отвесными красными склонами. Именно здесь Кэтрин провела первые, ужасные месяцы своего плена среди команчей. Теперь она возвращается сюда добровольно.
Под ней была деревня Сломанной Стрелы. Кэтрин угадывала это по тому волнению, которое охватило ее при виде вигвамов с их новыми каркасами и стенами из бизоньих шкур. Она видела, как внизу двигаются люди, слышала их голоса, слабо доносившиеся из гигантского каньона. Скоро она узнает, кто из ее прежних друзей пережил ту ужасную ночь у Стоун Крик.
Она хотела было пустить Сэди вниз по склону, но раздавшийся сзади грубый хохот заставил девушку остановиться и повернуться. Кровь застыла у нее в жилах.
Перед ней был Уродина Джек. В руках он держал какой-то странный пистолет, дуло которого было направлено прямо на нее.
В сощуренных до щелок глазах Джека пылала ярость.
– Мне следовало бы пристрелить тебя на месте, сучка!
Кэтрин понимала, что единственный путь к спасению – это крутая извилистая тропинка за ее спиной, которая сбегала вниз среди отвесных скал. В долю секунды Кэтрин приняла решение.
Изумленная тем, как ее всегда мягкая хозяйка резко рванула поводья, и ощутив на ребрах сильные удары каблуков, Сэди стремительно развернулась и ринулась вниз.
У Кэтрин горела спина в ожидании пули, которая с такого близкого расстояния, конечно, не пролетит мимо. Однако выстрела не было. Вместо этого девушка услышала за собой неровный топот копыт. Она надеялась, что Сэди сумеет удержаться на крутизне, а конек Уродины Джека споткнется под его весом. Она вспомнила минуту, когда могла нанести Джеку второй и, может быть, смертельный, удар и пожалела, что не сделала этого.
Они были уже в конце спуска, совсем близко от первого вигвама. У Кэтрин пересохло горло и болела грудь, она задыхалась. Вдруг камень под копытом Сэди покатился. Кобыла упала на колени, а Кэтрин перелетела через нее. Больно ударившись о каменистую землю, она проехала вниз, разорвав о какой-то кактус рукав и оцарапав кожу. Ключица ее сильно стукнулась о грубый ствол кедра. В конце крутой тропинки Кэтрин поспешно попыталась встать и с отчаянием почувствовала, что ноги ее не держат. Уродина Джек настиг ее прежде, чем она смогла сделать еще одну попытку подняться. Он схватил девушку за волосы и дернул так, что она вынуждена была посмотреть ему в лицо. Он злобно ощерился, и она вспомнила его пса. Ножом, который Джек так часто точил, он с пугающим энтузиазмом размахивал у самого ее лица. Кэтрин закрыла глаза и прикусила губу, чтобы не вскрикнуть, когда лезвие вонзится в ее тело.
– Что здесь происходит?
Знакомые слова на языке команчей заставили ее открыть глаза. Рядом стоял молодой воин, весь напрягшийся, но еще не решивший, следует ли ему вмешаться.
– Мужчина обращается со своей рабыней так, как ему вздумается, – уклончиво ответил Уродина Джек.
Кэтрин увидела, как юный воин нахмурился, но поняла, что это не означает тревоги за нее. Еще секунда – и он отвернется. Он знает Уродину Джека и доверяет ему, тем более тот один, если не считать этой женщины, которую Джек назвал рабыней. Кроме того, мужчина действительно имеет право обращаться с рабыней так, как хочет.
– Стой! – позвала она юношу быстро, прежде чем Уродина Джек успел заставить ее замолчать. Воин снова посмотрел ей в лицо, и она увидела в его взгляде легкую озадаченность: может, из-за того, что она произнесла слово на его языке, а может, из-за неясного воспоминания. Индеец видел ее гордой скво в мягких шкурах, а эту растрепанную женщину в одежде белых людей он едва узнавал.
– Ты должен меня выслушать! – взмолилась она.
Уродина Джек сильнее потянул ее за волосы и приблизил нож к самому ее лицу.
Но воин угрожающе проворчал:
– Нет!
Чувство облегчения чуть не лишило Кэтрин последних сил, но она все же сумела спросить:
– Разве женщина Убивающего Волков – рабыня? Это не было ложью. Хотя Убивающий Волков не назвал ее своей женой, никто в племени не сомневался в том, что он это сделает. Но раньше этого случился Стоун Крик.
Теперь воин узнал ее.
– Это Смелый Язык?
Побежденный Уродина Джек отступил. Чувствуя, что пальцы его разжались, Кэтрин поднялась на ноги, стараясь не обращать внимания на царапины и ушибы.
– Это она, – ответила она негромко. Воспоминания нахлынули на нее. «Смелый Язык» – имя, данное ей в гневе, в сердцах, когда – так давно – она яростно не повиновалась тем, кто взял ее в плен.
– Ты идешь.
Он игнорировал белого торговца.
– Моя кобыла, – требовательно сказала Кэтрин, указывая на Сэди, мирно стоявшую поблизости.
Прежде чем Кэтрин успела подойти к своей лошади, Уродина Джек вытащил из седельного чехла ружье. Ему хотелось, чтобы Кэтрин начала протестовать. Но ей сейчас ружье казалось ненужным, и она промолчала. Воин подхватил свободно висящие поводья, и Кэтрин немного успокоилась, когда Сэди двинулась за ним не хромая.
Кэтрин шла за ними. Все тело девушки болело, тяжелые мысли мучили ее. Как отреагирует на ее появление Убивающий Волков? Только сейчас, когда он был уже так близко, она почувствовала страх. Говоря с молодым воином, она назвалась женщиной Убивающего Волков, но у нее не было уверенности, что выбор ее правильный.
Выпрямившись, Кэтрин гордо шагнула вперед. Она не сделала ничего дурного. Она не будет входить в лагерь своего народа как побитая собака.
Вигвамы были разбросаны по поляне, окруженной кедровой рощей. Неподалеку протекал чистый ручей, который впадал в реку. Увидев белых людей в сопровождении одного из своих воинов, индейцы, находившиеся на поляне, замолчали. Некоторых из них Кэтрин узнала с первого взгляда, в других ей пришлось долго всматриваться. Прошедший год принес с собой много изменений.
Вигвам Сломанной Стрелы стоял в середине лагеря, и именно у него они остановились. Сломанная Стрела был мирным вождем этой части племени. Когда не было войны, решающее слово принадлежало ему. Он решал все споры. У него была и самая большая колдовская сила.
Одна из женщин, терпеливо очищавшая свежую бизонью шкуру у входа в вигвам, при приближении Кэтрин и ее спутников нырнула внутрь. Через несколько секунд вышел Сломанная Стрела. Он постарел. Ужасные события этого года: потеря стольких жизней в деревне, оказавшейся беззащитной перец нападением белых солдат, уничтожение великолепного табуна, гибель в огне с таким трудом собранных вещей первой необходимости – такое могло превратить, и превратило, уважаемого, но стареющего воина в старика. Племя все-таки сохранило себя, несмотря на все потери, но прежней атмосферы зажиточности, которую Кэтрин прекрасно помнила, не было.
Сломанная Стрела сразу узнал Кэтрин.
– Смелый Язык!
Ей показалось, что он чуть заметно улыбнулся. Она наклонила голову, молча подтверждая, что это – она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26