Ведь у Сталина был принцип - часто менять членов Политбюро. Подошла очередь Берии, и он соответственно отреагировал.
- Откуда у тебя такая информация?
- От самого Берии, из его дневников - откуда еще? - Он засмеялся и ткнул в мой бокал ножом: - Выпей вина, мон шер, тогда лучше поймешь тонкости моего замысла. - Он вытащил пачку бумаг с русским текстом.
- Вначале надо посвятить тебя в детали заговора врачей. Это была последняя страница в кровавой истории сталинского террора, закончившегося с его смертью 5 марта 1953 г. Всю свою жизнь он не доверял врачам, особенно врачам-евреям и, как и Гитлер, предпочитал самолечение и патентованные лекарства.
Борис начал читать с листа.
Сценарий заговора был следующим: осенью 1952 г. одна женщина, врач, «разоблачила» пятнадцать своих коллег, выдающихся врачей, в открытом письме властям. Среди прочих грехов она обвинила их в отравлении Щербакова и Жданова, которые, считалось, умерли от сердечных приступов, вызванных алкоголем. Все пятнадцать врачей сознались под пытками, что работали на иностранные разведки.
После их признаний Сталин развязал компанию против евреев и в анонимной передовице «Правды» объявил, что сионисты ведут подрывную деятельность в стране, уничтожая ведущие кадры. Началась новая волна массовых депортаций евреев в северный Казахстан.
Но у сфабрикованного заговора врачей были далеко идущие цели. Например, среди указанных в списках жертв врачей отсутствовали имена Молотова, Микояна, Ворошилова и Берии - это означало, что врачи получили указания из-за границы не трогать этих членов Политбюро, и это давало Сталину возможность обвинить их в предательстве.
Осуществляя это дело, Сталин обошел Берию: ни один человек из НКВД не принимал участия в «операции». И врачей - тринадцать человек, оставшихся в живых, - сразу же освободили после смерти Сталина, а дело объявили «отступлением от норм социалистической законности».
Сталину было бы трудно справиться с Берией, за которым в то время стояла миллионная армия хорошо вооруженных людей. Частная армия Берии - крепкие парни в голубой форме с автоматами наперевес - полностью контролировала Москву.
- А чего же он ждал, пока его не шлепнули, с такой-то армией?
Борис развел руками:
- Это неразрешимая загадка. Может, мы сможем ее в какой-то мере решить. Вполне возможное объяснение - военачальники Красной Армии ненавидели Берию, они его и убили в Кремле.
- А как Берия убил Сталина?
- Я хочу доказать, что на самом деле существовал не сталинский заговор врачей, а другой - подготовленный Берией. Есть свидетельства Хрущева и Светланы, что Сталин страдал гипертонией и флебитом, и Светлана также писала, что он умирал в окружении незнакомых врачей, которые ставили ему пиявки и впрыскивали массу лекарств до тех пор, пока он не умер. Мы также знаем, что Берия не был расстроен по поводу его смерти, а напротив рад, даже улыбался.
И вполне вероятно, что Берия мог под страхом смерти вынудить кого-нибудь из врачей дать Сталину яд.
- Думаешь, такая версия пройдет?
- Не только пройдет, но и принесет нам три миллиона. И это будет минимальная цена!
* * *
Через две недели книга была закончена, и неделя ушла на доработку. К этому времени из Кингз Колледж пришло еще одно письмо от Татаны Бернштейн с подтверждением ее согласия о сотрудничестве. Мы быстро уложили наш нехитрый багаж, сели в ситроен и по настоянию Бориса отправились во Флоренцию - чтобы отпраздновать событие.
Странно, но у меня не было чувства покоя и удовлетворенности, которое обычно наступало после окончания очередного романа. Борис хранил рукопись как зеницу ока - он спал с ней, клал в чемодан, ставил между ног под стол в ресторанах и никогда не оставлял в машине.
В Кембридже моросил нудный дождь. Встреча с Татаной была назначена на пять часов вечера. Я припарковал машину у ворот колледжа, ведущих в Вебб Корт.
- Если бы не дождь, мы бы провели наши переговоры на прогулочной лодке, где нас никто не увидит, - сказал Борис.
- Господи, кому мы нужны? И не пугай девушку, пожалуйста, - попросил я, когда мы входили в Корт.
Поднявшись по лестнице, мы вскоре обнаружили дверь с табличкой - «Мисс Т. Шумара».
- Это ее девичья фамилия, - сказал Борис и постучал.
- Войдите, - крикнула Татана. Она лежала на разобранной кровати с французским романом в руках и курила.
- Мистер Мэлори? Мистер Дробнов? Хотите виски? Кофе или чай не могу предложить: плитка сломалась. Виски или бренди? - Она говорила по-английски четко и уверенно, с легким акцентом, скорее похожим на французский.
Борис предпочел виски, и она, не поднимаясь с кровати, указала на бутылку и бокалы.
Татана была высокая крупная женщина с выразительным лицом. Одета она была в джинсы и свитер, на который падали густые тяжелые волосы рыжевато-каштанового цвета. На вид ей было лет 35.
Она попросила Бориса налить ей виски. Я внимательно осмотрелся и уловил нечто знакомое: забитые книгами и журналами полки, кучи бумаг на столе. Будто я вновь очутился в Мюнхене, в квартире Бориса.
- Итак, вы написали книгу и хотите, чтобы я перевела ее на грузинский?
- Да, на менгрельский диалект, - сказал Борис.
- Во всей эмиграции найдется несколько грузин, знающих менгрельский. Зачем вам это нужно? Хотите переправить книгу в Союз? Но и там большинство говорит по-грузински, менгрельский знают не все грузины. Борис, уже успевший изрядно выпить, сказал громко и недовольно:
- Вы задаете чересчур много вопросов, а ведь мы еще не обсудили условия! - И он перешел на русский.
Она в ответ сказала ему по-русски что-то такое, от чего он залился краской. Она обратилась ко мне:
- Мистер Мэлори, я ничего не могу добиться от вашего друга. Я не являюсь агентом чьей-либо секретной службы - это во-первых. Во-вторых, я не знаю, кто вы. Если дело идет о ввозе в Союз литературы, то это постоянно делается, и в этом ничего особенного нет, и меня это не беспокоит. Но меня беспокоит то, что я должна писать диссертацию, и уж если вы хотите, чтобы я сделала для вас перевод, то надо честно сказать всю правду. А также предложить мне приличную сумму - уж во всяком случае не три фунта за тысячу слов.
- Видите ли, нам необходимо быть осторожными - для нашего же общего блага. Сразу же скажу, что мы не имеем намерения ввозить в Союз какую бы то ни было литературу. Мы написали одну вещицу и хотим, чтобы вы перевели ее на менгрельский, а потом мы продадим ее американскому издателю.
Она помолчала, встала с кровати, подлила в бокал виски, вновь улеглась и стала потягивать виски маленькими глотками. Потом, не глядя на нас, сказала:
- Мы, грузины, не играем важной роли в истории России, мы чаще всего прятались под юбку матушки-России от персов. И только лет пятьдесят назад подняли голову - произвели банду вождей, которой мог бы гордиться сам Иван Грозный. Самым страшным был Сталин, но он не менгрел, хотя менгрелы и были в его окружении. Самому ужасному из них в 1953 г. не поздоровилось. - Она улыбнулась.
- Я правильно угадала?
Мы молчали.
- Сколько вы за это возьмете? - спросила она.
- Три миллиона долларов, - сказал Борис. - Вы получите проценты - если все хорошо получится.
- И, конечно, мы должны условиться, что вы никогда никому не скажете ни слова об этом, - сказал я.
Татана засмеялась:
- Думаете я начну болтать? Где? С кем? Кто может знать это имя - Б-е-р-и-я. Она произносила имя по-менгрельски.
- Успокойтесь, я в своем уме и не враг себе. У Берии есть живые родственники в России. Кого вы выбрали?
- Мы выбрали его самого. Его дневники с 1945 г. до смерти.
Она кивнула.
- Мало кто знает его. Это хороший выбор, в особенности если заинтересуется какой-нибудь американский издатель. Впрочем, они нынче хватают все подряд. Да, у меня назначена консультация с профессором литературы, давайте встретимся позже и все обсудим. - Она встала.
- Встретимся в 7.30 в баре «Голубой кабан», - сказал Борис.
Она открыла дверь:
- А вы очень доверчивы. Может, вы просто оптимисты?
Когда мы вышли из здания, Борис заключил:
- Хорошая, волевая девушка. И умная.
* * *
Ужин прошел хорошо. Решено было заключить контракт с помощью лондонского юриста, согласно которому Татана получит десять процентов от общей суммы. К концу ужина Борис начал готовить почву для эпизода с балетной школой.
При первом упоминании о московской, балетной школе Татана заявила:
- Не говорите мне об этой школе. Они меня оттуда вышвырнули, потому что я высокого роста и у меня большие ноги!
- Прежде чем вы прочтете текст, - сказал я, - хочу объяснить кое-что. Текст распадается на две части: политическую жизнь, описанную Борисом, и личную, описанную мной на английском языке.
- Английская часть отвратительна - грязная порнография! - хохотал Борис.
Я не обращал на него внимания.
- Татана, мы хотим, чтобы вы помогли нам доказать издателям книги подлинность книги.
- А им не нужны доказательства. Единственное, что им нужно знать: будет ли книга доходной.
- Боюсь, что в нашем случае дело будет сложнее. Борис включил в книгу компромат о сегодняшних лидерах в Кремле, и могут быть последствия. В России, я имею ввиду.
- Молодец Борис! Чем больше вы им досадите, тем лучше!
- Берия очень откровенно пишет о себе, о своей склонности к молоденьким девочкам. Вы, Татана, были одной из его жертв.
- Я?!
- Да, Берия увидел вас на улице, приказал своему помощнику привести вас в свой дом и изнасиловал.
- И мне было лет двенадцать?
Я кивнул. Она подумала минуту с серьезным выражением на лице.
- Да, все сходится. Мне действительно тогда было лет двенадцать. А мне это понравилось?
- Конечно, нет.
- И вы описывали все подробности?
- Да. И потом, когда книга будет издана, если вдруг у издателей возникнут сомнения, я уломаю вас и вы сделаете подтверждение подлинности события. Публично.
Борис вставил:
- Мы пишем, что ваш отец был расстрелян Берией лично - потому что он отказался держать язык за зубами по поводу происшедшего.
Она странно посмотрела на него.
- А как вы узнали, что Берия убил моего отца?
Борис вытаращил глаза в изумлении.
Она кивнула.
- Да-да. Во время менгрельского дела в 1951 г. Он был директором школы, и его обвинили в сговоре с националистической интеллигенцией.
Борис хлопнул руками:
- Прекрасная новость!
Она не прореагировала на его бестактность.
- Это, полагаю, тоже входит в сделку?
- Триста тысяч долларов многовато за один перевод! - сказал Борис.
Она согласно кивнула.
- Когда начнем - завтра?
- Но только не здесь. Отправимся в маленький отель в северной Франции, возле Абервиля, там тихо и безлюдно, - сказал Борис.
- Значит, обо всем договорились? - сказал я. - Осталось только подписать контракт.
Татана улыбнулась:
- Забудем о контракте. Будем просто доверять друг другу. - Она протянула руку.
* * *
Владелица отеля совершенно не интересовалась клиентами. У нее на лице ни один мускул не дрогнул, когда она, заполняя журнал регистрации, указывала места рождения Бориса и Татаны: Москва, Зугдиди, СССР. Однако мы предпочли бы вообще не заполнять никаких журналов. Я все время гадал, куда могут попасть сведения из этого журнала. Сдают ли их в архив?
В 7 вечера я зашел к Татане. Она уже заканчивала чтение.
- Знаешь, а мне очень нравится, - сказала она. - Единственная слабость - это то, что ты изобразил Берию почти забавным: этакий жизнелюб, любитель женщин и вина, использовавший свое служебное положение в личных целях - иногда, правда, расстреливавший людей. Хорошо, что в книге есть правда. И ты прекрасно передал атмосферу того времени. Ей-богу, кое-кому из нынешних советских вождей будет кисло. Я только надеюсь, что Борис в своей части работы использовал достаточно правдивые факты.
Я сказал, что поеду в Будапешт и вступлю в контакт с «курьером».
- Будь предельно осторожен. Нам всем надо быть осторожными. Это не просто подделка. В глазах Советов это государственная измена.
- Ты думаешь, мы в опасности?
- Конечно. Ты полагаешь, они это просто оставят? Ведь половина советского руководства будет скомпрометирована! Но вначале им нужно будет нас найти!
За ужином она вспомнила свою жизнь в России. После исключения из балетной школы она работала актрисой, исполняла эпизодические роли служанок и официанток. В двадцать лет вышла замуж за офицера, через три года развелась. Детей не было. Стала работать воспитательницей в детском саду. Вышла замуж за пожилого еврея и вместе с ним эмигрировала в Израиль во времена хрущевской оттепели.
- Я задыхалась в России, хотелось уехать куда угодно, и потому вышла за него.
- Я слышал, он погиб в шестидневной войне?
- Да.
Она курила сигареты одну за другой, пила то кофе, то вино. У нее был хороший аппетит. Я находил ее интересной и привлекательной, но слишком напряженной. Я не мог ее понять.
Она рассказывала о Кембридже: -… Тихая заводь, но вокруг либо зелень, либо старики. Аспиранты инфантильны, думают, что делают революцию, когда курят анашу или вешают на стену портрет Джейн Фонды или Анджелы Дэвис.
Она заказала коньяк и предложила выпить наверху. Мы пошли к ней. Как только за нами закрылась дверь, она поставила стакан на стол, обхватила мою голову руками и крепко поцеловала меня в губы.
- Разденься, - сказала она и через мгновение сама уже была раздета. Ее тело, скрывавшееся под невыразительным нарядом, оказалось роскошным, любила она яростно, но нежно и с воображением… Потом она поцеловала меня за ухом, пошла в ванную. А вернувшись, легла в постель и сказала:
- Хочу немного почитать - ты не возражаешь?
Она повернулась ко мне спиной. Я не возражал, хотя чувствовал, что это была ситуация наоборот, и я должен был быть на ее месте. А поскольку читать мне не хотелось, я вскоре заснул.
Проснулся поздно. Татана была на террасе, пила вино и читала. Она никак не прокомментировала происшедшее ночью и не выглядела смущенной - будто это было самое естественное дело. Я не мог ее понять.
Днем появился Борис, очень довольный собой: ему удалось достать старую машинку с грузинским шрифтом. Меня беспокоило, как он отнесется к моему роману с Татаной. За обедом они дружно болтали на русском. Я сидел, пил минеральную воду и чувствовал себя лишним. Потом встал и пошел к себе. Татана пожелала мне спокойной ночи, а Борис лишь кивнул.
Уже заполночь я услышал их голоса и смех Татаны - они проходили по коридору. Я не мог спать: мне чудился какой-то шум в ее номере. Наконец я встал, подошел к ее двери. Она была заперта. Я позвал ее и услышал ее недовольный голос: «Что ты хочешь? Сейчас поздно!»
Злой и смущенный, я вернулся к себе. На следующий день она появилась только к обеду.
- Ты что такой надутый? Уж не ревнуешь ли?
Я тупо уставился на нее.
- Не к Борису же?
- А почему бы и не к Борису? Он не красавец, конечно, но это не значит, что он не может быть настоящим мужчиной. И вообще, я никому не принадлежу.
- А где Борис?
- Кажется, пошел погулять. Ты ведь не собираешься создавать проблемы?
- А ты собираешься, значит, сразу с двумя?
- Почему бы нет? Вы такие разные. А ты что, никогда не общался сразу с двумя?
Я встал.
- Во всяком случае, мы здесь не для этого… А как Борис к этому отнесется?
- С пониманием.
- Может, просто с благодарностью, - сказал я ехидно.
- Ну, пожалуйста, не сердись, Том. Ведь все так хорошо…
- Ладно, займись переводом, - сказал я и ушел из отеля к морю, раздумывая, не смириться ли мне.
Ночью я скова был с нею, много раз. Она попросила, чтобы я ее щипал и шлепал. Ей это так нравилось, она так стонала от удовольствия и вскрикивала, что вскоре в дверь постучал Борис. Она что-то крикнула ему по-русски, и я услышал, как он ушел.
- Он думает, ты делаешь мне больно, - пояснила она со смехом и потянула меня к себе.
Позднее, когда она уже спала, я понял, что не смогу от нее отказаться.
К несчастью, Борис, кажется, решил тоже самое.
* * *
Последующие несколько недель были трудными. Татана оказалась еще более беспорядочной в работе, чем Борис, и мне приходилось проявлять адское терпение. Борис и Татана часто обсуждали детали по-русски, и это меня раздражало. К тому же Татана работала очень медленно, а Борис все время норовил включить в текст какой-нибудь новый эпизод, компрометирующий советских вождей.
Борис совсем переменился. Он раз в неделю посещал парикмахерскую, брился по утрам и иногда вечером, постоянно благоухал дорогим одеколоном, стриг ногти. Однажды я спросил его небрежно о его отношении к Татане. «Я ее люблю», - сказал он. «Особенно люблю ее тело - это прямо инструмент любви», - последнее он сказал по-французски. Потом добавил дружелюбно: «Должен тебя предупредить, мон шер, ты не должен преследовать ее. Грузины очень независимы. Если их преследуют, они уходят в горы и их не догнать. Никто еще не подчинял Грузию на долгий срок».
Ночами, с пунктуально соблюдаемой очередностью, мы ходили к ней, и она с неизменной страстностью отдавалась нам. Я тоже влюбился, это была одинокая, неутоленная, безответная страсть, в коей я не мог признаться ни ей, ни Борису.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
- Откуда у тебя такая информация?
- От самого Берии, из его дневников - откуда еще? - Он засмеялся и ткнул в мой бокал ножом: - Выпей вина, мон шер, тогда лучше поймешь тонкости моего замысла. - Он вытащил пачку бумаг с русским текстом.
- Вначале надо посвятить тебя в детали заговора врачей. Это была последняя страница в кровавой истории сталинского террора, закончившегося с его смертью 5 марта 1953 г. Всю свою жизнь он не доверял врачам, особенно врачам-евреям и, как и Гитлер, предпочитал самолечение и патентованные лекарства.
Борис начал читать с листа.
Сценарий заговора был следующим: осенью 1952 г. одна женщина, врач, «разоблачила» пятнадцать своих коллег, выдающихся врачей, в открытом письме властям. Среди прочих грехов она обвинила их в отравлении Щербакова и Жданова, которые, считалось, умерли от сердечных приступов, вызванных алкоголем. Все пятнадцать врачей сознались под пытками, что работали на иностранные разведки.
После их признаний Сталин развязал компанию против евреев и в анонимной передовице «Правды» объявил, что сионисты ведут подрывную деятельность в стране, уничтожая ведущие кадры. Началась новая волна массовых депортаций евреев в северный Казахстан.
Но у сфабрикованного заговора врачей были далеко идущие цели. Например, среди указанных в списках жертв врачей отсутствовали имена Молотова, Микояна, Ворошилова и Берии - это означало, что врачи получили указания из-за границы не трогать этих членов Политбюро, и это давало Сталину возможность обвинить их в предательстве.
Осуществляя это дело, Сталин обошел Берию: ни один человек из НКВД не принимал участия в «операции». И врачей - тринадцать человек, оставшихся в живых, - сразу же освободили после смерти Сталина, а дело объявили «отступлением от норм социалистической законности».
Сталину было бы трудно справиться с Берией, за которым в то время стояла миллионная армия хорошо вооруженных людей. Частная армия Берии - крепкие парни в голубой форме с автоматами наперевес - полностью контролировала Москву.
- А чего же он ждал, пока его не шлепнули, с такой-то армией?
Борис развел руками:
- Это неразрешимая загадка. Может, мы сможем ее в какой-то мере решить. Вполне возможное объяснение - военачальники Красной Армии ненавидели Берию, они его и убили в Кремле.
- А как Берия убил Сталина?
- Я хочу доказать, что на самом деле существовал не сталинский заговор врачей, а другой - подготовленный Берией. Есть свидетельства Хрущева и Светланы, что Сталин страдал гипертонией и флебитом, и Светлана также писала, что он умирал в окружении незнакомых врачей, которые ставили ему пиявки и впрыскивали массу лекарств до тех пор, пока он не умер. Мы также знаем, что Берия не был расстроен по поводу его смерти, а напротив рад, даже улыбался.
И вполне вероятно, что Берия мог под страхом смерти вынудить кого-нибудь из врачей дать Сталину яд.
- Думаешь, такая версия пройдет?
- Не только пройдет, но и принесет нам три миллиона. И это будет минимальная цена!
* * *
Через две недели книга была закончена, и неделя ушла на доработку. К этому времени из Кингз Колледж пришло еще одно письмо от Татаны Бернштейн с подтверждением ее согласия о сотрудничестве. Мы быстро уложили наш нехитрый багаж, сели в ситроен и по настоянию Бориса отправились во Флоренцию - чтобы отпраздновать событие.
Странно, но у меня не было чувства покоя и удовлетворенности, которое обычно наступало после окончания очередного романа. Борис хранил рукопись как зеницу ока - он спал с ней, клал в чемодан, ставил между ног под стол в ресторанах и никогда не оставлял в машине.
В Кембридже моросил нудный дождь. Встреча с Татаной была назначена на пять часов вечера. Я припарковал машину у ворот колледжа, ведущих в Вебб Корт.
- Если бы не дождь, мы бы провели наши переговоры на прогулочной лодке, где нас никто не увидит, - сказал Борис.
- Господи, кому мы нужны? И не пугай девушку, пожалуйста, - попросил я, когда мы входили в Корт.
Поднявшись по лестнице, мы вскоре обнаружили дверь с табличкой - «Мисс Т. Шумара».
- Это ее девичья фамилия, - сказал Борис и постучал.
- Войдите, - крикнула Татана. Она лежала на разобранной кровати с французским романом в руках и курила.
- Мистер Мэлори? Мистер Дробнов? Хотите виски? Кофе или чай не могу предложить: плитка сломалась. Виски или бренди? - Она говорила по-английски четко и уверенно, с легким акцентом, скорее похожим на французский.
Борис предпочел виски, и она, не поднимаясь с кровати, указала на бутылку и бокалы.
Татана была высокая крупная женщина с выразительным лицом. Одета она была в джинсы и свитер, на который падали густые тяжелые волосы рыжевато-каштанового цвета. На вид ей было лет 35.
Она попросила Бориса налить ей виски. Я внимательно осмотрелся и уловил нечто знакомое: забитые книгами и журналами полки, кучи бумаг на столе. Будто я вновь очутился в Мюнхене, в квартире Бориса.
- Итак, вы написали книгу и хотите, чтобы я перевела ее на грузинский?
- Да, на менгрельский диалект, - сказал Борис.
- Во всей эмиграции найдется несколько грузин, знающих менгрельский. Зачем вам это нужно? Хотите переправить книгу в Союз? Но и там большинство говорит по-грузински, менгрельский знают не все грузины. Борис, уже успевший изрядно выпить, сказал громко и недовольно:
- Вы задаете чересчур много вопросов, а ведь мы еще не обсудили условия! - И он перешел на русский.
Она в ответ сказала ему по-русски что-то такое, от чего он залился краской. Она обратилась ко мне:
- Мистер Мэлори, я ничего не могу добиться от вашего друга. Я не являюсь агентом чьей-либо секретной службы - это во-первых. Во-вторых, я не знаю, кто вы. Если дело идет о ввозе в Союз литературы, то это постоянно делается, и в этом ничего особенного нет, и меня это не беспокоит. Но меня беспокоит то, что я должна писать диссертацию, и уж если вы хотите, чтобы я сделала для вас перевод, то надо честно сказать всю правду. А также предложить мне приличную сумму - уж во всяком случае не три фунта за тысячу слов.
- Видите ли, нам необходимо быть осторожными - для нашего же общего блага. Сразу же скажу, что мы не имеем намерения ввозить в Союз какую бы то ни было литературу. Мы написали одну вещицу и хотим, чтобы вы перевели ее на менгрельский, а потом мы продадим ее американскому издателю.
Она помолчала, встала с кровати, подлила в бокал виски, вновь улеглась и стала потягивать виски маленькими глотками. Потом, не глядя на нас, сказала:
- Мы, грузины, не играем важной роли в истории России, мы чаще всего прятались под юбку матушки-России от персов. И только лет пятьдесят назад подняли голову - произвели банду вождей, которой мог бы гордиться сам Иван Грозный. Самым страшным был Сталин, но он не менгрел, хотя менгрелы и были в его окружении. Самому ужасному из них в 1953 г. не поздоровилось. - Она улыбнулась.
- Я правильно угадала?
Мы молчали.
- Сколько вы за это возьмете? - спросила она.
- Три миллиона долларов, - сказал Борис. - Вы получите проценты - если все хорошо получится.
- И, конечно, мы должны условиться, что вы никогда никому не скажете ни слова об этом, - сказал я.
Татана засмеялась:
- Думаете я начну болтать? Где? С кем? Кто может знать это имя - Б-е-р-и-я. Она произносила имя по-менгрельски.
- Успокойтесь, я в своем уме и не враг себе. У Берии есть живые родственники в России. Кого вы выбрали?
- Мы выбрали его самого. Его дневники с 1945 г. до смерти.
Она кивнула.
- Мало кто знает его. Это хороший выбор, в особенности если заинтересуется какой-нибудь американский издатель. Впрочем, они нынче хватают все подряд. Да, у меня назначена консультация с профессором литературы, давайте встретимся позже и все обсудим. - Она встала.
- Встретимся в 7.30 в баре «Голубой кабан», - сказал Борис.
Она открыла дверь:
- А вы очень доверчивы. Может, вы просто оптимисты?
Когда мы вышли из здания, Борис заключил:
- Хорошая, волевая девушка. И умная.
* * *
Ужин прошел хорошо. Решено было заключить контракт с помощью лондонского юриста, согласно которому Татана получит десять процентов от общей суммы. К концу ужина Борис начал готовить почву для эпизода с балетной школой.
При первом упоминании о московской, балетной школе Татана заявила:
- Не говорите мне об этой школе. Они меня оттуда вышвырнули, потому что я высокого роста и у меня большие ноги!
- Прежде чем вы прочтете текст, - сказал я, - хочу объяснить кое-что. Текст распадается на две части: политическую жизнь, описанную Борисом, и личную, описанную мной на английском языке.
- Английская часть отвратительна - грязная порнография! - хохотал Борис.
Я не обращал на него внимания.
- Татана, мы хотим, чтобы вы помогли нам доказать издателям книги подлинность книги.
- А им не нужны доказательства. Единственное, что им нужно знать: будет ли книга доходной.
- Боюсь, что в нашем случае дело будет сложнее. Борис включил в книгу компромат о сегодняшних лидерах в Кремле, и могут быть последствия. В России, я имею ввиду.
- Молодец Борис! Чем больше вы им досадите, тем лучше!
- Берия очень откровенно пишет о себе, о своей склонности к молоденьким девочкам. Вы, Татана, были одной из его жертв.
- Я?!
- Да, Берия увидел вас на улице, приказал своему помощнику привести вас в свой дом и изнасиловал.
- И мне было лет двенадцать?
Я кивнул. Она подумала минуту с серьезным выражением на лице.
- Да, все сходится. Мне действительно тогда было лет двенадцать. А мне это понравилось?
- Конечно, нет.
- И вы описывали все подробности?
- Да. И потом, когда книга будет издана, если вдруг у издателей возникнут сомнения, я уломаю вас и вы сделаете подтверждение подлинности события. Публично.
Борис вставил:
- Мы пишем, что ваш отец был расстрелян Берией лично - потому что он отказался держать язык за зубами по поводу происшедшего.
Она странно посмотрела на него.
- А как вы узнали, что Берия убил моего отца?
Борис вытаращил глаза в изумлении.
Она кивнула.
- Да-да. Во время менгрельского дела в 1951 г. Он был директором школы, и его обвинили в сговоре с националистической интеллигенцией.
Борис хлопнул руками:
- Прекрасная новость!
Она не прореагировала на его бестактность.
- Это, полагаю, тоже входит в сделку?
- Триста тысяч долларов многовато за один перевод! - сказал Борис.
Она согласно кивнула.
- Когда начнем - завтра?
- Но только не здесь. Отправимся в маленький отель в северной Франции, возле Абервиля, там тихо и безлюдно, - сказал Борис.
- Значит, обо всем договорились? - сказал я. - Осталось только подписать контракт.
Татана улыбнулась:
- Забудем о контракте. Будем просто доверять друг другу. - Она протянула руку.
* * *
Владелица отеля совершенно не интересовалась клиентами. У нее на лице ни один мускул не дрогнул, когда она, заполняя журнал регистрации, указывала места рождения Бориса и Татаны: Москва, Зугдиди, СССР. Однако мы предпочли бы вообще не заполнять никаких журналов. Я все время гадал, куда могут попасть сведения из этого журнала. Сдают ли их в архив?
В 7 вечера я зашел к Татане. Она уже заканчивала чтение.
- Знаешь, а мне очень нравится, - сказала она. - Единственная слабость - это то, что ты изобразил Берию почти забавным: этакий жизнелюб, любитель женщин и вина, использовавший свое служебное положение в личных целях - иногда, правда, расстреливавший людей. Хорошо, что в книге есть правда. И ты прекрасно передал атмосферу того времени. Ей-богу, кое-кому из нынешних советских вождей будет кисло. Я только надеюсь, что Борис в своей части работы использовал достаточно правдивые факты.
Я сказал, что поеду в Будапешт и вступлю в контакт с «курьером».
- Будь предельно осторожен. Нам всем надо быть осторожными. Это не просто подделка. В глазах Советов это государственная измена.
- Ты думаешь, мы в опасности?
- Конечно. Ты полагаешь, они это просто оставят? Ведь половина советского руководства будет скомпрометирована! Но вначале им нужно будет нас найти!
За ужином она вспомнила свою жизнь в России. После исключения из балетной школы она работала актрисой, исполняла эпизодические роли служанок и официанток. В двадцать лет вышла замуж за офицера, через три года развелась. Детей не было. Стала работать воспитательницей в детском саду. Вышла замуж за пожилого еврея и вместе с ним эмигрировала в Израиль во времена хрущевской оттепели.
- Я задыхалась в России, хотелось уехать куда угодно, и потому вышла за него.
- Я слышал, он погиб в шестидневной войне?
- Да.
Она курила сигареты одну за другой, пила то кофе, то вино. У нее был хороший аппетит. Я находил ее интересной и привлекательной, но слишком напряженной. Я не мог ее понять.
Она рассказывала о Кембридже: -… Тихая заводь, но вокруг либо зелень, либо старики. Аспиранты инфантильны, думают, что делают революцию, когда курят анашу или вешают на стену портрет Джейн Фонды или Анджелы Дэвис.
Она заказала коньяк и предложила выпить наверху. Мы пошли к ней. Как только за нами закрылась дверь, она поставила стакан на стол, обхватила мою голову руками и крепко поцеловала меня в губы.
- Разденься, - сказала она и через мгновение сама уже была раздета. Ее тело, скрывавшееся под невыразительным нарядом, оказалось роскошным, любила она яростно, но нежно и с воображением… Потом она поцеловала меня за ухом, пошла в ванную. А вернувшись, легла в постель и сказала:
- Хочу немного почитать - ты не возражаешь?
Она повернулась ко мне спиной. Я не возражал, хотя чувствовал, что это была ситуация наоборот, и я должен был быть на ее месте. А поскольку читать мне не хотелось, я вскоре заснул.
Проснулся поздно. Татана была на террасе, пила вино и читала. Она никак не прокомментировала происшедшее ночью и не выглядела смущенной - будто это было самое естественное дело. Я не мог ее понять.
Днем появился Борис, очень довольный собой: ему удалось достать старую машинку с грузинским шрифтом. Меня беспокоило, как он отнесется к моему роману с Татаной. За обедом они дружно болтали на русском. Я сидел, пил минеральную воду и чувствовал себя лишним. Потом встал и пошел к себе. Татана пожелала мне спокойной ночи, а Борис лишь кивнул.
Уже заполночь я услышал их голоса и смех Татаны - они проходили по коридору. Я не мог спать: мне чудился какой-то шум в ее номере. Наконец я встал, подошел к ее двери. Она была заперта. Я позвал ее и услышал ее недовольный голос: «Что ты хочешь? Сейчас поздно!»
Злой и смущенный, я вернулся к себе. На следующий день она появилась только к обеду.
- Ты что такой надутый? Уж не ревнуешь ли?
Я тупо уставился на нее.
- Не к Борису же?
- А почему бы и не к Борису? Он не красавец, конечно, но это не значит, что он не может быть настоящим мужчиной. И вообще, я никому не принадлежу.
- А где Борис?
- Кажется, пошел погулять. Ты ведь не собираешься создавать проблемы?
- А ты собираешься, значит, сразу с двумя?
- Почему бы нет? Вы такие разные. А ты что, никогда не общался сразу с двумя?
Я встал.
- Во всяком случае, мы здесь не для этого… А как Борис к этому отнесется?
- С пониманием.
- Может, просто с благодарностью, - сказал я ехидно.
- Ну, пожалуйста, не сердись, Том. Ведь все так хорошо…
- Ладно, займись переводом, - сказал я и ушел из отеля к морю, раздумывая, не смириться ли мне.
Ночью я скова был с нею, много раз. Она попросила, чтобы я ее щипал и шлепал. Ей это так нравилось, она так стонала от удовольствия и вскрикивала, что вскоре в дверь постучал Борис. Она что-то крикнула ему по-русски, и я услышал, как он ушел.
- Он думает, ты делаешь мне больно, - пояснила она со смехом и потянула меня к себе.
Позднее, когда она уже спала, я понял, что не смогу от нее отказаться.
К несчастью, Борис, кажется, решил тоже самое.
* * *
Последующие несколько недель были трудными. Татана оказалась еще более беспорядочной в работе, чем Борис, и мне приходилось проявлять адское терпение. Борис и Татана часто обсуждали детали по-русски, и это меня раздражало. К тому же Татана работала очень медленно, а Борис все время норовил включить в текст какой-нибудь новый эпизод, компрометирующий советских вождей.
Борис совсем переменился. Он раз в неделю посещал парикмахерскую, брился по утрам и иногда вечером, постоянно благоухал дорогим одеколоном, стриг ногти. Однажды я спросил его небрежно о его отношении к Татане. «Я ее люблю», - сказал он. «Особенно люблю ее тело - это прямо инструмент любви», - последнее он сказал по-французски. Потом добавил дружелюбно: «Должен тебя предупредить, мон шер, ты не должен преследовать ее. Грузины очень независимы. Если их преследуют, они уходят в горы и их не догнать. Никто еще не подчинял Грузию на долгий срок».
Ночами, с пунктуально соблюдаемой очередностью, мы ходили к ней, и она с неизменной страстностью отдавалась нам. Я тоже влюбился, это была одинокая, неутоленная, безответная страсть, в коей я не мог признаться ни ей, ни Борису.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17