А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Маленький полноватый человек, который семнадцать дней судебного разбирательства сидел на скамье подсудимых с непроницаемым лицом, и на этот раз не обнаружил признаков особого волнения. Он со скромным видом поднялся, слегка поклонился и сказал невыразительным голосом:
- Благодарю вас, милорд!
После этого семенящей походкой направился к лестнице, ведущей вниз, в камеру.
- Я не испытывал особого беспокойства, - заявил Адамс часом позже, когда при выходе из здания суда к нему обратился корреспондент "Дейли экспресс", поскольку всегда верил в силу молитвы и в британское правосудие. Приговор был победой справедливости над злонамеренными слухами и клеветой.
Он говорил эти слова тем самым снисходительно-отеческим тоном, который настолько умиротворяюще действовал на больных граждан Истборна, что, по его же собственному признанию, шестнадцать из них уделили ему особое внимание при составлении завещаний.
Была ли уравновешенность его высказываний отражением чистой совести? Действительно ли этот чудаковатый провинциальный врач был лишь жертвой погони за сенсацией нескольких беззастенчивых журналистов и честолюбивого инспектора уголовной полиции? Или все-таки под маской добродушного сельского дядюшки прятался дьявольски хитрый преступник высшей пробы?
За годы, прошедшие после процесса, ответы на эти вопросы найдены не были "преступление века" так и осталось нераскрытым. Джон Бодкин Адамс бросил врачебную практику и жил на проценты от своего состояния. Правда, один раз он еще привлек внимание газет, которые в свое время называли его величайшим убийцей в истории криминалистики.
Летом 1959 года многие газеты поместили фотографию, на которой он был запечатлен во время своего свадебного путешествия под руку с вдовой ирландского миллионера Айрис Миллз. Может быть, Адамс сделал для себя выводы из процесса и не стал добиваться от своей пациентки наследства, а просто женился на ней?
Не так благополучно закончилась эта история для главного инспектора Хэннэма. С высоты сладостных грез стать шефом Скотланд-Ярда и получить дворянский титул из рук королевы он был низвергнут в пропасть убогого захолустья. Его перевели в Галифакс и дали отдаленный участок. Британское полицейское руководство не могло простить ему такой дискредитации знаменитого Скотланд-Ярда.
БИЛЕТ В НИКУДА
В Нью-Йорке ежегодно исчезает десять тысяч человек. Безмолвно и бесследно. И ничего не остается, что могло бы объяснить это их путешествие в никуда, - ни вскрика, ни капли крови, ни мотива, ни малейшего повода...
"Ди Вельт", Гамбург, 7 апреля 1957 года.
В 1956 году, как показывает статистика нью-йоркской полиции, 10 167 человек отправились или вынуждены были отправиться в эту загадочную поездку в никуда. Судьба 10 166 из них не известна до сих пор. И лишь одно имя, появившись сначала в бульварных листках, стало через год газетной сенсацией Америки: Хесус де Галиндес!
12 марта 1956 года в 21.42 этот внешне непримечательный Хесус де Галиндес сел на станции метро "Коламбус сэкл" в поезд, следующий до Бронкса. Один его знакомый случайно видел, как де Галиндес входил в последний вагон. Он заметил также, что в потоке пассажиров за Галиндесом незаметно следовали два молодых человека и в вагоне сели справа и слева от него. Свидетель позже подчеркнул, что эти двое мужчин выглядели, как латиноамериканцы. Через двенадцать часов в одном из отделений нью-йоркской полиции появился книгоиздатель Валанкес и сообщил о бесследном исчезновении Хесуса де Галиндеса.
Сотрудник полиции, который принимал заявление у Валанкеса, отрицательно покачал головой:
- Исчез вчера вечером? Это еще ни о чем не говорит. В Нью-Йорке тысячи людей по каким-то причинам не приходят ночевать домой. Может, ваш знакомый лежит пьяный в каком-нибудь борделе? Подождите еще пару дней. Если уж он и тогда не объявится, подадите письменное заявление.
Книгоиздателя Валанкеса такая постановка вопроса не устраивала.
- Это исключено. Мой друг не пьет и не шатается по борделям. Сегодня в десять часов утра он должен был отдать мне рукопись одной книги. Она была почти готова. Вчера вечером мы договорились внести кое-какие изменения, и Галиндес за ночь собирался все закончить.
Полицейский по-прежнему не проявлял особого служебного рвения:
- Ну хорошо, мистер Валанкес, ведь ваш автор мог передумать. Писатели народ ненадежный. Возможно, у него появилась какая-то новая идея по поводу своей книги, и он с этим закопался.
Книгоиздатель с трудом сдержался:
- Послушайте, я же знаю его немного лучше, чем вы. Ничего он не закопался. Его похитили. Они гонялись за его рукописью. Галиндес уже несколько недель опасался нападения. Он много раз говорил мне, что за ним следят. Каждый его шаг контролировался. Поверьте мне: Галиндес стал жертвой преступления. Если вы сейчас же не объявите розыск... Его жизни угрожает опасность. Правда, если его уже не убили...
Полицейский наморщил лоб:
- Что это за книга такая загадочная, которую Галиндес написал?
- Книга о Доминиканской Республике. Называется "Эра Трухильо"!
- И из-за этого нужно похищать человека? Что-то я в толк не возьму. Ведь в Америке пишется столько книг!..
- Вы что, не читаете газет? И ничего не слышали о политической обстановке в этой стране? Да все газеты полны этим!
- В газетах, мистер, много чего пишут! Если всему верить...
Валанкес был близок к отчаянию:
- Послушайте, мистер, мой друг семнадцать лет жил в этой стране. Он был домашним учителем у президента Трухильо. Ему пришлось бежать, так как его хотели арестовать. Книга, которую он написал, объясняет подоплеку и причины его бегства. Неужели вы не понимаете, что на Гаити заинтересованы, чтобы эта книга не появилась?!
Сотрудник полиции, который, судя по недоверчивому выражению его лица, так ничего и не понял, решил, однако, чтобы избавиться от докучливого посетителя, принять у него заявление. Он взял бланк, вставил его в пишущую машинку и стал задавать обычные в таких случаях вопросы:
- Полное имя пропавшего?
- Хесус де Галиндес.
- Год рождения?
- Ему сейчас пятьдесят два. Точной даты рождения я не знаю.
- Последнее место жительства?
- Бронкс, Четырнадцатая улица, отель "Майами".
- Профессия?
- Доцент испанского языка и культуры в Колумбийском университете. В свободное время - писатель.
- Гражданство?
- Галиндес - эмигрант. До этого жил в Испании. Уже в начале борьбы за свободу ему пришлось эмигрировать, потому что он был противником Франко.
Полицейский перестал стучать на машинке и с упреком сказал:
- Вы же мне перед этим говорили, что он семнадцать лет прожил в Доминиканской Республике.
- Борьба за свободу в Испании, мистер, началась в 1936 году. На Гаити Галиндес эмигрировал потому, что там говорят по-испански. Сначала он был учителем в католической миссии, а потом домашним учителем в семье президента страны.
- Почему же он переехал в Америку?
- В 1953 году ему пришлось бежать, так как его должны были арестовать. Галиндес слишком много знал о коррупции в правительстве. И критиковал это.
- Итак, вы считаете, что его похитили по политическим мотивам?
- Да.
- Подозреваете ли вы кого-нибудь конкретно?
- Нет.
- Занимался ли пропавший здесь, в Америке, политической деятельностью?
- Он был членом Доминиканского революционного комитета.
- Что это за организация?
- Объединение эмигрантов из Доминиканской Республики. Они в Америке борются с режимом Трухильо.
- Нечего людям делать. Ну, хорошо... Можете ли вы еще что-нибудь добавить?
Книгоиздатель больше ничего добавлять не хотел. Он, видимо, понял, что на помощь этого медлительного тугодума-полицейского рассчитывать не стоит.
Через четырнадцать дней Валанкес получил короткое официальное письмо, в котором лаконично сообщалось следующее: "Теперешнее местонахождение не имеющего подданства Хесуса де Галиндеса не установлено. Доказательств того, что он стал жертвой преступления, тоже не обнаружено. К сожалению, больше ничего сообщить Вам не можем".
Сеньор Ансельмо Валанкес, столь обеспокоенный исчезновением Галиндеса, прежде чем основать в Нью-Йорке книжно-журнальное издательство, был владельцем крупнейшего газетного концерна в Доминиканской Республике. В результате экспроприации собственности, которую осуществлял "благодетель и попечитель нации" - так называл себя Трухильо, - концерн Валанкеса тоже попал в руки семьи диктатора. Критическая статья в одной из популярных газет послужила диктатору поводом, чтобы в 1950 году упрятать издателя Валанкеса в тюрьму за "подстрекательские интриги". Назначенный правительством адвокат посоветовал арестованному Валанкесу добровольно передать свою собственность семье Трухильо; он даже принес с собой в камеру составленную заранее дарственную, на которой нужно было только поставить подпись. Валанкес последовал доброжелательному совету адвоката, подписал бумагу и за это получил разрешение выехать из страны.
Все это объясняет то рвение, с каким Валанкес продолжал почти безнадежные поиски местонахождения Галиндеса. Делал он это не только из-за беспокойства о своем единомышленнике. Валанкес питал себя иллюзией, что сможет в одиночку свалить ненавистного Трухильо и его коррумпированную клику, если ему удастся установить ответственность последнего за похищение Галиндеса и публично, со всеми подробностями, разоблачить его.
Итак, Валанкес повел собственное расследование, чтобы перед всем миром выставить диктатора как убийцу и мародера и вынудить его покинуть политическую сцену. С помощью Доминиканского революционного комитета он смог установить связь с одним человеком, который долгое время работал на острове Гаити специальным агентом пресловутой "Юнайтед фрут компани" и хорошо ориентировался в международной агентурной сети. Валанкес заплатил за выполнение своего поручения двадцать тысяч долларов, и, похоже, этот денежный вклад принес дивиденды: осенью Ансельмо Валанкес сообщил американской прессе, что готов раскрыть тайну сенсационного исчезновения Хесуса де Галиндеса. Он пригласил ведущих репортеров крупных изданий на пресс-конференцию в высококлассный нью-йоркский отель "Хилтон" - как это водится, когда хотят заинтересовать известных представителей газетного мира. Меры предосторожности накануне конференции заставляли вспомнить о мрачных временах разгула гангстеризма в Америке. Отель "Хилтон", особенно зал, в котором должна была состояться встреча с журналистами, заполнили специально нанятые на этот вечер охранники. Фотографирование и киносъемки были строго запрещены; при входе в зал всех тщательно, вплоть до нижнего белья, обыскивали - проверяли, нет ли оружия или запрятанного портативного магнитофона.
Человек, который занимался делом об исчезновении Хесуса де Галиндеса и теперь хотел рассказать о мотивах и тайных пружинах этого преступления, сидел в чем-то вроде будки из пуленепробиваемого стекла. Его имя хранилось в глубочайшей тайне. Валанкес, правда, представил его Майком Мортоном, но сразу же добавил, что, по соображениям личной безопасности, речь идет о псевдониме. Эффектным, под стать обстановке, было и выступление этого таинственного Майка Мортона.
Свое сообщение он начал в типичной для американских репортеров манере рубахи-парня: "Ребята, не называйте моей фамилии, не фотографируйте и не рисуйте меня. Если узнают, кто я такой - мне несдобровать. Последние месяцы я не спускал глаз с семейства Трухильо. Другие до меня это тоже делали. Многие из них уже погибли - были расстреляны, повешены, утоплены в море, взорваны, забиты до смерти плетьми, отравлены, а то и просто пристукнуты. Мне бы не хотелось быть следующим среди тех, кто приказал долго жить. Думаю, вы это понимаете. То, что я вам расскажу, - это история бандитского синдиката, на счету которого по меньшей мере двести пятьдесят убийств, похищения людей, взятки, ограбления банков, жестокие пытки, шпионаж, доносы, лжесвидетельства... Я понимаю, вы прекрасно знакомы со всеми этими делами в своей собственной стране. Однако прошу вас отметить одну особенность: верховодит этим синдикатом не какой-то босс-мафиози, а руководитель государства, с которым Соединенные Штаты поддерживают дипломатические отношения и которому наше правительство в качестве помощи ежегодно отстегивает восемьсот миллионов долларов".
Такая манера изложения очень понравилась репортерам, ведь им самим ничего не надо было выдумывать и дописывать. Достаточно только застенографировать и продиктовать затем текст редакционной машинистке. Определенно, этот Майк Мортон был симпатичным малым.
В одном Майк Мортон, или как его там на самом деле, явно превосходил американскую полицию: в усердии и находчивости. Когда он получил от Доминиканского революционного комитета задание разыскать Галиндеса, он сказал себе, что из поезда нью-йоркского метро человек не может исчезнуть бесследно, словно раствориться. Мертвый или живой, он ведь должен был каким-то образом покинуть последний вагон поезда на Бронкс. Поскольку это происходило в районе десяти часов вечера, когда движение еще довольно оживленное, кто-то обязательно его видел. Поэтому Мортон начал с того, что опросил начальников всех станций метро на линии между остановками "Коламбус сэкл" и "Бронкс"; он хотел узнать, не приходилось ли им видеть, чтобы 12 марта между 21.40 и 22.20 на их станции кого-нибудь выносили, вытаскивали или выводили из вагона. Мортону долго не везло. Только на предпоследней станции ее начальник вспомнил: "Подождите-ка, в это время одному мужчине стало плохо. Два его друга помогли ему выйти из вагона. Один еще попросил разрешения позвонить по моему служебному телефону. Потом больного забрала "скорая помощь". Начальник станции даже описал Мортону в общих чертах помогавших мужчин: "Они, похоже, иностранцы, может, испанцы или итальянцы. Во всяком случае что-то в этом роде".
Майк Мортон понял, что взял верный след. Чтобы исключить всякую случайность, он навел справки в окрестных больницах. Ни одна из них 12 марта вечером не посылала машину скорой помощи к станции метро. О дальнейшем своем поиске Мортон рассказывал так: "Сидел я у себя в бюро и ломал голову над тем, куда можно было бы отвезти Галиндеса на "скорой помощи". В порт? На какой-нибудь аэродром? Или его труп давно уже закопали? Тут как раз зазвонил телефон. Кто-то, не представившись и даже не дав мне раскрыть рта, сказал: "Вы вчера беседовали с людьми из Доминиканского революционного комитета? Или это не так?.."
Я улучил момент и спросил: "А кто вы, собственно, такой?" На другом конце провода ответили: "Это к делу не относится. Мы полагаем, в ваших же интересах не особенно усердствовать... Ведь вы ищете Хесуса Галиндеса, так? Держитесь от этого подальше. Вы все равно его не найдете".
Я воздержался от дальнейших попыток узнать его имя и спросил самым безразличным тоном: "Чего вы еще хотите?"
"Еще обращаю ваше внимание на одну маленькую деталь. Вам наверняка кое-что рассказывали о 247 убитых, правда? Так вот, если вы не захотите прислушаться к нашему доброму совету, станете 248-м!"
Мортон сделал паузу, чтобы дать репортерам возможность дословно записать весь эпизод с анонимным телефонным звонком. А затем продолжил: "Однако, как видите, с 248-м трупом дело обстоит не так серьезно, как полагал мистер, звонивший по телефону. Во всяком случае, несмотря на гуманное предостережение, я пока еще жив".
Небрежным жестом Мортон прервал веселый смех газетчиков: "Итак, к делу. Как уже было сказано, я предполагал, что скорее всего Галиндеса вывезли из страны. Если бы его убили в Америке, то труп рано или поздно был бы найден. А пока он числится среди исчезнувших, никто не сможет доказать, что он стал жертвой преступления. В последующие дни я обшарил четыре аэродрома, и в конце концов мне повезло. Я наткнулся на беспризорную, почти не используемую взлетную полосу, заросшую бурьяном и кустарником. На обочине ее в какой-то лачуге ютился ночной сторож. Его звали Хоукинс, Джон Берри Хоукинс. Ветхий старик, хитрый и изворотливый. Он сразу смекнул, что мне от него что-то нужно. Я, не долго думая, сунул ему двадцатидолларовую бумажку и спросил напрямую:
- Кого-нибудь привозили сюда на "скорой помощи"? Поздно вечером, после десяти? Это было в середине марта.
Старик сначала как следует рассмотрел купюру и только потом сказал:
- Это должно было бы быть довольно поздно, иначе я об этом ничего не мог бы знать. Днем меня здесь не бывает. Я ведь ночной сторож...
Его манера ходить вокруг да около разозлила меня.
- Ну так что, - прервал я его, - была "скорая помощь" или нет?
Он многозначительно улыбнулся:
- Вполне возможно, однако я стар, и память иногда подводит меня.
Я освежил его память второй двадцаткой. На этот раз он довольно улыбнулся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31