На первой странице, как всегда, стращали грядущей войной с коммунистическим блоком.
В одном комментарии делался прозрачный намек на то, что все бои боксеров-профессионалов куплены заранее, автор другого настаивал, что Бокьо раньше что-то не отличался такой наглостью - с чего это он так расхрабрился... Еще была стандартная заметка об очередном развалившемся голливудском браке - "как только дело дойдет до суда, на страницы газет прольются потоки грязи".
Я бросил газету на пол и выключил свет. Никакой особой грязи я что-то не заметил и подумал, что газетчики пишут о такой пошлятине по причине отсутствия другого материала. А что касается парня по фамилии Мадд, то чтобы воспользоваться детским пистолетом при взятии банка, надо обладать куда большим мужеством, чем многим кажется. Но про Бокьо написали правильно - этот и впрямь был одним из сильных мира сего. В возрасте двадцати трех лет его засадили за вооруженоное нападение, потом он исчез со страниц криминальной хроники, пока на транслируемых по национальному телевидению сенатских слушаниях по организованной преступности его не разоблачили: будучи одним из столпов высшего общества Нью-Джерси - сынок в Йельском университете, дочка заканчивает престижную школу для девочек, - папа контролировал финансовые дела крупнейшей в стране мафиозной группировки.
Я поворочался, устраиваясь поудобнее, и стал думать, скоро ли Лоуренс пронюхает про мои истинные дела в этом отеле. Впрочем, будучи полицейским-почасовиком, он вряд ли сумеет докопаться. А если и сумеет, какая мне разница?
Стало прохладно, я накрылся одеялом и провалился в сон.. Проснулся я около шести, потный как мышь, ещё не стряхнув с себя остатков моего кошмарного сновидения. Черт побери, уже несколько лет я не видел этого сна... Искаженное злобой лицо миссис ДаКосты. И её крик: "Ах ты бандюга с полицейским значком!" Я отчетливо видел её - точно она стояла совсем рядом - но ничего плохого в этом не было, ведь она была ужасно аппетитная бабаенка. И за каким чертом ей понадобилось выходть замуж за того колченогого художника-пуэрториканца!
Она мне приснилась потому, что накануне я думал о Дот. Ох уж эти женщины... Ну почему Дот бросила меня из-за этого? То пбоище её совершенно не касалась. А что, интересно, сталось с блондинкой Да Коста? Может быть, она все ещё торчит в дурдоме?
Я потянулся и сел. Во рту был все тот же мерзкий привкус. Я ещё не проснулся окончательно, поэтому включил радио и стал думать о Мадде, гробанувшем банке с игрушечной пушкой. Откуда полиции стало известно его имя? Я поднял газету и перечитал репортаж. Нет, все-таки эти дилетанты полные кретины! Мадд, оказывается, служил бухгалтером в том самом банке, который он ограбил. Ну, сейчас-то его уже, наверное, оприходовали.
Я встал и принял душ. Чувстввовал я себя отлично - вот только бы не этот жуткий привкус во рту. После вынужденной голодовки и отказа от спиртного да ещё из-за этой чертовой жары я сбросил порядка десяти фунтов. Из-под кожи опять проступили мускулы.
Надев свой голубой "тропический" костюм (глядя на него, сразу становилось ясно, что "выгодные покупки" не для крутых), я вышел в вестибюль. Полусонная горничная начала утреннюю уборку, а Дьюи мирно посапывал в исполинском кресле-качалке за стойкой портье. В дверях я столкнулся с Лоусоном - дневным портье, (он же лифтер и носильщик). На нем была шелковая рубашка-поло, под мышкоцй большая книга. Этот парень со стрижкой "крю-кат" вечно сидел за стойкой, уткнувшись в книгу, к тому же он, наверное, был "голубым" - все якшался с художниками из Гринвич-Виллидж. Он мельком взглянул на мой костюм и спросил:
- Это что на вас надето - шатер цирка-шапито?
- А что? Хочешь устроиться к нам глотателем огня?
- Ваш юмор под стать вашему костюму - он вам не к лицу. Что-то вы сегодня рановато, мистер Бонд?
- Ага, проверяю, когда ты выходишь на работу.
Его тонкие губы сложились в ироническую усмешку.
- У них ещё хвататет наглости меня проверять - при том, что я трублю двенадцатичасовую смену!
- А ты бы хотел организовать тут профсоюз? - Я бы не удивился, узнав, что этот умник - социалист. Все мы в "Гровере" тянем лямку сверхурочно, но игра стоит свеч. А Лоусон ни черта не делает - только и знает что почитывает свои книжонки. Самая работа начинается у нас к вечеру, когда на смену заступает Дьюи.
Я отправился в кафе на Гамильтон-сквер, выпил кофе, съел тост, после чего у меня разыгрался аппетит и я прикончил пяток блинов, здоровенный ломоть яблочного пирога и выпил ещё чашку кофе. Часы показывали семь, и делать мне было нечего. По пути к Вашингтон-парку я присел на лавочку и стал смотреть, как какой-то старый пень кормит голубей хлебными крошками из пакета. Когда две толстые птицы вспорхнули ему на ладонь, он бросил на меня гордый взгляд. Потом я решил доехать на автобусе до большого универмага и купить себе носки и пару рубашек. Я сошел на Пятьдесят седьмой улице и направился в "Мейсиз", но универмаг был ещё закрыт.Тогда я купил себе стакан кофе со льдом и попробовал выкурить сигарету.
Дым попал в желудок, и меня одолела страшная отрыжка. Я купил алказельцер и мятные таблетки. О магазине я и думать забыл.
Позвонив в офис Арту Дюпре, я нарвался на его секретаршу, сообщившую, что его нет на месте. Тогда я отыскал в телефонной книге его домашний номер. Он снял трубку со словами: "Дюпре слушает".
- Доктор, у меня беда, - пропищал я девчачьим голосишком.
- Кто это?
- Ох, доктор, у меня ужасная беда! Я не замужем, и аптекарь сказал, что вы все сделаете.
- Кто это? Какой врач вам нужен?
- Ах, так вы врач? А мне нужен сержант Дюпре! - сказал я нормальным голосом.
- Марти Бонд со своими идиотскии шуточками! Как дела, старина?
- Арт, я то ли отравился, то ли ещё что. У меня кишки крутит и желудок разрываются. Ты можешь меня осмотреть сейчас?
- Конечно. В одиннадцать сможешь?
- Да.
- А какие симптомы, Арт? Рвота есть?
- Нет. Но позывы есть. И расстройство желудка. Я протяну кое-как до одиннадцати - вопрос в том, буду ли я жить потом?
- Вопрос неглупый. Сбылась мечта призывника - его ротный наконец-то обратился к нему за помощью. Ну, увидимся в одиннадцать, а до тех пор не пей ни холодного, ни горячительного.
- Понял.
У меня в запасе было ещё два часа, и я поехал на автобусе в центр. Солнце - ещё один мой мучитель - стояло уже высоко. Я снял пиджак и подумал, не сгонять ли мне на Кони-Айленд или на пляж. Но я ничего не хотел - только с нетерпением ждал визита к Арту. Он был врачом в моей части военной полиции и спас меня от серьезных неприятностей в Англии, когда я чуть не убил наглого итальяшку, ушедего в самоволку.
У Арта котелок всегда варил, он мечтал получить диплом врача и ему это удалось. Я бы в колледже смотрелся глупо. Да и чему я мог научиться? В мой вуз - Университет Зуботычин - принимали без экзаменов.
Я сошел на Гамильтон-сквер и пошел в отделение. Какая-то седовласая тетка стояла на углу и трясла красной жестянкой. Ткнув мне ею чуть не в рожу, она сказала с мерзкой улыбкой:
- Помогите борьбе с раком!
- Пусть правительство раскошелится. Они умеют сорить деньгами.
- Мы все должны вносить свою лепту в общее дело, - сладко возразила она. Наверняка эта старая ведьма получала проценты от выручки.
- Против твоей похотливой улыбки разве устоишь, сестрица! - вздохнул я и бросил в банку пару монет.
- Спасибо. Не хотите прикрепить этот значок на свой пиджак? - Она протянула красный значок в виде меча.
- Что, безмозглым простачкам нынче выдают медали? - спросил я и, подмигнув, быстро удалился.
Удача мне явно не улыбалась в это утро. Когда я спросил дежурного, где можно найти лейтенанта Аша, он сказал, что лейтенант ещё не приходил, и поинтерсовася, по какому я делу.
Это был очередной юнец - лет тридцати пяти.
- Да так, защел поболтать. А когда он появится?
- Около полудня.
- Я вернусь. Передайте ему, что заходил Марти Бонд.
- Передам! - Он вытращаил на меня глаза.
- Да-да, Марти Бонд, бывший полицейский.
Когда я вернулся в "Гровер", Лоусон известил меня:
- Мистер Кинг уже у себя в офисе...
- Ну и что?
- Ничего, подумал, что вам бы не мешало знать. Постояльцы из семьсот третьего выехали, оставив в номере чудовищный беспорядок. Придется чистить ковер.
- Да уж давно пора бы.
- Мистер Кинг просто вышел из себя, узнав об этом.
- Его очень легко вывести из себя.
Я отправился на седьмой этаж. В 703-м убиралась Лилли, наша цветная горничная
- Вы только посмотрите на этот бедлам. Возмутительно! - пробурчала она.
- Пьянчужки веселились. Пришлось их вчера утихомиривать. Лили, они оставили тебе чаевые. - Я выдал ей пятерку. - Приберись тут поскорее, пока мистер Кинг не прибежал с ревизией.
Она поспешно спрятала бумажку.
- Приберусь-приберусь. Очень мило с их стороны.
- Это я им на это намекнул. А тебе советую поставить на номерок в лотерею - и там, глядишь, повезет и можно будет сразу увольняться и проедать выигрыш до конца жизни. Какой номер ты сегодня выберешь?
- Я обычно ставлю на номер своего дома - 506.
- Ладно, тогда поставь и на меня доллар.
- А чего ж не поставить. Где деньги?
- Лили, да из этих пяти! Если бы не я - ты бы шиш получила!
Я спустился к себе в комнату, собрался было побриться, но передумал, протер лосьоном подмышки, надел чистую рубашку и ушел. Арт ведет прием на Восточной Пятьдесят восьмой улице - очень даже недурной райончик он себе выбрал. Я доехал на автобусе до Пятьдесят второй и миновал квартал злачных заведений между Пятой и Шестой авеню. Я знал, что Фло исполняет стриптиз в одном из здешних ночных клубов, и мне почему-то вдруг захотелось поглядеть на её фото.
Она не была гвоздем сезона: на афишке висел только старенький портретик Фло - девять на двенадцать. Я смотрел на её сильные длинные ноги, тренированное тело, красивое четко очереченное лицо и небольшие аккуратные грудки. Этот снимок был сделан девять лет назад, но Фло мало изменилась с тех пор. Я всегда ходил смотерть её выступления во всех кабаре Нью-Джерси. Мне доставляло какое-то изощренное удовольствие видеть, как мужики в зале слюняво пялились на нее, а я вспоминал все те разы, когда имел в своем полном распоряжении все, на что они только пялились.
Хотя Фло мне никогда не принадлежала в полном смысле слова, я был с ней крут, но она оказалась ещё круче. Она вообще была самой крутой девочкой из всех, с кем мне доводилось иметь дело. Она знала себе цену, и её единственной целью в жизни было заколотить звонкую монету - и как можно больше. Я помнил, как впервые увидел её - она выступала в кордебалете какого-то дрянного бродвейского мюзикла. Наверное, она закрутила со мной роман просто из желания развеяться или просто передохнуть. Мое жалованье давало ей шанс заняться поиками хорошей роли в кино и продолжать оттачивать свое танцевальное и актерское мастерство. Все, что она ни делала в жизни, соответствовало симптомам всеобщего помешательства, называемого "стрмлением выкарабкаться наверх". Излечить её от этого помешательства было невозможно - я это точно знаю, потому что сам пару раз пытался.
Возможно, мне нравилось наблюдать за Фло на сцене - в последние два года - вследствие удовлетворения от мысли, что она так и не докарабкалась до самой вершины. Она бросила меня ради какого-то ублюдка, который увез её в Голливуд. У Фло были отличные природные данные и вдостоль таланта, но она, должно быть, спала не с теми, с кем нужно было бы. За годы нашей разлуки я видел её в нескольких крошечных ролях, потом, в сорок восьмом, она начала выступать в бурлескных спектаклях и в ночных клубах. Фло теперь было лет тридцать семь-тридцать восемь, а пробавлялась она по=прежнему крошками с барского стола.
Я медленно шел по Мэдисон-авеню, думая о Фло. Эх, если бы у неё за душой было что-то помимо чистой амбиции, у нас все могло бы пойти как по маслу. Ведь был период, когда у нас это получалось - и очень неплохо. Помню, я просыпался среди ночи, зажигал спичку и смотрел на нее, искренне недоумевая, как же это могло повезти такому балбесу, как я. Дот обладала умом и душевной теплотой. Фло - великолепным телом. Впрочем, и Дот была способна на поразительные вещи - иногда.
Арт вскладчину с двумя врачами снимал первый этаж старой каменной пятиэтажки. Я назвал дежурной сестре в приемной свою фамилию и она попросила меня подождать. Сунув в рот мятную таблетку, я стал рассматривать ножки под столом, одновременно спрашивая себя, чего это я на них вылупился - у Барбары нижние конечности куда лучше.
Я рыгнул и покосился на лицо медсестры: слышала ли она? Не слышала. Я оглядел приемную. Сплошь современаая мебель. Последний раз Арт принимал меня год назад. Тогда он занимал весьма скромный офис на Пятьдесят третьей. Этот мальчик цепко карабкался вверх.
Вскоре из кабинета вышел Арт в белом сюртуке. Он не был дамским угодником, хотя и мог бы им стать - с таким-то гладеньким смазливым фасадом, как у Гэри Купера, от которого все бабы просто без ума. Арт был крепкий, мускулистый малый, хотя никогда в жизни не занимался ни физическим трудом, ни спортом. Однажды, помню, в армии, мы плавали в Венеции, и я спросил у него, как ему удается поддерживать себя в форме, а он ответил: "Сам не знаю, лейтенант. Наверное, родился таким". Арт никогда не называл меня "сэр", а всегда - "лейтенант", что мне даже нравилось.
После формального рукопожатия и стандартных шуточек, что, мол, мы с ним все не стареем, я просдеовал за ним в чистенький кабинет и сел в кресло, похожее на гигантский вафельный рожок для мороженого - кресло на удивление оказалось довольно удобным.
- Как обстановка в отеле, Марти? - спросил он, доставая мою историю болезни.
- Все замечательно. При нынешних трудностях с жильем отели, слава Богу, дают прибыль.
Он закивал, точно ему это было страшно интересно.
- Так что с тобой? Расстройство желудка? Боли? Судя по моим старым записям, ты крепок как закаленная сталь. Интересный ты экземпляр, просто какой-то опоздавший родиться неандерталец, - я же тебе это все время повторяю...
- Ладно, давай отбросим высокие слова. Да, я интересный экземпляр, промаринованный в алкоголе и все такое. Арт, меня преследует профессиональный недуг старого солдата. И так уже продолжется неколько недель. И ничего не помогает. Кроме того, во рту постоянно неприятный привкус, точно у меня внутри что-то сдохло давным-давно и гниет.
- Температура бывает, озноб?
- Нет. Потею - да, но это все из-за проклятой жары. И страшная отрыжка.
- Пьешь по-прежнему?
- Нет. Ты будешь смеяться - но меня давно уже не тянет ни к бутылке, ни к табаку.
- Судя по моим записям, в течение последних пяти лет у тебя была только повышенная кислотность. Да и вид у тебя прежний - здоровый как горилла. Вот только остатки волос седеть начали. Марти, тебя что-то беспокоит?
- Меня? Меня никогда ничего не беспокоило.
Он встал.
- Я бы так сказал - ты в отличной форме для пожилого мужчины.
- Ах ты гад! Мне же только пятдесят четыре!
- Ладно, ладно, папуля, не кипятись. Снимай рубашку - я тебя осмотрю;
Малыш осмотрел меня очень внимательно, приставлял к животу какие-то аппартаы и приборы, сделал прсвечивание желудка. Потом стал спрашивать, что я ем, а что нет, где у меня боли, интересовался цветом и консистенцией моего стула, и задал массу прочих глубокомысленных вопросов.
Сначала мы изгилялись в остроумии, но потом я понял, что он шутит натужно. А потом Арт посерьезнел и, как мне показлось, перепугался.
Провозившись со мной час, он попросил меня одеться и, выйдя из смотровой, мы сели у него в кабинете.
- Марти, ты вот говоришь, что чувствуешь усталость, слабость, что у тебя плохой аппетит, что ты теряешь вес...
- Ладно, Арт, давай не тяни. Что у меня?
Ну, - он помедлил с ответом. - Мне кажется, у тебя опухоль, в районе тонкого кишечника... насколько я могу судить. Может быть, понадобится операция. Я выпишу тебе направление на гастроэнтероскопию. Тебе нужно проконсультироваться со специалистом - он тебе скажет больше, чем я.
- Значит, у меня опухоль в кишечнике? - переспросил я.
- Мне кажется, я подчеркиваю - кажется, что да.
- А пенициллин или какие-нибудь современные чудо-таблетки не могут тут помочь?
- Возможно. Давай подождем, что скажет специалист. Может быть, тебе даже операция не понадобится. Но мне кажется, пункцию надо бы сделать. Это обычное дело..
- Пункцию? То есть это может оказаться даже рак? - Слова, казалось, обожгли мои губы, сорвавшись с языка.
- Да все может быть, - спокойно произнес Арт. - Марти, я же простой терапевт, давай подождем мнения специалиста. Возможно, я ошибаюсь насчет опухоли. Я назначу тебя на прием.
Я сидел, тупо слушая, как Арт с кем-то договаривается о приеме на половину второго завтра. Я ничего не соображал - только чувствовал противный чесночный привкус на языке. Я знал одного полицейского, который умер от рака кишечника. Когда-то он он был профессиональным боксером и мы с ним вместе выступали на ринге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18