И я сделаю это одним хорошим ударом...
- Грубиян! - пропищал он гневно и вбежал к себе в кабинет.
Не знаю, чем это было вызвано - может быть, ненавистью в его глазах, но я словно заглянул в магический кристалл цыганки-гадалки и увидел в нем всю свою жизнь и одно-единственное слово - "грубиян" - подвело ей итог. Грубиян, бандюга, угрожать... - эти слова прекрасо характеризовали всю мою мерзкую, глупую жизнь! И мне стало тошно.
Кинг набрался мужества и высунул свою перепелиную головку из кабинета. Лицо его немного порозовело.
- Вы думаете, что вам можно меня запугать, потому что у вас железные мускулы. Ну так вот, скоро будет выплата месячного жалования, которая покажет...
- Ладно, ладно, не стоит испытывать свою судьбу с грубияном, - рявкнул я и, дойдя до угла крохотного вестибюля, сел в кресло и задумался, отчего этот старый таракан так меня расстроил - а он и впрямь меня сильно расстроил. Так я сидел минут десять, размышляя ни о чем и едва сдерживая сильное желание издать отчаянный вой.
Сэм пришел сам и я заплатил ему за флакон, который сначала принял за брелок для часов - такой он был малюсенький, но старина Сэм вряд ли стал бы меня надувать. Он спросил, как моя простуда, и посоветовал зайти за какими-нибудь таблетками.
Вернувшись к себе в номер, я застал Барбару перед зеркалом и вложил крошечную коробчку ей в ладонь. Она спросила:
- Что это?
- Бомба с часовым механизмом. А на что это похоже?
Развернув обертку, она уставилась на малюсенький флакончик, потом подняла взгляд на меня и всплакнула.
- Боже мой, Марти, да ведь это "Арпеж"!
Ну да! - сказал я таким тоном, будто понимал, что её так иятно изумило.
- Я покупала как-то их туалетную воду, но это... настоящие духи! - Она приблизилась ко мне и поцеловал в губы. Потом отошла и потерлась кончиком носа о флакон. - Ты такой странный в последнее время. Раньше был такой грубоватый, резкий...
- Это просто моя привычка - держаться с людьми грубо, - отетил я, шлепнув её по заду
- ... а теперь такой сентиментальный.
- Это точно! У нас же есть что вспомнить! Если гостиничная шлюха настраивает тебя на сентиментальный лад, это значит, что ты потиг самые сокровенные тайны жизни...
- Ну почему ты так меня называешь, Марти?
- А почему нет? Мы же никогда себя на тот счет не обманывали. Сейчас папа Марти поделится с тобой открытием, сделанным им дней назад - мы живем в мире шлюх, который из всех нас так или иначе делает шлюх.
Барбара снова бросила на меня лукавый взгляд.
- Мне кажется, ты сейчас высказал очень глубокую философскую мысль. Мне надо будет на досуге поразмыслить над твоими словами. Марти, а девица, что приходила сегодня утром и тебя спрашивала, правда твоя бывшая жена?
- Угу.
- Она такая... Я такой мечтала быть, когда совсем ещё девчонкой была действительно очень красивая женщина.
- Видела бы ты её лет восемь-девять назад.
- Нет, она и сейчас очень красивая, потому что знает, что далеко уже не девочка, а все равно в ней так много ещё осталось от девчонки - какая фигура!
- Можно сказать, она была чересчур красивая.
- Как же ты мог упустить из рук такое сокровище?
Я опять шлепнул её по заду.
- Да вот из-за такого вот сокровища и упустил! Но тогда это уже не имело значения. Фло была как молодой боксер - постоянно тренировалась и мечтала о чемпионских медалях. Отказывала себе во всем, что могло испортить её фигуру. Скажем, от ночной рыбалки в открытом море у нее, видите ли, могла обветриться кожа... Ну и все в таком духе. Теперь она просит меня вернуться и у неё для меня есть сногсшибательная приманка..
- Теперь ясно, почему ты тут на все махнул рукой - к ней возвращаешься?
- Нет, уже слишком поздно - Меня вдруг страшно утомила вся эта болтовня. - Милая, может тебе прогуляться? Я хочу поспать.
- Ладно. Спасибо за духи. Пожалуй, и мне в такую жару самое лучшее тоже поспать.
Она ушла, а я сел на кровать, размышляя как бы убить остаток дня последнего в моей жизни. Хорошо бы напиться, но с моим больным брюхом можно было испортить себе сегодняшний вечер - а в том, что все состоится именно сегодня вечером, я не сомневался. Ехать на пляж мне было лень.
И тут задребезжал телефон - звонил мой дружок из Управления иммиграции. Он сообщил мне то, что я и ожидал услышать, ну и, конечно, все сошлось - как я и предполагал. Ну вот, теперь все встало на свои место картина прояснилась. Теперь я мог вытащить свой улов, просто позвонив Билу - за раскрытие такого дела его по меньшей мере ожидал капитанский чин, - но ведь у меня тут была своя выгода, то единственное, что имело для меня значение.
Впереди у меня был целый день, и стены моей конуры начали действовать на меня угнетающе. Я вышел в вестибюль отеля и защагал к выходу, а Лоусон спросил вдогонку:
- Вы куда это собрались, Бонд?
- Да вот собрался оторвать твой длинный нос! - ответил я и, развернувшись, грозно направился к стойке. Он юркнул в служебный кабинет.
- Я же просто так спросил - на случай, если вам будут звонить!
- Всем, кто будет звонить, отвечай: я на Вашингтон-сквер провожу перепись "голубых"!
Я дошел до Седьмой авеню. По дороге съел пирог и выпил кофе. Меня по-прежнему пасли. И я решил попрощаться с Лоуренсом.
Врач не был рад моему приходу.
- Мистер Бонд, в последний раз вы очень его расстроили. Пойду узнаю, захочет ли он вас видеть.
Он вернлуся через несколько минут и сказал, что я могу войти.
- Только ненадолго и, пожалуйста, никаких споров с ним не устрайивайте.
У дверей торчал все тот же полицейский и, когда я входил, он бросил на меня хмурый взгляд. Мальчишка сидел в кресле-каталке. На носу пластырь, голова забинтована. Он был голым до пояса, с повязками на ребрах.
- Ну что, малыш, идешь на поправку?
- Врачи говорят, что иду. - Он внимательно смотрел на меня. - Я рад что ты пришел, Марти. Я поразмыслил над тем, что ты мне рассказал, и все-таки решил стать полицейским. Попробую, по крайней мере. И я будяу хорошим полицейским хотя бы для того, чтобы никакой другой Марти Бонд не смог превысить свою власть.
Я пожал плечами.
- Давай, Лоуренс. Если сможешь. Что ж, если ты не передумал, если сдашь экзамены - они примут тебя с распростертыми объятьями.
- Это твоя очередная шутка?
- Малыш, ты случайно наступил на такую мину... И смотри, не отступай отпсвоей первоначальной версии. Ты же ни на секунду не сомневался, что нащупал крупное дело.
- Что-то я тебя не понимаю.
- Поймешь утром. И только не скромничай. Жми на гудок вовсю. Полицейские не хотели тебя слушать, но ты то сразу понял, что в лавке у Ланде творится что-то очень подозрительное! Впрочем, полицию особенно не топчи, но и не дай репортерам забыть про тебя. Я целиком и полностью отношу на твой счет все заслуги за ...
- Так ты раскрыл дело?
- Завтра мы с тобой будем героями Нью-Йорка. Но больше не задавай вопросов - наберись терпения и жди. Пока, малыш!
- Марти, ты не можешь рассказать по-человечески?
- Завтра все узнаешь. Надеюсь, это нападение тебя кое-чему научило. Хотя я в этом сомневаюсь. Может быть, оно научило тебя не учиться всем житейским премудростям на своей шкуре. Прощай, Лоуренс!
- Подожди, Марти!
Я открыл дверь.
- Папа, постой! - Я тихо закрыл за собой дверь, подмигнул охраннику и вышел на Седьмую авеню.
Было начало четвертого, и я зачем-то перешел на другую сторону авеню и купил билет в кино. В темном зале было прохладно а фильм оказался цветной мелодрамой, снятой в Европе, и я с удовольствием разглядывал улицы Неаполя и Рима, которые помнил с войны. Сюжет был ужасающе глупым Во второй картине Голливуд в стотысячный раз вел освободительную войну на Дальнем Западе против индейцев. Я жевал мятные таблетки, сморкался и гадал, составил ли мне компанию в этом кинозале мой хвост.
Было почти семь, когда я вышел с прохлады на жару. Мне было немного жаль себя - не зная, как распорядиться последними часами своей жизни, старый дурак убил их на какую-то муть, проторчав в кино.
Я дошел до Восьмой авеню и съел роскошный ужин - креветки, морские гребешки и прочие дары моря. Несмотря на обилие еды, мой желудок не подавал признаков недовольства, но дойдя до "Гровера", я первым делом побежал в сортир. Я вернулся в вестибюль и, зайдя в служебное помещение, вырубил там радио.
Тут же приковылял Дьюи.
- Эй, я слушаю радиопостановку!
- Забери приемник с собой. Мне надо кое-кто напечатать. Я же просил тебя не отлучаться от стойки - пока ты охлаждал свое вино в служебке, в отель въехал парень.
- Это просто чушь! Я ни на секунду не... А ты откуда знаешь?
- Ладно, проехали - вали отсюда!
У меня ушел час на то, чтобы настучать на машинке письмо под копирку, где я рассказал Биллу о том, каким образом Бокьо угрохал Забияку Андерсона. В своем рапорте я особо подчеркнул зслуги Лоуренса. Я даже предложил Биллу допросить Вилли Ланде на предмет выяснения мелких подробностей. Запечатав письмо в конверт, я написал свою фамилию на обороте, чтобы несколько поумерить любопытство Дьюи, и адресовал письмо Биллу, указав номер его служебного телефона.
Потом я пошел к себе в номер, побрился и помылся точно жених перед брачной церемонией. Сбросив лишний вес, я находился в неплохой форме внешне я выглядел сейчас куда здоровее, чем когда-то в далекой юности. Еще я проверил свой револьвер и сунул его в карман вместе с несколькими запасными патронами и фонариком. Потом вытащил из кладовки старенький чемодан и выгреб из-под белья свой армейский пистолет 45-го калибра, который я контрабандой притащил с собой на гражданку после демобилизации. Проверив пистолет, я привязал его ремешком к правой ноге над лодыжкой.
Часы показывали двадцать минут девятого, за окном начало смеркаться. Меня беспокоила только одна вещь - Ланде могло не оказаться дома. Он вполне мог уйти в кино или ещё куда. Но ведь рано или поздно он должен был вернуться.
Оказавшись в вестибюле, я знаком попросил Кенни занять место за стойкой портье, а сам повел Дьюи в свой номер. Он сел на стул, отглотнул хереса из фляжки. которую выудил из заднего кармана брюк, и спросил:
- Ну, что мы задумали?
- Мы задумали то, что требует трезвой головы. Дьюи, прикончишь эту фляжку и больше за ночь ни капли - усек?
- Ты теперь подался в трезвенники?
Я достал из кармана все, что у меня там было - три десятки, пятерку и четыре доллара. Сложив банкноты вместе, я разодрал их пополам и, отдав Дьюи половинки каждой, сказал:
- К полуночи получишь остальное - можешь хоть всю неделю не просыхать, но в ближайщие три часа ты работаешь на меня - усек?
Дьюи с жалостью помял разорванные банкноты.
- Марти, зачем мне этот зеленый салат?
- Это тебе в напоминание о том, что если ты сорвешь дело, корешки этого салата тебе никто не отдаст. Твоя задача очень проста: не отлучайся от стойки - ни на секунду, даже если в "Гровере" случится пожар. Я тебе плачу за то, чтобы ты сидел на телефоне. И смотри, не потеряй вот это! - Я вручил ему письмо для Билла Аша. - Смотри, чтобы это письмо не попало ни в чьи лапы, чтобы никто его у тебя не видел. Усек?
Дьюи кивнул.
Я дал ему клочок бумаги с телефоном мясной лавки Ланде.
- И это тоже держи под рукой. Ну вот вроде все. Начиная с десяти вечера, будешь звонить по этому номеру через каждые пятнадцать минут. Неважно, будет ли твоя линия занята или не будет - кончай все разговоры и звони через каждые пятнадцать минут. Я тебе сам отвечу и скажу: "Лоусон педрила". И все. А ты мне скажешь только два слова:
- Понял, Марти. Но если...
- Только эти два слова?
- Черт побери, Дьюи, ты мне ответишь "понял, Марти". И больше ни звука. Теперь, если ты позвонишь, а там трубку не снимут или ответит кто-то другой и скажет "Алло" или ещё что, но не "Лоусон - педрила" - ты повесь трубку и позвони Биллу Ашу вот по этому номеру на конверте. Это номер отделения полиции. Скажи ему или тому, кто ответит, что к нам в отель нужно срочно выслать полицейского. Если трубку снимет Аш, скажи ему, что у тебя для него есть очень важный документ и чтобы он срочно приехал и забрал его. Это письмо отдашь только лично Ашу в руки. В крайнем случае полицейскому в форме - только попроси его сначала показать значок. Усек?
Дьюи сглотнул, его глаза совсем разжижились, и он тронул конверт так, словно это был раскаленный стальной лист.
- Марти... ты... вляпался во что-то серьезное?
- Для меня это крайне важно, Дьюи. Вот почему я прошу тебя не прикасаться к бутылке и держать ушки на макушке. И запомни: если, когда ты позвонишь по этому телефону, ты услышишь не наш пароль, а что-то другое, молчи, ни слова не говори, клади трубку и звони в полицию. И Бога ради, набирай правильный номер - тот, что на этой бумажке. А теперь все повтори.
Дьюи запинаясь повторил, после чего мы ещё раз прошлись по его роли. Наконец я сказал:
- Хорошо. Приканчивай свою фляжку - это тебе сейчас не повредит. Сиди за стойкой и помни: начинай звонить ровно в десять. Даже если в сортир захочешь - сиди и звони.
Дьюи встал, засунул письмо в задний карман брюк, а бумажу с телефоном Ланде в карман рубашки.
- Марти, во что ты вляпался? Я могу...
- Дьюи, ты будешь национальным героем. И ещё - не болтай ничего ни Кенни, ни Барбаре - никому!
- Слушай, Марти, ты же знаешь, какой я старй и слабый... Может, я не смогу...
Он дрожал мелкой дрожью. Я хлопнул его ладонью по спине.
- Сделай, как я тебе сказал - и все будет путем. Мы же друзья, нет? Ты ведь единственный, на кого я могу положиться. Ну, вперед. Не забудь: начинаешь звонить ровно в десять, через полтора часа. Я отвечу "Лоусон педрила". Если услышишь другие слова - даже если тебе покажется, что трубку снял я, - дай отбой и звони в полицию.
Когда он ушел, я положил второй экземпляр письма в конверт и адресовал его Лоуренсу в больницу, потом положил оторваные половинки банкнот в другой конверт и надписал его для Дьюи в "Гровер". Я наскреб у себя в ящике пару марок, запер дверь и бросил оба письма в почтовый ящик в коридоре около вестибюля. На служебном лифте я доехал до восьмого этажа, открыл окно бельевой кладовой и ступил на пожарную лестницу. Привязанный к ноге "сорок пятый" здорово сковывал мои движения. Я прошел по крыше соседнего дома к другой пожарной лестнице и стал спускаться. Со вчерашней ночи они, наверное, недоумевали, как это я умудрился исчезнуть из "Гровера" незамеченным. Я спрыгнул на асфальт, стараясь не шуметь - насколько это позволяли мои двести с лиших фунтов веса - и замер во тьме.
Я был не один. Кто-то впереди тяжело дышал
Я постоял немного, нащупывая револьвер в кармане и тихо отрыгивая вкус морских гребешков.
Кто бы ни скрывался во мраке ночи, производил много шума, пыхтя как паровоз. Я ждал, но мой приятель тоже не торопился. Я вытащил фонарик и, присев на корточки, положил на асфальт.
Я достал револьвер и, подавшись вправо и вытянув левую ногу, нажал носком ботинка на кнопку фонарика. Луч выхватил из темноты какого-то бродягу, притулившегося у стены. Я усмехнулся, увидев, как он прищурился, пытаясь разглядеть меня во тьме против света.
Я положил револьер в карман, поднял фонарик и направился к нему.
- Убери фонарь, амбал! - проговорил он глухо.
- А вы, алкаши, что-то больно осмелели! - отозвался я.
Я смотрел на него сверху внизу. Он осклабился - зубы у него оказались слишком уж хорошими для уличного бродяги, а глаза слишком блестели: он был не под мухой, а под наркотой. Он сидел, уперев обе ладони в асфальт, потом вдруг чуть приподнялся и, резко выбросив вперед обе ноги, подсек меня.
Я рухнул на него, размахивая фонариком ... и тут за спиной у меня послышался легкий свист рассекаемого воздуха, и голова моя как будто взорвалась, охваченная белым пламенем.
Глава 6
Придя в себя, я понял, что лежу на боку. Голова и шея, онемели и, похоже, превратились в чугунную чушку весом не меньше тонны. Около меня горел свет и, несколько раз моргнув, я наконец умудрился сесть и оглядеться. Подсадной бродяга лежал в двух шагах от меня, вся голова у него была в крови. Должно быть, я все-таки задел его то ли ногой, то ли кулаком, прежде чем отключился.
У меня закружилась голова, но я все же уставился в сторону света. Над лучом фонарика я увидел физиономию "Деревни" Смита - резкие, точно вылепленные из гипса, черты. Глаза у него были пустые и холодные, как сухой лед. Я удивился, не увидев его рук, потом понял, что он в черных перчатках. Наверное, в правой он держал мой "полицейский-специальный" - револьвер завис во тьме над землей - вперив прямо в меня ствол.
Я рыгнул. Голова раскалывалась от тупой боли Я шевельнул ногами. Нет, Боб оказался не таким уж великим гангстером - мой армейский сорок пятого калибра на лодыжке он не нашел.
Некоторое время мы смотрели друг на друга. За все эти годы я видел его раз или два, но так близко - никогда. Красавчик был, гад, это правда: высокий, крепкий, с широченными плечищами, лицо тяжелое, но ни унции лишнего жира, впрочем, может, просто тени, упавшие на его щеки и скулы, придавали его роже такий впечатляющий вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18