Вот если бы добавить что-то к субъективному этому моменту, какую-либо объективную данность, вот если б был Свифт хром – глух – слеп – горбат! Но, как назло, Свифт до последней его болезни был и в физическом плане прекрасным образчиком человеческой породы – красив, высок, строен, силен. Что ж добавить к плохому от рождения характеру?
Нашлось добавление – первый заговорил о нем все тот же Оррери. Жизненная обстановка, в которой находился Свифт, и особенно в дни своего детства, отрочества, юности, – вот это добавление. Несчастное детство, жестокое отрочество, мучительная юность и неудачи всей дальнейшей жизни – чего же нужно больше? В сочетании с прирожденным плохим характером это и создало величайшего в мировой литературе человеконенавистника. Так создан тезис, так возникает концепция, а затем начинается ее украшение, расцвечение, обряжение в нарядные одежды, дальше возникает эта лживая, сюсюкающе-сентиментальная беллетристика, от которой не удержался ни один из биографов Свифта.
Было ли детство Свифта печальным, ужасным, трагическим? Было – в той мере, каким было детство любого ребенка в бедной семье второй половины семнадцатого века. В той же мере, никак не больше, а вернее, меньше.
Несомненно, дом под номером семь по улице Хоэс-Корт в Дублине, где родился 30 ноября 1667 года Джонатан Свифт, был мрачный, нерадостный дом. И каморка в этом доме, где жила его мать, вдова маленького английского судебного чиновника, приехавшего в Дублин – столицу Ирландии – из Англии вместе со своими братьями в поисках карьеры, была жалкой, убогой каморкой. Верно и то, что если б Джонатану пришлось провести самые первые годы своей жизни в нищете и грязи дублинских задворков, то это были бы очень печальные годы. Случилось, однако, не так. У малютки Свифта была кормилица-англичанка. И по не выясненным доселе обстоятельствам, а впрочем, они и не так важны, кормилица увезла малютку в свое родное английское местечко Писхэвен – в переводе «Мирная гавань», увезла двухлетним, и он пробыл с ней до шестилетнего возраста. Очевидно, там, в этом тихом местечке, мальчику жилось не так уж плохо: кормилица настолько заботилась о нем, что обучила его азбуке; возвратившись в 1673 году в Дублин, он уже свободно читал – это встречалось не так часто в ту эпоху. И тогда же он был отдан на полное содержание в знаменитую начальную и среднюю школу в Килькенни – маленьком ирландском городке; это была лучшая в Ирландии школа, там обучались дети лучших семейств – среди прочих знаменитые впоследствии современники Свифта Конгрив и Беркли. Мать Свифта вскоре уехала на свою родину в Англию, содержание Джонатана взял на себя его дядюшка Годвин. Мальчик был, таким образом, лишен семейной атмосферы. Конечно, это не способствует радостному детству, но вызывает ли это необходимость декламации о каком-то особом роке, злосчастии? Однако декламируют. «Бывают люди, которых с раннего детства приходится назвать натурами надломленными, неудачниками… Какая-то горечь, скрытое озлобление и желание отомстить стоящим поперек дороги сказывается у них чуть не в отроческие годы… Порой достаточно незаметных, незатейливых причин для того, чтоб бросить человека в открытую борьбу с жизнью. Такие-то причины, в которых самому человеку может иной раз почудится злое вмешательство судьбы, рано обнаружились в жизни Свифта». Так декламирует почтенный Веселовский с чужого, конечно, голоса, подчиняясь все той же могучей традиции, повелевавшей декламировать о несчастном детстве сиротки, ставшего человеконенавистником.
Да и известно об этом детстве очень немногое. Рассказал сам Свифт один анекдот – о рыбе. Известен со слов Свифта и другой. Забавный анекдот. Джонатан купил где-то дряхлую, лишь на убой годную лошадь и торжественно привел ее в школу. Жалел ли он лошадь, хотел ли он похвастаться перед товарищами необычной покупкой – это неизвестно. Факт тот, что лошадь у него все же отняли и отвели на живодерню.
Смело можно было бы обойти анекдот этот молчанием, но вот воспоследствовал ему другой, и в самом деле примечательный, анекдот… «Эта история весьма характеризует его смелую гордость и честолюбие. Из нее он мог бы извлечь предзнаменование величественной катастрофы своей жизни».
Так пишет автор бесстрастной, серьезной статьи в таком авторитетном издании, как «Британская энциклопедия». Из пустячного случая, говорящего лишь о том, что у школьника Свифта была богатая фантазия, а также водились кой-какие деньжонки (все же лошадь!), выводить такое глубокомысленное следствие – это ли не характернейший анекдот! Но не о Свифте, а о биографах Свифта…
Пятнадцатилетним кончает Свифт школу в Килькенни. Для большинства его сверстников учение кончилось, начинается суровая реальная жизнь. Но не для Свифта. Находясь опять-таки на иждивении дяди, поступает он вместе со своим двоюродным. братом Томасом в дублинский университет. После Оксфорда и Кембриджа это был знаменитейший университет с хорошо поставленным обучением литературе, древним языкам и главным образом богословским наукам: большинство учащихся предназначалось к священнической карьере.
Шесть лет обучается там Свифт, живя в общежитии при колледже св. Троицы. Что сказать об этих шести годах? Если удалить обильный анекдотический материал, часть которого относится не к Джонатану, а к кузену его Томасу (всяческие мрачные истории, случившиеся с Томасом, с охотой приписывали впоследствии его кузену), то мало что остается. Но считается все же, что Джонатан чувствовал себя глубоко несчастным и в этой школе. Он находился на содержании у своего дяди, тот, очевидно, не прочь был подчеркивать свои благодеяния. Нетрудно представить, что это могло задевать самолюбивого юношу, но очень трудно представить, что чувство обиды было настолько велико и постоянно, чтоб отравить, испакостить все эти годы. Но известно, что юноша очень много читал в университете, марал уже бумагу, опыты его уже ходили по рукам, много кутил, за что и получал многочисленные взыскания начальства, много флиртовал… Товарищи относились к нему если и без особой любви, то с уважением, связанным с некоей боязнью: импонировали сила и сарказм его речи, настойчивость характера, острота суждений. Все это факты весьма нормальные, но никак не позволяют заикнуться даже о «печати трагизма», наложенной на юность Свифта.
Очевидно, именно поэтому все они отстраняются, тускнеют, бледнеют и исчезают в ослепительном свете одного случая. Оказывается, что этот как раз случай распростер свои мрачные крылья не только над юностью Свифта, но определил, дал установку и дальнейшей его судьбе. Оказывается, этот случай был провиденциальным и настолько важным, что нет ни одного биографа Свифта, прошедшего мимо него. Каков же этот случай? Пусть расскажет блистательный литератор, красноречивый психолог – Тэн.
«В 1685 году в большой зале дублинского университета профессора, раздававшие степень бакалавра искусств, были свидетелями особого зрелища: бедный студент, странный, неловкий, с голубыми, суровыми глазами, сирота, без друзей, получавший от одного дяди жалкое содержание, потерпевший уже раз неудачу из-за незнания логики, вновь появился пред экзаменаторами, не удостоив, однако, ознакомиться с учебниками – напрасно предлагали ему почтенные тома Смиглезиуса, Бургерсдициуса – он перелистывал их и быстро закрывал. Когда дело дошло до аргументации, пришлось формулировать его аргументы за него. Его спросили, как же сумеет он рассуждать, не зная правил логики, – он ответил, что сумеет рассуждать и без правил. Такой избыток глупости произвел скандал. Он получил все же степень, но едва-едва, по „особой льготе“, как было сказано в экзаменационном листе. И профессора разошлись, несомненно, с улыбкой сострадания, сожалея о ничтожных способностях Джонатана Свифта. Таковы были его первые унижения и первый повод к возмущению против людей. На этот момент была похожа вся его жизнь, заполненная и опустошенная страданьем и ненавистью».
Таков этот мрачный рассказ. Тэн красноречиво пишет, но, если откинуть жалкие слова насчет унижений, сиротства, бедности, что ж остается от рассказа? Что же в действительности произошло в этот знаменательный день 18 февраля 1685 года в большой зале университета?
Произошло лишь то, что семнадцатилетний студент провалился на одном экзамене, причем провалился по собственной воле, не желая изучать учебники, которые ему не нравились. Почему нужно связывать с этим случаем и бедность, и сиротство, и одиночество и декламировать тут же об унижении, о поводе к возмущению, чуть не предопределившем всю жизнь Свифта, – это секрет красноречивейшего психолога. Да секрет ли? Нужно ведь перебросить мост от юности к человеконенавистничеству, безумию и прочим «дьяволизмам»! Пусть будет этим мостом провал на экзамене логики.
Но если уж хотеть психологизировать, нетрудно заметить: этот именно случай говорит, что Свифт уже в семнадцать-восемнадцать лет знал себе цену и подчеркивал независимость своего мышления и характера. Средневековые схоластические трактаты Смиглезиуса и Бургерсдициуса раздражали его – гениального логика-реалиста своего времени, и он не желал терять время на бессмысленную зубрежку. Сохранившиеся за один учебный год его отметки говорят о том же: он интересовался языками и получил высшие отметки по-латыни и гречески; мало увлекала его основная дисциплина – теология, и экзаменационная отметка гласит – «небрежно»; математику же он всю жизнь терпеть не мог – и соответственно получает отметку «плохо». Свифт учился лишь тому, чему хотел учиться, – как это не вяжется с трагикомической фигурой, нарисованной Тэном…
Воспроизведенная Тэном мелодраматическая легенда о тупости, чуть ли не идиотизме Свифта-студента, откуда она взялась? Тэн заимствовал ее у Оррери, а тот? А тот… у самого Свифта. Свифт очень любил вспоминать в своих беседах уже на склоне лет об этом провале на экзамене и настойчиво убеждал собеседника, что действительно был почти полуидиотом. Собеседнику часто и невдомек было, что он лишь объект любимого свифтовского приема, применявшегося и в литературном и еще более в устном его творчестве: приема мистификации, дразнения. Ибо был Свифт великим мистификатором, мифотворцем, гениальным автором, режиссером и актером «театра для себя» – и особенно в устном своем творчестве. Но если иногда догадывались собеседники, что забавляется за их счет этот странный человек, то почему бы не догадаться об этом если не Оррери, то хотя бы Тэну? Невыгодно было догадаться: что станется тогда со знаменитой концепцией об уязвленной и отравленной уже в молодости душе? Этакая удобная концепция: все творчество Свифта – это месть, страшная месть человечеству за обиды, понесенные им в детстве – отрочестве – юности и на протяжении всей жизни; плохой от рождения характер плюс понесенные обиды, в том числе и сорвавшаяся с крючка рыба, и лошадь, отведенная на живодерню, и провал на экзамене, дают в итоге человеконенавистничество, которое и порождает «Сказку бочки», «Гулливера». Правда, сам Свифт, обманывая – при посредстве своих собеседников – своих будущих исследователей и биографов, давал повод к созданию этой концепции защитного цвета, но разве трудно понять, как настойчиво хотели быть обманутыми исследователи и биографы!
Следующее десятилетие в жизни Свифта – «страшное десятилетие» – тесно связано с именем, сэра Уильяма; считается, что в это десятилетие Свифт окончательно сделался Свифтом, то есть величайшим из живших когда-либо клеветников на человеческую природу.
Да, это было решающее десятилетие. Он и сделался – только не клеветником, не литературным садистом, не Луи Селином восемнадцатого века, извлекающим наслаждение из сознания деградации и дегенерации человеческого рода. Такой Свифт был бы нужен не нам, а фашизму – фашизм и взял себе Селина. Но «Путешествие Гулливера» отнюдь не «Путешествие на край ночи».
Свифт и сделался – нашим Свифтом. Великим гуманистом, самым свободным, наиболее трезво и реалистически мыслящим человеком своего времени…
В 1689 году, в связи с политическими событиями в стране, Свифт принужден был покинуть дублинский университет, не закончив образования, то есть не получив степени магистра искусств – она была необходимым условием для занятия священнической должности. Из Дублина Свифт отправляется в Англию, к своей матери, жившей в маленьком городке в графстве Лейстер. Несколько месяцев, проведенных им у матери, были месяцами выжидания и раздумья. У молодого Свифта не было ни денег, ни земельной собственности, ни связей, ни деловых способностей, ни даже степени магистра. Что же делать дальше, какой жизненный путь избрать? Выжидание должно было быть мучительным, раздумья – тягостными. Но это не мешало ему довольно беззаботно проводить время и даже ухаживать за местными красотками, на одной из них он чуть не женился. Он вполне нормальный молодой человек, этот молодой Свифт.
Вопрос о дальнейшей судьбе решает благодетельный случай. Мать Свифта Эбигейл вспоминает, что она землячка одной знатной дамы – жены сэра Уильяма Темпла, живущего в своем поместье в Шиине. Нельзя ли воспользоваться протекцией, чтобы пристроить сына? Оказалось – можно. И в конце 1689 года Джонатан живет у сэра Уильяма на полном содержании, с жалованьем двадцать фунтов в год. Обязанности его? Их трудно определить – что-то вроде секретаря или чтеца.
Но уже в мае 1690 года Свифт покидает свой пост и возвращается в Дублин – очевидно, в поисках какого-либо другого занятия. Несмотря на рекомендательное письмо от сэра Уильяма к лорду-наместнику Ирландии, поиски его безуспешны, и через год с небольшим – в августе 1691 года – он снова с сэром Уильямом, но уже в Мур-Парке. А через год, в июле 1692 года, он в Оксфорде, где защищает необходимую диссертацию и получает от университета желанную степень магистра. Затем снова Мур-Парк – до мая 1694 года, затем поиски священнического места в Ирландии. В январе следующего года он становится священником англиканской церкви, получает должность пребендария в округе Кильрут. Проводит там почти полтора года и с июня 1696 года – в третий раз у сэра Уильяма в Мур-Парке, где и безвыездно живет два с половиной года, вплоть до смерти сэра Уильяма – в январе 1699 года.
Такова внешняя история этих девяти лет: около шести лет с сэром Уильямом, около трех лет в Ирландии. Несколько раз за это время он посещает свою мать в Лейстере.
Что еще известно об этих годах – из области фактов?
Известно, что сэр Уильям знакомил своего секретаря с теми видными политиками, блестящими литераторами и знаменитыми поэтами, что так охотно посещали гостеприимного вельможу. Известно, что секретарь Темпла был даже представлен королю Вильгельму, неоднократному гостю Мур-Парка, что в одном случае Свифт был уполномочен передать королю темпловский доклад по важному политическому вопросу. Известно, что хотя доклад был холодно принят королем, но в знак благоволения к Свифту Вильгельм предложил ему чин капитана в драгунском полку. Свифт отклонил это предложение. Известно, что в 1694 году сэр Уильям предложил Свифту пост чиновника в управлении ирландскими архивами (сэр Уильям был начальником архивов). Свифт отклонил и это предложение, предпочтя священническую должность. Известно, что Уильям Темпл был очень обрадован возвращением к нему Свифта в 1696 году. Известно, что Свифт перечитал за эти годы громадное количество книг из библиотеки Мур-Парка. Известно, что с 1692 года он начал писать – главным образом торжественные оды по моде того времени, исписал громадное количество бумаги, большую часть которой уничтожил. Известно далее, что в Мур-Парке он написал два первых своих значительных произведения – «Битва книг» и «Сказка бочки» (1697), причем «Сказка бочки», наряду с «Гулливером», гениальнейшее произведение Свифта. Известно, наконец, что, умирая, сэр Уильям поручил Свифту редактирование и издание своих сочинений и завещал ему небольшую денежную сумму.
Вот что известно – из области фактов. Немного?
Но зато гораздо больше известно из области «психологии» Свифта за этот период. Известно – все тем же исследователям и биографам. Очевидно, это их домыслы. Но домыслы в литературе о Свифте ценятся больше фактов. И, суммируя эти домыслы, автор статьи в «Британской энциклопедии» – не в красочном этюде в стиле Тэна, – в серьезной работе, где на вес каждое слово, в сгустке всех знаний о Свифте за двести с лишним лет – торжественно заявляет:
«Мы, кто знает, что на месте патрона (Темпла) его подчиненный руководил бы нацией, не должны удивляться, что спустя целых двадцать лет клеймо рабства все еще горело в его высокомерной душе».
Выясняется, стало быть, что Свифт был рабом в Мур-Парке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48