Друзей он никогда не подводил.
В нью-йоркском аэропорту Игоря встречал Гриша Караваев.
- Рад тебя видеть, Казанова, - заулыбался он, обнимая друга.
- Я тоже рад тебя видеть, старина.
Они прошли на стоянку. Гриша сел за руль "Линкольна" и выехал на автостраду.
- Сделаем все дела и на пару-тройку дней махнем на побережье. Ух, и гульнем же мы! Тряхнем стариной, а, Казанова? А то я тут закис. Все работа да работа, даже выпить некогда, да и не с кем. Скучища!
- Нет, Гриш, в этот раз гульнуть не получится. Мне нужно срочно возвращаться. Реально в понедельник сделать самые срочные дела, чтобы я улетел вечером в Москву?
- Да ты что, Казанова? Я тебя так ждал, почти год не виделись. Что за срочность?
- Если я тебе скажу, ты не поверишь. Но для меня это вопрос жизни и смерти.
- Что-то по бизнесу?
- Нет, там все в порядке.
- Тогда не понимаю.
- И не поймешь.
- Казанова, я тебя не узнаю. С первого взгляда понял, что с тобой что-то не так. Глаза смурные, сам какой-то потухший, вялый. Со здоровьем проблемы? - встревожился Гриша.
Игорь не любил трепаться с приятелями о своей личной жизни. Одним из его несомненных достоинств было то, что он никогда не рассказывал о своих любовницах. То, что у него их было не счесть, - знали все, но не от самого Казановы. Тот никогда не поддерживал типичный треп о бабах в мужской компании, снисходительно усмехался, когда при нем кто-то начинал бахвалиться, - кого, как, где и сколько раз он поимел. Приятели, наслышанные о его славе героя-любовника, поначалу пытали его о подробностях, но со временем отстали.
Но про Ларису Игорь решил Грише сказать. Иначе тот обидится. Он ведь ждал его и радовался встрече. Мужик он не трепливый, они дружат уже пару десятков лет.
- Нет, Гриш, со здоровьем порядок. В Москве осталась женщина, которую я люблю. Если я здесь задержусь, то рискую её потерять.
- Ты? - обалдело уставился на него Гриша. - Из-за бабы?
- Это не баба, это Женщина, которая мне очень дорога.
- Да брось, приятель! - не поверил тот. - Я тебя знаю двадцать лет, мне-то уж лапшу на уши не вешай.
- И тем не менее, это так.
- Казанова влюбился... Это нечто... - ещё не веря, покачал головой Гриша.
- Да не просто влюбился. Я её целый год добивался, а она на меня ноль внимания. Только три недели назад стала моей, да и то я в этом постоянно сомневаюсь. Если я здесь задержусь, все пропало.
- Да кто хоть она? Я её знаю?
- Знаешь. Лариса Ивлева.
- Снежная Королева? - ахнул Гриша. - "Дала" тебе? А все говорили, что она неприступная.
- Гриш, я тебя прошу - никогда не произноси таких слов, когда говоришь о Ларисе.
- Понял, Казанова, извини. Я же не знал, что у тебя с ней так серьезно.
- Серьезней не бывает. Я люблю её. Эта женщина мне дорога. Я искал такую всю жизнь. Нашел и не хочу потерять.
- Ну и дела... Но почему ты должен так срочно лететь обратно?
- Я обещал Ларисе вернуться максимально быстро.
- Так взял бы её с собой.
- Я ведь не собирался лететь. Когда у нас с ней все завертелось, решил послать своего зама, а тот заболел. У второго виза просрочена. Пришлось самому. Так что мы в понедельник сделаем все самое важное, и я улечу в Москву, а потом снова прилечу в Нью-Йорк, возможно, вместе с Ларисой, если она согласится. И тогда закончим все остальные дела.
- Ну, как знаешь... Ладно, тогда отложим гульбу до следующего раза. Но завтра воскресенье. Давай немного расслабимся. В нашем филиале работают две вполне приличные телки.
- Нет, Гриш, с телками я завязал. Из-за одной такой дуры чуть не потерял Ларису. Я ей никогда не врал и сейчас не собираюсь. Да и самому не хочется, честно говоря.
- Нет слов, Казанова... Даже не знаю, что и сказать. Никогда бы не поверил, если б кто-то мне сказал, что ты стал однолюбом. Но хоть выпьешь со мной?
- Это запросто. Самому хочется надраться до чертиков. В самолете я уже выпил бутылку коньяка, и ни в одном глазу.
- Тогда давай вспомним нашу боевую молодость и надеремся.
Воскресенье, 28 марта.
Лариса проснулась я тяжелой головой. Накануне опять не могла уснуть, терзаясь чувством вины, потом выпила две таблетки снотворного и провалилась в сон. Утром проспала. Хорошо, Алешка постучал в дверь и спросил:
- Мам, ты встаешь? Если хочешь - поспи еще, я могу сам сделать себе бутерброд.
Она с трудом поднялась, пошатываясь от слабости и вялости в мышцах, и поплелась на кухню. Накормила сына завтраком, выпила чашку кофе.
Через четверть часа они сидели в машине и ехали на дачу.
"Как Миша меня встретит? Ведь я перед ним так виновата... Изменяла ему направо и налево. Наверняка этот иуда следователь просветил его насчет моего романа с Костей. Миша терзался, но молчал. Ни единого слова упрека. А потом, когда я стала подозреваемой в убийстве, пытался протянуть мне своеобразную соломинку - намекнул маме, что у меня возможны провалы в памяти. Видимо, не мог поверить, что я убила Костю сознательно. Думал, что у меня временно помутилось в голове, а потом я забыла, что совершила убийство. Лидия Петровна говорила, что такие состояния возможны.
Боже мой, что же я наделала?! Как я теперь посмотрю ему в глаза? И простит ли он меня? Муж совершил такой благородный поступок - сказал мне, якобы это он убил Костю, чтобы снять этот груз с моих плеч. Ведь Лидия Петровна вчера говорила именно об этом! Как же она догадалась?
Мне подобное даже в голову не приходило. Как только Миша признался мне в убийстве, я тут же поверила. Ни черта не разбираюсь в людях, даже в тех, кто со мной рядом. Не мог Миша совершить хладнокровное убийство и молчать, терзая меня целый месяц и зная, что в убийстве обвиняют меня, ведь он добрый и деликатный человек.
Почему же я, дура, сразу поверила? Почему не раскинула хоть немного мозгами? Ведь права Лидия Петровна - его поведение выглядит нелогично, убил, но не избавился от пистолета, положил его в досягаемой близости, в тумбочку на даче, сохранив на нем свои отпечатки пальцев. Он же ясно сказал: "Алиби у тебя будет. Твоих отпечатков пальцев там нет. Только мои". Миша давал мне понять, что стер мои отпечатки и намеренно оставил свои.
Ведь все ясно, как Божий день - Миша был уверен, что я убила, и на пистолете мои отпечатки, но он избавился от них. А пистолет специально увез из дома, чтобы я сама от него не избавилась. Он хотел, чтобы пистолет был уликой против него, а не против меня.
Господи, да какая же я дура! Если бы задумалась над его словами, то все бы поняла. Он же смотрел мне прямо в глаза, взглядом хотел дать понять. А я... Уехала от него, тут же кинулась в объятия Казановы и неделю не вылезала из постели. Раны зализывала, ловила миг удачи. А ведь Мише нанесла такую душевную рану!.. Не только не оценила его поступок, а бросила его. Лишила сына, оставила одного на даче. Он старался сохранить семью, а сейчас наверняка думает, что лишился ее..."
Когда машина свернула в переулок, ведущий к их даче, Дон уже по звуку мотора узнал, что приехала любимая хозяйка. Радостный собачий лай огласил тишину.
Миша стоял у калитки, держа в руках банку краски и кисть. Услышав звук мотора, он обернулся. Лариса затормозила, но не было сил выйти из машины, ноги сразу ослабели. Они молча смотрели друг на друга через лобовое стекло.
Первым из машины выскочил Алешка и кинулся на шею отцу с радостным криком:
- Папа!
Сын, обычно сдержанный, уже не любил "телячьих нежностей" и уклонялся, когда Лариса или бабушка пытались его обнять или поцеловать, а теперь так бурно проявляет свою радость.
Миша подхватил сына на руки, чего никогда не делал раньше, и прижимал его к себе, не в силах сказать ни слова. Его сын... Его любимый сын, которого он не видел целую неделю и боялся, что не увидит никогда...
В груди Ларисы нарастал какой-то вязкий ком, даже стало трудно дышать, глаза набухли слезами. Что она творила с самыми близкими ей людьми! Из-за своего эгоизма и взбалмошности разлучила ребенка с отцом, а они так привязаны друг к другу!
Почему мы мучаем тех, кто нас любит?! Почему думаем только о себе, забывая о близких и о том, как отразятся на них наши поступки?!
Наконец Миша поставил сына на землю, но не отпускал, глядя на него взглядом, которого Лариса никогда не видела. Как же муж любит сына! Миша молчун, не любитель красивых слов. Да тут и слов не надо - стоит посмотреть на него и все ясно. Только ей, Ларисе, это было неясно. Точнее, она об этом даже не задумывалась. Для неё важнее были собственные переживания - ах, ах, я не могу простить мужа!
Отерев слезы ладонью, Лара наконец вышла из машины, подошла к мужу и посмотрела ему в глаза.
- Миша, прости меня, пожалуйста, за все.
- Я тебя давно простил, - тихо сказал он.
Судорожно вздохнув, Лариса обняла мужа и прижалась к нему.
Дон, стоя по ту сторону запертой калитки на задних лапах, подпрыгивал, царапая когтями по дереву, скулил и визжал.
- Я тебя испачкал, - смущенно сказал Миша, отстраняясь.
Обнимая жену, он по прежнему держал в руках кисть и банку с краской.
- Не беда! - махнула рукой Лариса. - Как говорят физики - это явления второго порядка.
- Ну, пошли домой, - наконец выдавил Миша, и по его чуть охрипшему голосу, Лара поняла, что творится у мужа в душе, как он рад их снова видеть.
Как только муж открыл калитку, Дон бросился на грудь Ларисе, положил лапы на плечи, повизгивая от радости и прерывисто дыша, и лизнул в нос.
- Тихо, тихо, малыш, веди себя солидно, ты же серьезный пес, успокаивала его Лариса.
- Дон! Псина моя хорошая! - Алешка присел на корточки и прижал к себе морду пса. - Как я по тебе скучал!
"Ну вот, слава Богу, мы опять все вместе", - подумала она.
Миша, обняв сына за плечи, повел его в дом, за ними пошла Лариса, но Дон все время путался под ногами, то забегая вперед, то норовя на ходу лизнуть хозяйку хоть куда-нибудь.
Черная сумка преспокойно стояла в прихожей под вешалкой. Как же она в тот раз её не заметила? Вот ведь рассеянная с улицы Басейной... Думала только о своем ненаглядном Казанове. Если бы в прошлую субботу, когда они приехали на дачу, обратила на неё внимание и спросила, как здесь оказалась эта сумка, - все проблемы бы сразу разрешились. Мише не нужно было бы признаваться жене в мнимом убийстве, а ей не пришлось бы столько переживать.
"Да уж, дорогая, ты просто-напросто законченная эгоистка. Занята только собой и ничего вокруг не замечаешь."
- Мам, я пойду к ребятам? - спросил Алешка.
- Иди, сыночек.
Алешка убежал, за ним унесся Дон.
Лариса села за кухонный столик, муж сел напротив. Он выглядел усталым. Глаза запали, лицо грустное, осунулся и похудел. Сердце Ларисы сжалось.
"Как мы делаем больно тем, кто нас любит..."
- Миша, давай поговорим. Нельзя больше молчать.
- Давай, - согласился тот.
- Вчера Алешка рассказал, что вы с ним, оказывается, в ту пятницу, 14 февраля ездили на дачу. Я многое поняла, но хотела бы знать точно. Хватит неопределенности, сомнений и домыслов. Зачем ты сказал мне, что убил Костю, ведь ты же в это время ехал в электричке?
- Чтобы ты была спокойна - тебя не осудят.
- Ты хотел, чтобы осудили тебя?
- Если бы осталась лишь альтернатива - ты или я, то пусть буду я. Мать ребенку нужнее, чем отец.
- Миша...
Слезы хлынули сразу, неудержимо. Лариса вытирала их ладонью, судорожно вздыхала, всхлипывала и не могла вымолвить ни слова.
Муж достал носовой платок и протянул ей. Лара вытерла слезы. Раньше она почти никогда не плакала, а теперь и дня не проходит - глаза на мокром месте. Но кого винить? Сама во всем виновата.
- Значит, ты все это время думал, что я - убийца?
Он отвел глаза.
- Миша, я не его убивала!
- Я тебе верю. Но ты же мне тогда ничего не сказала. А следователь так пытливо допрашивал, где ты была в тот вечер, что было понятно - в отношении тебя есть серьезное подозрение. Он был очень бестактен, задавал неприятные, провокационные вопросы, позволял себе некоторые намеки. Я понял, каково тебе на допросах. Меня допрашивали всего один раз, причем, в качестве свидетеля, и то это вывело меня из равновесия, а тебя, слабую, беззащитную женщину часами терзали почти ежедневно.
- Поэтому ты решил столь своеобразно защитить меня?
- Мне ничего иного не оставалось. Ты не хотела со мной делиться своими проблемами, явно уклонялась от разговора, а я не хотел лезть, когда тебе и так тяжело.
Опять хлынули слезы... Захотелось завыть, зарыдать, рвать на себе волосы, биться головой о стену, проклиная саму себя.
"Что же я за бесчувственная тварь такая! Он так сострадал, сочувствовал, переживал за меня, а я, дура безмозглая, ничего этого не замечала и обзывала бесчувственным его!"
- Ларуся, не плачь, - тихо сказал Миша. - Я знаю тебя с семилетнего возраста и ни разу не видел, чтобы ты плакала.
Она утерла слезы.
- Не буду, Миша, мне просто очень стыдно. Пожалуйста, расскажи мне все подробно.
- Хорошо, - кивнул муж. - Я был уверен, что следователь не станет допрашивать ребенка, и сказал, что мы с сыном весь вечер были дома, потом ты пришла и легла спать. Тогда я надеялся, что этого будет достаточно, и тебя больше терзать не будут, но ошибся. Тебя несколько раз в неделю вызывали на допросы, и ты ходила сама не своя, видно было, как тебе тяжело. Я взял на работе отгул и днем отвез пистолет на дачу. Если бы у нас дома сделали обыск, - оружия нет. А если бы дошло до обыска на даче, то на пистолете только мои отпечатки. Все остальные я стер тряпкой, смоченной маслом. Я бы сказал, что сам отвез пистолет на дачу.
- Но тогда тебя бы обвинили в убийстве, которого ты не совершал!
- Они бы не смогли этого доказать, зато с тебя бы сняли подозрение.
- Нет, Миша, от тебя бы так просто не отстали - у тебя есть мотив.
- На самый крайний случай, Алеша бы подтвердил, что мы были весь вечер вместе. К тому же, сосед с дачи напротив нас видел, он заходил к нам.
- Но мне-то ты зачем сказал, что якобы убил?
- Чтобы тебе стало легче. Хотел, чтобы ты была уверена - тебе ничего не грозит. Если бы ты это сделала, то могла не волноваться, что Леша останется без матери.
Снова полились слезы, но Лариса с ними быстро справилась.
- Бред какой-то получается... Я думала, что ты убил, ты думал, что я убила... Господи, кто же на самом-то деле это сделал?!
- Да зачем нам это знать? Следствие закрыли, к тебе больше не цепляются. Забудь обо всем.
- Миша, я хочу, чтобы ты вернулся домой.
- Я тоже этого хочу. Ты и Алешка - единственные два человека, которые я люблю. Без вас мне и жить не хочется, да и незачем.
- Прости меня, пожалуйста.
- Мне не за что тебя прощать. Ты мать моего любимого и единственного сына. Что бы ты не сделала, - не собираюсь тебя осуждать. Я тебя любил с первого класса и всегда. Просто говорить о своих чувствах не умею, но это не значит, что я ничего не чувствую.
Лара глубоко вздохнула, сдерживая вновь подступившие слезы. Какая же она эгоистка! Вышла за Мишу, не любя, осуждала его за молчаливость, обсуждала его с мамой и Алкой, изменяла ему. А он готов в тюрьму ради неё пойти. Под маской его внешней холодности такие чувства, такое самопожертвование... Ах, Лидия Петровна, как же она была права!
- Побудем здесь до вечера, а потом поедем домой, хорошо?
- Хорошо. Тогда закончу все дела, а то затеял забор покрасить, хотел хоть чем-то отвлечься.
Понедельник, 29 марта.
Когда Лариса проснулась, дома уже никого не было - муж ушел на работу, Алешку шофер с телохранителями повезли в школу.
Приняв душ, она протерла лицо тоником, нанесла маску и пошла в свою комнату. С маской надо лежать и думать о приятном, а не расхаживать по квартире.
Поставив на проигрыватель диск "Solisbery" её любимого ансамбля "Uriah Heep", Лара легла и постаралась думать о приятном, но не очень получалось.
Странная у неё жизнь эти полтора месяца... Было так тяжело, все казалось беспросветным. Потом познакомилась с Казановой и вновь запорхала, строила новые планы. Потом бац! - опять судьба бьет её.
Когда Миша признался в мнимом убийстве, она вначале была в шоке, потом разозлилась на него и решила развестись. Ах да! Надо же сходить в районный суд и забрать свое заявление о разводе, а то вдруг позвонят и Миша узнает, что она, ни в чем не разобравшись и не пожелав выслушать его, помчалась подавать на развод. Хотя, наверное, у них не принято звонить - раз супруги не пришли, следовательно, помирились. Не будет же судья напоминать: "Вы не забыли, что у вас лежит заявление о разводе?" Тогда черт с ним, с этим заявлением, не поедет она в суд - там такая тягостная атмосфера, да и судья такая противная, что не хочется ещё больше портить себе настроение.
Кто же убил Костю? Надо ведь и с этим разобраться.
Диск закончился. Смыв с лица маску, Лариса быстро прошлась по квартире, плотно закрывая за собой двери комнат.
Дон чувствует себя в доме хозяином, Алешка его избаловал, позволяя валяться где тому вздумается, и в их отсутствие пес может преспокойно улечься на диване или в любом понравившемся месте. По весне он линяет, а в гостиной светло-розовый пушистый ковер. В холле мебель обита светло-бежевым бархатом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37